Мастер третьего ранга

– Если не рискнуть, то она все равно умрет.

– Не убьет заражение, так прикончит геморрагический шок. Ты свою группу хотя–бы знаешь?

– Первая положительная.

– Ну, это уже что–то. Была бы она человеком, а не нечистью…

– Да сколько можно? Как же задрал этот гребаный расизм, – психанул мастер. – Человек не человек. Почему все считают, что человек – это мясо строго определенного цвета? Набор гребаных генов? Определенная масса мозгов. И чем это мясо с набором порченных генов, статуснее, выше взобралось по ступеням власти, тем оно человечнее? Запомни девочка, каждый, кто так думает, самое последнее дерьмо, что и крысиной шерстинки не стоит. Здесь человек, – ударил он себя в грудь. – В сердце, в душе, в правильных поступках. В жизни, по совести. А не в мозгах, засранных политикой и мерками: богатый–нищий, здоровый–больной, свой–чужой. Нет, человечества. И не будет, пока все это не поймут.

Шкура, твой человек. Мешок с костями. Название биологического вида. Право называть себя человеком нужно выстрадать, заслужить и тут же забыть.

– Зачем ты тогда борешься за такое человечество?

– Чтобы, этот вид не вымер. Потому–что я надеюсь, что однажды начнут рождаться настоящие люди. И эта надежда стоит того, чтобы за нее бороться и умереть!

– Ты чего тут разошелся? – спросила, вернувшаяся Вера. – Нашла вот, а ты все нету–нету, – поддела она Настю. – Глубже копать надо было. Вот, у нас есть капельница, физраствор, вода для инъекций, антибиотики. С кого кровь будем сливать?

– Я под зельем, – пожал плечами Иван. – Но я готов.

– Погоди Иван. Настя, – вопросительно посмотрела она.

– У меня желтуха была, – безразлично ответила та.

– Юра здоров?

– Да. И даже группа крови как у меня.

– Отлично. Значит так. Начинаем с кровопускания и прямого переливания, после капельницу с антибиотиком. И все это, чем скорей, тем лучше. Ну, дай Бог, и Мать Сыра земля, чтобы получилось. Начали!

20. Фамильяр.

Еще одна безумная ночь, даже несмотря на выпитое зелье, отняла все силы. Иван, сидевший на посту у костра, подумал, что вскоре привыкнет, и станет как оставленный на попечение старушке–знахарке филин. Ночным существом.

Юра отсыпался, заняв единственный спальный мешок. Будить его для смены мастер не собирался, после переливания ему нужен был длительный сон. Колдуньи тоже не годились для смены, вымотавшись, они спали в обнимку в беседке.

Полыни, после всех предпринятых мер, стало легче. Жар сошел на–нет, и бред перешел в беспокойный сон. У нее еще была небольшая температура, но организм лесавки справлялся. Температура казалось, пришла в норму. Хотя какая нормальная температура у лесавок, мастер понятия не имел. В обители анатомии стихийных существ, не учили. Все чему их учили так это правильно их изгонять и уничтожать.

Может все–таки зря он сжег исследования старосты? Но тогда ему это казалось единственно верным. Эти исследования могли оказаться большим злом. Ради них было пролито слишком много невинной крови, и неизвестно, сколько пролилось бы еще, но уже из–за них.

Рыскавший неизвестно где Гром, вернулся с подпаленным зайцем, которого принес рыжей девчушке. Судя по всему, таким образом, он просил прощения за то, что ее испугал. Малышка подарок приняла, но все же побаивалась грозного зверя и держалась от него подальше.

Отверженный в самых лучших чувствах он лежал у костра, напротив Ивана, и грустно смотрел желтыми глазами на пляшущие языки огня. Побурчав обиженно, после всласть начесавшись, он положил свою массивную голову на скрещенные, массивные лапы и закрыл глаза.

Похолодало. Иван замерз, от чего стало клонить в сон. Он уже дремал, когда его потревожил детский голосок.

– Дядя Ваня ты не спишь? – шепотом спросила подошедшая к костру рыжая девчушка, опасливо посматривая на громко сопящего пса.

Гром повел ушами и открыл глаза, но даже не шевельнулся. Он недовольно буркнул, и черные веки с густыми, длинными ресницами, снова скрыли собою его грустный взгляд.

– Нет. А ты чего не спишь?

– Я привыкла. Здесь ночью спать страшно, поэтому я спала днем, а ночью на чердаке, ловила мышек. Эти большие страшилища, которых вы убили, они искали меня каждую ночь. Один вот однажды нашел, – она нахмурилась. – Из–за него у меня нет глаза. Он обманул меня, показывая мне живую маму. Я с трудом смогла убежать.

– Мозголом, – вздохнул Иван. – Это их любимый фокус. Но как ты выжила, после этого? Видишь, даже Полынь чуть не умерла от его яда, – мотнул он головой в сторону спящей лесавки. – А она другая, не совсем как мы.

– Тетя эльф, – улыбнулась Катя, от чего сморщилась повязка на лице. – Да она красивая, и сильная. Я наблюдала с чердака, как она убила этого гада, что выцарапал мне глаз.

Она подбросила досок в костер, и, скашивая взгляд единственного глаза на притворяющегося спящим пса, придвинулась к Ивану.

– Иди сюда, – позвал он, откинув полу пледа, которым укрылся.

Девчушка улыбнулась и шмыгнула к нему. Мастер укутал ее, оставив открытым только лицо, она прижалась к нему, и обоим стало намного теплей.

Как она обратилась кошкой? Человек она или кто? Иван отбросил все эти мысли. Пусть даже зелье отшибло все его способности, но многолетний опыт, и выработанная чуйка, которую ничем не отобьешь, на ее счет упорно молчали. Даже если она сейчас вцепится ему в горло, то значит так тому суждено. Вообще, в тот момент Ивана все сильней охватывало чувство бессилия.

Марья, скорее всего уже погибла. Как это не страшно признать, но он опоздал. Но даже если это и так, то он все равно должен двигаться вперед. Иван должен был убедиться в этом лично. А после вырезать ее убийц всех до одного.

– Я сама не знаю, как выжила, – перебила Катя, его мрачные мысли. – Когда он меня ранил, мне было больно и плохо. Это единственное что я помню. Я взобралась на чердак, обернулась кошкой и уснула. Я даже не знаю через сколько пришла в себя. Помню только, из дыры в крыше лил сильный дождь. Я попила из лужи и снова уснула. Когда опять проснулась, то все уже зажило. С тех пор я оставалась кошкой.

– Господи, за что? – прошептал он в никуда риторический вопрос. – Теперь все будет хорошо, – улыбнулся девочке Иван, – мы тебя в обиду не дадим.

Мастер прижал бедняжку к себе и стал гладить ее по голове. От ее рассказа щемило сердце, а в горле встал ком. Плевать «что» она. Рядом с ним несчастный ребенок с поломанной судьбой, переживший то, что не пожелаешь и злейшему врагу.

Появилось еще одно дело. В свете последних событий такой особенный ребенок, неминуемо попадет в руки тех подонков, что зовут себя праведными. Во что бы то не стало, ее нужно отправить в Криничный. Мастер был уверен, что Карина защитит и даст ей приют.

Следовало отправить ее обратно с курсантками. Хватит с них приключений. Он вообще сам не понимал, как согласился на такую авантюру, как взять их в опасный путь. Словно какое–то наваждение.

– Что ты? – все же задал он требующий решения вопрос. – Только честно. Если это тайна, – подмигнул он ей, – я никому не расскажу.

– Я? – удивилась она. – Я девочка.

– Это я вижу, – вздохнул он. – Катюш, обычные девочки не могут превращаться в животных.

– А я могу, – пожала плечами Катя. – Даже мама не знала почему. А она знала все–все–все на свете.

– Она была колдуньей?

– Да, – загрустила она. – Покажи мне правую руку.

– Зачем?

– Ну покажи.

Иван вытащил из–под пледа руку, и девочка тут же закатила рукав его куртки.

– Вот, – указала пальцем она на клеймо. – У мамы был точно такой знак. И у папы тоже, мне мама говорила. Папа был мастером как ты. И я буду мастером, когда вырасту.

– А как его звали?

– Папу звали: Мастер Алексей Найденов, – с гордостью произнесла Катя. – Ты его знал?

У Ивана екнуло в груди. Алексей Найденов, по кличке Фитиль, он его не просто знал. Он был свидетелем его героической гибели. Мало того, и он, и Юра, были его должниками.

Фитиль его кровный брат. Он из одного с Иваном выпуска. А все выпускники, после инициации «братским кругом» становились родными братьями и сестрами, связанными крепкими узами крови. Этим отличались выпускники Обители от Орденских мастеров. У Ордена не было установки «Братский Круг».

Этот единственный в своем роде механизм, созданный в прошлой эре, непостижимым образом мог объединять кровь разных групп и не вызывая геморрагического шока вливать смешанную кровь обратно. Мало того он объединял сознание и распределял навыки между послушниками. На этой установке держалась вся Обитель. Она же делала послушников из одного выпуска кровными, родными братьями.

– Да, – грустно улыбнулся Иван. – Я его знал. Твой папа герой, Катюша. И я обязан ему жизнью. Он мой кровный брат. Так что, мы с тобой родня.

– Это правда? – удивилась девочка. – Ты мой дядя? – тут же обрадовалась она. – Ура! Я теперь не одна! У меня есть дядя! – радостно пищала она, крепко обнимая растерявшегося мастера. – Дядя Ваня.

Она счастливо прижалась к Ивану. Этот бедный котенок, продолжение, хорошего, отважного человека, который воистину отдал жизнь за человечество. Вот откуда в этой малышке такая сила и живучесть. Теперь во что бы то ни стало он обязан сохранить это дитя. Нужно написать письмо Карине. Пусть запас расположения и услуг на этом окончится, но она должна достойно принять девочку, благоустроить ее жизнь.

– Дядя Ваня, – теперь как–то непривычно и особенно обратилась Катя. – А Юра? Кто он мне? Он твой сын? Или брат?

– Считай, что он твой брат, – заулыбался Иван, глядя как парень во сне чешет свою конопатую моську.

– У меня есть дядя и брат. Значит, теперь у меня есть семья!

Эта фраза больно резанула по сердцу. Бедняжка, она так рада, что снова не одна.

«Господи, лучше бы я промолчал, – Иван ее крепко обнимал и проклинал себя за поспешные слова. – Зачем я так обнадежил ребенка? Зачем? Дурак. Ну, кто меня тянул за язык? Идиот. Завтра я и Юра погибнем. Я это знаю. И она снова останется одна. Сирота».

Иван, как никто знал, что это такое. В послушники он попал подростком, а до этого он оборванный и вечно голодный, тяжело работал за медяк, чтобы от голода ласты не склеить. А зачастую и просто так, за пинок под зад. Беспризорного сироту каждый может использовать, как хочет, и выбросить с работы даже без еды, не то, что денег.

Но он ведь не один из старой гвардии. Остались еще несколько мастеров, самые близкие из них: Сифон и Хмык. Они тоже должники Алексея, и такая же родня. Они должны о ней знать. Карина должна поставить их в известность о ребенке Алексея. Девочка не должна быть одна.

– Как погиб мой папа? – вдруг, тихо спросила Катя.

Мастер вздрогнул. Стоит ли рассказывать это ребенку. Он и так лишнего наболтал.

– А мама тебе не рассказала?

– Нет. Она всегда начинала плакать. Мама говорила, что мне рано это знать.

«Эта девочка столько пережила. Она крепкая. Вдруг Сифон и Хмык тоже погибнут, и некому будет рассказать, как все было на самом деле? Легенды легендами. Да и их ведь давно переврали».

– Это было спустя три года, как я принял в подмастерья Юру. На границе княжеств Солеварска и Мирного, опасная банда напала на большой поселок. Жители сражались до последнего, но банда была сильна. Они сломили оборону, потеряв при этом много своих бойцов. Ты уже взрослая девочка, и я не буду опускать подробностей.

Злые бандиты, в отместку за потерю своих бойцов, вырезали в том поселке всех. Даже женщин и детей, – рассказывал он притихшей девочке. Катя прижалась сильней и стала дрожать. – Может не нужно тебе?

– Продолжай, – попросила она. – Я хочу все знать.

– Разграбив поселок, они ушли, оставив после себя множество трупов. Ты знаешь, что происходит с мертвецами, если их правильно не похоронить?

– Они превращаются в чудовищ.

– О том, что там случилось, долгое время никто не знал. Этого было достаточно, чтобы все погибшие переродились. Границу княжеств, стали наводнять монстры. О причине быстро догадались. Следовало как можно скорей уничтожить образовавшееся гнездо, пока чудовища не расплодились и не заполонили княжества. Нескольких мастеров для этого было мало, нужна была армия. Князья срочно созвали всех мастеров разных поколений и рангов.

В Большой Зачистке принимали участие мастера Обители и Ордена. В этот бой, не смотря на все разногласия, они шли вместе, одним большим отрядом.

В числе мастеров Обители были, и мы с твоим папой.

Его прозвали Фитиль. Он был сильным и отважным воином, у которого был настоящий талант, ко всему что горит и взрывается. По его просьбе князья собрали несколько телег со взрывчаткой, и благодаря бомбам и горючим смесям которые создавал твой папа, мы успешно зачищали разбежавшихся по окрестностям монстров.

Но чем ближе мы продвигались к тому поселку, тем больше становилось чудовищ, и возрастала их сила. Почуяв нас, навстречу из поселка выдвинулась настоящая орда всевозможных, ужасных чудищ.

Тогда мастера впервые столкнулись с такой грозной армией, не знающей страха и пощады. И они с упорством принялись вычищать наши ряды. Самые умелые мастера гибли будто послушники неумехи. Мы попали в окружение и, сражаясь из последних сил, приготовились умирать. Умирать, как подобает настоящим мастерам.

Тогда твой папа и несколько самых старших и опытных мастеров разработали некий план, в который нас не посвятили.

Нам приказали отступать, мы прорубались из окружения в самых слабых местах. Пошел проливной дождь. Он смешивал грязь, кровь мастеров и монстров воедино. Огнестрельное оружие и бомбы тут же пришли в негодность. Старейшие и твой отец прикрывали наше отступление. Мы же должны были оставить для них достаточно большой коридор и сдерживать натиск. Но один из старейших, вышел вслед за нами. Он приказал все бросить и отступать.

Чудовища снова сомкнули прорыв. Твой папа и старейшие приняли весь удар на себя. Они сражались так долго, как только могли. И когда кольцо из чудовищ стало плотнее, прогремел такой огромный и страшный взрыв, которого я не мог представить, и даже не смогу описать.

Огненный шквал уничтожил большинство монстров, те, что остались, были искалечены, обожжены и оглушены. И пока они не пришли в себя оставшиеся на ногах мастера принялись их уничтожать.

Когда все закончилось, выживший старейший, нам рассказал, что, несмотря на обилие взрывчатки, закончились запалы и бикфордов шнур, а взрывчатка под дождем стала промокать. Тогда твой папа принял решение стянуть все силы врага на себя, и лично взорвать все запасы взрывчатки.

Ты должна помнить, что твой отец, великий герой. Своим подвигом он спас два княжества и тысячи людей. Он один, уничтожил орду чудовищ, пожертвовав своей жизнью. Мало кто способен на такое самопожертвование. И благодаря Алексею, призвание Мастер теперь звучит гордо.

– Я не забуду, – послышалось сквозь горькие всхлипы. – Я не забуду этого никогда. Я точно решила, – размазывая слезы, решительно сказала Катя, смотря на Ивана единственным глазом, в котором бушевало до боли знакомое пламя. – Я продолжу дело отца.

– А может не нужно? – горько улыбнулся Иван. – Ты ведь девочка. Пойдешь в колдуньи, выйдешь замуж…

– Да кто такую уродину замуж возьмет? – неожиданно по–взрослому вздохнула она. – Все уже решено за меня, дядя Ваня.

Иван промолчал. Он не хотел врать. Он знал, как жесток этот мир. Как жестоки в нем люди. Он покрепче ее обнял и поцеловал в макушку.

– Ладно, спи давай.

– А ты мне еще расскажешь о папе? – зевая, прошептала она.

– Расскажу… – он до боли прикусил губу. – Потом. Любой мастер, который его знал, расскажет об Алексее много хорошего.

Катя промолчала, прислонившись к Ивану. Она стала посапывать, и он замер, чтобы не встревожить пока малышка дремлет. Мастер закрыл глаза пытаясь унять ноющее сердце и тревогу, за это бедное дитя и не заметил, как сам задремал.

Гром открыл глаза, отвернулся от слепящего пламени и навострил уши. Он вслушивался в тревожные ночные звуки. Всматривался в ночную тьму. Раз за разом, не увидев и не услышав ничего подозрительного кроме толпящихся вокруг призраков, он оборачивался, и посматривал на спящих людей.

Утомленное, покрытое цветными пятнами от сходящих кровоподтеков лицо Ивана, даже во сне было напряжено и исполнено тревогой. Курносое личико рыжей девчушки, наоборот было спокойным и умиротворенным. Уткнувшись кнопкой своего носика в грудь охотника, она мерно сопела, раздувая ноздри и изредка улыбаясь в первом за последнее время спокойном сне.

Пес уже не обижался на отвергшую его внимание девочку, но все же из вредности тихо поворчал недовольно, и продолжил охранять покой своих друзей.

– Здравствуй дитя стихий, – послышался тихий, будто нежный весенний ветерок голос.

Прозрачная, женская фигура, опустилась на колени перед огромным, черным псом. Она, печально улыбаясь, посмотрела на прижимающуюся к мастеру дочь, затем обратила взор пустующих глазниц в огненно–желтые глаза пса.

– Я знаю, – продолжила она, опустив прозрачную руку ему на холку. – Ты меня видишь и слышишь.

Пес медленно склонил голову и вновь воззрился на женскую фигуру.

– Чего ты хочешь, человеческий дух? – мысленно ответил Гром.

– Я хочу принести тебе в жертву, оставшиеся у меня силы, а взамен я попрошу лишь одного, – говоря она вновь взглянула на то как прошептав «мама» во сне заулыбалась ее маленькая, рыжая ведьмочка. – Сбереги мою дочь. Я знаю, тебе это по силам.

– Ты готова утратить суть и ничтожной тенью влиться в великий исток? А если я потребую все? Я иссушу тебя, и останется лишь слабая, тлеющая искра, что более не сможет возродиться вновь.

– Я готова на все, – покорно склонила голову женщина. – Иссуши и забери все. Я готова окончательно исчезнуть, взамен на защиту моего ребенка.

– Договорились, – мысленно произнес Гром.

Женская фигура сомкнула веки и приготовилась исчезнуть, превратиться в ничто.

Гром внимательно смотрел на нее. На то, как даже после смерти, мать готова на все, ради своего дитя. Он удовлетворенно буркнул, и она непонимающе посмотрела на воплощение грозной стихии.

– Мою верность нельзя купить, – гордо произнес Гром. – Мою защиту можно только заслужить. Я ценю только силу духа, чистое сердце и настоящие поступки. Твое дитя лично заслужило мою дружбу и опеку. В ней пылает огонь достойных предков. Не беспокойся дух. Я сделаю все возможное, чтобы ее сберечь.

– Спасибо тебе благородное дитя стихий, – поклонившись Грому, счастливо ответила женщина.

– Не благодари меня, дух, она это заслужила, – отвечал Гром смотря на не смеющую поднять головы полупрозрачную женщину. – Встань с колен, – приказал он, – и прими мой дар.

Призрак удивленно встал во весь рост пред черным, словно самая темная ночь псом.

Гром открыл клыкастую пасть, из ее пламенеющих недр вырвалась маленькая, но ослепительно яркая искорка. Описывая причудливые круги и зигзаги, она проплыла по воздуху, и коснулась стоящую недвижимо фигуру.

Энергия неизмеримой силы влилась в призрак женщины.

– Без страха и тревог, ступай в исток, дух, – повелительно произнес Гром. – Теперь ты родишься вновь, одним из самых прекрасных детей стихий. Ступай, о девочке я позабочусь. Мы обязательно встретимся. Как говорят люди: до новых встреч.

Полупрозрачная женщина в последний раз посмотрела на свою малышку. В душу, которая не знала покоя, со дня ужасающей смерти стал вливаться блаженный покой. Потоки эфира, пронизывающего все материи и энергии вселенной, нежно подхватили ее, и понесли в исток для нового рождения.

Гром проводил взглядом уносящийся сгусток энергии, оглянулся на спящих людей, и снова принялся за дело. В эту ночь, когда все выбились из сил, спасая лесную деву, он один должен был охранять их покой. Несмотря на все свое могущество, он принимал это просто, как друг, как хороший, верный пес. И эта миссия его ничуть не тяготила.

***

– Твари, – со стоном кричал главарь праведных, лежа на подстилке из лапника в темном, густом лесу. – Твари!

– Не ори, – попросила его, склонившаяся над ним ведьма. – Я не могу достать осколок. Закрой рот и помолчи.

Она осторожно пыталась достать пинцетом, осколок скорлупы из его изувеченного взрывом маски, лица. Левая часть его была сплошным месивом, нафаршированным осколками скорлупы яиц аспида. Правой досталось меньше, но осколки и на ней оставили несколько глубоких порезов. Чудом уцелели оба глаза, в которых смешались боль, обида и злоба.

Их предали. Решили разменять как ненужные пешки. Пожертвовать ради великой цели.

Пафос и бравада. Великая цель. Как же.

Устранение неугодных. Проведение запрещенных, бесчеловечных экспериментов подальше от чужих глаз. Попутные исследования новых магических сил и формул на пленных. Это было не похоже на то, ради чего он ввязался в это мутное предприятие.

Он шел искупать грехи. Но вместо этого взял их еще больше на свою и без того грешную душу.

Вот она достойная плата. Смерть.

Но хрен вам. Не на того нарвались.

– А ты живучий, – закончив обработку ран, и бинтуя его лицо, говорила ведьма. – Кто другой уже скопытился–бы от болевого шока, а ты вон только зубами скрипишь.

– Хрен им, – зло процедил главарь сквозь сжатые зубы. – Я отомщу!

– Да что ты теперь им сделаешь? – завязывая бантик, вздохнула она. – Криничный не взять.

– Да причем тут Криничный, дура? – вскипел он. – Пусть катятся нахрен. Ты до сих пор не поняла, что случилось?

– Я тебе тут загнуться не даю, не для того чтобы хамство твое слушать, – фыркнула ведьма. – Не поняла я ничего. После того как мотовоз полыхнул я только едва опомнилась. Так все стремительно завертелось. Это ведь из Криничного по нам так долбанули?

– И из Криничного тоже. Но черт с ним, – приподнимаясь с лежанки простонал главарь. – Я вовремя заметил труп Егорыча на воротах. Потому, то, что прилетело из поселка, зацепило нас на излете.

– Тогда я вообще не понимаю, что случилось, – мотнула головой ведьма.

– Разменяли нас. Вот что случилось! – Ведьма, складывая в сумку перевязочные материалы, непонимающе уставилась на забинтованное лицо главаря. – Захват колдунами поселка, это провал. Крупный провал. Нас решили ликвидировать. Убрать. Мы теперь ненужные свидетели. Поняла?

– Отец… Нас… – не веря его словам, стала заикаться она. – Но мы ведь… А как же праведные воины?

– Говорю же дура, – застонал он. – Исполнители мы. Наемники. Ты действительно на весь этот бред повелась? – Она, нахмурившись, молчала. – Вот, –он бросил ей кусок взорвавшейся маски. – И вот, – полетел следом к ее ногам браслет из тех, что носил каждый праведный. – Ты посмотри–посмотри. Поймешь, почему я попросил снять браслеты, – он застонал и опустился обратно на лежанку. – Жаль только, не все послушались, и я с маской затянул. Нужно было раньше ее выбросить. Я ведь чувствовал.

Ведьма осторожно подняла оба предмета и присмотрелась.

Кусок маски излучал нечто нехорошее, губительное. Остатки магии, уничтожившей ее были неприятными и отталкивающими. Они буквально обжигали руку, и она отбросила осколок от себя подальше.

Бронзовый браслет, который она, как и все остальные, ежедневно носила не фонил ничем. Все те же защитные руны, ничего нового. Но только она об этом подумала, как заметила в нем новую, неприметную деталь.

Изнутри, в центральной, выпуклой части торчала тонкая игла, на острие которой кристаллизовалось белесое вещество. Не нужно было быть великого ума, чтобы понять, что это яд.

– Так вот от чего погибли ребята, – догадалась она. – Я думала, что их заклинанием пришибло. А их просто дистанционно отравили. – Она посмотрела на стонущего главаря, сквозь бинты которого проступила кровь. – Ты знал?

– Догадывался, – тихо ответил он. – Слишком активно нам, тем, кто должен был скрывать свое существование, навязывали эти браслеты и маски. Это ведь не менее отличительные приметы, нежели клейма мастеров, и татуировки секты «Детей Земли». В случае чего, браслеты, у умных людей должны были вызвать вопросы. А зачем это тем, кто должен скрывать принадлежность к чему–либо?

– Получается, нас теперь уберут в любом случае? И что же теперь делать?

– Не знаю, – зло ответил он. – Вколи еще обезболивающего. Говорить больно. Я от боли с ума сойду.

– Куда еще? Я и так тебе лошадиную дозу вколола.

– Коли сказал! – отрезал он.

Она не стала спорить, набрала в стеклянный шприц пол дозы обезболивающего и стала вводить в вену.

– Что, закидываемся? – ехидно поинтересовался подошедший мужчина, который негласно был у главаря правой рукой.

– Не смешно, мать твою экстрасенсорику, – процедил сквозь зубы главарь.

– А я не смеюсь, – вздохнул тот присаживаясь рядом и провожая взглядом уходящую ведьму. – Тут плакать нужно. Что делать будем Паша? Пойти сказать уцелевшим бойцам, чтобы петли вязали да ветки выбирали по вкусу? Жалко только веревки мало и мыла нет. Вешаться по очереди придется.