Врата Бога. Книга первая. Под сенью Ашшура

– Тебя всё-таки что-то печалит? Или это сказывается усталость? От бессонной ночи…

– Не обращай внимания на меня, государь, – ответила Аматтея.

Лидийка рассеянно улыбнулась. Она явно была не в настроении.

Появился секретарь Великого царя долговязый Азимильк. Он был не только высок, но ещё и отличался чрезмерной и почти что болезненной худобой. Он был прямо как какой-то ходячий скелет. И уже седьмой год он исполнял обязанности царского секретаря.

Азимильк прокрался тенью и деликатно откашлялся:

– Государь, извини… Встречи с тобой дожидается халдей Набуэль. Он только что прибыл в Северный дворец.

Ашшурбанапал хотел сказать, чтобы князь подождал, но лидийка засобиралась к себе, и Великий царь её попридержал:

– Подожди-ка, не уходи! – Ашшурбанапал кое-что задумал.

– Я не хочу тебе мешать, – ответила Ашшурбанапалу Аматтея. – У тебя же государственные дела…

– Ты мне не можешь помешать сейчас. Кстати, мне кажется, что тебе будет любопытно посмотреть на этого князя. И знаешь, почему?

– Поясни, государь? – Аматтея ещё не поняла того, что же задумал Ашшурбанапал.

– Да потому, что он не обычный князь! Ты знаешь, что этот юноша ещё и поёт. Он это часто делает, и делает это превосходно, – ответил ей Великий царь, – и, как мне передают, он обожает исполнять песни, написанные именно на твои стихи. Представляешь, он знает их. Знает почти все! И даже на некоторые уже пробовал сочинять свои мелодии! Ты ведь слышала?

– Да, я кое-что слышала об этом юноше. Только вот не скажу, что со всеми сочинёнными им песнями знакома.

– Ну и как его песни тебе?

– Те что я слышала… Они мне понравились.

Ашшурбанапал распорядился, чтобы предполагаемого нового наместника Приморья пропустили.

***

Вскоре Красавчик появился перед Великим царём.

Халдей учтиво поприветствовал Ашшурбанапала и только искоса взглянул на лидийку, которая скромно отошла в сторону и встала за спинку трона и сейчас находилась в его тени. К тому же, Аматтея частично прикрыла лицо.

Ашшурбанапал благосклонно принял приветствие предполагаемого нового назначенца и произнёс:

– Князь, я узнал кое-что про твоего родителя… Я соболезную. Оказывается, он у тебя недавно скончался… А скажи-ка мне, что случилось с ним? Отчего он ушёл в царство Иркаллы?

– Спасибо, государь, за соболезнование, – лицо Набуэля, с правильными и тонкими чертами, сейчас стало опечаленным. – Отец сильно хворал. У него было не всё в порядке с желудком. И не только с ним. У него были колики… и он не мог в последние дни принимать пищу. Врачи ничем не смогли ему помочь. И-и… – князь с горечью вздохнул и развёл руками. – Произошло неизбежное…Боги его забрали. Да, он уже отправился в Иркаллу. И мне пришлось его хоронить.

– Не печалься, все мы во власти высших сил. Боги всесильны! И они, по своему усмотрению, распоряжаются нашими судьбами, – произнёс Ашшурбанапал, и чтобы порадовать свою фаворитку, он задал князю совершенно неожиданный в данном случае вопрос:

– Князь, ну а знаешь что, говорят, что ты обладаешь разнообразными способностями?

Юноша по прозвищу Красавчик учтиво приложил ладонь к груди:

– Ты о чём, государь? Я не понял.

– Да-а, ла-а-адно, ты не скромничай! Я спрашиваю о тех самых твоих способностях, про которые не только я наслышан. А вся Ниневия о них говорит!

– Ну, что ж, об этом люди, наверное, действительно говорят, – Набуэль так ещё до конца и не понял, к чему клонил Ашшурбанапал.

– И ты не будешь мои слова оспаривать?

– Не собираюсь, государь.

– Ну, да, а вот ещё в Ниневии говорят, – продолжил Ашшурбанапал, – что ты с самой юности поёшь. И увлекаешься поэзией. А ещё знаешь эту самую поэзию, как никто другой при дворе…

– Не буду отнекиваться, но я это тоже могу подтвердить! Многие стихи я декламирую теперь наизусть! У меня цепкая память, и особенно на хорошие стихи, – ответил князь.

– А любопытно, от чего у тебя склонность к поэзии? Она от отца к тебе перешла?!

– Да! Мой отец по молодости увлекался музыкой. Он любил играть на арфе и сиринге (ассирийской свирели). А ещё он тоже пробовал себя в стихосложении. Ну и я от него этим заразился. Я тоже пробую писать…

– Во-о-от как?! Получается, тебя приучили к поэзии не где-нибудь, а в твоей семье? И с самого раннего возраста. Похвально… очень даже похвально…

– У отца ещё было много книг. Он собрал из них целую библиотеку, – произнёс Красавчик.

– Что же, получается, он у тебя был не только человеком на царской службе? И одно время даже наместником, назначенным в одну из провинций при моём отце…

– Вот именно, он ещё был и книгочеем. Причём, заядлым! Мой отец собирал книги всю жизнь. И, в итоге, он собрал внушительную коллекцию. В полторы тысячи табличек и папирусов! Написанных и на аккадском, и на арамейском. И даже на почти позабытом ныне шумерском! А на шумерском он тоже умел читать. И на нём он писал. Ни у кого больше нет такой библиотеки в Приморье, да и на всём Юге Месопотамии.

– О-о! Конечно, это очень похвально! Я люблю людей такого склада. Редкого в наши дни… Я и сам такой! – произнёс одобрительно Великий царь. – А тогда скажи-ка мне, ты должен знать: кто на сегодняшний день лучший из поэтов в Ассирии?

– Я бы выделил одно имя, но это, государь, всё же не ассириец! – И халдей вновь приложил ладонь к груди и повторно поклонился.

Красавчик был обходителен и чрезвычайно учтив. И надо отдать ему должное, не смотря на свои юные годы он был не только не по возрасту рассудителен, но умел преподнести себя. Да, он нравился, причём не только матронам в годах или незамужним молодкам, усиленно искавших себе женихов. Он просто весь излучал обаяние.

Ашшурбанапал намеренно повторил свой вопрос:

– Так всё же скажи, кого ты сейчас выделяешь среди нынешних поэтов, князь? Известно же, что ты прекрасно поёшь и являешься ценителем поэзии. Твоими способностями уже многие восторгаются. И признают твой утончёный вкус! Об этом буквально на днях мне говорила не кто-нибудь, а сама Накия, царица-мать. Вот и я бы хотел выслушать твоё мнение в этом вопросе!

– Государь, если это тебя заинтересовало…

–Да, я хотел бы узнать твоё мнение! – подтвердил Ашшурбанапал.

–То тогда я скажу, что совсем недавно для себя открыл новое имя… а точнее познакомился с творчеством одного поэта. Очень хорошего. Но это… э-это, государь, не мужчина. А поэтесса.

– Ну, на-адо же?! И кто же это? – деланно удивился Ашшурбанапал.

– Она не ассирийка, и не халдейка, но её стихи совершенны! И они очень созвучны с моей душой! О-о, они выше тысячи похвал! Гораздо выше!

– Так как же её звать? Если это не ассирийка, то может быть гречанка? Известно же, что представители именно этого народа, обитающего где-то далеко на Западе, где заходит солнце, более всего склонны к сочинительству стихов. Говорят, что поэтов больше всего рождается у этих греков. И-или это ещё кто-то? Ну… говори же, как её зовут?! – проявил нетерпение Ашшурбанапал.

– Зо-овут её… Её зовут Аматтеей, государь, – выдохнул наконец-то юноша. – Это приёмная дочь учёного мужа и твоего учителя Набуахиарибы.

Ашшурбанапал лукаво и одновременно торжествующе покосился на лидийку, которая уже более пристально взглянула на смазливого халдея, услышав из его уст своё имя.

Ашшурбанапалу удалось отвлечь любимую от печальных мыслей по поводу его второго сына, родившегося от законной старшей супруги, и Великий царь намеренно продолжил начатую им тему:

– А не хочешь ли ты, князь, увидеть ту, кем ты так в последнее время восхищаешься?

– А что, это возможно? – удивился халдей. – Не скрою, я очень бы этого хотел, государь. О знакомстве с ней я мечтаю! Ведь я, повторюсь, безмерно восхищаюсь этой поэтессой! Я считаю, что она лучше всех сейчас пишет! У меня не хватит слов, чтобы выразить свой восторг… Восторг от её стихов! А её «Соловей на ветке» – так я вообще считаю, что это что-то… недосягаемое! Это- шедевр! Самый настоящий! Я преклоняюсь перед её творчеством! Оно такое… искреннее… тонкое… душевное! О-оно… Да что я говорю? Разве я могу все свои впечатления передать словами? У меня не хватит на это никаких слов! – взволнованно сбился на длиннющий монолог юноша.

– Tы можешь прямо сейчас выразить ей всё своё восхищение, – перебил разговорившегося Красавчика Великий царь и кивнул головой на лидийку, стоявшую скромно за троном. – Выйди к нам, Аматтея! Не стесняйся! Покажись…

Лидийка вышла из тени и открыла своё лицо.

– Во-от, перед тобой стоит она…– произнёс Ашшурбанапал.

– О-о-она?! Это та самая… та самая… Это – А-а-аматтея?! Это… о-она, значит?! – округлил глаза юный халдейский князь.

– Да, это она! Дорогая, познакомься…– продолжил Ашшурбанапал, – Вот один из твоих восторженных почитателей. Впрочем, ты уже всё слышала, что он говорил о тебе, и о твоём творчестве.

Аматтея немного застеснялась и промолчала.

Ну а Набуэль…

Юный князь несколько неуклюже обернулся к Аматтеи и… И их глаза встретились.

Взгляд больших зеленоватых глаз златокудрой лидийки буквально обжог Набуэля. Князю показалось, что у него закружилась голова. Ему стало трудно дышать. У него сейчас даже перехватило дыхание.

Он тут же не упал, нет, нет, а скорее рухнул перед девушкой, рухнул на колени. И не на одно, а на оба. И тут же он воздел руки к зеленоглазой красавице лидийке, как к какой-то небожительнице.

– О-о! Если мне позволит, государь… Государь, извини, но я не могу удержаться на ногах. Я же… потрясён! Я ослеплён! Я… этой девушкой…я ею сражён! Наповал! Я готов всю жизнь стоять перед ней вот так, как сейчас! Ты – величайший государь, кто с этим вздумает в здравом уме спорить, ну а рядом… рядом с тобой – прекраснейшая из дев! И, к тому же, она не просто прекраснейшая обликом, а она… богиня! А богиня потому, что… самая талантливая и самая великая из всех поэтов нашего времени! Её песни теперь исполняются на пирах и праздниках по всей твоей державе! И, наконец-то, я её смог лицезреть. Я увидел её! Воочию! И признаюсь, государь, это была моя мечта!

Хотя то, что сейчас происходило, и выглядело быть может со стороны несколько театрально, но в проявлении своих чувств юный халдейский князь по прозвищу Красавчик на самом деле был более чем искренен. Просто он иногда чрезмерно эмоционально выражал свои чувства.

Особенно тогда, когда они его уж совсем переполняли.

А это как раз и был тот самый случай.

Глава седьмая

А теперь, читатель, вновь перенесёмся за пределы Ассирии…

Хотя народ этот соседи часто и называли «чужаками», но он не считался пришлым. Луллубеи являлись скотоводами и отчасти земледельцами. Впрочем, для их хозяйства всё-таки важнейшее значение имело разведение мелкого рогатого скота, и прежде всего овец и коз.

Обитали луллубеи на южных отрогах Загроского хребта и в верховьях крупнейшего левого притока Тигра Диялы. На их территории также начинались такие крупные реки, как Керхе и Карун.

Они подразделялись на дюжину племён и были родственны эламитам, однако языки у этих народов в древности сильно различались. Но, после того, как луллубеи дважды, в эпоху расцвета Эламского государства, на продолжительное время попадали в зависимость от своих южных соседей, они многое переняли у них, и это касалось не только каких-то бытовых или культурных моментов, но и затронуло наречие горцев. И немалая часть их теперь вообще предпочла перейти на более развитый эламский язык, тем более тот уже как три тысячелетия имел свою письменность.

У луллубеев образовалось четырнадцать княжеств, и самыми влиятельными являлись два, в одном из которых правил тесть младшего сына Шильках. Именно к нему, к князю Куригальзе, сейчас и направлялся Тахрах.

* * *

Младшего сына царицы-матери сопровождали четыре десятка всадников. Вначале они двигались вдоль правого берега Керхе, но когда начались предгорья, то поселений стало попадаться меньше, и дорога резко запетляла, а затем и вовсе сузилась, и стала напоминать горную тропу.

Вскоре в одном из селений Тахраху из-за этого пришлось оставить свою колесницу и пересесть на коня. А ещё через некоторое время начались владения князя Куригальзу. И хотя тесть Тахраха пока что не выступал в открытую против властей, но по его территории уже было опасно передвигаться, и Тахрах велел своим людям быть постоянно начеку.

Когда до замка тестя оставалось примерно полтора фарсаха, навстречу Тахраху и его людям выехали из-за скалы всадники. По их облику сразу стало понятно, что это были уже горцы.

Луллубеи отличались от эламитов. У них была более светлая кожа и они носили своеобразные остроконечные головные уборы, чем-то напоминавшие киммерийские войлочные колпаки, и кони у них были низкорослые, больше приспособленные передвигаться по отвесным кручам.

Один из луллубеев поднял руку и зычно прокричал:

– Э-эй, вы! Вы кто такие? Что вам надо у нас?

Тахрах выехал вперёд и крикнул в ответ:

– Я зять Куригальзу! Направляюсь к его замку!

Один из горцев подъехал поближе к эламитам. Узнав младшего сына Шильках, он повернулся к своим и махнул рукой, подтверждая, что это действительно так.

У Куригальзу была своеобразная биография, необычная для его положения. Когда-то он являлся простым горцем, затем стал воином-наёмником в эламской армии, но когда вернулся в горы, то в него влюбилась дочка князя. Её отец не обрадовался их связи и даже несколько раз подсылал к нему наёмных убийц, а после думал схватить и распять дерзкого воина, прятавшегося от него в труднодоступном месте. Однако от дочери князя у строптивца родился ребёнок, и луллубейскому владетелю пришлось смириться с её выбором. А вскоре Куригальзу наследовал княжество тестя и набрал постепенно в горах силу и авторитет.

Куригальзу был вдовцом уже двенадцать лет. И самое дорогое, что у него было, это его единственная Лаэ. К семнадцати годам она расцвела, и её уже считали наиболее желанной невестой все луллубеи. Её стали добиваться многие знатные горцы, однако Куригальзу предпочёл её выдать замуж за младшего сына Шильках. И царица-мать к этому предложению отнеслась более чем благосклонно.

Шильках всё-таки была очень дальновидной, и хотела установить более тесные отношения с самым влиятельным владетелем среди луллубеев.

Теперь настала пора этой связью в интересах Элама воспользоваться…

* * *

Замок Куригальзу был совершенно неприступен. Он оседлал вершину, поднявшуюся к облакам, и у подножия которой протекал ручей, впадавший в Керхе. К замку можно было подступиться только с одной стороны – да и то подняться по очень узкой тропе можно было лишь спешившись. Ворота его всегда были закрыты. В остальном он являлся типичным варварским убежищем, которое только с натяжкой можно назвать замком.

У основания он был выложен из массивных глыб, а сверху над ними возвышалась деревянная надстройка, устроенная из толстых претолстых брёвен. Внутри имелся дворик и находилось несколько хозяйственных построек.

Куригальзу принял Тахраха у себя:

– Что случилось, зять? – кряхтя поднялся со своего лежака грузный луллубейский князь.

Ему было под шестьдесят, и у него был уже совершенно лысый череп. Однако Куригальзу ещё был крепок и моложав. И он гордился своей бородой. Она у него на вавилонский манер была роскошная, курчавая и очень длинная, и доходила ему едва ли не до пояса. Ни у кого из луллубеев больше не было такой выдающейся бороды! Некоторые луллубеи вообще за глаза звали этого князя не по имени, а «Бородой», и все знали чья эта кличка.

– Приветствую тебя! И пусть Хумбан, Пинекир и прочие наши боги хранят твой дом! – поприветствовал хозяина замка Тахрах. – Не просто к тебе добраться, князь. Мог три раза шею свернуть! Но вот пришлось взбираться на коня… А привели к тебе дела, точнее беспокойство тем положением, которое сложилось в ваших горах…

– А-ах, вот оно что, – слегка усмехнулся луллубейский князь. – Ну, пока что не беспокойся, зять. У меня всё спокойно. Сам видишь! Тебя никто по дороге не тронул. И мы как признавали над собой власть Суз, так и признаём её. Ни один эламит не был убит в моём княжестве, так что же Шильках и её старший сын беспокоятся? Мы, как и прежде, выплачиваем побо… тьфу, налоги, хотя их размер значительно увеличился, и совершенно непонятно почему. Но я не позволяю своим людям роптать на это! Они у меня вот где… – и Куригальзу сжал кулак. – И никто из них не поддерживает бунтовщиков! Все меня пока слушаются!

– Зато в других местах луллубеи вышли из повиновения и прогоняют мытарей и эламских чиновников, – заметил Тахрах. – Это не дело…

– За других я не в ответе!

Тахрах промолчал.

Царица-мать предупреждала его, что разговор с тестем будет у него непростой, однако другого выбора не было. Сейчас в луллубейских горах можно было опереться только на Куригальзу.

– Давай-ка с дороги поешь, – предложил тесть Тахраху, – ну а после о серьёзных вещах с тобой потолкуем.

Тахрах не стал возражать.

Луллубейский князь распорядился, чтобы накрыли стол и накормили людей, прибывших с младшим сыном Шильках.

* * *

Когда Тахрах поел и передохнул, луллубейский князь вновь его принял. На этот раз он был настроен более дружелюбно.

– Как там моя доча и внуки?

– У них всё хорошо! Мадакта им нравится. Всё-таки эта вторая столица и расположена она в живописных предгорьях, где никогда нет зноя. Старший твой внук, Куригальзу, уже учится стрелять из лука, и скоро я начну его приучать к верховой езде, ну а малыш ещё в колыбели, но у него прорезываются зубки. Вот, это твоя дочь просила тебе передать…

И Тахрах подал Куригальзу мешочек.

– Что в нём? – спросил луллубей.

– Волосы твоего младшего внука. Которого мы, кстати, назвали не эламским именем, а в честь тебя Куригальзой.

Куригальзу достал прядь детских волосёнок и понюхал их. После этого он зажмурился и расплылся в счастливой улыбке. Затем этот пучок волос вновь положил в мешочек и спрятал его у себя под ремнём. Стало видно, что луллубейский князь тут же обмяк. Он окончательно смягчился и спросил Тахраха:

– Ты прибыл от Шильках или от своего старшего брата?

– От царицы-матери.

– Выходит, с миром, – заключил луллубейский князь.

– Да, я прибыл с миром, – ответил Тахрах.

– Ну что ж, я этому очень рад. Я ведь слышал, что Теуман собрался преподнести нам урок и выжечь всю нашу землю.

– Пока Шильках в Сузах, она этого не допустит!

– Я только на неё и надеюсь… – промолвил луллубей. – Но я также наслышан, что старший сынок Шильках всё больше отбивается от рук, он уже совсем позабыл, кому обязан своим положением. Кто же подарил ему царскую власть и надел на его голову тиару. Разве не так?

Тахрах на это высказывание тестя никак не отреагировал. Сейчас важно было выяснить у него настроение других князей и племенных старейшин горцев, что думают они. Как бы прочитав этот вопрос на лице зятя, луллубей произнёс:

– К восстанию примкнула пока что половина наших племён, но кое-кто мутит воду в горах, и я вот этого как раз и боюсь.

Тахрах нахмурился:

– Ты уверен в том, что сказал?

Куригальзу кивнул головой и вызвал одного из своих воинов.

– Кардуш, приведи человека, которого мы на днях поймали в одном из дальних селений! – распорядился князь горцев.

Воин приложил руку к груди и вскоре вновь появился, но уже не один, а с ним в помещение проковылял человек c непокрытой головой и со связанными кистями рук.

***

– Во-о-от, – указал на него Куригальзу, – это ассирийский лазутчик, хотя себя он называет касситом. Но что я не отличу кассита от ассирийца?! Его схватили мои люди. В одном из наших высокогорных и отдалённых селений он призывал не слушаться меня и поддержать восстание других луллубейских племён. И таких ассирийских лазутчиков в наших горах заслано не один-два, а несколько десятков. Мало того, я уже знаю, что они не только призывают горцев к неповиновению, но обещают им помощь со стороны Ассирии и успели даже направить кое-кому несколько караванов с оружием. Мои люди перехватили один из таких. Кардуш, покажи ещё кое-что, – обратился к своему воину луллубейский князь.

Вскоре Кардуш и ещё два луллубейских воина внесли несколько луков и мечей и сложили всё это перед Куригальзу и его зятем. Тахрах наклонился и поднял один меч, повертел его в руках, посмотрел клеймо мастера и сделал мечом замах.

– Мда-а-а, это не бронза. Меч же-елезный.

– Вот-вот, – поддакнул Куригальзу.

– И клинок обоюдоострый. Отменный. И рукоятка его, как посмотрю… Это, бесспорно, ассирийский меч. Только ассирийцы умеют такие мечи делать…Из высококачественного железа. Закалка у него – ого-го!

Тахрах обернулся к пленнику:

– Ты кто? Как тебя звать?

– Я кассит, уважаемый. И меня с кем-то спутали. Я уверяю, что случайно забрёл на луллубейскую территорию.

Куригальзу указал Кардушу на лазутчика.

– Поджарь ему пятки, может, тогда он скажет нам правду!

Когда кричавшего лазутчика увели, Куригальзу спросил Тахраха:

– Ну, что ты по этому поводу думаешь?

Тахрах не сразу ответил. Он сопоставлял всё сказанное и увиденное и, наконец, сделал собственный вывод:

– Скорее всего, здесь на самом деле просматривается рука ассирийцев. Похоже, они пытаются разжечь в горах пламя восстания, а мой старший брат по гордыне своей или лучше сказать по недальновидности подыгрывает им и намеревается сюда отправить целый корпус карателей. Я представляю, что после этого случится! Мы до конца не оправились от восстания персов на востоке нашего царства, понеся большие потери, в том числе и людские, и если тут начнётся ещё одна совсем нешуточная заварушка…то тогда… Д-да-а-а… Всё закончится для Элама плохо!

– Правильно говоришь! – поддержал зятя Куригальзу. – Эта заварушка никому не пойдёт на пользу. И только обрадует наших общих врагов. И прежде всего обрадует наших главных врагов – ассирийцев.

Младший сын эламской царицы-матери продолжил:

– Пока не поздно, надо разрушить планы ассирийского царя. Тут явно проглядывает его рука. У тебя есть смышлёные люди, которые бы объяснили сложившееся положение вожакам бунтовщиков?

Куригальзу немного подумал и ответил:

– Найдутся!

– Отправляй их к ним. Ну и собери где-нибудь в одном месте, кого сможешь. С этими людьми буду говорить уже я.

Куригальзу вновь задумался, и затем заметил:

– Я так думаю, что лучше всего луллубейских старейшин и князей собрать не в моём замке…

– А где предлагаешь?

– Я предлагаю у Буштэ.

– У Буштэ?

– У него второе по значимости княжество, и он сейчас колеблется, хотя вышедшие из повиновения луллубеи считают, что он уже примкнул к ним.

– Хорошо, пусть будет так! Соберёмся у него, – заключил Тахрах.

* * *

Князь Буштэ был не только, после тестя Тахраха, вторым по значению владетелем в луллубейских горах, но ещё являлся отцом семнадцати дочерей, и поэтому поводу он страшно сокрушался. У него до сих пор так и не родился наследник.

Обычно луллубеи имели одну жену, но Буштэ завёл себе семь, и все они регулярно рожали ему только девочек. Буштэ негодовал, кричал на жён, даже бил их плетью и таскал за волосы, но поделать ничего не мог, а все горцы за его спиной смеялись над ним и зубоскалили по этому поводу. При встрече у них уже чуть ли не приветствием был вопрос: «Ну что, у князя Буштэ опять родилась дочь?»

Замок Буштэ находился в трёх фарсахах от укрепления тестя Тахраха, но продвигаться пришлось по труднодоступным горам, и путь до Буштэ занял почти четыре дня.

* * *

Когда Куригальзу и Тахрах въезжали в замок этого луллубейского князя, тот был красным, топал ногами и на кого-то гневно кричал. Это всё происходило во дворе.

Увидев гостей, Буштэ немного остыл и приветствовал их.

– Что-то случилось? – спросил Куригальзу.

– А-а-а! – обречённо махнул рукой Буштэ. – Сегодня седьмая, моя самая младшая жена, преподнесла мне подарочек – родила ещё одну дочку…

Куригальзу при этих словах едва не прыснул со смеху и с большим трудом сдержал на своём лице улыбку, а Буштэ, не замечая его выражения лица, сокрушённо заключил:

– Ну, совсем разучились бабы у нас в горах рожать! Хоть восьмую жену теперь заводи! У меня уже две не наши, одна – эламитка, а другая – касситка. И тоже только девок мне приносят… Куда же я их всех дену?!

– Значит тоже неумехи? – уточнился тесть Тахраха.

– Ну а как ты думаешь?..

– Ну, конечно! И у них ничего не получается?

– Э-эх, не получается! И что же я так не делаю, а?..Вот скажи?

– Остаётся только одно… Тогда уж самому придётся рожать… – в бороду хмыкнул Куригальзу, и громче произнёс: – Мы к тебе, Буштэ, прибыли с моим зятем, как и договаривались. Много уже собралось у тебя старейшин и князей?

– Да почти все! Только троих нет, но их я думаю можно и не ждать – они непримиримые и вряд ли приедут, – отреагировал уже более спокойно Буштэ.