Зачерствевшие рассказы

Три

Забросив ребёнка в клетку к остальным, он подсыпал корм в миску и пошел в свой отсек заниматься дальнейшими приготовлениями. Как давно он перестал слышать крики – детей и взрослых, он не помнил. Только видя страх, разрывающий рот, он понимал: это крик. Но отводя глаза, погружался в тишину, в которой робко пробивался шипящий звук тлеющей ткани.

Четыре

Воспоминания приходили и уходили. Сейчас он вспомнил, как очнулся в маленьком придорожном отеле. Тогда он еще ничего не планировал и, скорее всего, даже не думал, что это такое – «планирование». Все действия совершались на автомате: еда из фудбокса, вода из крана, стена для рассеянного взгляда и редкий сон.

Сейчас он вспомнил, как однажды, идя за бутербродами, обратил внимание, что в холле отеля стоит компьютер с бесплатным для посетителей интернетом. Он вспомнил, как ввел запрос в поисковой строке и получил результат: «…возгорание легковоспламеняющейся жидкости на кожном покрове мгновенно вызывает ожог первой степени, так как температура горения этих веществ составляет от 2000 до 3000 градусов Цельсия. Затем высокая температура высушивает верхние слои кожи, и они воспламеняются, что приводит к ожогам второй степени. В этот момент человек испытывает максимальную боль, так как под верхним слоем кожи содержится самое большое количество нервных окончаний. Ожоги второй степени при поражении более 60% поверхности тела в большинстве случаев несовместимы с жизнью и приводят к мгновенному летальному исходу. Третья и четвертая степени… не чувствует боли… обугливанием мышц и костей… в очень редких случаях…».

Пять

Самым сложным оказалась установка в его убежище старого промышленного шредера для измельчения древесины – ему пришлось в одиночку сначала практически до винтика разобрать его снаружи, а потом собрать внутри. Клетки он тоже сделал сам.

Шесть

Он помнил как нарушил Равновесие – когда ударил дерзкого алжирского мальчишку-подростка. Тот то ли случайно, то ли нарочно толкнул его жену на стоянке супермаркета, да так, что она, упав, ударилась головой о машину.

Он его узнал, паренёк жил в бетонном муравейнике по соседству и несколько раз проезжал на велосипеде мимо его дома, слушая громкую музыку. Да, пожалуй, стоило решить проблему по-другому, но день не задался с самого начала: давнишний клиент решил уйти от них, потому что нашел подрядчика, бравшего гораздо меньше за работу, банк счел сто тысяч евро недостаточным первоначальным взносом за дом, о котором они так мечтали, а жена утром опять заявила, что не хочет, чтобы девочки учились вместе с «этими».

Он сразу понял, что удар был чрезмерным. А когда ударил второго подростка, который бросился на него, крича ему в лицо что-то на своем языке, подумал: они никто, даже если камеры парковки зафиксируют произошедшее, ему грозит максимум оплата какого-нибудь штрафа.

Семь

Он почувствовал голод и вспомнил, что не завтракал. Он не любил эту забегаловку, комплексные завтраки, дешевую обстановку. Странно, что он так и не привык ко всему этому за долгие годы. Его узнавали, здоровались, у него даже было своё место завсегдатая в самом углу под охотничьими трофеями. Сев на диван с уже протершимся кожзаменителем, он сделал заказ официантке. Перед ним висел телевизор, шёл новостной репортаж о постоянном росте пользовательского видео в интернете.

Четыре года назад полицейские сказали ему, что в интернет выложили два разных видео. До того как владельцы интернет-ресурсов удалили их с серверов, прошло около 30 минут. За эти полчаса видео набрали почти по миллиону просмотров. Из-за политики конфиденциальности и проволочки с судебным ордером на открытие данных пользователей время безвозвратно потеряли – отслеживать было уже некого.

Он так и не набрался сил посмотреть записи, но и не смог выкинуть диск с ними, предоставленный полицией. Это были последние кадры с его девочками.

Восемь

Скорее всего, девочкам его нынешний дом не понравился бы. Примерно год назад, перелистывая страницы в разделе «Недвижимость» в поисках нужного ему помещения, он случайно наткнулся на маленькое объявление, что муниципалитет сдает в аренду помещение под склад, требующее капитального ремонта. Он решил посмотреть на него.

Сказать, что это помещение ни для чего не годилось, – не сказать ничего. Облупившаяся краска, следы подтопления на стенах, горы мусора, когда-то бывшие, наверное, мебелью, металл, пережёванный ржавчиной, и густой запах гнили. Он проходил помещение за помещением с фонарем, под его ногами постоянно что-то хрустело, ему всё больше и больше там не нравилось. И когда он подумал, что это точно не его место, остановился: ничего – тишина, ни единого звука. Он пробежал еще раз лучом фонаря по стенам, в голову пришло сравнение – покинутый ад.

На следующий день в муниципалитете служащие очень обрадовались внезапно обретенному арендатору. Их даже не смутило, что он планирует использовать это помещение не под склад, а под мастерскую. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Кому еще может пригодиться старое бомбоубежище на окраине рядом с заброшенным заводом.

Девять

Опять приступ воспоминаний.

Уже сутки он сидит в сквере напротив полицейского участка. Люди приходят и уходят, подъезжают и уезжают машины, жизнь идет своим чередом. Перед тем как сесть на скамейку напротив участка, он встречается с полицейским, ведущим их дело. Полицейский говорит: он очень сожалеет, что расследование пошло по ложному пути. У тех подростков есть алиби, и сложно даже представить, что такое могли сотворить с детьми, такие же по сути дети. Он сказал, что полиция обязательно продолжит искать виновных, ему очень-очень жаль и произнес еще много подобных слов.

Он зажмурился, досчитал до десяти, затем открыл глаза. Воспоминание рассеялось. Он протянул руку, поднял листок со стола и бегло пробежался по списку из фамилий, имён, дат и адресов. Затем положил конверт с деньгами перед неопрятным детективом, тот молча взял его и ушел, даже не пересчитав содержимое. Он еще раз посмотрел на листок. Это был список всех членов их семей. Последним номером списка был двадцать третий.

Десять

Возвращаясь из магазина электроники, он остановился у витрины рыбацкого магазина. Глаза закрылись сами собой.

Задний двор их первого съемного дома, его маленькая уютная берлога в конце двора, переоборудованная из старого сарая. Он сидит за верстаком, в тисках – блесна на форель, в правой руке – крохотный напильник, левая тянется за бутылкой любимого воскресного пива. Нельзя сказать, что он так уж любил возиться со снастями, ему просто нравилось проводить время в своей берлоге. Это было его время. Сейчас берлога наполнена солнечным светом, музыкой Red Hot Chili Peppers и его одиночеством. Внезапно через громкую музыку ему показалось, что он слышит чей-то крик. Убавив громкость, он почувствовал, что сердце останавливается: это душераздирающий крик его девочек. Он понимает, что не знает, как долго это продолжается, он бежит.

Из оцепенения он выходит так же внезапно, как и провалился в него. Девочки ни в коем случае не должны даже Там встретиться с людьми из списка. Он вспомнил про особое отношение людей этой веры к определенным животным. Переложив из правой руки в левую довольно увесистый пакет, в котором лежал штатив, сотовые телефоны, усилитель сотового сигнала и еще какие-то приспособления, он двинулся дальше по залитой солнцем улице.

Одиннадцать

На него смотрели с удивлением, когда он покупал маленьких поросят. И действительно: зачем мужчине, совершенно непохожему на фермера, поросята? Прошло почти полгода, и уже превратившиеся в свиней поросята могли полностью перейти на потребление одного лишь мяса.

Двенадцать

Желание утопить горе на дне бутылки ни к чему не привело – от каждого глотка его всегда рвало. Он решил сменить место жительства и переехал в другой отель – он слышал, что смена атмосферы часто меняет людей в таких жизненных ситуациях к лучшему – но это привело только к появлению другой стены, воде из другого крана, такому же нечастому перекусу и редкому сну. Нужно было что то менять по-другому. Перебирая варианты выхода из сложившейся ситуации он понял, что должен объяснить себе произошедшее с его семьей – ведь на каком-то основании это случилось. Тогда, уперевшись взглядом в пустую стену, он нашел объяснение: он во всём виноват, так как нарушил Равновесие на стоянке супермаркета, то, что произошло после, тоже не привело к балансу. Теперь он должен уравновесить этот мир – он начал жить Равновесием.

Тринадцать

Пламя дышало воздухом его стриженой лужайки и поедало два маленьких неподвижных тельца. Черные вязкие пятна на траве, обуглившиеся маски вместо лиц, безумие в остекленевших глазах жены.

Провалы так участились, что уже не получалось отличить реальность от вспышек воспоминаний. Он проехал заправку, хотя на панели уже горела лампочка низкого уровня бензина. Остановился перед съездом на заброшенную грунтовую дорогу, вышел, снял цепь, перегораживающую проезд, проехал, снова вышел и вернул цепь на место. Быстро пролетев на машине участок леса, он остановился у своего убежища. В багажнике лежал последний из списка. Перенеся его внутрь, он зажег пламя газовой горелки и заварил за собой дверь. А затем выпустил свиней.

Четырнадцать

В какой-то момент он принял кровавое бульканье, вырывающиеся изо рта человека, за смех – радостный, искренний. Он остановился, посмотрел на оставшихся и удивился: он был готов поспорить – они ему улыбались.

У него ушло почти пять часов на то, чтобы в мире наступило Равновесие. Техника, на которую он так рассчитывал, неожиданно подвела, но он справился. Сильно устав, он присел на стул и на мгновение закрыл глаза. Осталось только пройти путь, в котором он был уверен. Бензин, булькая, лился на него из канистры. Он взял зажигалку со стола и не раздумывая шагнул навстречу семье.

Пятнадцать

Полиции всё-таки удалось отследить источник сигнала, откуда велась видеотрансляция на основные интернет-ресурсы такого типа. Прибыв на место, они осознали, что прорваться внутрь бомбоубежища невероятно сложная задача. С большой задержкой бронированную дверь удалось вырвать пригнанным бульдозером. Проход был открыт, наружу вырвался характерный тяжёлый железистый запах крови и сгоревшего мяса. Когда группа захвата увидела, что внутри, к нему примешалась сильная вонь рвоты.

При осмотре помещения живыми были обнаружены два молодых человека. Позже выяснилось, что сердцебиение и дыхание были только видимостью жизни: никто из них не реагировал ни на какие внешние раздражители. Сканирование их отпечатков пальцев молодых людей привело к длинному списку мелких правонарушений. А ещё в их делах фигурировал факт, что четыре года назад их подозревали в причастности к делу о сожжении двух маленьких девочек. Их вина не была доказана.

Ненужный

Рассказ, 18+

Кажется, что по мере того как человечество подчиняет себе природу, человек становится рабом других людей либо же рабом своей собственной подлости.

Карл Маркс

1

Маленькое островное государство, одно из сотен себе подобных и никому не нужных, находилось в центре единого океана, вдалеке от главного материка. Его жители разводили коз и выращивали чай, наверное, самый вкусный в мире. Скапливавшиеся над островом облака обильно поливали горные хребты, а тропическое солнце бережно прогревало тот скудный слой почвы, что каким-то чудом цеплялся за голые камни. Чайные кусты впитывали любовь облаков и гор и отдавали ее людям своими золотистыми листьями. Они бережно собирали чай четыре раза в год, и этого хватало и себе, и для торговли с соседними островами и материком, где островитяне покупали то малое, что не могли произвести сами.

Сбор чая всегда заканчивался праздником и обильным приношением даров Природе. Вера жителей острова в Природу была абсолютно чиста и не требовала никаких жертв и испытаний. Они верили, что в конце своего пути станут её частью. Не было в их мире ни церквей, ни храмов, с Природой они общались в любом месте острова в любое время. И так было, пока на острове не нашли пейнит – самый дорогой минерал планеты.

2

А потом всё произошло настолько быстро, насколько вообще могут развиваться события. Либерально-индустриальная церковь признала веру островитян в Природу неприемлемой и разрушающей современное общество. Неизвестно откуда на острове появились общественные организации, которые пытались объяснить островитянам пагубность их веры и внушить, что Либерально-индустриальная церковь является единственным носителем правильной веры. Жители основного континента негодовали и требовали избавить мир от угрозы.

В тот день, когда остров бесповоротно изменился, мальчик с дедом ходили в муниципалитет, чтобы позвонить его родителям и братику в столицу. Но телефонная линия была перегружена и дозвониться им не удалось. Вернувшись домой, дед включил радио, и мальчик понял, что передачи сильно расстраивали деда.

Они легли спать, их разбудил очень ранний рассвет. Горы, казалось, вспыхнули от зарева, но через некоторое время рассвет сошел на нет и горы опять вернулись в темноту. Мальчик заметил, что рассвет был необычным – он поднимался не там где всегда – рассвет поднимался со стороны столицы.

Дед начал суетливо натягивать что-то на себя и одевать мальчика, а потом взял его на руки и пошел через горы в сторону долины, где располагалась столица. По дороге дед что-то бормотал о пожаре, о большом пожаре в столице. Пройдя ущелье, они вышли на большую дорогу и слились с человеческим потоком, который тёк в долину. Перейдя реку, они наконец-то увидели объятую красным светом столицу. Дедушка заплакал и еще крепче прижал мальчика к себе, люди прибавили шаг, рядом кто-то бежал. А у них за спиной вставало солнце, рождая рассвет – второй за эту ночь.

3

Столица превратилась в тлеющую мусорную равнину: не было ни улиц, ни домов, лишь порой виднелись крупные обломки того, что еще недавно было домами. Казалось, на город наступила гигантская нога – взрывная волна просто рассеяла всё вокруг. В воздухе стояла стена пыли, он был пропитан ужасающим запахом – тлеющей древесины и сгоревшей плоти.

Деда это не остановило, он двигался в сторону дома родителей мальчика, пробираясь через обломки и крепко держа его за руку. Отовсюду слышались стоны и крики, доносящиеся из-под обломков, но дед не останавливался, чтобы помочь, он стремительно шёл к своим и вел к ним внука.

Пару раз они встречали ничего не понимающих и наполненных бессилием людей с обгоревшей кожей и опаленными волосами, они пытались прикрыть наготу остатками одежды. У некоторых кожа слезала с клочьями мяса. Чем дальше они продвигались, тем невыносимее становился запах. Дед разорвал свою рубашку и сделал из нее маски себе и мальчику.

Они перешли то, что когда-то было рекой, в ней сейчас не было воды, дно было усеяно вареной рыбой, и подошли к краю кратера. Он завораживал: невероятно большой, в остекленевших краях отражалось вырывающееся из его центра пламя. Немного левее от этого центра, совсем недавно был дом, где мальчик жил с родителями и младшим братом.

4

Утром в городе появились люди в серебристых скафандрах – скафандры начали проводить эвакуацию. Их с дедом разместили в распределительном центре, кормили, кололи какие-то лекарства, и на его взгляд всё складывалось неплохо, но было и страшное – он не понимал, что произошло и происходит. Из громкоговорителей, которые вели трансляцию на весь центр, он слышал, что благодаря превентивному ядерному удару Либерально-индустриальной церковью столица, несущая вред современному обществу, была уничтожена и теперь многие благотворительные организации помогают жителям уничтоженной столицы и защищают их права. Мальчик не всё из сказанного понимал, но было ясно: происходит что-то страшное.

Через неделю у маленького островного государства появилось новое правительство. Объявили о строительстве новой столицы вместо полностью уничтоженной, также стало известно, что в новой столице появятся церкви, несущие правильную веру – правильную, как на главном континенте. Именно тогда мальчик осознал: родителей и братика больше нет.

5

Когда их с дедом выпустили из распределительного центра, они вернулись в домик деда. В горах царило всё тоже умиротворение, но былого умиротворения в них самих уже не было. Дед сильно изменился за время, проведенное в уничтоженной столице, казалось, он еще сильнее похудел, поседел, но самое страшное – дед замолчал. Когда мальчик обращался к нему, тот просто молча смотрел на него остекленевшими глазами.

И тогда мальчик впервые развёл пламя в очаге, сам повесил над пламенем котёл с водой, нарезал овощи и сварил их. Эта еда сильно отличалось от того, что готовил дед, и вообще приготовленное можно было назвать съедобным с большой натяжкой, но он хотел есть и нужно было кормить деда. Так он начал заботиться о себе и деде.

Шли дни. Мальчик уже сам управлялся с хозяйством, заготавливал дрова, готовил и ухаживал за дедом. Он прикатил к крыльцу дома три больших валуна – в память о родителях и брате и посадил вокруг них несколько кустов золотистого чая, как это было принято на острове раньше. Состояния деда только ухудшалось, он чувствовал что жизнь покидает его. После первых осенних ливней рядом с крыльцом появился новый валун с обсаженными вокруг кустами чая, а через пару недель мальчик собрался и двинулся в сторону новой столицы.

6

Что сразу удивило: новая столица даже не пахла, а воняла – рабочим потом, алкоголем и сытостью. Да-да, именно сытостью – запах подгоревшего жира витал в воздухе, наполнял улицы новой столицы и, казалось, проникал в каждую клеточку тебя самого. Построена Новая была из контейнеров из-под шахтерского оборудования и поэтому напоминала большой железный куб. Улочки местами были настолько узкими, что там не могли разойтись даже два человека. Жизнь без окон, жизнь в контейнерах…

Ему повезло, или назовём то, что с ним произошло, везением. В распределительном центре его направили в хороший интернет для выживших после бомбардировки. Там оказалось неплохо, по крайней мере у него имелись своя койка, порция еды утром и вечером и были те, с кем можно было поговорить.

По правилам интерната дети работали. Но мальчика это не смущало, он привык к труду, живя с дедом. Некоторые дети работали в мастерских, кто-то – в кафе, другие – в небольших отелях, но всех объединяло то, что они обслуживали прибывающих шахтеров. И он тоже стал частью безымянного обслуживающего персонала – носильщиком при шахтерах, открывающих новые месторождения пейнита, он стал частью нового мира. Этот мир вытекал серой массой из своих контейнеров утром и затекал в них обратно той же серой массой вечером.

Большую часть времени он проводил на базе шахтеров, занимался переноской всяких мелочей, и это было его первой основной обязанностью – носить, носить и носить. А второй – не думать, не думать вообще, как это делал весь новый мир, а просто беспрекословно выполнять то, что ему говорят. И еще для него и всех в новом мире существовала третья основная обязанность – постоянно посещать новую церковь. И он, как и все, ходил на проповеди каждый вечер и слушал про какого-то Бога, во власти которого они все находятся и от воли которого теперь зависели их жизни. Он видел, что люди со временем поверили в этого Бога – по-настоящему, став частью Либерально-индустриальной церкви. Но у него ничего не получалось: как ни пытался, он не мог поверить в Бога, который сжигает души некоторых умерших по своей прихоти и, будучи всесильным, отдал своего сына-плотника толпе, которая прибила его к кресту.

7

Через год строгого исполнения основных обязанностей, с ним случилось то, о чём мечтает каждый мальчик-носильщик: его решили взять в экспедицию по поиску пейнита. Истории про эти экспедиции были основной темой разговоров жителей интерната, а вернувшиеся оттуда мальчишки становились просто легендами. Вокруг них вечерами собирались дети и слушали рассказы про залитые солнцем зеленые ущелья, про горы, упирающиеся в облака, про животных, которых большинство из интернатовских не видело, и, конечно, про дикие плантации золотистого чая, пару веточек которого обязательно приносили из экспедиции. Очень редко побывавшие в экспедиции вспоминали о том, как некоторые мальчики-носильщики срывались в расщелины и падали в бездонные пещеры и их просто оставляли там, если невозможно было к ним спуститься. Но жители интерната не хотели верить в это, ведь мечта еще раз увидеть красоту их острова брала верх над всеми другими.

И вот настал долгожданный день выхода экспедиции. Четверо мальчиков-носильщиков погрузили вещи шахтеров в машину, похожую на металлическую сороконожку, а после небольшого отдыха погрузились в ее чрево сами вместе с шахтерами, двери закрылись, и они отправились в путь.

Ехать в сороконожке было довольно утомительно из-за ожидания неизвестного, и это изматывало. Мальчики молча сидели на полу, шахтеры их иногда кормили, при этом выглядели они очень дружелюбно, сами же они выпивали, вели громкие разговоры, которые перемежались таким же громким гоготом.

В чреве сороконожки не было окон, только тусклый свет ламп, и мальчик потерял ощущение времени: он уже не понимал, сколько они находятся в чреве и когда это закончится. Периодически он засыпал, но, просыпаясь, всё так же обнаруживал себя в сороконожке. И когда он уже смирился с тем, что это путешествие никогда не закончится, они остановились, шахтеры прекратили разговоры, заработали какие-то механизмы, и двери медленно открылись.

8

Перед ними было залитое солнцем ущелье, обрамленное врастающими в облака величественными горами. Через ущелье, рассекая его пополам, пробегала тонкая линия горной реки, которая местами превращалась в небольшие перекаты и водопады. Вода в реке была насыщенно-голубого цвета, а отраженное от нее солнце слепило. По берегам рос кустарник сочно-зеленого цвета.

После короткого отдыха участники экспедиции разобрали упакованное оборудование, погрузили его на себя и двинулись вверх по реке. Через несколько часов они пересекли ущелье, идя по воде, и вышли на каменное плато, которое было испещрено расщелинами. Горная река обегала их, то и дело срываясь краями в их глубину.

Шахтеры разбили лагерь, развели костер и начали привычно шумно готовить еду. Мальчик сел и уставился в небо, которое начало терять солнечный свет и на нем появились первые звезды.

Он заснул, а очнувшись, понял, что наступило утро. Рядом с ним стояла тарелка с остывшей едой, которую, вероятно, принесли, когда он уже спал. Лагерь еще не проснулся, он тихо съел содержимое тарелки и, глядя на встающее солнце, начал мысленно готовиться к наступающему дню. В интернате ходили истории об этом плато – его называли гибельным местом. Мальчик понимал, что сегодня их ждет трудная работа.

После пробуждения отряд начал движение, и стало понятно, почему у этого плато дурная слава. Из-за многочисленных расщелин оно походило на кусок сыра, местами пустоту разделяли только несколько сантиметров твердой поверхности. Движение осложняли неровность почвы, узкие переходы и выпавшая утренняя роса. В середине дня устроили небольшой привал, и мальчик осознал, что, наверное, никогда так не уставал, но не подал виду. Другие тоже не скрывали усталость, только мальчики-носильщики перестали тихо переговариваться, а разговоры шахтеров стали краткими, а смеха не было слышно вовсе.

Следующие полдня пути прошли тоже тяжело. Но ближе к закату стало понятно, что плато практически пройдено: расщелин становилось меньше, перешейки между ними были гораздо шире. К тому времени мальчик не замечал красоты вокруг, двигался автоматически за впереди идущим и испытывал невыносимую усталость. Когда последние лучи солнца почти спрятались за горами, решили расположиться на ночевку, выбрав подходящее для этого место. Уже почти подойдя туда, где будет привал, мальчик почувствовал, что на нем кто-то повис, ему стало невыносимо тяжело, он повернулся, чтобы сказать сзади идущему, что он тоже сильно устал, и оступился.

9

Очень-очень тусклый отблеск солнечных лучей периодически попадал в расщелину, в ее темное царство, на каменном дне которой лежало маленькое тельце.

Сколько прошло времени с момента его падения мальчик не знал, он не ощущал его течения, он чувствовал только постоянную невыносимую боль. Сознание приходило на мгновение, а потом он сразу проваливался в темноту. Очнувшись в очередной раз, он понял, что в его ощущениях возникло что-то новое и неприятное. Это что-то щекотало его кожу, проникало в него через рот. Движение, которое ощущалось им как вползающая внутрь бесконечная гусеница, вызывало рвотные спазмы, и он снова терял сознание. Но каждый раз приходя в себя он быстрее привыкал к этому чувству и учился его не замечать.