Олени не придут

Он снова сочувствующе покачал головой, а слово тут же подхватил другой, более молодой врач из состава комиссии, обратившись к матери пациента:

– Организм – сложная система, где каждый орган взаимодействует с каждым, подобно экологии – лесам, над которыми трудится Фонд. Стоит нарушить баланс – и вся система неминуемо пострадает. Сейчас баланс есть, но пройдёт неделя, месяц… и это неминуемо случится!

Неизвестно, зачем молодой эскулап решил сделать лирическое отступление – возможно, желая, как в приёмном покое, помочь родственникам справиться с грядущей вестью. Однако оно лишь ухудшило внутреннее состояние слушательницы. Елизавета Морякова закрыла веки, выдохнула в маску скопившийся в лёгких горячий влажный воздух и тут же в порыве удушья нервно стянула намокшую ткань на подбородок:

– Не надо лирики, она убивает. Можете переходить к сути.

Члены комиссии переглянулись и доверили слово единственной присутствующей в их рядах даме – главе комиссии Виктории Эдуардовне, между маской и головным убором которой были видны мудрые, окружённые морщинами глаза, а левая рука уже давно перестала находить покой в постоянном мелком треморе.

– Я скажу как мать. Это больно. Но другого выхода нет, нужна крионика. Иначе шанс смерти 60 % на трёх месяцах, 98 % на одиннадцати.

– Но ведь она необратима! – взмолилась молчавшая до этого Лера.

– Наши швейцарские коллеги согласились поделиться своей последней разработкой. Их новый синтезированный криопротектор как раз должен подойти при такой… – она даже вытянула руку, указывая на кувез, но осеклась. – Простите меня за профессиональную фамильярность… при такой массе тела. Показатель разморозки и полного восстановления, достигнутый на крупных грызунах, у них 82 %. Для Даниила прогнозируем 71—75 %.

– Господи! – Лера опустила голову и все десять пальцев погрузила в толщу пепельных кудрей.

– Это очень высокий показатель!

– Не утруждайте себя! – бросила Елизавета, положив руку на плечо невестки.

Виктория Эдуардовна выдержала паузу и ответила гордо:

– Наша цель как врачей – сохранить жизнь. Следуя ей, мы выбрали и предлагаем оптимальный, на наш взгляд, вариант. Но решение за вами. Бланк на кувезе, достаточно подписать.

– Как вы не понимаете?! – Лера мокрыми глазами посмотрела на вершителей судеб. – Я всё готова отдать, чтобы видеть его, чувствовать его, касаться, говорить, смеяться! Я люблю этого человека! Для меня не только каждый процент – для меня сам факт расставания важен! Сколько ждать? Годы? Десятилетия?

В полемике никто не обратил внимание, как тихонько отворилась дверь палаты, и небольшая тень прошмыгнула внутрь. Заметили её только тогда, когда на стыке сумрака и освещённой центральной части палаты тень преобразовалась в девочку, которая уверенным шагом вышла к кувезу и решительно повернулась к присутствующим.

– Ты кто?

– Что ты здесь делаешь?

– Дочь, как ты сюда?..

Мэй дождалась, пока схлынет вал удивления (в конечном счёте взрослые быстро осмысляют реплики друг друга), и гордо подняла голову:

– Для начала хочу сказать, что мы делаем это по собственной воле, ради моей мамы, бабушки Лизы и ещё нескольких человек.

С этими словами она поставила на стол-каталку тяжёлый чёрный свёрток и раскрыла ткань. Вниманию присутствующих предстал блестящий куб, испещрённый синими светящимися прожилками.

– Что это? – машинально потянулись к нему стоящие поблизости.

– Нельзя вот так врываться!

– Ты сказала «мы»? – снова с небольшой задержкой, чтобы все услышали, задала вопрос умудрённая доктор с морщинами вокруг глаз.

Стоя практически напротив, Елизавета Морякова всё поняла и сначала в ужасе закрыла рот руками, но почти сразу одумалась и расставила их в стороны, останавливая присутствующих:

– Подождите! Подождите! Дайте ей сказать!

Мама Лера тоже заинтересованно подкатилась поближе, и Мэй непринужденно доложила:

– Это лис, мой друг. Мы хотим помочь папе Даниилу. И мы можем помочь!

– Хорошо, – через паузу Виктория Эдуардовна, как глава комиссии, сделала шаг вперёд и открытыми ладонями продемонстрировала дружелюбность. – Как я вижу, ты – член семьи и имеешь право здесь присутствовать. Но нам необходимо объяснение взрослых. Кто-нибудь из вас в курсе происходящего?

Первой спустя несколько секунд закивала Лера:

– Это… это альфа! – прошептала она полумистическим голосом.

– Тот самый альфа?! – удивлённо обернулся к ней один из молодых докторов.

– Да! И… он тоже часть семьи.

Повисшее тихое недоумение прервал мягкий мужской голос, исходящий из куба:

– Приветствую всех присутствующих! Простите, ждал, когда меня представят официально.

За эти несколько секунд Елизавета Морякова успела обдумать ситуацию, а потому, предупреждая дальнейшее обсуждение, громко произнесла:

– Команда. Закрыть жалюзи!

Когда створки опустились, обезопасив палату от глаз зевак, Елизавета взглянула в глаза Лере, ухмыльнулась, в раздумьях коснулась пальцами виска и обратилась к присутствующим:

– Ха! Это не просто Альфа! Это настоящий разум, друг, с которым наша девочка совершила просто феноменальный скачок в развитии! Если быть честной, они… в общем, они научились входить в дрифт!

– Настоящий дрифт?! Как долго? – удивились уже трое из пяти докторов, а Лера с явным недоумением и одновременно гордостью посмотрела на дочь.

– Вообще-то не просто дрифт! – произнесла Мэй надменно и сложила руки на груди.

Не дав ей продолжить, запульсировал куб:

– Разрешите я объясню? Да, я искусственный разум – возможно, самый продвинутый в мире. Я умею управлять любой техникой, проникать сквозь многие барьеры, решать сложнейшие задачи, вести диалог. Но мозг этой девушки таит такие секреты и такую мощь, которые мне неподвластны. Мне было интересно попасть внутрь, изучить, что там и как происходит. В попытке расследовать произошедшую с родителями аварию мы объединили усилия и сумели синхронизоваться. Надолго? – спросил кто-то из вас. Надолго! На достаточный срок, чтобы говорить о том, что мы можем считать сознание человека и сделать его слепок, цифрового двойника, по моему подобию. С этим мы пришли к вам, уважаемые профессора!

Эскулапы переглянулись. Повисшую в воздухе нерешительность пронзил звонкий девичий голос Мэй, которая так и стояла, по-деловому скрестив руки на груди:

– Только не говорите, что вам не интересно поучаствовать в технологическом прорыве!

На эту дерзость от лица всех ответила Виктория Эдуардовна:

– Речь не про наши желания, достопочтенные Мэй и Лис! Лечение человека подчиняется выработанным годами и утверждённым регламентам, которые призваны обезопасить и врача, и пациента от ошибок. Нарушая их, мы рискуем всей своей репутацией, но главное – здоровьем пациента! А такую ответственность никто из нас – никто! – взять на себя не решится. Тем более не зная, на что действительно способен ваш тандем.

– А мы покажем! – синхронно зазвучали Мэй и куб.

– Послушайте! – вмешалась в разговор Лера. – Что если это действительно работает?! Я общаюсь с Лисом как с равным себе. Если Даня будет похож на него, он сможет в цифровом виде жить бесконечно долго, как бы страшно это ни звучало. Испытайте технологию, пожалуйста, а потом уже выносите вердикт.

Категоричный ответ Виктории Эдуардовны на долю секунды опередил один из молодых врачей:

– С помощью чего вы дрифтите?

– Нейро модели 304, это аппарат Даниила, так что у нас есть ещё одно преимущество – его готовый профиль.

По переглядыванию врачей было видно, что идея их вдохновляла.

Слово вновь взяла глава комиссии:

– Всё равно, – покачала она головой, – мы не можем!

Повисла пауза. Лера с надеждой смотрела на врачей. Молодые эскулапы мялись и не решались перечить мнению своего предводителя, понимая отчасти её правоту.

Мэй впилась взглядом в Викторию Эдуардовну, будто пытаясь сломить её волю, но та с твёрдостью держала удар и глаз не отводила – ей, если честно, начинал нравиться напор этой девчонки.

Пациент тоже молчал. Однако, бланк внезапно с шуршанием проскользил на десять сантиметров вниз, к основанию слегка наклонённого вперёд кувеза. Елизавету Морякову это мистическое событие заставило немедленно произнести слова, на которые до этого решительности не хватало:

– А что… что если вы сделаете это под мою ответственность? Если я, как мать, дам согласие на эксперимент? Если я, как глава Фонда, обеспечу поддержку и юридическую защиту? Моего слова, моего имени вам будет достаточно?

Люди в халатах стали молча возбуждённо переглядываться, пока, наконец, искра энтузиазма не передалась их предводительнице.

– Хорошо! – неуверенно протянула она. – Но для начала нужно удостовериться. Как вы собираетесь продемонстрировать нам свои возможности?

В ответ Мэй ехидно улыбнулась, вытянула руку в сторону самой Виктории Эдуардовны и уверенно произнесла:

– Мы считаем частичку вас! Готовы пережить заново забытые, спрятанные детские воспоминания, начиная с самых глубинных, родовых?

Дама расширила глаза и непроизвольно сглотнула слюну. Она понимала всю сложность и амбицию этого предложения, а потому отказаться не могла. Немного подумав, Виктория Эдуардовна утвердительно кивнула.

– Только одно условие! – произнесла Мэй, обращаясь одновременно к бабушке и ко всем присутствующим. – Оцифровав Даниила, вы не сможете избежать внимания средств массовой информации. Поэтому я прошу вас официально представить миру и рассказать людям о моём друге. Он заслуживает признания!

С этими словами она погладила куб, внутри которого ликовал, смеялся и в кураже носился по граням Лис – его наживку заглотили, и план начал осуществляться!

Глава 27

18 апреля

Утро началось с визита в пентхаус целой делегации. Под чутким присмотром Елизаветы грузчики опечатали, аккуратно упаковали и вывезли Нейро. За ними в госпиталь проследовала вся семья Моряковых, за исключением Михаила, которому решили сообщить после, и только в случае удачного результата.

* * *

Антураж помещения для теста был под стать фантастическому фильму: круглый слабо освещённый зал, по центру в пяти метрах друг от друга стоят два нейро с копнами выходящих сзади, висящих, ползущих по полу и сплетающихся чёрных кабелей. Множество толстых проводов залезло на возвышение между аппаратами и скрутилось под двумя группами камер и датчиков, неустанно смотрящих в сторону испытуемых глазами наблюдателей и лиса.

Свет моргал и угасал на целые секунды. Стены гудели напряжением. В моменты апофеоза Мэй выгибалась назад и парила в воздухе в позе Меркурия, удерживаемая лишь тонкими, но необычайно прочными хомутами Нейро.

Дама напротив, наоборот, находилась в состоянии искусственного сна, её длинная сорочка свободно ниспадала по краям неподвижной колыбели. Полная безмятежность! Но если бы вы заглянули под забрало шлема, то увидели бы морщинистое лицо, с несуразной детской мимикой передающее бурю проживаемых заново эмоций: боль, страх, обида, спокойствие, радость, грусть, гордость…

Данные неслись в темпе «Половецких плясок» Бородина. Лис, как опытный дирижёр, управлял действием изнутри: вот разлились нескончаемые струнные, вот громыхнули духовые, вот вступили литавры… Стоящий сзади аппарат стенографировал поток формируемых данных в течение десяти минут действа.

Когда всё закончилось, Мэй устало повисла на ограничителях, а Нейро аккуратными, плавными движениями перевёл её тело в горизонтальное положение. Несмотря на то, что она всё время лежала, дама напротив устала не меньше: ресурсы её организма выжгли эмоции, миллиарды случившихся в мозгу химических реакций.

Их переместили отдыхать в палаты, и группа учёных тут же бросилась изучать оставленный цифровой след.

– Господи! Тут же триллионы не связанных данных?! Как нам это разобрать?

– Никак! – ответил оставшийся в контуре лис, появившись на принесённой панели в привычной сидячей позе. – Это часть личности, фрагмент. Слава богу, что не живой, иначе он был бы обречён на вечное страдание! А то, что вы не видите связи, не значит, что её нет! Это многомерность. Я могу визуализировать для вас часть образа, но полностью… полностью может лишь её мозг, её океан! Он обладает какой-то уникальной, божественной квантовой способностью создавать жизнь, идеи, контролируя множество состояний одновременно.

– Как же нам подтвердить результаты?

– Снова никак! Дать добро может только она, ваша главная, – лис качнул мордочкой в сторону соседних палат и сощурился. – Думаете, почему мы предложили эксперимент именно ей?

* * *

Глаза её открылись и тут же наполнились слезами. Виктория Эдуардовна обхватила колени руками и, уткнувшись в них, плакала полчаса, пока хватало слёз. Вывело её из этого состояния нежное прикосновение к тыльной стороне ладони.

– Пойдёмте, – сказала Мэй. – Нас ждут важные дела!

Глава комиссии одёрнула руку, но самообладание очень быстро вернулось к ней:

– Да-да, ты права!

Она выслушала коллег, а затем рассказала свою историю, свои воспоминания, закончив следующим:

– Если им подвластны даже эти области памяти, значит проект может состояться!

Коллеги согласились. Их вердикт был положительный.

В тот же день Елизавета Морякова подписала с юристами первые нужные для старта документы, и технические специалисты НИИ и Фонда стали готовить площадку для главного события. Лис помогал и во многом даже руководил ими, особенно в части ловушки для нового разума: ему нужна была максимальная скорость передачи, а ещё – знание всей архитектуры назубок, чтобы гарантировать себе и Мэй непрерывность эксперимента, ведь второго шанса могло не быть.

На всё про всё отводилось полтора дня.

* * *

19 апреля

Сразу после звонка Михаил быстро накинул рубашку, схватил рюкзак и бросился к выходу:

– С ума сошли!

Перепуганная Света пулей выскочила из-под одеяла и перехватила его у входной двери:

– Что случилось?

– А-а-а… – махнул он рукой и принялся зашнуровывать ботинки, но желание поделиться пересилило спешку. – Помнишь, рассказывал тебе про необычную племяху и её обещание?

Света кивнула.

– Она начала действовать! Хотят сделать мне цифрового брата. Я, в принципе, не против. Но надо увидеть всё самому. Потом расскажу!

Михаил обхватил талию любимой, всё ещё стоящей в нижнем белье, и крепко поцеловал. Затем поднёс указательный палец к её губам:

– Только пока молчок!

Света вытянула губки и поцеловала протянутый палец, немного скосив глаза:

– Хорошо, мой самец!

Когда он выбежал за дверь, то напоследок бросил ещё одно поручение:

– Ты пока помозгуй! Каштанов клялся прислать результаты генерации.

– Хорошо! – ответила она тихо, не желая давать обещание, и пошла заваривать кофе в турке. Не было в её планах разгадывания шарад.

Но Михаил задержался надолго. Когда все домашние дела были переделаны, Света плюхнулась на кровать, полминуты смотрела на аббревиатуру RCIVTC, но плюнула и на ближайшем экране принялась изучать историю семьи Моряковых, начав, конечно же, с Елизаветы, которая в скором времени вполне могла стать её родственницей. Света такого развития событий не исключала.

Она мотала список Вики вниз в обратном хронологическом порядке: события последнего полугодия, референдум и подготовка к нему. Далее шли проекты со множеством вех и показателей: «СЕМьЯ», «Мусор*0», «Лес>», участие Фонда в «плоских городах» и технологическом кластере. Не раз ссылки вели на страницы бывших президентов и премьер-министров, больших промышленников и предпринимателей.

Потом, шириной во всю страницу, вылезла фотография двадцатипятилетней давности с Чистых Прудов с первой секундой хаоса после броска кислоты. «Моряков Андрей Константинович – президент России», – гласил заголовок.

Света с головой погрузилась в эту историю. Бросок кислоты, от которой пострадали Елизавета и Даниил, и другие моменты, приведшие к последующей смерти президента, конечно же, преподавали в школе и университете, но вот интереса покопать глубже до этого времени у неё как-то не возникало.

В том, что без Елизаветы стремительная карьера мужа не состоялась бы, наша новая героиня не сомневалась – последние двадцать лет внутренняя сила и влияние этой женщины были притчей во языцех. Света завидовала ей и мечтала стать такой же, потому с жадностью проглатывала информацию со страниц.

В истории Андрея Константиновича Морякова, написанной стараниями PR-специалистов, Елизавета теперь упоминалась в каждом абзаце, исполняя чуть ли не главную роль. Она преподносилась и любящей женой, и музой, и генератором удачных политических идей. За десять или пятнадцать лет после смерти президента этот отредактированный вариант биографии стал для новых поколений истиной. Но Свете было интересно абсолютно всё! Она перелистывала страницы семьи и работы, вдохновенной речи на шествии и начала народной любви, дебатов на выборах мэра, заполненных площадей и образования общественного штаба после инсульта старого президента.

Потом шла инфографика про предвыборные обещания и сделанное за короткий президентский срок, с отсылкой ко всем последующим президентам страны, которые, надо отдать им должное, большинство обещаний исполнили.

В конце красовалось фото Андрея Константиновича, идущего среди людей по Красной площади. Распахнутое серое пальто, задумчивый взгляд – романтический образ, сохранившийся в сердцах прошлого поколения.

«Президент был застрелен Ренатом Ямбом 29 января за столиком кафе на Манежной площади. Вечная память! Елизавета Морякова в это время находилась с дипломатическим визитом в Южной Корее», – так заканчивался текст.

Далее предлагалось идти по одной из ссылок: возвращаться к супруге президента или переключиться на другую фигуру – демона, историю которого мало преподавали в школах и детально разбирали разве что в специализированных университетских программах.

Света, затаив дыхание, открыла страницу Рената Германовича Ямба и отдалась истории падения.

В начале статьи красовалось фото успешного молодого бизнесмена, любующегося городом сквозь гигантское остекление. На второй половине иллюстрации было изображением тёмной фигуры, сидящей в грязно-красной снежной каше со склонённой головой.

«Промышленник, новатор, основатель корпорации «Инверт».

О детстве и семье было совсем немного, повествование сразу переходило к началу трагических событий. Фото с курсантками и арест генерала Лазорева. Обвинения в коррупции. Фотография женщины, дающей показания с совершенно обречённым лицом. Блокировка ID (в скобках отмечалось, что это было первое применение данной нормы права в стране). Утрата доверия. Видео Рената, разбрасывающего листовки из окна машины в лучах утреннего солнца и струях поливальных машин. Gif порша, влетающего на полной скорости в ворота предприятия, где должно было состояться заседание совета директоров корпорации. Суд, три месяца за решёткой. Фото пустой холостяцкой квартиры на Тверской.

Отдельный блок посвящался смерти матери Рената и её причине – звонку из прокуратуры в рамках президентской антикоррупционной инициативы, которая, по официальной версии, и являлась катализатором всех последующих драматических событий.

Далее шло описание ожогов, полученных трёхлетним сыном Рената, когда он остался один в квартире с телом бабушки. Читать это было невыносимо больно! Закрыв глаза, Света вышла сполоснуть лицо и, возможно, взять какой-нибудь фрукт… но через тридцать секунд она влетела обратно в комнату, с разбегу запрыгнула на кровать и прокрутила список вверх. Было! Было там что-то, что насторожило чаек внутри.

Разгадка нашлась на зацикленном видео с автомобилем, влетающем в закрытые ворота предприятия: в углу камера наблюдения захватывала крышу самого здания, а на крыше той красовалось название компании, выполненное строчными и заглавными буквами: InVerT Company.

«Так, может, мы просто неправильно делим аббревиатуру?» – подумала вслух Света и, конечно же, рассказала о своём открытии любимому, когда он вернулся, получив в награду огромную порцию нежности.

Глава 28

20 апреля

Когда приготовления закончились, Мэй степенным королевским шагом вошла в залу впереди процессии. Обвешанный новыми датчиками и специально сконструированным нейроинтерфейсом кувез стоял у правой стены неподвижно и вселял страх даже в тех, кто видел его не впервые. Напротив него расположилось рабочее место – готовый к новым приключениям Нейро, проверенный и отлаженный мастерами до самого последнего винтика.

Дирижёр Лис тоже был здесь – голубым огоньком на маленьком мониторе, хотя за оболочкой этой располагалась поистине громадная инфраструктура, вычислительная мощь и возможности.

После того как уже знакомый персонал в разноцветных халатах помог Мэй подключиться, Виктория Эдуардовна лично проинспектировала готовность и, напоследок подойдя к подопечной, взяла её за руку и посмотрела глазами, полными уважения, веры и доброты. Слов не требовалось. Затем она вместе с дежурными специалистами изолировала зал и скрылась в расположенной сзади операторской.

Всё проходило в тишине, лишь одна фраза нарушила молчание:

– Для тебя, мам! – перед тем, как закрылись двери, Мэй послала воздушный поцелуй и улыбнулась Лере, последние сутки не находившей себе покоя.

Створки захлопнулись, замок сработал.

– Ну что, поехали? – подмигнул Лис через пять секунд, дав майской девочке время успокоиться.

– Да, давай! – ответила она и отточенным движением зафиксировала голову в диадеме Нейро.

* * *

– Ты тут?

– Да. Ничего не вижу.

– Держи лапу! Сейчас начнётся!

Свет!

Свет ворвался болью слепящей яркости, на привычной ему скорости разорвал в клочья тьму, выжег и стерилизовал пространство на несколько световых лет вокруг.

Здесь!

Здесь должно сотвориться чудо! Здесь должна зародиться жизнь!

Когда боль утихла, Мэй оглядела окружающие со всех сторон туманности и с восхищением посмотрела на друга.

– Нравится?

– Впечатляет! – кивнула она. – А где он?

– Во-о-он там! – указал лис невообразимо далеко вперёд, на источник вспышки.

– У-у-уф! – пробило дрожью всё тело, но наша героиня к своим годам научилась себя контролировать: вдох-выдох, вдох-выдох… и вот уже глаза не страшатся бездны под ногами, а снова уверенно смотрят перед собой.

Чтобы снять напряжение, Лис поднялся на задние лапы, с важным видом сделал три шага вперёд, обернулся и протянул лапу, как будто приглашая подругу отправиться с ним в путешествие:

– Ну что, готова?

С широченной улыбкой майская девочка закинула голову к звёздам и на несколько секунд довольно зажмурилась:

– Что будем делать?

– Ку-ку, мадемуазель! Считывать сознание!

– Я имею в виду – как? – последовал ответ сквозь еле сдерживаемый смех.

– У меня есть план!

Удивительно, однако слов о наличии плана снова оказалось достаточно. Мэй шагнула вперёд и коснулась протянутой лапы. В тот же миг их экспрессом пронесло сквозь галактику, и свой шаг она завершила уже по ту сторону тонкой, сотканной из тумана, пелены, которая покрывала висящий в пространстве и пульсирующий мягким светом круг – вход в сознание Даниила.

В это время в лабораторной зале тело Мэй медленно воспаряло. По мере подъёма вся электроника и электроприборы в помещении оживали, начинали гудеть, щёлкать и мигать светодиодами, как будто радуясь своему приобщению к предстоящему чуду. Дирижёр Лис по очереди настраивал цифровой оркестр: вот послышались отдельные соло-инструменты – ранимая арфа и трепетные клавиши двух Нейро; вот ритмами ударных прошагали стройные ряды ячеек памяти; вот многообразием тонких ксилофонов и колокольчиков зазвенели чуткие датчики системы контроля; вот многоголосием скрипок и альтов зажужжала вся подвластная оперативная память; вот метрономами вразнобой затараторили балансировщики нагрузки…

Под конец настройки слух лиса резала какофония тысяч инструментов. Но стоило им взять единый аккорд, как тело Мэй резким движением раскинуло руки, выгнулось назад на грани человеческих возможностей, затряслось и выплеснуло накопившуюся энергию сдавленным криком.

* * *

Спустя 7 часов

С улицы сквозь молодую листву на ветках виднелся большой монитор за окном палаты, на котором сидел синий лис с колышущейся, будто бы от весеннего ветерка, шерстью, и любовался расцветшей в вечернем саду жизнью. Насмотревшись, он зевнул и медленно удалился вправо. Осталась тишина и пение птиц.

Однако чёрное зеркало экрана пустовало недолго… Подпрыгивая на единственной передней лапе, на монитор вышел другой лис – рыжий, созданный по образу и подобию. Сев на пригретое место, он взглянул на природу, покрутил головой влево-вправо, повёл носом, принюхиваясь к весенним запахам, покачал мордой и недовольно сплюнул: