Бабочка-рэндаллия

Аркадий Никитин

Бабочка-рэндаллия

1. Опять карма

Ехали по трассе в направлении города Восточносибирска в «Газели», груженной яйцами и хладными тушками цыплят два довольных азербайджанских парня. Впрочем, набита Газель была так, что и не езда это была совсем, а ночной трип верхом на гигантском одноглазом (одна фара не горела) бройлере, каким-то образом высвободившемся из постылой клетушки и на доступной ему скоростенке плетущемся куда глаза глядят, лишь бы подальше от жестко эксплуатировавшей его лошадиные силы малой родины.

Довольными парни, а звали их Гусейн и Джафар, себя чувствовали не то, чтобы долго. К этому состоянию души у них получилось прийти не сразу. Еще утром что один, что второй пребывали в самой настоящей прострации и, вообще, на грани крушения надежд с последующим возвращением в родной Хачмаз: выяснилось, что у новенького ТЦ с оригинальным названием «Урожай», где согласно первоначальному замыслу должны были продаваться не комбинатские цыплята эстафетным способом, а продукты фермерского производства, неожиданно сменился владелец, и договор об аренде павильона заключать начинающим предпринимателям предстояло не со вполне себе безобидным Ключниковым В.И, а неким зловещим Аракеляном А.А, против чего национальный кодекс чести решительно протестовал.

За какие-нибудь пятнадцать минут друзья успели употребить все известные им ругательства на двух языках, вспомнить всех предков за три колена, (а уж они, почившие и ныне здравствующие, очутись вдруг хором за кулисами «Урожая» светлым июльским утром, проявили бы единомыслие, да еще какое) бросить монетку, которая благополучно сбежала за плинтус, только подогрев итак зашкаливающие страсти. Однако, национальная гордость уступила перед напором гордости личной и деловой – будь этот директор хоть трижды Аракелян, встреча назначена, и отменять ее нельзя. Набрали Джафар и Гусейн воздуха в легкие и вошли в кабинет. А дальше что-то пошло не так. В хорошем смысле. Никаких крестов или триколоров внутри не оказалось, – слева письменный стол в легком беспорядке, справа у окна другой столик, стеклянный, в компании кожаного дивана и пары кресел. Разве что от чучела крупной совы или филина на подставке, пылившегося в темном углу, немного веяло жутью. Никакого «Арарата» партнеры (оказалось, что Аракелянов на самом деле двое: братья Аракел и Армен) не предложили – только чай и кофе, как оказалось, весьма неплохой. Дальше – больше. Оказалось, что и без того шоколадные условия договора братья уже успели пересмотреть, арендную плату вопреки ожиданиям начинающих бизнесменов снизили, а не наоборот. Большеротый и белозубый Аракел смеялся и говорил что-то о предпринимательской солидарности и, о ужас, – дружбе, худой и немногословный Армен, напротив, хмурился и повторял, что в бизнесе не место предрассудкам, в общем, закончилась встреча неожиданно долгими рукопожатиями и еще одним чудом – когда друзья собрались было уходить, чучело совы вдруг повернуло голову и захлопало пестрыми крыльями. Джафар вздрогнул, Гусейн подскочил на месте, а Аракел расхохотался – «Друзья, это Фарго возмущается, что его не представили!»

В общем, вместо заранее запрограммированного разочарования, приятели уносили с собой улучшенный договор, личный номер директора птицефабрики, волшебную фразу «от Аракелянов» и поселившиеся на лицах на весь остаток дня улыбки.

Так и ехали они молча, с севшими батарейками, но довольные. Сумерки уже затянули мягкой вуалью уходящий вместе со свитой приятных забот день. Обсудить земляки уже успели все, от перспектив халяльной продукции на местном рынке до того, кто больше испугался совы. Одно только вертелось на языках у обоих, да так и осталось несказанным – что не такие уж и плохие ребята эти армяне. Ну по крайней мере эти двое.

И забылось как-то само собой, что не спали они, носясь с этим открытием, почти что третьи сутки.

Треугольный флажок со звездой и полумесяцем слегка покачивался на зеркале. Ноздри приятно щекотал запах вечернего пригорода, теплый ветерок, сочащийся в приоткрытое на треть окно, пританцовывал под звучащую в колонках тихонечко, на восьмерке, «Send me an angel» с флэшки, которая, как и собственно само авто, была отпущена предыдущим владельцем в придачу к новой магнитоле. Так и плелась бы одноглазая «газель» на своем курином ходу до самого Восточносибирска, да уснул водитель вслед за штурманом, дал во сне крутые право-руля и выехал на встречку, где судьба послала друзьям, увы, не ангела, а КАМАЗ со щебенкой, и отправились цыплята-бройлеры в свой первый и последний полет на фоне осколков заката.

***

Компаньонов на самом деле было трое. Буква «Г» в нехитрой аббревиатуре ООО «РДГ» репрезентовала Рамиля Гасанова, который такой чести удостоился в виду двух причин. Первая – Гусейну и Джафару его присоветовали еще на родине, вторая – он каким-то образом сумел убедить друзей в исключительной глубине собственных познаний в области рынков (в смысле и экономических, и продовольственных) Восточносибирска, несмотря на то, работал он как и год назад, до переезда в Россию никем иным, как водителем асфальтового катка. Раскрылся ли в нем топовый маркетолог-аналитик или просто повезло, но с «Урожаем» Рамиль не промахнулся: к десяти часам в павильоне «Вкус Азербайджана» запасы баранины сократились до трети, яйца с цыплятами, которых по плану должны были незаметно подстраховать уже не такие аутентичные собратья с Новоордынской птицефабрики, к одиннадцати утра подходили концу, и, когда на дисплее смартфона высветилось «Джаф», он выдохнул с облегчением, вот только вместо Джафара заговорил какой-то Лейтенант Протасов, и чем больше слушал его бывший дорожник, тем более нездоровая метаморфоза происходила с его взглядом. Присел он было, тут же вскочил, сделал кузнечика через прилавок на глазах у недоумевающих покупателей, растворился в отделе «Все для пикника», через пять минут всплыл в компании двух грузчиков, сгорбившихся под громадным мангалом, доверху заполненным пакетами с углем, заорал – Всех угощаю! – и с нечеловеческим остервенением бросился жарить шашлык.

Угольки трещали бодро, очередь росла, да только не стартовала анонсированная промо-акция, впрочем, как и сольная карьера перспективного бизнесмена: как безумный от вцеплялся зубами в кусок за куском, и, объев первый шампур секунд за двадцать, еще дожевывая горячее мясо, не тратя время на интерлюдии и душеспасительные цитаты, принялся за Lvl 2, stage 1, крепко подавился, тихо сполз под витрину и скончался под агрессивные звуки боев за лучшие места в очереди.

Меньше, чем через час к Урожаю подъехал ярко-желтый «Хаммер», откуда немедленно десантировался невысокий, средних лет мужчина в дорогом черном костюме. Окруженный клубами крепкого пара, обильно генерируемыми электронной сигаретой, он как маленький, но гордый пароходик подплыл к злосчастному павильону. Погладив свежепересаженные волосы, он собрался было причалить к очереди, которая несмотря на произошедшее не торопилась рассасываться, как на него в самом прямом смысле этого слова наехала древняя бабуля с тележкой. Не без усилия выдернув из-под покрытого многослойной пригородной грязью колеса тяжело раненную туфлю, мужчина ожидал что-то наподобие извинений, но не тут-то было:

– Богатеи сраные! Дармоеды! Халявы он захотел, раньше очередь занимать надо, час как стою!

Модник даже не взглянул на старушку. Пробежавшись взглядом по очереди, он остановил свой выбор на высоком грузном мужике с седеющими усами в полурасстегнутой клетчатой рубашке, от которого сурово обдавало потом, медленно приблизился и на невысоких децибелах, но достаточно громко, чтобы тот услышал, воскликнул:

– Кузня! Здорова зема!

«Зема», все это время обмахивавшийся кепкой, остановился и неспеша повернулся всем своим массивом к внезапному земляку. На кепке была вышита эмблема новокузнецкого «Металлурга».

– Кузня, ну. Будь здоров. – И протянул потную ладонь.

Стиляга ловко оформил короткое рукопожатие, спрятал дым-машину и сблизился с собеседником еще на шаг:

– Скажи, земеля, а че стоишь? Продавец-то йок, менты вон стоят, хана лавочке!

– Так эт! – земеля вынул из кармана платок, такой же мокрый и клетчатый, как его рубашка и запыхтел, – кто в головах стоит, говорят через час новый подъедет. Подождем…

– Ну а че случилось-то вообще?

Потный мужик оживился:

– Ну, слушай. До меня как долетело, что шашлыком угощают, сразу пристроился. Мангал там у него махина, больше, чем в Измаиле у нас на Горького. Я прикинул, на две такие очередины хватит. Ну, ты ж был в Измаиле?

Модник кивнул

– Ну так вот. Он как первую партию оформил, грузин этот, палец кверху поднял и заорал: Вах! Смотрите, чито могу! – и х**к! Все пять кусков с одной шпажки за раз заглотил, и давай лезгинку плясать! Народ рты пораскрыл, на его корчи смотрит, а он кажись уже не танцует, а концы отдает. Как упал джигит, ему, говорят, кто-то еще хлопал, а тот лежит уже, синеет! Вот такая история, земляк.

Стильный земляк, как могло бы показаться, несколько удивленный таким поворотом, попытался аккуратно уточнить, – действительно ли несчастный был грузином? Лавка-то как-никак – «Вкус Азербайджана», как вдруг та самая старушка с тележкой, по всей видимости, сохранившая остроту слуха, заскрипела со своих позиций:

– Грузин, грузин! Самый натуральный грузин! – и веско добавила, – люди сказали!

Лощеный покивал головой, с минимальным контактом хлопнул «зему» по взмокшей спине и плавно отплыл в сторону прилавка. Встав на цыпочки и перегнувшись, он бросил взгляд на обуглившиеся останки шашлыка на остывшем уже мангале, перекинулся парой слов с медиками, пакующими тело, оглядел на прощание очередь, облачился в свежее облако пара и, продолжая делать вид, что табличка «На территории ТЦ категорически запрещены любые виды сигарет, в том числе электронные!» с разочарованным видом проплыл ко входу, сел в свой «Хаммер» и был таков.

В общем, если кто-то из присутствующих (что маловероятно) и был знаком с Дмитрием Калининым, надеждой и опорой восточносибирского филиала ФСБ, то узнать его шансов не имел никаких. Агент, чьи официальные должность и звание достоверно не были известны никому кроме непосредственного начальства, внезапно решился на радикальные перемены: вернулся он однажды домой с работы, посмотрелся как обычно в зеркало в прихожей, увидел там добродушного лысеющего толстяка, улыбнулся ему в ответ, бросил поношенную куртку на вешалку и отдался во власть рыхлого безделья. Супруга, бизнес-коуч, на три дня уехала дрессировать планктон в Красноярск, босс за недавние заслуги наградил отпуском. Не жизнь, а хакуна-матата.

Листал агент Калинин каналы, расположившись строго по центру углового дивана, в белом махровом халате, с гамбургером, застывшим в полупозиции у рта в левой руке и приятно холодящим алюминиевым бочоночком светлого под боком в поисках мультфильмов – а тайной страстью человека-загадки общесибирского масштаба была классическая мультипликация. Обязательно со старой, доброй, мягкой и приятной усталому глазу борца с экстремизмом рисовкой, будь то советские пляшущие зверюшки или поющие питомцы старины Уолта, – и наткнулся на «Твин Пикс». Действие ему неожиданно пришлось по вкусу, он прибавил громкости, нацедил в бокал пива и зарылся было в диван поудобнее, но тут на экране появился специальный агент Дейл Купер, и его реальный коллега Калинин начал понемногу мрачнеть. Он не отрывал взгляда от экрана, где обосновался, может, и не такой расторопный, но насколько же стильный брат по оружию! Уверенная походка, безупречный костюм, да даже диктофон этот. Ну нафига он ему?.. Но сколько в этом вкуса! Да он же сам от себя кайфует!..

Скорчил агент Калинин фейс покруче, чем у японских масок, швырнул об пол гамбургер, так что долетел соус «барбекю» аж до экрана, и повисла красная сопля прямо на чернющих и густых волосах агента Купера, сбросил халат, по-быстрому оделся и, не выключая телевизор, хлопнул дверью, ринувшись на поиски, только не Лоры Палмер, а самого себя.

Желтый Хаммер, впрочем, формально принадлежал не Калинину, а некому безымянному сутенеру и был зафрахтован со штрафстоянки на денек-другой в виду продолжающихся творческих поисков. Остановив броское авто у знака с перечеркнутой наискосок надписью «Восточносибирск», агент неспеша прогуливался вокруг него, и выпускал изо рта клубы пара все того же «Old south tobacco», напоминая служителя культа с кадилом, освящающего чьи-то земные блага. Агент точно был уверен в двух вещах: 1) Сутенер как-нибудь проживет без Лили (он уже определил пол автомобиля и присвоил ему, то есть ей имя) 2) В сегодняшнем деле не то что межнациональной рознью – вообще криминалом не пахнет. Тем не менее, он выглядел озабоченным, и выпускал облако за облаком, но недолго – щелкнув пальцами, он достал телефон:

– Але! Сергей Степаныч!.. Это Дима Калинин!.. Ну из конторы!.. Ну… Надо мной вы апреле пошаманили, помните?.. Ну аллилуйя! Я тогда вас курочкой фаршированной, своей фирменной угостить обещал? Обещал! Как раз дело такое, что у меня этой курочки сейчас полный ледник в багажнике! Свежак, только с птицефабрики!.. Ну, в смысле, чем полный? Нуу-у-у… Серстепаныч! Ку-роч-ка! Я-ич-ки!.. Их немного, правда, пару десятков взял. Да!..

И не успел агент добавить, что горячий плод своей второй потаенной любви, завезет вечером лично, как из трубки неестественно громко донеслось:

– Свежак… Ледник!.. Ну, неужели! Тушка и яичко!.. Да!..

Агент Калинин такой реакции не удивился. С яркими личностями служба его сводила регулярно. Иногда с целыми кунсткамерами. Ну, работает доктор-фанатик днем и ночью, ну забыл опять покушать, ну отреагировал немного эмоционально…

Закрутились четыре колеса, подняв вихри придорожной пыли, и понесла Лили повара-любителя вперед, за медом, яблоками и другими ингредиентами, не менее секретными, чем его официальная профессия. И неведомо было ему, что сей же час еще одно колесо, пускай и не в буквальном смысле, разбитое, лежащее у обочины, вновь собралось в единое целое, стряхнуло с себя засохшую грязь и, уверенно набирая ход, покатилось по свежему, еще горячему асфальту.

2. Парфюмеры

Родион резко открыл глаза. И все. Что делать дальше, он не знал: просто уставился, не моргая, в белый потолок, на котором мерно покачивались яркие, вечерние тени.

Внутри был спокойный и неподвижный хаос – как в библиотеке после торнадо: свежую периодику и пару томов со стенда «Новинки» унесло стихией, но прочие – никуда не делись, их лишь разбросало по полу. Каким-то не повезло, и ветер зашвырнул их на или за стеллажи. Тишину разбавляла только чудом уцелевшая колонка, из которой негромко звучала «Champs Elysee».

Родиону композиция подвернулась однажды в современной обработке, он бросился искать автора и прочее его творчество, а когда догуглился до истины, был весьма раздосадован, а песню из плейлиста исключил и напрочь позабыл. А сейчас почему-то вспомнил.

Заевший трек помог парню открыть первую часть карты-загадки: он неожиданно вспомнил то, что ему снилось – будто бы он один гуляет по какому-то незнакомому, возможно европейскому городу со всеми обязательными атрибутами: пафосной архитектурой, безымянными статуями и фонтанами. Других прохожих только не было. Равно как и какой-либо осознанной мыслительной деятельности в черепной коробке прямо сейчас. Он пошевелил затекшими, будто покрытыми паутиной плечами – по коже приятно скользнуло шелковое одеяло.

Он сделал глубокий вдох: сильно, даже как-то чересчур, пахло грейпфрутами, как будто кто-то неподалеку безжалостно скальпирует и расчленяет цитрусовые.

Непреодолимого желания полежать «еще пять минуточек» не было, и он не сразу, со второй попытки приподнялся и, опершись на локоть, несколько минут неотрывно глядел в окно, где сплетничали перед сном могучие тополя, касаясь друг друга кронами и, как бы передавая тем собратьям, у которых не было возможности подсматривать в высоченное окно, кульминацию этого, безусловно, самого статичного реалити-шоу:

– Он проснулся!

Родион, сидел неподвижно, двигались одни зрачки. Его взгляд плавно переместился с убаюкивающего зеленого дождя на его естественное продолжение: призрачный пожар, разлетающийся вокруг оконного проема и почти что по всему потолку, вдруг перекинулся прямо в его дремлющее сознание и он вспомнил:

– Клиника…

Рука успела устать, и он аккуратно опустился обратно на кровать. Лежа он принялся переваривать неприлично большую порцию воспоминаний: ограбление, сумасшедший, алкоголики во дворе. А дальше… Бред какой-то. Он нахмурился. Настолько, насколько позволили безвольной массой обволакивавшие череп мимические мышцы:

– А это все точно было со мной? Это все вообще было?

Один момент определенно мог внести ясность. Борясь со все никак не отступающей слабостью, Родион провел ладонью по голове: пальцы медленно прошли сквозь густые волосы.

– Так че, это все мне приснилось что ли?..

Он собрался с силами, напрягся и сел. Тонкое одеяло спланировало на пол.

Обстановка вокруг сразу напомнила ему «Икею» куда он когда-то давно ездил с мамой. Полосатые мимимишные занавесочки на окне. Компьютерный столик с монитором неприличных размеров. Мягкое кресло, за которое, принимая во внимание его раздутость и размашистость, должен садиться ровно раз в неделю как минимум член совета директоров какого-нибудь холдинга, дабы увенчать многоступенчатой подписью, в которой, помимо, собственно, инициалов, скрыты родной город, девичья фамилия жены и кличка дочкиного хомяка, несомненно, важные бумаги. Стены были увешаны рамками с принтами, не объединенными какой-либо общей идеей. Здесь было все: от тропических пейзажей, muscle-каров посреди желтизны американских прерий, репродукций классических картин до безымянных моделей с неестественно большими губами и раритетного фото со съемок «Маппетов», запечатлевшего лягушонка Кермита, произрастающего из руки кукловода, от которого в кадр попал только край седеющей бороды, в позе роденовского «Мыслителя. В раскрытом шкафу-купе виднелись сейф и составленные друг на друга пестрые, с узорами коробки и коробочки. Напротив него – стеллаж с книгами. И, в общем-то, все. Вроде бы простенько и уютно, но в то же время холодно и пусто: ни одного носка на полу, ни одного пятна от чая или сока на столике, абсолютно чистая клавиатура, чего уж там – заношенную толстовку, висящую на этом кожаном троне, и представить трудно. Куда вели две приоткрытые двери, было не разглядеть. Родион потер как будто слегка болевшее лицо все еще плохо слушавшимися руками.

Помедлив еще минуты с две, Родион, кряхтя, встал и сделал первые шаги, еще не понимая до конца, куда собственно направляется. Его слегка качнуло в сторону – тело было как будто неродное, чужое, ноги слушались плохо. Получался довольно неплохой косплей на цирковую собачку, только начинающую осваивать азы прямохождения. Пытаться изменить направление он не стал и продолжил движение согласно получившейся траектории, которая привела его к окну. На раме не было ни намека на ручки, зато прилагалась кнопка вроде той, что поднимает-опускает стекло в авто. Парень немедленно попытался ткнуть в нее пальцем, дабы впустить в комнату спелый вечерний воздух, прошедший сквозь два фильтра – лес, темнеющий за пустой дорогой, отделяющей его от забора клиники и те самые тополя, с которыми все никак не получалось познакомиться лично, но промахнулся. Накапливая энергию для новых свершений, он рассматривал внутренний двор, который оказался нарядно украшен. Ко всем небольшим деревцам: рябинкам, декоративным елям, акациям; знакомым абстрактным скульптуркам и даже к фонтанчику посредине пруда были привязаны крупные гроздья разноцветных воздушных шаров, простых и в виде кино- и мультгероев. Между двумя пирамидальными тополями, растущими по обе стороны ворот, был растянут баннер с надписью красивым, праздничным шрифтом: «Оскар, мы любим тебя!»

Родион прицелился тщательнее и, опершись одной рукой на подоконник, надавил на переключатель всей полуватной ладонью. Устройство, однако, не сработало. Зато он наконец обратил внимание, что сам, собственной персоной, одетый в одни только белые кальсоны, замечательно отражался в стекле. Даже рельеф мышц на животе был различим прекрасно. Волосы на голове непонятно как сохранили форму после сна, лоб до половины скрывала аккуратная челка, внешне парень вообще выглядел свежим и обновленным, чего он в тот момент никак не мог сказать о внутреннем состоянии.

Запах в комнате незаметно сменился на более мягкий лимонный. Родион не придал этому значения. Действовать по принципу «try again later» парень не стал. Он осуществил разворот на 180 градусов уже несколько бодрее, (секунд за десять) и уверенно направился к шкафу-купе: по телу уже пару раз пробежали холодные мурашки, а в шкафу виднелась какая-то одежда. Ее там оказалось немало – Родион узнал свои домашние пестрые треники и футболку с Гарфилдом, даже несмотря на то, что на них были устранены соответственно дырка от гвоздя и рыжее пятно от бульона из-под «растворимой» лапши. Тем не менее, он, решив, видимо, не пренебрегать щедростью клиники, попытался снять с перекладины приглянувшийся ему комплект из темно-серой толстовки, штанов и белой футболки. Он потянул один раз, другой – плечики нахально зацепились за соседние и покидать насиженное место категорически отказывались, чего Родион при своем росте видеть никак не мог, поскольку штанга была закреплена высоковато. И, уже на четвертой попытке, в которую он вложил все накопленные после пробуждения силы, костюм полетел в его объятия в сопровождении большей части мирно висевших рядом прикидов, а следом и сам он со стоическим видом рухнул в гору одежды. Не проявив никаких признаков эмоций, Мельников кое-как оделся, постоял пару минут, уставившись в свое отражение в двери шкафа и принялся неспеша рыться в его глубинах. Резко пахнуло чем-то наподобие туалетного освежителя «горные цветы». Родион поморщился – шарики против моли, на которые, как показалось парню, он наткнулся, пахли на редкость пронзительно и скверно. Уже совсем быстро – секунд за двадцать, с носками и приглянувшимися кроссовками в руках, он добрался до кожаного трона, где его ждало новое испытание: как оказалось, надеть носки – это не такое уж и элементарное действие. Они как будто изо всех сил хотели бежать из его неуверенной хватки, цеплялись за пальцы, один раз он даже умудрился промазать мимо стопы и по инерции слегка клюнул носом лакированную ручку кресла, однако и это происшествие никак его не смутило.

Если экипировка, не считая одетой задом наперед футболки, сидела идеально, то внутри у парня оставался вакуум, как на выходе из кинотеатра после просмотра атмосферного трехчасового фильма, вероятно, фэнтези, да такой, что в самый раз было искать вопросы, а не ответы.

Родиону в офисе поработать не довелось, а потому сакрального ужаса перед кожаным властелином он не испытал: забравшись в кресло прямо в обуви, он подобрал ноги под себя, сжался в комок и нахохлился. За окном быстро темнело, полумрак комнаты понемногу поглощал контуры тополей. Он инстинктивно потянулся к лампе, скучающей в тени черного монолита монитора. Светильник оказался самым податливым предметом в комнате, и включился, не дожидаясь касания. Уютные теплые отблески легли на стекла и блестящие рамки картинок.

Родион включил компьютер. Пока перед ним на экране под одобрительный гул кулеров сменялись заставки, он уперся взглядом в одну из фото, запечатлевшую темно-синюю «Марусю», мчащуюся по осеннему шоссе. Синева ее кузова была такой глубокой, что буквально засасывала взгляд, он практически сросся с фотографией, переместился за руль спортивного авто, уносящего его прочь из неестественно затянувшегося лета.

Наконец, он несколько раз моргнул, сначала один раз коротко, потом быстрее и, взглянув чуть ниже, обнаружил, что это не просто фото, а календарь, причем на 2023 год. Не придав этой детали значения, Родион взялся за мышь, да так и застыл: на экране горело «8 июля 2023 года, суббота». Парень вскочил так резко, что кресло подпрыгнуло, загремев колесиками, схватился за голову, ноги подкосились, он упал обратно, и, вцепившись пальцами в холодную кожу, зашептал:

– Ясно… Все ясно ну… Я был в коме. Б***ь!.. Шесть лет в коме…

Внутреннюю пустоту стремительно заполнял сумасшедший пузырь, растущий быстрее, чем мозоль от новых, беспощадно натирающих ноги туфель, про которую он когда-то давно, в первом классе, боялся рассказать родителям. Родион задрожал и, собрался было заплакать, но сдержался и заскрипел зубами. Обида, не прекращая, отгружала лоу-кики с обеих ног, колола сбоку, в спину, в грудь, гнала прочь с удобного сидения, поддушивала непонятно откуда принесенным приторным запахом розового масла. Внутри все как будто разбухло и противно вибрировало. Спотыкаясь и глотая ртом воздух, Родион добрался до двери, дважды с силой толкнул ее плечом, нажав, наконец, на ручку, едва не потерял равновесие, но удержаться сумел ненадолго: в мягко освещенном холле, с диванчика, явно для него низковатом, быстро, но как показалось, с трудом, поднялся обладатель позывного «Сова-1» полковник ФСБ Илья Александрович Надточий.