Собака, которая спасла мир

– Постойте, – перебивает Рамзи. – Куда? – Я рада, что Рамзи здесь. В кои-то веки его привычка спрашивать обо всём на свете не раздражает.

Доктор Преториус, кажется, недовольна, что её прервали, но потом говорит:

– Ничего страшного. Мне целую жизнь пришлось учиться, чтобы это понять. Теменная доля – это часть мозга, которая отвечает за осязание, слух и другие чувства. С помощью точного программирования компьютер может отправить сигналы на эти узлы, а они, в свою очередь, отправят маленькие электрические импульсы к теменной доле, обманом заставляя мозг чувствовать, скажем, жар виртуального солнца. И это-то ещё не самое сложное. Вот песок куда коварнее: на самом деле почувствовать, как песчинки струятся сквозь пальцы? Это иллюзия высшего уровня. Я очень ею горда. Ещё печенья?

Я смотрю на неё пустым взглядом. Я всё ещё пытаюсь переварить услышанное, и печенье мне в этом не поможет. Рамзи, напротив, явно считает, что оно ещё как поможет, и берёт сразу два.

– Значит, когда я пнула этого… скорпиона, это был… обман мозга?

– Именно! В точности как песок. Программа обманула твой мозг, заставив поверить, что скорпион плотный, и твоя нога это почувствовала, прямо как твои руки чувствовали песок – хоть его там и не было вовсе.

– А когда я бросил шезлонг… – начинает Рамзи, плюясь крошками, – конечно, он пролетел сквозь скорпиона.

Доктор Преториус моргает.

– Сообразительный ребёнок. Хотя над этим я ещё работаю. – Тут она внезапно хлопает в ладоши и поднимается на ноги. – На сегодня достаточно! Мне нужно будет ещё много всего сделать, прежде чем всё будет готово.

– Вы хотите сказать, что работа ещё не закончена? – интересуется Рамзи, соскакивая со стола и хватая последнее печенье.

Больше она не говорит ничего. Мы с Рамзи и мистером Мэшем молча следуем за доктором Преториус из павильона вниз по металлическим ступенькам к пустой погрузочной площадке. Однако вместо того, чтобы идти к той двери, через которую мы вошли, пожилая леди разворачивается и открывает огромным старомодным металлическим ключом другую дверь.

– Короткий путь, – говорит она.

Дверь открывается в шумную галерею Испанского Города. Тут полно игровых автоматов и детских аттракционов, есть кафе-джелато (обычное кафе-мороженое, как по мне), дорогая закусочная с рыбой и картошкой и чайная Полли Данкин. У меня появляется чувство, будто мы вошли через секретный проход, хотя это была просто закрытая дверь.

Главная галерея всего в нескольких метрах перед нами, и мы начинаем проталкиваться через толпу, но потом мне приходится остановиться. Со мной взглядом встречается мама Сасс Хеннесси, только что принёсшая на столик снаружи закусочной тарелку с картошкой.

– Привет, Джорджи! – говорит она так, будто мы с Сасс лучшие подруги. Рамзи улыбается ей, хоть, кажется, они и не знакомы. – Рада видеть тебя, дружок. И, эм… – Она с любопытством смотрит на доктора Преториус, вероятно, пытаясь понять, кто это такая.

Я бубню:

– Здрасьте.

– Как дела в Сент-Вуфе, Джорджи? Саския всё время мне о нём рассказывает, – говорит мама Сасс, собирая со стола тарелки. Я уже тороплюсь к выходу и не отвечаю. В том, как она смотрела на доктора Преториус, было что-то, что меня встревожило.

Я могу ошибаться. Может, она знает, кто это. Может, доктор Преториус частенько сюда захаживает. Откуда мне знать?

Доктор Преториус выводит нас на оживлённую улицу.

– Приходите завтра в это же время. И не забывайте: это наш секрет! Вы ещё ничего толком не видели. – Она разворачивается и уходит обратно, и мы с Рамзи наблюдаем, как её седые волосы колышутся над толпой.

– Что ж. Это было вполне себе приключение, а, Джорджи? Эй, Земля вызывает Джорджи!

Я как будто далеко отсюда, таращусь на затемнённые верхние окна купола Испанского Города.

– Что она имела в виду, Рамзи? «Вы ещё ничего толком не видели…»

– Не знаю. Может, нам придётся тестировать какое-нибудь оружие или что-то такое: Битва с Гигантскими Скорпионами! Или…

– Нет. Мне так не кажется. Тут дело не в играх. Дело в чём-то другом.

Рамзи озадаченно прищуривается, глядя на меня.

– Ты ей не доверяешь? – спрашивает он.

Я раздумываю над этим.

Не доверяй тому, кто не любит собак.

Доктор Преториус нормально отнеслась к мистеру Мэшу. Точно нельзя сказать, что он ей не понравился. Она даже вытерпела его запашок. (Он устроил в зале управления то, что папа называет «настоящей газовой атакой», а она притворилась, что не заметила. Это было мило с её стороны.)

С другой стороны, мы познакомились с ней только утром, а она уже взяла с нас обещание молчать.

– Не знаю, – в конце концов говорю я Рамзи. – Но она явно что-то затевает.

– Ну, – отвечает он, – так давай выясним. Завтра в то же время. Это будет приключение.

Я улыбаюсь ему.

– Ладно.

Значит, решено. Мы доверяем ей – пока что.

И все сумасшедшие учёные сумасшедшие не просто так. Верно?

Глава 9

Следующие несколько недель вечера после школы с доктором Преториус становятся нам даже привычными. Она никогда не звонит по телефону, и мы никак не можем с ней связаться, кроме как постучать в дверь молотком в виде волчьей головы в заранее назначенные день и время. Это всё очень «олдскульно», как с неприкрытым восторгом говорит Рамзи.

Внутри мы иногда тестируем новую среду МСВР. А иногда просто торчим в зале управления, заворожённо наблюдая, как пожилая леди программирует свой компьютер, чтобы он создавал новые миры, которые мы сможем исследовать.

Один раз у меня после тестирования болела голова, но недолго. И у Рамзи тоже. Доктор Преториус, кажется, не очень-то обеспокоилась и просто выдала нам по таблетке парацетамола.

(Кстати, под синим брезентом действительно оказался коптер-дрон. Как-то раз мы увидели его неприкрытым: одноместное сиденье в центре десяти реек, к каждой из которых прикреплены лопасти винта. Он явно самодельный: из него торчат провода, и сварка неровная, и одна часть обшивки под сиденьем сделана из согнутой крышки от жестяной банки из-под печенья МакВитис. Доктор Преториус заметила, что я пялюсь, и сказала: «Ага. Это мой следующий проект. И работает на солнечной энергии: неограниченная дальность».)

И всё время, пока мы внутри Купола, доктор Преториус продолжает напоминать нам, что мы «ещё ничего толком не видели». Что скоро она устроит Большой Эксперимент, но в чём он заключается, не скажет. Однако не выдали ли мы тайны, она то и дело проверяет, бросая что-то вроде:

– Никто не знает, ага? Вы двое – мои сообщники!

– Мы единственные трое людей, которые знают об этом – вот это шик!

И если всё это звучит немного зловеще, когда я об этом пишу, то на деле оно таковым не кажется. Как говорит Рамзи – так часто, что теперь это немного раздражает, если честно – для нас это огромное приключение.

Чтобы посещать доктора Преториус, нам приходится обманывать, чего я не люблю – но, как оказалось, мне не приходится собственно врать:

1. Я часто хожу в Сент-Вуф, плюс я староста в библиотеке, так что, бывает, задерживаюсь в школе.

2. Джессика нынче целыми днями пропадает на работе и до сих пор никогда не обращала внимания, что там у меня в школе.

3. Клем сдаёт экзамены и выбирается из своей Подростковой Пещеры, только чтобы выгрузить чайные чашки в раковину, так что он никогда ни о чём не спрашивает.

4. А папа – папа просто счастлив, если я счастлива. А я счастлива, значит – ура!

Рамзи приходится потруднее. Дело не в его папе: он водит грузовик и большую часть времени пропадает в разъездах. Дело в его жутковатой тётушке Нуш, с которой я виделась лишь раз. Она присматривает за Рамзи и двумя его младшими братьями и почти не говорит по-английски. Она суперстрогая. Рамзи приходится много врать. Обычно он говорит, что остаётся на дополнительные занятия.

– Рамзи, тебе всего десять. В школе нет никаких «дополнительных занятий».

Уроки закончились, и мы идём в магазинчик на углу. Школьные шорты Рамзи трепещут на ветру. Он выглядит немного пристыженно.

– Знаю, но она же не позвонит в школу и не проверит, так? Она и поздороваться-то едва ли сумеет. В общем – ты моя напарница. Просто чтоб ты знала.

– Вот спасибо! Значит, теперь ты меня в своё враньё втягиваешь?

– У меня нет выбора, Джорджи! Моя тётушка – это кошмар какой-то. Она меня заставляла GPS-трекер носить, пока я будто бы случайно его не сломал. Она бы его мне на телефон установила, если бы он не был таким ископаемым. – Он демонстрирует свой древний простенький телефон, который выглядит так, будто оказался тут прямиком из девяностых.

Мы уже дошли до магазина – его хозяин, Норман Два-ребёнка, подметает тротуар. Он сверлит нас взглядом и идёт за нами внутрь. (Он всех сверлит взглядом, не только нас. И Норман Два-ребёнка – не настоящее его имя. Просто все его так зовут из-за правила, что в его магазин могут войти не больше двух школьников разом: вдруг будут конфеты воровать или ещё что-нибудь. Он всегда кричит: «Норма – два рэбёнка за раз!» высоким голосом с сильным акцентом – мы никак не поймём каким.)

Рамзи пополняет баланс на телефоне, расплачиваясь пригоршней монет, при виде которой Норман что-то недовольно бурчит себе под нос.

Мне всегда немного жаль Рамзи. Наверное, всё дело в его огромных щенячьих глазах, и зубах, и ушах, и… что ж. Особо не думая, я снимаю свой значок библиотечного старосты и вручаю ему.

– Вот. Можешь сказать, что ты тоже в Библиотечном Совете. Хорошее оправдание для опозданий.

Он улыбается, демонстрируя кроличьи зубы.

– Спасибо, напарница!

– Только смотри, чтоб мистер Спрингэм его не увидел.

Рамзи прикалывает значок к своей выцветшей школьной рубашке.

– Давай не будем забывать, – говорит он, – что доктор Преториус пожилая и одинокая! Так что мы занимаемся благотворительностью! – и это полностью освобождает меня от остатков вины.

Мы направляемся в Испанский Город, как обычно.

Мы идём в Купол, как обычно, и доктор Преториус сидит за компьютером, как обычно.

Мы играем в игру в виртуальной реальности, как обычно.

Но потом, когда мы снимаем шлемы, доктор Преториус говорит кое-что необычное.

– Полагаю, вам интересно, что я такое затеваю, а?

Мы таращимся на неё. Конечно, нам интересно. Но никто из нас не может придумать, что спросить.

Она напоследок решительно клацает по клавиатуре, запуская визуализацию огромной римской арены с гладиаторами и колесницами, а потом разворачивается на кресле и пристально смотрит на нас.

В последующей тишине, пока мы ждём, что она скажет, я рассматриваю её старое, морщинистое лицо. Её небесно-голубые глаза пронзительные и чарующие, как и всегда, но её кожа кажется бледнее и серее, и я немедленно понимаю, что она имеет в виду, когда заходится кашлем и говорит:

– Возможно, мне не так долго осталось, ребятишки. Я веду битву со временем, и мне нужно кое-что закончить, прежде чем я… прежде чем я вас покину.

Рамзи хмурится.

– О-о. Вы переезжаете? – Я закатываю глаза. Даже я поняла, о чём она, но доктор Преториус реагирует иначе.

Она рявкает:

– Переезжаю? Ха! Мне что, правда сказать прямо, ребёнок? Я умираю. Неизлечимая болезнь сердца, с которой не в силах бороться лучшие доктора в стране. И прежде чем я откинусь, я должна знать, что не зря прожила жизнь, понятно?

Рамзи лишь мямлит:

– Ох, – и опускает взгляд на свои поношенные ботинки.

– Ага. Самое настоящее «ох». Вы ещё ничего толком не видели!

Вот опять эта фраза. «Вы ещё ничего толком не видели». Что такое грандиозное и важное она готовит?

– Скажу вам, ребятишки, это будет нечто невероятное. И вы первыми это испытаете.

Думаю, она хочет, чтобы мы восхитились, сказали «Ого!» или даже поблагодарили её, так что я так и делаю.

– Ого, – говорю я, но, кажется, не особо убедительно. Повисает несколько неловкая тишина, так что я задаю единственный вопрос, интересовавший меня всё это время.

– Почему мы?

Она улыбается своей волчьей улыбкой.

– Хотите знать? Хотите знать всю правду?

На такой вопрос есть лишь один ответ, хоть его последствия могут и не прийтись вам по душе. Я пожимаю плечом и говорю:

– Ну да.

Она отворачивается к клавиатуре и нажимает на клавиши, пока на мониторе не появляется несколько фотографий. Это спутниковые снимки улицы – Марин-Драйв, – ведущей в нашу школу. Ещё несколько щелчков – и мы видим фотки нас с Рамзи, снятые издали, но довольно чёткие. Фотографии сменяют друг друга: Рамзи в своём толстом великоватом пальто зимой, мы вдвоём катаемся на великах из бесплатного проката, я в красно-бело-синем костюме на школьном дне флагов мира… И так далее.

Первым с ноткой возмущения в голосе заговаривает Рамзи.

– Вы… вы за нами шпионили?

Должна сказать, это как-то нездорово.

– Ай, расслабься, ребёнок! Смотрите: что необычного на этих снимках?

Мы вглядываемся в них, но я ничего не замечаю (кроме, ясное дело, того, как это странно – когда тебя снимают без твоего ведома). В конце концов доктор Преториус говорит:

– Смотрите, народ – только вы двое сами по себе! Все остальные ребятишки с родителями, или с няньками, или ещё с кем. А вот этих двоих не подвозят домой на машине или такси.

Это, конечно, правда. Мы с Рамзи чуть ли не единственные, кто ходит домой самостоятельно.

– Это о многом мне сказало. А когда вы начали расспрашивать моего строителя? Я подумала: «Хм-м – любопытные ребятишки». Видите ли – детей нынче чертовски опекают. Они не играют на улице, их везде водят за ручку – но не вас двоих. Я видела вас на пляже с собаками этими, и как вы шли домой сами по себе. И, что ж… оказалось, вы именно те, кто мне и нужен. К тому же – вы не носите очков. Мультисенсорная виртуальная реальность требует практически идеального зрения.

– Значит… в тот день на пляже, когда мы встретились?.. – с подозрением спрашивает Рамзи.

– Всё вроде как подстроено. Ну, не считая моей купальной шапочки, которую сожрала ваша псина. Тут мне немного подфартило.

– А ваши часы? – уточняю я.

– Уже были поцарапаны.

– Запястье?

Она опускает глаза и выглядит слегка смущённой.

– Простите. – Она поднимает взгляд и видит наши шокированные лица. – Эй, не бросайте меня сейчас. Мы уже очень близко.

– Близко к чему? – спрашиваю я, не в силах скрыть нетерпение в голосе. Доктор Преториус прищуривается.

– Увидите. Доверьтесь мне, детки. Увидите. Время Большого Эксперимента почти пришло.

– Сегодня? – спрашивает Рамзи, всё ещё возбуждённый после того, как сбил вертолёт с жуткими враждебно настроенными инопланетянами.

Доктор Преториус не отвечает прямо. Она просто говорит:

– Дайте мне неделю, ребятишки. Одну неделю. Вы побываете там, где никто раньше не бывал. – Она отпирает дверь, ведущую в галерею Испанского Города и чайных. Я быстренько ищу взглядом маму Сасс Хеннесси и с облегчением осознаю, что её здесь нет. Я уверена, она видела меня уже несколько раз – и хоть она ничего не сказала, я всё ещё беспокоюсь, что она может это сделать.

Хотя, как выяснится, есть и более серьёзные поводы для беспокойства.

Потому что именно на этой неделе всё пойдёт наперекосяк.

Именно на этой неделе все узнают об эпидемии.

Глава 10

Однако для начала я должна рассказать про Сент-Вуф.

Старая приходская церковь Святого Вулфрана и Всех Святых – всем известная под названием Сент-Вуф – это церквушка неподалёку от набережной, причём ветхая, с низенькой широкой колокольней. Вот только теперь это не церковь – по крайней мере, не такая, где есть прихожане, и хор, и свадьбы, и всякое такое. Теперь это просто здание в форме церкви. У него тяжёлые деревянные двери и вместе с мощными стенами из песчаника они неплохо справляются с тем, чтобы заглушить издаваемый двадцатью пятью собаками шум.

А ещё это моё самое любимое на свете место.

В первый раз я привела Рамзи в Сент-Вуф в начале последней четверти. Я хотела, чтобы он понял, о чём я всё время рассказываю (или, как он выражается, «бубню, утомляя всех до смерти» – спасибочки, Рамз).

Первое, что замечает только что прибывший в Сент-Вуф, – это шум: вой, лай, тявканье и сопение. Я люблю этот шум почти так же, как люблю второе, что тут замечаешь: запах. Я была в ужасе, увидев, что Рамзи прижал ладонь к носу.

– Вод эдо да, – прогнусавил он. – Ну и водь!

– Ты привыкнешь. – Сама я, честно говоря, уже почти не замечаю этого. Собаки и впрямь немного пахнут, но обычно это приятный запах: тёплый такой и древесный. И – забавно – лапы у них пахнут попкорном. Честное слово!

(Знаю, что собачье дыхание пованивает рыбой, и всецело подтверждаю, что их какашки пахнут просто отвратительно, но – простите за откровенность – а чьи нет?)

В общем, когда я заявилась сюда с Рамзи, было субботнее утро, как раз перед еженедельной уборкой, а именно в это время в Сент-Вуфе пахнет сильнее всего.

– Доброе утро, Джорджи! – сказал викарий. Мне он нравится: он довольно старый, лет семидесяти. Он такой худощавый, с густыми серыми волосами, напоминающий ирландского волкодава. В тот день на нём был просторный джемпер ручной вязки и перчатки без пальцев. Он сидел за длинным столом прямо рядом с дверью. – А это у нас кто, могу я полюбопытствовать? – спросил он, увидев Рамзи. Вот так вот он разговаривает. К этому привыкаешь.

Не дожидаясь, пока я отвечу, Рамзи щёлкнул каблуками ботинок и отдал честь.

– Рамзи Рахман к вашим услугам, сэр-р!

Викарий был несколько ошеломлён, но, опять же, так случается со многими, кто встречается с Рамзи впервые. Несколько секунд спустя он всё же отдал честь в ответ и улыбнулся.

– Добро пожаловать на борт, рядовой Рахман! Полагаю, ты пришёл помочь, э… сержанту Сантос? – Он снял очки и вытащил из-под мешковатого свитера незаправленный край рубашки, чтобы протереть их. Рамзи с энтузиазмом закивал.

– Чудненько! Высший класс! Рук много – и работа спорится, э? – Он снова надел очки и уставился на план на своём столе. – Ты на твоём обычном посту, Джорджи. Сначала уберитесь, потом подметите, и помните… – Он поднял вверх палец, в глазах у него мелькнуло веселье. Договорили мы хором:

– Всё, что делаете, делайте от души, как для Господа!

– Очень хорошо, Джорджи. Ну, вперёд!

Лицо Рамзи озадаченно вытянулось, когда мы отошли от стола.

– Что это была за фигня? – спросил он, достаточно громко, чтобы викарий мог услышать.

– Ш-ш-ш! Понятия не имею. Что-то из Библии. Викарию это нравится. Это даже забавно, и он…

– Постой. Он викарий?

– Был раньше. Он облачение не носит. Возьми-ка вон то ведро. Это у него была церковь.

Большую часть старых деревянных скамей убрали. Вместо них в центре находится вольер, присыпанный опилками. По бокам расположены будки. Тут довольно классно.

«На моём посту», – сказал викарий. Мне это нравится. Как будто четыре собаки в соседних вольерах на первом уровне на самом деле принадлежат мне. Моё имя написано на табличке вот так:

Пост 4

Субботний волонтёр: Джорджина Сантос

– и я чувствую крошечный укол гордости, хоть это всего лишь надпись от руки на белой доске.

Собаки на четвёртом посту – старожилы Сент-Вуфа, а тут обещают никогда и ни за что не «усыплять собак».

Многие приюты это делают. Если собаке не могут найти новый дом или отыскать её прежнего хозяина, то через несколько месяцев приходит ветеринар и…

Знаете что? От одной только мысли об этом мне грустно. Поэтому мне и нравится в Сент-Вуфе. Тут попытаются найти собаке дом, но если не смогут, тогда… собака станет постоянным жителем.

Я провела следующему за мной по пятам Рамзи экскурсию и просто не могла не придавать голосу важности, указывая на клетки и на висящие снаружи каждой таблички. Это довольно старомодно: на табличках от руки написаны списки дел – свежая вода (галочка, сделанная привязанным к верёвочке карандашом); ежедневное вычёсывание (галочка); проверка стула (галочка)… и так далее.

Что же касается самих собак…

1. Бен. Помесь джек-рассел-терьера с кем-то ещё, возможно, со спаниелем. Чёрно-бело-коричневый. Возраст – около шести лет. Частенько огрызается на посторонних, поэтому дом себе до сих пор не нашёл.

Бен осклабился на Рамзи, и тот попятился.

– Всё нормально, – заверила я его. – Он больше лает, чем кусается.

– Он ещё и кусается?

– Нет! Обычно нет. Один раз он меня легонько цапнул, но, думаю, это он играл.

Это явно не убедило Рамзи, и он старался не подходить близко, пока я меняла Бену воду, убирала специальной лопаткой какашки и кидала их в ведро, которое Рамзи держал на вытянутых руках.

2. Салли-Энн. Салли-Энн наша «постоялица», потому что её хозяйка, миссис Аберкромби, очень стара и часто находится в доме престарелых. Она коричнево-белая, очень пушистая и с вечным высокомерным выражением на приплюснутой мордочке. (Собака, конечно, а не миссис Аберкромби, хотя, если подумать, они довольно похожи.) Салли-Энн – чистокровная лхаса апсо.

3. Дадли. Коричневая помесь стаффа и бульдога, выглядящий пугающе, потому что у него не хватает пол-уха, плюс некоторых зубов, одного глаза и клочка шерсти на боку. Мы думаем, он как-то подрался, и теперь он очень робкий.

Дадли отпрянул от Рамзи, трясясь. Против меня он, однако, ничего не имеет, и я почувствовала себя чуточку самодовольно, когда он разрешил мне его погладить.

И наконец мой любимец:

4. Мистер Мэш. С ним вы уже знакомы, но в тот день он был особенно дружелюбен, махал хвостом и перекатывался на спину, подставляя пузико. Думаю, Рамзи это тоже подкупило.

Люди в Сент-Вуфе тоже очень милые. Они все старше меня, но не относятся ко мне как к ребёнку. Ну, не считая Саскии Хеннесси, которая тоже меня старше – на целых восемь месяцев, – а обращается со мной так, будто мне лет пять, хотя она только выгуливает собак и собственного поста у неё нет.

Я кое-откуда знаю (от Элли Макдональд из школы), что мама Сасс платит ей, чтобы она была волонтёром и выгуливала собак, что, на мой взгляд, ужасно странно. Если тебе платят – это не волонтёрство. Помимо этого, мне кажется, Сасс вообще собак не очень любит.

В тот день она стояла у жёлоба для какашек, когда мы с Рамзи вошли туда с ведром, и я почувствовала, что настроение у меня слегка испортилось.

Жёлоб – это широкий прямоугольный туннель, он ведёт к огромной яме на улице, в которую отправляются все собачьи отходы. Поднимаешь крышку люка и выкидываешь туда какашки, а следом добавляешь активатор, превращающий их в компост, который викарий потом разбрасывает по своему огороду. (Я только недавно об этом узнала. А мы столько лет ели выращенные им овощи. Фу.)

Можете себе представить: двадцать пять собак производят много какашек, и выбрасывать их в жёлоб – единственное, что мне не очень нравится в Сент-Вуфе, хоть из-за Рамзи я и старалась этого не показывать.

Сасс – крупная девочка, она наша одноклассница, но выглядит лет на пятнадцать. У неё уже оформилась фигура, плюс двойной подбородок и круглое пузо. Она ужасно сильная и может поднять близнецов, Родди и Робина Ли, держа каждого под мышкой.

Когда я увидела её, в животе у меня что-то всколыхнулось, хотя она не то чтобы задирается (в начальной школе Марин-Драйв к задирам относятся с предельной строгостью), но всё-таки умудряется быть пугающей.

– Ого, смотрите-ка, кто заявился! – сказала она, уставившись маленькими глазками на Рамзи. – Вы так хорошо смотритесь, когда идёте вдвоём к алтарю!

Я натянуто улыбнулась ей, делая вид, будто нахожу её замечание забавным, но ничего не сказала – это, по моему мнению, обычно лучший выход. Сасс скрестила руки на груди и мотнула подбородком в сторону Рамзи.

– Ты что, в школьной рубашке? В выходной? Тебе разрешается переодеться, если ты не в курсе.

До сих пор я этого не замечала, но под великоватой курткой у Рамзи и впрямь была синяя школьная рубашка-поло. Он повёл плечами и пробормотал:

– Она чистая. И мне она нравится.

Сасс довольно грозная, и, когда я подняла крышку жёлоба для какашек, она сделала шаг вперёд и сказала:

– Смотри не упади.

От этих слов я вздрогнула, будто она собиралась меня столкнуть. Опрокидывая содержимое ведра в люк, я молчала. Рамзи, напротив, за словом в карман никогда не лезет.

– По крайней мере она бы туда влезла, – пробормотал он. «Рамзи, – подумала я. – Это лишнее».

– Чего-чего? Ты что, смеёшься над… – На середине предложения её перебил вошедший в комнату, потирая руки, викарий.

– А! Отличная работа, отличная работа! Руки, что убирали за собаками, благословлены в глазах Господа.