Полная версия
Книга I. Дар светоходца. Враг Первой Ступени
– Я не торгуюсь. Я забираю моё по праву. Ты слышал Речение. Укротись! – глухо рыкнула чёрная бездна. Багровые шипастые хвосты взрыли остатки асфальта, подняв каменный шторм и добавив сокрушительной мощи вихрю.
Затворы времени, похоже, были на пределе прочности. Вековые каштаны накренились почти до земли, стволы затрещали, и ветви неистово ударили по стенам соседних зданий, над крыльцом их подъезда оторвало козырёк, с крыши снесло несколько кусков черепицы.
Каргер соединил ладони перед собой и выдохнул какие-то звуки, но стали они написаны огнём. Руки его были полностью в крови. Кай вдруг понял, что рукава и спина его тоже промокли. Одежда Каргера была насквозь пропитана кровью
Кай заметил, что знак над их головами, многолучевой купол, обрёл совершенно чёткую форму. Две зеркально наложенных друг на друга фигуры, одна из голубых сияющих нитей, вторая из слепящих золотистых лучей внезапно слились в звезду, в глубь которой уходила лестница Каргера. В следующий миг купол исторг столь мощную волну света, что перерезал плотную завесу из мрака и залил сиянием каждый уголок каждый закоулок между домами на перекрёстке пустынных улиц. И мощь этого знака была настолько велика, что багрово-чёрный клубящийся вихрь из тысячи языков с гудящим металлическим рёвом отпрянул тысячей колец и зашатался.
– Ты осмелился ударить по мне Тьмой? Моей Силой?! МЕНЯ?!! МОИМ ЩИТОМ!? – тысяча гневных глаз вырвались из разлома.
– Ты, помнится, что-то говорил о моём чаромудрии!
В следующий миг звезда обрушилась вниз ливнем из голубых струй. Кай почувствовал прохладу и прилив сил. – Говоришь, дорога тебе Гардариния? Древо умирает. Нити духа тают. Тьма вышла из-под твоего управления. Слишком много терпимости. Слишком много страстей.
– Я скучаю, – буркнуло в ответ со вздохом, и взгляды из колец тьмы приняли почти застенчиво-милое выражение.
– Отступись от парня, и ты получишь Свет!
– Ты встанешь на Путь с ним?..
На секунду, а может это была вечность – Кай уже потерял понимание течения времени – установилась тишина. Каждая грань могучего знака опустилась вглубь развороченной бездны прозрачной мерцающей стеной. Лишь шелест крыльев и стук сердца о грудную клетку Кая отмерял смену мгновений. Если внутри него сейчас находилась душа, то она похолодела и сжалась до размеров льдинки, Кай понимал, что эта тишина решает всё.
– Ты встанешь на Путь?.. Ты знаешь цену, Ипсиссимус, – буря, или уже скорее лава, подобная вулканической, внезапно начала обретать плотность и форму, словно в руках ваятеля.
Кай уже просто не имел сил удивляться, но в этом обезумевшем жидком камне проявились очертания лица с валуноподобным носом и ртом. В суровых глазницах чёрными ямами загорелись глаза. Ничего ужаснее в своей жизни Кай не видел – живые бездонные глаза на лице из дымящейся раскалённой магмы. И, кажется, в этот момент назначалась цена за его жизнь.
– Я знаю цену, Патриарх, – тихо проговорил Каргер, опускаясь на одно колено и склоняя голову. Затихающий вихрь раздул складки его моццетты, и взгляду открылись блестящие пластины, прикрывающие плечи, на груди сверкнул какой-то знак.
Тишина стала нестерпимой. Казалось, от этой тишины лопнут барабанные перепонки. Или разорвутся сосуды, не выдерживающие бешеные толчки крови камерами сердца. Ну кто-то, разорвите её! Скажите хоть что-то…
– Вне Слова и Глупца, – проскрежетал старческий голос.
– Вне Слова и Глупца, – эхом проговорил Каргер, приложив пальцы к губам, а затем к металлическому знаку на груди.
Каргер встал, разогнувшись в полный рост, пошатнулся и снова согнулся, уперев руки в колени. Он с трудом восстанавливал дыхание. По опалённому в морщинах лицу стекал пот. Лоб и щёки были иссечены и кровоточили. Коротко стриженные жёсткие с проседью волосы и колючие брови были покрыты серым пеплом. Кожа на руках потрескалась от жара, длинные пальцы дрожали.
Он вынул из кармана сутаны нечто похожее на шарф и вытер им окровавленное лицо и шею, затем поправил колоратку и, присвистнув, поднял над головой руку – на неё спланировал сокол.
– Благодарю тебя, Мистика, – он погладил птицу по спине.
Соколицу ещё не покинул боевой раж, она крутила головой из стороны в сторону, но ответила усталым «ии-чип».
Кай видел, как ему тяжело. К своему удивлению, он впервые понял, насколько, в действительности, стар Каргер.
– Если бы не ты, совсем беда… – Каргер провёл рукой по взъерошенным крыльям, расправил несколько перьев. Птица смотрела на него немигающим строгим взглядом. – Ты же присмотришь за ними?
– Ии-чип…
– А тебе не пора ли возвращаться? – продребезжал хтоник недовольным голосом.
Мистика раскинула крылья, оттолкнулась когтистыми лапами и перелетела на соседнее дерево.
Каргер повернулся к лицу из застывшей магмы. Но вместо него уже вырисовалась огромная фигура, скорее человекоподобная… поскольку беспрестанно меняла лик. То медвежья голова покажется, то лицо бородатого старца, то бычья рогатая голова явит себя. То же самое относилось и ко всей остальной фигуре – мощные крылья сменялись огромными когтистыми лапами, лапы – человеческими руками, руки же – копытами. Кай подумал, что это снова проделки времени, словно оно просто замедлило скорость смены кадров.
Он не ошибался. Снаружи картинка тоже начала меняться. Застывшие в их течении бытия на несколько секунд тела деда, Музы и незнакомой девушки тягуче медленно продолжили своё изначальное следование. Это не было ещё полноценным живым движением, но с той стороны незримый маятник качнулся, и часы с натугой начали ход.
Трость деда медленно рассекала бурую стену вихря. Обдаваемый жаром и струёй раскалённой каменной крошки, он встретился плечом с непроницаемой стеной. Муза остановилась, закрывая лицо палантином. Девушка продолжила падение навзничь, медленно выставляя за спину руку. Змея, скрутившись в восьмёрку, шлёпнулась на асфальт и направилась прочь от растущих трещин в асфальте.
– А тебе придётся остаться… – загрохотало в ушах у Кая.
Каргер успокаивающе поднял руку.
– Я, Водчий всех Путей и Господин же всех дорог, властитель Нави…
– Прости за эннеаграмму, Велес, – прозвучал надтреснутый голос Каргера, в этот момент лицо его было очень спокойным и серьёзным, а глаза холодны. – И прибрался бы ты здесь, пока кто-нибудь не заметил.
– Прощаю… за доставленное удовольствие. Мой Щит не всякому академику даётся. Ты хорош, не спорю, – могучий седовласый старец в дорожном плаще, с длинной бородой, заправленной за кушак, наконец определился с внешним видом. Он воздел посох к сияющей композиции из двух наложенных друг на друга треугольников. Купол дрогнул, плавно поплыл к нему и нанизался на посох, и Кай почувствовал ощутимое изменение, самый момент, когда выровнялся ход времени этого мира с внешним. – И приберёмся. Как известно, Каргер, созидание – моя вторая натура.
Почти тотчас в свете фонарей рассеялась удушающая каменная буря, из развороченной земли под их ногами выплеснулась лава, на глазах заполняя рваные трещины, остывая и обретая вид и плотность асфальта. Пострадавшие фасады по камешку восстановили свой вид, трещины и выбоины затягивались родной штукатуркой.
– Единственная заповедь – не повторяться… без канализации в этот раз, – прогудел старец, мрачно осматривая перекрёсток. – Козырёк уж оставим так, если никто не против, – голова его в этот момент начала принимать форму бычьей, её увенчали мощные рога. – Для достоверности добавим картинке реализма, – Велес шевельнул посохом, и на многострадальный покорёженный козырёк подъезда сверху обрушилась огромная ветка каштана.
В следующий момент Муза, дед и девушка вернулись к естественному человеческому темпу, и их глазам открылась фантастически абсурдная сцена – неуклюже болтающийся в сине-золотом сиянии Кай, белобородый старец с завидными рогами и смиренный священник Каргер, окровавленные руки которого словно лианами были опутаны нитями света, уходящими к небу.
Дед Егор шагнул вперёд:
– КАРГЕР?!!
– Давай-ка вернём тебя, парень, – с этими словами Каргер сцепил пальцы обеих рук, и мерцающие лучи повлекли Кая вниз. Едва они коснулись земли, Каргер виновато кивнул деду.
Тупик Острожского
Сияющая сфера, сотканная из золотых с голубым лучей, начала рассеиваться.
Быть непосредственным участником этой дикой мистерии и одновременно сторонним наблюдателем себя самого в ней – опыт не из приятных. Он всё ещё лежал на асфальте, но уже ощущал себя в прежнем теле… Кай пошевелил руками, согнул колени, потёр ушибленные места – никакой боли. Только слабость.
Каргер протянул ему руку и помог встать. В ладонь острым краем врезалось что-то очень жёсткое, но Каргер не отпускал его руку.
– Я, Водчий всех Путей и Господин же всех дорог, Владыка Волхований и властитель Нави, я Равный среди Равных Престолов, и Высший среди Высших Престолов, Хранитель Миродрева Весемирья, предназначая такового неофита Корпусу Стражей, велением Универсума открываю Путь:
Наступит время западной звезды,
Предвестницей несчастий наречённой вотще,
И Трое Посвящённых примут новых,
Отверзнув Гнозиса врата во имя Света.
Язычница, чей дух не упокоен, рукою деспота
Навек заточена, лишь может разомкнуть
Цикл злонаследия, что бременем лежит
На череде потомков. И тот, кто в силе
Снять печати и прочесть, проложит путь
И кровь свою отдаст.
Закланник, Вор, Оракул, Берегиня,
Нежданный друг, Нежданный враг и Мистик
Мной званы и приговорены к Пути.
От рук их, в трёх стихиях окрещён,
Последний выйдет, благо буде жив,
Снеся хулу, что встанет над хвалою.
Сомкнутся стрелки, посолонь пройдя
Стеклянным морем, и взойдёт к истоку Свет.
И первая последнего признав, свой Путь
Исполнив, смерть обрящет в дар,
Могилы смыв грехи.
Главе честной вернуться должно ……….…
……….……… погребён четвёртою стихией.
Под знамением внука сыщут имя ………….
Ему же ……………………………………………………
…………………………….. и пламенник…………….
………….………………… пойдёт против отца.
Неволей грянувши на волю и зло .…..….
И ночь против ……………………………….……….
И смена смен пройдёт ..………………………….
………………………………………………………………..
И вместе с доброю надеждой буде найден
заслон от звёздных градов, что заложен
благословенным был для нас и с этой силой
Оскудеша вражебное железо.
Раскинет …………………………….. Миродрево,
И лист его во век не ……………………………….
………………………………………….. одну седьмую
Тверди Весемирья.
И слову плотью бысть.
Кай стоял, и в кровь его одно за одним входили эти диковинные слова. Он по-прежнему понимал незнакомую речь, на которой происходило общение Велеса с Каргером. Однако где-то со второй половины суть слов соединить в какой-то смысл уже не мог. Ритм их менялся, в размере терялась законченность мысли. Между тем, это были не просто слова. С каждой произнесённой строфой они фиолетовой цепочкой загорались в воздухе, спиралью огибая стоящих в центре утихшего смерча Кая, Каргера и Велеса. Когда в ушах прогудело последнее слово старца, вокруг них фиолетовым светом мерцала каждая буква сказанного, словно они были высечены светом на внутренней стороне незримого цилиндра.
– Ну… может и не всё разборчиво, – тёмная бездна в глазах старца гулко хохотнула, – но вполне пригодно.
– Ты открыл лишь часть. И ты не назвал имя, нефилим, – Каргер смотрел на хтоника с кривой улыбкой на губах. – Без имени всё это пустой звук.
– Не хитри, светоходец, он и есть пустой звук, мошка, которую ты накрыл ладонью. Заслужит ли он имя, или таковою мошкой он и останется – зависит от многих вещей, и от него не в последнюю очередь. Одного Света мало. Найдёт силы пройти ясную часть, познает и скрытую. И ты дал клятву, – за спиной Велеса ударил по асфальту клубящийся багрово-чёрным мраком шипастый хвост.
– Этот Путь на несколько веков… Велес, ты не оставишь его одного, одного со всем этим, – Каргер не сводил глаз с хтоника.
И в этот момент Кай мог поклясться, что видел, как его рука в латной перчатке потянулась к бедру, и в складках его чёрного одеяния блеснула серебристая гарда. Всего лишь миг, и видение исчезло. А рука Каргера смахнула пот, заливающий глаза.
– Меня спросить не хотите?!! – внезапно обрёл дар речи Кай, до этого всё ещё наблюдавший сцену как бы сверху.
Хтоник медленно повернулся к нему. Глаза его удивлённо округлились.
– Тебя?.. Ты в тупике, парень. У тебя своих ходов пока нет.
– Но я… не знаю как.
– Я подобрал тебе спутников. Коли достоин, то за годик-другой узнаешь как. Путь он и есть путь, чтобы тупики все обойти. Да и… Ты не мог не заметить, Каргер, – холоднее добавил хтоник, поворачиваясь к старому священнику, – что Время уже на его стороне. Это немало. Я не сведущ в чтении в душах как в книгах. Я лишь открываю Пути. Но союз скреплён. И слову плотью бысть, – повторил он и оскалился в улыбке, насколько можно было распознать улыбку на его теперь медвежьей морде. – Да… и ещё вот это… Ab exterioribus ad interiora.
Последнее, что увидел Кай, была огромная когтистая медвежья лапа, сбивающая его с ног.
Сломанные Крылья
И пошёл Кай куда глаза глядят. А там… ну вы знаете: «…направо пойдёшь – коня потеряешь. Прямо пойдёшь – жив будешь, но себя не найдёшь…» Шёл он через горы и долы, через воды и бороды, шёл долго и пришёл наконец к огромной пещере, а у входа в ту пещеру уже ждала его фея-крёстная, – примерно так написал бы сказочник. Но ничего такого не произошло, потому что куда бы он ни шёл, никто из добрых персонажей ему не встречался…
Кай летел.
Его захлёстывало чувство упоения, восторг, кипящий в крови, он совершенно не чувствовал веса своего тела. Это не было похоже на гротескные полёты людей в фильмах, барахтающихся на страховочных шнурах, или на картинах, с плоскими фигурами, глупо висящими над облаками. Раскинув руки, он купался в солнечных лучах будто птица, испытывая радость от своего умения ловко кувыркаться и падать вниз головой, а потом, мощно поведя плечами, снова взмывать. Иногда он начинал терять высоту, это было неприятное чувство напряжения, какая-то обманность чувств, иррациональность, которую нужно было исправить.
Он всего лишь хотел спать. Так хотел, чтобы мягко, и чтобы долго. Но сейчас он падал и уговаривал сам себя, что вот сейчас, вот ещё через мгновение всё получится. Сейчас время для очередной части игры, как в поддавках, – ты на мгновение ощущаешь ужас свободного падения, и уже в следующее – снова ввысь.
Внутри неприятно заныло, он не мог ввысь, больше не получалось. Он стоял на траве, местность вокруг незнакомая… Он поднял голову вверх, над головой был ангел, белый, прозрачный как мираж, он видел его сложенные за спиной крылья. Он никогда не видел крылья так близко, только на рождественских открытках. Ангел был огромный как дом. Может даже как несколько домов, поставленных друг на друга. Ангел что-то держал в руках, но Кай не видел что – тот стоял к нему спиной.
Если бы Кай умел летать, он бы взмыл к нему, обогнул его и заглянул в румянощёкое лицо, он раньше никогда не видел лица ангелов. Кай сердился, потому что никогда не умел летать… Или умел? Он не помнил… Внутри поворачивался страх.
Рельсы под его ногами гудели.
«Кремц-кремц».
Рельсы уходили вперёд, очень далеко. Кай двинулся вдоль них. Под ногами раздался неприятный хруст. Смотреть под ноги было нельзя, он знал, что увидит там. Под ногами хрустело, с каждым шагом было всё неудобнее идти. Но он делал шаг за шагом. Гладкие землистого цвета кости хрустели, глазницы черепов скучно таращились в небо, вывернутые челюсти отрешённо улыбались. Он переставлял ноги, и какая-то сила не пускала его, каждый шаг давался с большим напряжением. Он не мог поднять ногу для следующего шага, особенно правая будто совсем налилась свинцом.
Багровый туман уже не позволял видеть. Откуда он взялся? Кай махнул рукой, отгоняя душный воздух. Впереди спиной к нему стоял ангел. Этот был ещё огромнее. Кай никогда не представлял, что ангелы могут быть размером с гору. Голова его уходила высоко в облака. Он начал медленно поворачиваться к Каю. Нет, нельзя, не поворачивайся! Кай не хотел видеть, он не знал, что у того в руках, просто не хотел видеть.
Нет, нет, не хочу. НЕЛЬЗЯ!
Ангел повернулся. В руках ангела была голова.
Ужас сковал его – то была голова Каргера…
Впадины скул обтянуло голубоватой кожей, в глазных впадинах шевелилось что-то омерзительно скользкое. Это блеснуло совершенным изгибом тела, затем показалась красивенькая маленькая треугольная головка, появилась бурая спина с зигзагообразным крапчатым узором, змейка выползла из пустого черепа и двинулась по ногам ангела. Обломанная височная кость упала вниз.
Змея спустилась на землю и спокойно улеглась на обломках крыльев. Кай только сейчас их заметил. Всюду были разбросаны белые перья.
Голова Каргера смотрела на него, просто смотрела и ничего не говорила. Она не могла говорить, потому что у неё был зашит рот.
Кай кинулся бежать. Ноги… Ноги снова не послушались. Он упал, отполз, спрятался за большой камень. Впереди трубой развернулся длинный коридор, света в нём было достаточно для того, чтобы представить его глубину. Там шевелились какие-то тени. Если они ищут его, то здесь за камнем его не заметят. В тоннеле в зеленоватом тумане слышался скрежет когтей, приближался звук медленно переставляемых копыт.
Он почувствовал, что тени уже вокруг него.
«Кремц-кремц».
Убежать, надо попробовать убежать. Он вжался в камень, перестал дышать, сердце громыхало в груди. Рука, несколько, шесть или семь рук уже были над его головой, он чувствовал совсем не бесплотные их прикосновения.
Слиться с камнем. Стать камнем, это хорошее решение.
Камень пошевелился.
Кай почувствовал укол ужаса. В самом сердце. У камня была тысяча глаз. Кай начал задыхаться. Он не мог подняться с колен.
Раз.
Два.
Три.
Четыре.
Пять.
Шесть…
Тяжёлый туман стекал каплями по онемевшим щекам, по плечам. Он опустил голову – слева на груди на белоснежной рубашке его сиял лучами какой-то знак из тусклого металла. Нельзя, чтобы эти руки, сотканные из тьмы, нащупали его.
«Кремц-кремц».
Кай посмотрел вниз – его колени были погружены в кровь. Он только сейчас понял, что среди чёрно-белого пейзажа это было единственно цветное пятно. Он сидел на коленях в озере крови.
Кай поднял глаза к каменному истукану.
Огромный каменный рот на лице без глаз пророкотал: «Я скучаю!»
От этих слов что-то сместилось на циферблате часов Великой Геометрии, и, раскинув руки, он медленно упал спиной в воду. Позади него было не озеро. Это было море. Голубая холодная стеклянная гладь поглотила его без остатка.
На груди, где только что сиял золотистый знак, расплылось красное пятно. Пальцы друга разжались. Кусочек окровавленной стали – кинжал с рукоятью в чёрной вязи – медленно ушёл ко дну.
«Я был неправ, – раздалось позади него, — мне нужно идти своим путём, а не твоим», донеслось угасающим эхом.
В лицо ему смотрел костистый звериный череп, и семь его стылых ледяных глаз исходили холодным голубым светом.
Из последних сил Кай взмахнул сломанными крыльями и взлетел…
* * *
Он вскочил в постели. Весь мокрый. Сердце колотилось о рёбра. Нестерпимо болело в области лопатки. Утро заливало спальню солнечным светом. Лёгкие порывы ветра колыхали занавески у открытого окна. Фух… Всего-лишь сон… Но что там было? Он летал. Что ещё? В ушах звенело. Он знал, что ему приснился сон, который обязательно нужно вспомнить. Между этим сном и явью существовала некая страшная и прямая взаимосвязь.
Он пошарил рукой под кроватью, нащупал бутылку с водой и жадно опустошил, будто провёл неделю в пустыне. Переведя дух, Кай откинулся на подушку, заслонив глаза рукой от утренних лучей.
Муза Павловна обычно говорила, что если приснилось что-то страшное, то надо лечь и «доснить» себе что-то хорошее, что-то из тех вещей, что ты любишь. Когда он спросил, что значит «доснить», как это вообще возможно – «доснить», Муза Павловна ответила, что, насколько ей известно из школьной программы, сон – это «небывалая комбинация бывалых впечатлений», и если вы, молодой человек, не управляете собственными впечатлениями и воображением, то кто же ими тогда управляет?
Кай тогда ничего не понял, но сам факт перехода Музой Павловной к обращению «молодой человек» обычно свидетельствовал о её невысоком мнении относительно его в тот момент умственной активности. Он решил не вступать в споры, но непременно потренироваться при случае. Увы, сегодня был совершенно не тот случай. Он чувствовал такое волнение, что сонливость как рукой смело.
И это ощущение не скоро растаяло, засев где-то под лопаткой неясной, упорной угрозой. Он перевёл взгляд на этажерку. Отряд бронзовых солдатиков британской армии безукоризненно держал строй. Он вспомнил как играл с ними в детстве, как гордился каждой фигуркой, ему стало тепло и уютно, это помогло выровнять дыхание, и немного успокоиться. Он потянулся в постели, и мрачно констатировал, что, кажется, ещё вырос, потому что голые лодыжки выглянули далеко за пределами кровати. Муза всегда говорила, летаешь во сне – значит растёшь. У изголовья на тумбочке стояли вовсе незнакомые бутылочки, лежал градусник и тарелка с чем-то, напоминающим компресс…
Он помассировал плечо, насколько сумел дотянуться. Больно… Этот сон никак не хотел убираться из головы. Вообще, в памяти всплывали какие-то смутные воспоминания, будто он когда-то посмотрел кино, помнил, как было страшно, но о чём фильм рассказать бы уже не смог.
Каргер! Почему Каргер?
Чётко он помнил только последние секунды кошмара, но в голове проносились те же образы, только в других сценах… Каргер, опутанный золотистыми и голубыми лучами, рваный асфальт, тысячи хвостов и тысяч глаз, каменный истукан с белой бородой, вихрь…
Кай хлопнул себя по лбу и, отшвырнув одеяло, помчался из спальни в гостиную. Он выглянул из окна, устремляя взгляд в сторону Межевого переулка. Отыскав глазами привычное сонное ничего и удовлетворённо сжав кулаки, он выскочил из гостиной и уже спокойным шагом пересёк кабинет.
В обычное время входить туда он избегал, дед тщательно оберегал эту свою тихую обитель, всякий раз выдворяя маленького Кая с мальчишками играться в другом месте. Был и особый шкаф, открывать створки которого было запрещено строго-настрого. В том шкафу было полно разных времён военной литературы, хранились там дедовы бархатные альбомы и коробки со всяким бесполезным хламом типа старых погон, звёздочек и каких-то наград.
Среди прочих безделушек манила Кая одна единственная – крошечная фигурка слона. У Кая в детстве было достаточно игрушек, но такой чудесной вещицы среди них не было. Золочёный слоник, покрытый белой эмалью и украшенный прозрачными камушками, нёс на спине боевую башенку с петелькой на макушке. Башенка была расписана красными узорами, попона на спине – голубой глазурью, а бивни и хлыст погонщика отливали позолотой. Перед башенкой у головы слона сидел чёрный погонщик. К ней дед вообще не разрешал прикасаться.
Книги – самые старые в тканевых переплётах, в раздутых кожаных обложках с любовной тщательностью расставленные по полкам или собранные в аккуратные стопки – были главным сокровищем дедовой ризницы. Когда-то совсем маленьким, года в четыре, Кай уничтожил старый выпускной альбом, память об академии. Сам не понимая зачем оторвал одну за другой фотографии дедовых сокурсников и восторженно изрисовал шариковой ручкой страницы альбома. Лощёные коленкоровые страницы всеми силами отталкивали от себя это высокохудожественное и эмоциональное граффити, но всё-таки сдались. Каю тогда попало по первое число, с тех пор заглядывать в тот шкаф, да и в кабинет, Кая не сильно тянуло. Но сейчас он был здесь не ради творческого самовыражения, а по делу.
Кай, спокойно дыша и уже почти улыбаясь, то и дело почёсывая нывшее плечо, выглянул в окно кабинета и уставился на площадку под своими окнами. Внизу у подъезда кипела работа, там было довольно шумно для раннего субботнего утра. В люльке автовышки, на почти разогнутой стреле, орудовала бензопилами пара рабочих. Они ловко срезали толстые ветви каштанов по обе стороны от рабочей платформы, ветви так срослись и сплелись, что образовали практически непроницаемую арку над входом в дом – пышные розоватые соцветия с шумом падали вниз. Здесь же, на подъездном козырьке, сыпал искрами сварщик, очевидно он приваривал обломанный ночным шквалом каркас крыши.