Путь темных

– Я… тоже, – чувствуя, как противный горький комок подкатывает к горлу, пробормотал Эруаль. Слова дались ему нелегко. Больше всего сейчас он мечтал принести брату радость, надежду, избавление от страшных душевных мук. Больше всего он мечтал сказать ему, что никакой казни не будет, что Феликс прощен и свободен. И Эруалю было горько именно из-за того, что он не мог этого сказать. Он не мог обнадежить свое "солнышко", потому что любое утешительное слово оказалось бы ложью. Положение Феликса было безнадежно. Оставалось только сидеть и грустить вместе с ним. Потому что младший принц Лавандины не представлял, как будет жить без брата.

– Не смотри на меня, – неожиданно попросил Феликс, не открывая глаз. – Твой взгляд меня хоронит. Ты смотришь на меня так, как будто я уже покойник. А я еще живой. И я так хотел бы остаться живым в твоей душе.

– Феликс, я всегда буду любить и вспоминать тебя! – горячо откликнулся Эруаль.

Не надо, не лги мне. Ты уже убил меня в своем сердце. Ты не считаешь живым того, кому осталось жить меньше дня.

– Феликс, пожалуйста! Своими словами ты травишь мне душу! Что случилось с тобой? Неужели за какие-то пару дней ты мог настолько сильно измениться, что презрел многие годы нашей дружбы!

– Прости, – прошептал средний принц. Он тяжело сел на кровати и опустил голову на руки, желая спрятать от глаз брата свое лицо. Горестный стон сорвался с его губ. – Эруаль, я боюсь смерти. Я боюсь боли. Я хочу жить. Я не хочу умирать.

У Эруаля разрывалось сердце, пока он слушал эти слова. Он жаждал поменяться с Феликсом местами, взять на себя все его грехи, сгореть вместо него, только бы не видеть брата в таком отчаянии, только бы не чувствовать себя таким слабым и беспомощным, только бы не слышать его страшных слов!

– Зачем ты это сделал? – спросил младший принц Лавандины. – Ведь ты прекрасно знаешь, что вступать в контакт с темными строго запрещено. Упаси бог от союзничества! Зачем ты пошел освобождать их?

– Я чувствовал свою вину! – как-то затравленно воскликнул Феликс. – Элспет так спокойно и жестоко убивал тех, кто не захотел сдаться в плен! Без всяких церемоний и сомнений. А ведь они такие же эльфы, как мы! Только они сбились с пути добра, с пути Света. Однако, это не дает нам права так жестоко обращаться с ними! Мы должны относиться к ним с пониманием! У нас свои порядки, у них свои. Так вот… Элспет был беспощаден с ними, и я был вынужден поступать так же, как он. Но мне противна даже мысль об убийстве, что говорить о самом действии! И мне было стыдно перед этими бедными темными эльфами. Я убивал их друзей и родных. На моих руках их кровь! – Феликс судорожно вздрогнул, как будто заново переживая события той роковой для него ночи. – Это было ужасно! Я не знал, как смотреть самому себе в глаза после всего этого. Я не понимал, как оправдать себя за это перед Богом! И я подумал, что, может быть, получу их прощение, если выпущу на волю. Но… у меня не получилось.

Снова горестный вздох вырвался из груди Феликса. Он не поднимал глаз и поэтому не мог видеть гримасы понимания, недоверия и удивления, поселившейся на лице его брата. А Эруаль с трудом сдерживал яростный крик разочарования.

"Снова проклятая доброта! Я так и думал, что она не доведет его до хорошего! – думал младший принц Лавандины. – Ну разве можно быть таким наивным! Таким… глупым! И ведь не объяснишь ему, что иногда милосердие неуместно, что не все понимают и принимают его".

Не удержавшись, Эруаль заговорил, быстро, как будто куда-то торопился:

– Феликс, Элспет был прав, убивая темных! Они не эльфы, они – твари. Они убивают мирных жителей и при этом не думают о чувствах других, как это делаешь ты. Они убили нашего деда, в ходе войны с ними мы потеряли мать! Разве ты забыл это? Да им нельзя прощать сам факт их существования! Они постоянно угрожают власти нашего отца! Поверь, они заслуживают смерти!

– Любое создание, появившееся на свет, заслуживает жизни! – горячо возразил Феликс, впервые за время их встречи смотря прямо в глаза своему собеседнику. И во взоре его плескалось столько же праведного негодования, сколько было в словах Эруаля. – Я не понимаю, почему вы так жестоки по отношению к ним! Даже ты за что-то ненавидишь их! Я не люблю, когда ты такой. В такие минуты ты… ты сам…

Феликс неожиданно резко замолчал.

– Ну, договаривай! – с замирающим сердцем поощрил его Эруаль.

– Ты сам похож на темного! – выдохнул его брат.

Младший принц Лавандины застыл изваянием. Услышать то, что на протяжении стольких ночей ему внушал Голос, от своего собственного брата оказалось для Эруаля настоящим ударом. "Неужели ТАК заметно?!" – невольно подумал он. Продолжая смотреть на Феликса круглыми от изумления глазами, младший принц невольно отодвинулся от него подальше. Рыжий эльф, заметив, какое впечатление произвели его слова на брата, сам испугался сказанного и поспешил извиниться.

– Я погорячился, – сказал он. – Эруаль, не принимай близко к сердцу.

– Ничего, я понимаю, – неуверенно произнес младший принц Лавандины, быстро поднимаясь. – Ты знаешь, Феликс, мне, наверное, уже пора. Я засиделся, а твои стражники очень подозрительные.

Однако, самому Эруалю его последние слова показались оскорбительными. Он поспешил исправить это. Нагнувшись к брату, он тихо-тихо прошептал ему на ухо:

– Мы с Витеком попробуем спасти тебя. Не теряй надежды.

И младший принц Лавандины поспешил покинуть эту комнату. В полном одиночестве он вернулся в свои покои. Захлопнув за собой дверь, устало прислонился спиной к створке. Эруаль печальным взором окинул комнату, свыкаясь со знакомой обстановкой, и остановил его на зеркале, которое несколько дней назад завесил скатертью. Отойдя от двери, принц приблизился к нему и по привычке заговорил с ним:

– Вот я, наконец-то, и дома. Жаль, что при таких печальных обстоятельствах. И Хевингему придется долго ждать нашей с Витеком помощи. За что боги так разгневались на нас?

Но зеркало, как обычно, отвечало на его философские суждения стеклянным молчанием.

В дверь постучали. Эруаль, не торопясь, пересек комнату и открыл. Порог перешагнул Витек. Дождавшись, пока дверь за его спиной не захлопнется, он спросил:

– Ну что, попробуем составить примерный план действий по вытаскиванию твоего брата из пекла?

Глава 22

Следующий день выдался на редкость ясным и солнечным. Жаркое светило только начинало подниматься из-за горизонта, а на небе уже не было ни облачка. Легкий ветерок, веселый щебет птиц, ласковый шелест листвы и похоронный звон со всех колоколен столицы окрасили это утро всеми цветами радужного спектра. Однако, Алые цветки в этот день все видели в черных красках.

Уже с зарей на дворцовую площадь стали стекаться эльфы, образуя шумную говорливую толпу. Ровно к назначенному времени подошли только самые сони, которым не хотелось вставать даже из-за такого редкого, а потому особо значимого события, как казнь королевского сына. В центре площади поставили высокий столб, к подножию которого свалили большие охапки сена. С самого утра место казни находилось в оцеплении королевских лучников. Для короля на одном из балконов дворца поставили трон, а также для двух его сыновей. Но это было не более чем данью традиции. Всем было известно, что Элспета в городе нет, что он вернулся на границу, возглавлять один из отрядов лавандинской армии, и даже не знает о том, что его брата казнят, а Эруаль еще с вечера объявил о том, что не будет присутствовать на церемонии сожжения из-за моральных принципов. Королевский советник Витек предполагал для себя наблюдение за происходящим из общей массы народа. Он не боялся, что на него нападут, или же, наоборот, будут выпрашивать какие-то услуги как у особы, приближенной к королю. Нет, он знал, что в народе его побаиваются, и без крайней необходимости никто не осмелится привлечь его внимание.

Король появился на балконе за пять минут до начала казни. Он был облачен в красные с белым одежды, на фоне которых терялась нервическая бледность его лица, и, ни слова не сказав своим подданным, тяжело опустился на трон. Обведя безучастным взглядом притихшую толпу, Элебрут устало прикрыл глаза, дожидаясь, когда приведут его обреченного сына.

Со стороны дворцовых ворот послышался стук копыт. Эльфы повернулись в ту сторону и мгновенно расступились, освобождая дорогу маленькой повозке. По камням дворцовой площади старенькая неторопливая лошаденка тащила грубо сколоченную телегу, в которой сидел со связанными руками средний принц Лавандины, облаченный, как всегда, во все белое. Но на этот раз это были не роскошные одежды благородного эльфа, а белая рубаха и белые холщовые штаны, в которые обычно одевали преступников в день казни. Феликс сидел сгорбившись и низко опустив голову, почти касаясь носом связанных запястий; золотисто-рыжие пушистые волосы закрывали его лицо. Сегодня для этого обворожительного "солнышка" должен был наступить закат.

Облаченный в черный плащ из недорогой тонкой материи с надвинутым на нос капюшоном, Эруаль, затесавшийся в толпу поближе к Витеку, не мог не заметить, что его брат все же выглядит просто прекрасно для эльфа, которого ведут на смертную казнь. А уж он, несмотря на то, что был младшим в семье, на своем веку успел повидать немало бледных испуганных лиц преступников с трясущимися губами и бегающими глазами, которых сама фраза "собственная смерть" приводила в невменяемое состояние.

С трудом отведя глаза от фигуры брата, Эруаль принялся искать в толпе эльфов Витека. Тот стоял, закутанный в такой же неброский черный плащ, и, едва почувствовав взгляд своего ученика, мгновенно повернулся к нему лицом и одним движением брови сделал знак приближаться к эшафоту. Эруаль легко выскользнул из толпы и в обход пробрался под самый нос к королевским лучникам, оцепившим столб. Взглянув на учителя, заметил его с другой стороны. Витек едва заметной полуулыбкой дал понять принцу, что пока все идет, как надо. Успокоенный, Эруаль вновь принялся искать глазами брата и увидел, что того уже привязывают к столбу помощники палача.

Когда они закончили, со своего места поднялся король. Он заговорил, тихо, но твердо и властно, без тени обуревающих его эмоций на лице и в голосе, и все невольно притихли, чтобы расслышать каждое его слово.

– Сегодня воистину печальный и горький день для всех нас, – говорил Элебрут. – Мой средний сын, принц Лавандины, Феликс был пойман при попытке совершить ужасное преступление против короны. Он хотел освободить опасных темных эльфов – извечных врагов Алых цветков. Это большая боль для всех нас, но мы покорны воле Бога, не давшего ему совершить сие злодеяние, и исполняем волю эльфийского народа, приговорившего Феликса к смертной казни через сожжение. Что же, да будет так. Мы будем молиться всем известным нам богам за упокой его души. И пусть в наших сердцах он останется безгрешным. Мы прощаемся с тобой, Феликс. Ты желаешь что-нибудь сказать перед смертью?

На дворцовой площади стало еще тише, каждый из присутствовавших здесь эльфов боялся не расслышать негромкого печального голоса казнимого принца. И только Витеку было неинтересно предсмертное оправдание Феликса. Ставшими в один миг непроницаемыми черными глазами он смотрел прямо в лицо королю, упорно не желавшему заметить его и остановить на нем свой взгляд, и думал:

«Что же вы делаете, король Элебрут? Неужели вы настолько глупы и бессердечны, что подпишите смертный приговор собственному сыну? Честное слово, ни одна справедливость на свете не стоит этого! Интересно, а что бы было, окажись на месте Феликса ваш обожаемый первенец Элспет? Также безучастно вы бы себя вели, король?»

Между тем, все продолжали ждать речи Феликса. Тот долго собирался с силами и наконец произнес, нет, прошептал одними губами, так, что, невзирая на воцарившуюся тишину, никто ничего не услышал и не понял. А Феликс смотрел в глаза отца и говорил только ему. И один Элебрут, прочитавший все по губам, понял его:

– Отец, твоей вины в случившемся нет. Мне не в чем тебя упрекнуть. Ты – вечный раб общественного мнения, и ты всегда будешь марионеткой в его руках. Как твой потомок, я тоже неизбежно стал бы такой марионеткой. Спасибо, что избавляешь меня от этого. Прости, что оставляю тебя в таком тяжелом положении. Неизвестно, кому из нас сегодня повезло больше: твоему сыну, который умирает свободным, или тебе, который останется рабом молвы еще на долгие годы. Прощай, отец! Благословляю мир твой и царство твое!

С этими словами Феликс отвел в сторону взгляд своих светлых ясных глаз и опустил голову на грудь. С разных сторон к столбу подошли помощники палача и запалили сено. Веселое пламя с жадностью принялось грызть сухую траву. Толпа заворожено уставилась на столб, мгновенно забыв про несостоявшуюся для нее прощальную речь преступника.

Едва увидев алые языки пламени, Эруаль стал проявлять признаки заметного беспокойства. Он чувствовал, как его сердце в бешеном ритме колотится о ребра, хоть и помнил, что время для действия еще не пришло. Витек, находившийся немного правее своего ученика, казался невозмутимым. Он выжидал, когда внимание толпы будет окончательно усыплено видом сгорающего сена, внимание лучников – видом завороженной толпы, а внимание особ благородных кровей – видом расслабившихся лучников, который в таких ситуациях имел обыкновение быть поводом для легкого беспокойства. И вот, когда Витеку показалось, что время пришло, он из осторожности кинул по сторонам пару незаметных цепких взглядов, оценивая обстановку, и мимолетным движением брови дал Эруалю знак приступать. Его ученик что-то быстро зашептал, воздвигая вокруг черноволосого эльфа прозрачную защитную стену, которая должна была поглотить все летящие в него предметы – эффективная оборона против лучников. Почувствовав на себе действие охраняющего заклинания, Витек потрогал ногой стоявший рядом с ним высокий ящик и, убедившись в его прочности, легким прыжком вскочил на него. Уже в следующую секунду он был на верхних стогах, еще не охваченных огнем, в непосредственной близости от удивленного его выходкой Феликса.

Оставшаяся внизу толпа, просыпаясь, пораженно ахнула.

Быстрым движением Витек вынул из складок плаща маленький острый кинжал и хотел уже перерезать веревки, удерживающие принца возле столба, но не успел. Предупрежденный Элебрутом командир дворцовой охраны, не сводивший пристального взгляда своих соколиных глаз с фигуры советника короля на протяжении всего утра, разгадал его план и, без труда повторив маневр Витека, оказался рядом с ним. Резким и сильным движением он выбил из руки черноволосого эльфа кинжал. Не удержавшись, Витек вскрикнул от боли и схватился за вывихнутую тонкую кисть. Пока он приходил в себя, ловкий командир дворцовой охраны безжалостно скрутил ему за спиной руки, быстро связав их крепкой веревкой. Оторвав клок от плаща Витека и сделав из него кляп, чтобы помешать советнику короля использовать заклинания, командир подхватил свою бесценную ношу, оказавшуюся совсем легкой, на руки и с той же ловкостью спрыгнул обратно, на землю. Его сразу же окружили стражники, которые взяли черноволосого эльфа под конвой и увели во дворец – все, как и было велено.

Толпа начала возбужденно перешептываться. Сразу стало шумно.

Эруаль, видевший провал Витека, решил воспользоваться общим смятением, чтобы самому попытаться спасти брата. И в тот же миг заметил, что его окружают стражники, предупрежденные о том, что у Витека наверняка найдутся помощники. Принц попробовал вырваться, разорвать смыкающееся кольцо из эльфов в форме, но его попытки были быстро и решительно пресечены. Эруаль опомниться не успел, как его руки оказались связаны за спиной шелковым шнурком. Интуитивно он понял, что следующим их действием будет попытка заткнуть ему рот, и принц в отчаянье, уже плохо соображая, что делает, в самый последний момент выкрикнул заклинание. В следующий миг его лишили возможности говорить.

А магические слова, достигнув своей цели, развязали веревки, удерживающие Феликса возле столба. Удивленный внезапным чувством свободы, средний принц Лавандины и шага ступить не успел, как разогретый бушующим возле его ног пламенем стог сена осел под его весом, и Феликс, сильно пошатнувшись, полетел прямо в огненную бездну. Страшный душераздирающий крик разнесся над площадью, распугивая птиц.

Вокруг разом стало тихо-тихо. Все взоры были устремлены на охваченный огнем участок, в котором исчез средний принц. Он сгорел мгновенно, просто, как факел. Но вид чужой смерти все равно подействовал на толпу завораживающе.

И только до Эруаля не сразу дошел смысл произошедшего. Он смотрел на то, как сгинул в огне его брат, огромными, полными панического ужаса глазами, его предсмертный крик просто оглушил младшего принца, но сам факт случившегося он осознал только через пару минут. Эруаль понял, что его брат все-таки умер, что он не смог спасти его. Из глаз молодого эльфа брызнули слезы. С губ рвался безумный крик отчаяния, едва ли не страшнее того, что уже разлетелся над площадью, но кляп глушил все звуки, и Эруаль просто подавился собственным горем.

Стражники поспешили увести с площади это ставшее в один миг безвольным тело.

Глава 23

Эруаль смог успокоиться только ближе к вечеру. Сегодня он дал волю своим чувствам. Младший принц Лавандины рыдал, как маленький ребенок, не желал верить в смерть брата, бросался на запертую дверь. Он приказывал, просил, умолял позвать к нему Феликса, дать с ним поговорить и снова впадал в неистовство, получая в ответ безмолвие. В комнате с ним постоянно находились два стражника, удерживающие его от рукоприкладства и пресекающие слишком буйные порывы, и королевский лекарь, который каждый час давал ему успокоительные настои из трав. Но Эруалю ничего не помогало. Он ненадолго забывался спасительным сном, а с пробуждением дикая истерика начиналась по новой. В ТАКОМ состоянии всегда спокойного и кроткого принца еще никогда не видели.

Витека тоже заперли в его комнате, но, как и велел король, только до окончания казни. Ровно в полдень его освободили от пут и сняли с дверей стражу. Однако, черноволосый эльф сам отказался куда-либо выходить и каменным изваянием застыл возле окна. Абсолютно пустым бессмысленным взором он смотрел на выщербленные булыжники дворцовой площади и тоже пытался успокоиться. Но если его ученик искал утешения в слезах и крике, то сам учитель пытался вернуть себе хладнокровие мысленно. Он прекрасно понимал, кому обязан своей неудачей. И он ненавидел за это Элебрута. Витек собирался с силами. Он был не из тех, кто, получив удар от судьбы, сдается ей на милость. Нет, Витек искал в себе силы для борьбы.

"Я должен сказать Элебруту все, что думаю о его поступках! – решил черноволосый эльф. – Так дальше продолжаться не может. Король стал недальновиден. Он совершает слишком много ошибок. Наверное, тому причиной возраст. Но… это не оправдание для него! Сегодня же я поставлю его перед выбором: либо он в ближайшее время передает власть в руки Элспета, а сам полностью отходит от дел без права давать новому королю советы, либо продолжает править сам, но в таком случае он потеряет и меня, и Эруаля и наживет себе страшного, непримиримого врага".

Примерно такими мыслями терзался весь день советник короля Элебрута. Вечером, когда он собрался навестить своего ученика, в его комнату заглянул дворецкий и доложил, что его величество желает видеть своего помощника.

– Скажи, что я занят, – неохотно откликнулся Витек. Сегодня он не желал пересекаться с королем. Боялся, что буря негодования, еще до конца не улегшаяся на дне его души, снова может разразиться. Витек боялся потерять над собой контроль и наделать глупостей, о которых потом придется долго сожалеть.

– Простите, но его величество сказал, что это приказ, которого вы не имеете права ослушаться, – робко заметил дворецкий. – Не хотелось бы вам напоминать, но со вчерашнего дня ваша власть здесь не безгранична, как то бывало прежде. Вы больше не "второй король на троне", как все вас за глаза называли. Вы в опале, и вы обязаны подчиниться во избежание еще более серьезных последствий.

– Вот, значит, как? – против воли Витека его слова вырвались из горла со странным, пугающим шипением. – Мне нельзя выражать свою волю и меня лишают права выбора… Что ж, видимо, и вправду пришло время пообщаться с королем. Я иду.

И Витек вперед дворецкого вылетел в коридор. Его провожатый едва успел догнать его. Казалось, советник стоял возле кабинета короля уже через пару секунд. Решительно и громко постучав в дверь, вошел, да нет, скорее, ворвался внутрь помещения. Плотно прикрыв за собой обе створки, Витек сурово уставился в бледное утомленное лицо короля и каким-то нехорошим, чересчур твердым и резким голосом прошипел:

– Ну что, ваше величество? Хотели поговорить? Давайте! Давайте объяснимся! Мне есть, что вам сказать! И очень много! Но для начала я хотел бы послушать вас. Что скажете вы мне в свое оправдание?.. Ну, не молчите же! Если вы уверены в своей правоте, не прячьте глаз! Взгляните честно мне в лицо! Вы же король!

Но Элебрут никак не реагировал на его слова. Он продолжал сидеть в кресле с закрытыми глазами и виновато опущенной головой. Ни вздоха, ни малейшего шевеления не потревожило его сгорбившейся фигуры, и в сердце Витека заползло нехорошее чувство. Он приблизился к королю и решительно тряхнул его за плечо. Фигура в кресле безвольно накренилась. Потянувшись пальцами к его шее и нащупав артерию, Витек мгновенно определил, что король Элебрут мертв. Взгляд Витека быстро метнулся с тела на письменный стол. Там стоял открытый пузырек с ядом и пустой бокал. Рядом лежал развернутый лист бумаги, скрепленный внизу королевской печатью. Черноволосый эльф увидел в обращении свое имя, поэтому осмелился взять лист и прочитать написанное.

"Витек!

Прости мне мою утреннюю выходку. Но я должен был исполнить волю нашего жестокого народа. Теперь он удовлетворен и умиротворен. Но это стоило мне огромной внутренней выдержки и до сих пор разрывает чудовищной болью мое сердце. Я любил своего сына, своего Феликса. Так же, как люблю и двух других своих сыновей. Я ухожу в мир иной, потому что больше не могу выносить душевных мук, которые причиняет мне моя утрата. Я ухожу и оставляю своим преемникам, Элспету и Эруалю, успокоенный народ, проглотивший вожделенную жертву. Надеюсь, мои подданные примут и вторую жертву – своего неразумного короля.

Витек, ты знаешь, трон достанется Элспету. Я прошу тебя помочь ему разобраться в деле с той кампанельской провинцией, которая совсем недавно рассорила нас. Как ты и предполагал, здесь не обошлось без подвоха. Это провинция оборотней, абсолютно не контролирующих себя, когда они находятся в звериной ипостаси. С ними ничего невозможно сделать, к ним не получается приблизиться даже на расстояние выстрела. Мы уже потеряли много эльфов, пытаясь усмирить их. Это очень страшное и очень опасное дело, требующее осторожности. Элспет самоуверен и горяч и на первых порах может не понять этого. Попытайся все объяснить ему.

Витек, я хочу мира! Надеюсь, ты все мне простишь, потому что я не хочу умирать, пребывая в ссоре с тобой. Помолись за упокой моей души.

Король Элебрут"

Отчего-то письмо вызвало у Витека не жалость, а гнев. Он с раздражением смял в кулаке бумагу и проронил сквозь зубы:

– Глупец!

Убрав письмо в карман плаща, черноволосый эльф решительным шагом направился к двери и, распахнув ее пинком ноги, вышел в коридор. Он, как ни в чем не бывало, отправился по своим делам и уже на ходу, как нечто само собой разумеющееся, бросил стражникам равнодушным тоном:

– Король покончил с собой! Примите необходимые меры.

Витек пересек пару коридоров и, поднявшись по одной из внутренних лестниц на верхний этаж, остановился у двери, ведущей в комнату его ученика. Стражники честно попытались предупредить его, что принц не в себе, но советник грубо оттолкнул обоих в сторону и ворвался внутрь. Эруаль сидел на полу перед зеркалом, отвернувшись от него. На его лице застыло выражение упрямства, в глазах – страдания, а в позе – вялости. Зеркало за его спиной было разбито, ранее прикрывавшая его кремовая скатерть разорвана в клочья. Надо сказать, что помимо зеркала в комнате не осталось ни одной целой вещи. Все было поломано, порвано, разбито. Невозможно было поверить в то, что все это могло быть сотворено тонкими руками такого изящного эльфа. Витек, который в этот момент тоже был сам не свой, не обратил на все это внимания.

– Эруаль, быстро приведи себя в порядок! – тоном, не терпящим пререканий, распорядился черноволосый эльф. – Мы немедленно покидаем дворец!

Пока новость о смерти короля была достоянием только трех эльфов: двух стражников и советника. Прежде, чем она разлетится по всему дворцу, Витек хотел увезти своего ученика. Он предполагал, каким страшным ударом будет для него смерть брата, и справедливо решил, что еще одного удара такой же силы чувствительная натура Эруаля не выдержит. Значит, принц должен пребывать в неведении насчет того, что случилось с его отцом, как можно дольше. Хотя бы пару-тройку дней.