По-другому

Маринка любит повторять, что богачи с жиру бесятся, а у самой глаза горят, когда я приезжаю в новых сапогах, купленных не на рынке. Алика просто не представляет, что можно жить иначе. Я сама родилась и выросла в семье со средним достатком в понимании Маришки и нищей с точки зрения Алики. Про себя с уверенностью могу сказать, что, если у меня будет в будущем возможность переехать в такой жилой комплекс, я сделаю это, не раздумывая и не воспевая романтику стеснённости в средствах или наигранно отворачивая нос от прелестей обеспеченной жизни. И в то же время в настоящий момент я искренне рада своей первой скромной квартирке. Она моя. Она шаг для меня в достижении целей и осуществлении желаний.

Алика встречает меня в дверях. Мгновенно подмечает и синяки под глазами, и моё осунувшееся лицо. Она протягивает ко мне руки. Я шагаю в её объятия. Она сочувственно вздыхает: «Ах, Лиза-Лиза, ну как же?» Её слова и интонация звучат так, словно это я накосячила. Я знаю, что никому не объяснила причину разрыва, но она же моя подруга и априори должна быть на моей стороне. Я останавливаюсь и ограничиваюсь пожатием рук, без обниманий и утыкания в плечо. В тысячный раз корю себя за разросшуюся во мне стену отгораживания от людей, которые пытаются меня поддержать.

Мы проходим в комнату Алики. Она усаживается по-турецки на кровати и хлопает по матрасу рядом с собой. Я опускаюсь полубоком, поджимая под себя одну ногу.

– Лиза, на тебе лица нет.

Я усмехаюсь.

– Вы же пожениться собирались, – напоминает Алика. – Что произошло?

Замешкавшись, я разглаживаю плед, поправляю волосы. Алика накрывает мою руку своей ладонью и останавливает бессмысленные движения.

– Расскажи – и станет легче, – она пытается поймать мой взгляд.

Я вздыхаю.

– Марк согласился уступить меня на время своему приятелю в обмен на сделку по работе, – каждое слово даётся мне с неимоверным трудом. Легче не становится.

Алика обдумывает сказанное мной.

– Лизунь, а как у вас в плане секса – всё активно?

– Что ты имеешь в виду? – я смотрю на Алику и убираю руку к себе на колени.

– Ну, ты и сама понимаешь, что мужчину нужно держать в тонусе. Разнообразие и фантазия. Нельзя допускать, чтобы ты ему приелась.

– Алика, к чему ты клонишь? Что я ему наскучила? Тогда зачем оставаться со мной и одновременно толкать меня к другому?

Подруга придвигается ближе.

– Лиз. – Меня передёргивает от этого обращения. – Может, ты неправильно поняла? Возможно, Марк не тебя к нему толкал, а пробовал впустить к вам двоим новое лицо, чтобы ваш огонь вспыхнул ярче?

Я просто сижу, округлив глаза. Алика не ждёт, когда я переварю её предположение, и начинает частить:

– Я помню наш поход в клуб прошлым летом. Марк завёлся от твоих танцев, а я сама завелась, глядя на вас. Хотела предложить вам устроить для Марка приват-танец. Чтобы показать, насколько заразительна ваша страсть. В духе смотреть, но не трогать. Мы бы все получили новые ощущения, но вы тогда были слишком увлечены друг другом.

– Такой третий за стеклом? – я пересаживаюсь, опуская обе ступни на пол.

Алика же, наоборот, подбирает под себя ноги и упирается коленками в кровать.

– Для подруги я бы расстаралась, не сомневайся.

Не сомневаться больше не получается. Я почему-то уверена, что мы не просто так съехали в эту сторону в разговоре, который меня коробит.

– Тебе нравился Марк? – спрашиваю Алику, позволяя внезапным мыслям сразу срываться с языка, без раздумий.

Пауза в несколько секунд отвечает за Алику. Я ещё не отошла от выходки Марка, чтобы слишком поразиться новому открытию.

Алика поджимает нижнюю губу, перед тем как начинает говорить.

– Мне больше нравилась его увлечённость тобой. Как у него блестели глаза и как он вставал в стойку на тебя.

– Ты же никогда не была обделена вниманием мужчин, – произношу я, отмечая появившуюся в Алике суетливость. Она всегда уверена в себе, снисходительно неспешна. Сейчас же она ёрзает и постоянно меняет позу.

Алика спрыгивает с кровати, хватает меня за руку и тащит на кухню.

– Пойдём пить чай. Я как раз заварила перед твоим приходом.

Я следую за ней и сажусь на стул. Она достаёт чашки.

– Знаешь, я вижу, когда интересуются мной самой или деньгами моего папули, – Алика достает конфеты и ставит их на стол. – Извини за прямоту, но деньгами ты похвастать не можешь, а значит, привлекла парня сама по себе. Я даже поверила, что бесповоротно.

Меня царапает её последнее слово. Я снова не даю себе время обдумать и иду на поводу ощущения:

– И долго ты верила?

Алика зачем-то взбалтывает заварку, приоткрывает крышку, принюхивается и ставит чайник на место.

– Не очень, – она наконец-то разворачивается ко мне лицом. – Лиза, ты и сама наверняка удивлялась, как у вас всё быстро и гладко получилось. Будто вы сто лет знакомы, – она издаёт сдавленный смешок. – Безупречность напрягает и не вызывает доверия.

– Когда же ты изменила своё мнение и почему? – Я вижу, что Алика нервничает, хотя пытается делать вид, что это не так. – Алика, между мной и Марком всё кончено. Если ты знаешь что-то ещё, можешь рассказать. Но я и без дополнительных подробностей знаю, что ошибалась на его счёт.

– Я устроила ему проверку, – отвечает Алика и смахивает невидимые крошки с футболки.

– Что за проверку? – мой голос звучит ровно.

Наползает апатия и чувство, словно меня выжимают до последней капли. Алика же принимает нейтральный тон за одобрение и продолжает говорить, добивая меня окончательно.

– Примерно полгода назад, помнишь, я ждала тебя у вас? Ты сдавала какие-то тесты на работе и задержалась. Так вот, Марк подкатил ко мне свои шарики. Мне стало любопытно, как далеко он их запустит. У вас вроде бы любовь. Я твоя подруга. – Несколько секунд мы с Аликой смотрим друг другу в глаза. Она первая отводит взгляд. – В общем, партия состоялась.

Леденею внутри. Я была готова услышать что-то про Марка. Ожидала, что он заигрывал с Аликой. Но совершенно не готова была к тому, что она тоже меня предала.

– А потом ты пила со мной чай, а он целовал в темя, расхваливая, какая я умница, – резюмирую я, вспоминая тот вечер, когда вернулась домой и они встретили меня вместе. У нас же любовь. Вроде. А она моя подруга. Была.

– Так ты и вправду умница, – чрезмерно бодро говорит Алика и разливает заварку в чашки. – Жил-то он с тобой. Ни на меня, ни на деньги моего отца не клюнул. Ко мне больше не совался ни разу и делал вид, что между нами ничего не было.

– В общем, прошёл проверку? – Моя рана не затянулась, но перестала кровоточить, а в неё вдруг взяли и бухнули соли.

Алика хмыкает и ставит передо мной чашку, отворачивается, чтобы взять свою. Я с противным скрежетом отодвигаю стул. Так же противно скрежещет всё внутри.

– Можешь не беспокоиться. Чая мне расхотелось, как и оставаться здесь. – Спина Алики напрягается. – Не провожай, я знаю, где выход. – Я иду в коридор, подхватываю свой рюкзак и засовываю ноги в кроссовки, сминая задник.

– Лизун, ты чего? – несётся мне вслед. – Он же на самом деле козлом оказался. Не о чем жалеть!

– Жаль, что им оказалась и ты, Алика, – я слышу, как замирают её шаги. – Счастливо оставаться.

Я захлопываю за собой дверь и спешу вниз по лестнице. Похоже, я больше не буду пользоваться лифтами. Голову прочищает это минование пролётов, мелькание полос ступеней и максимальная сосредоточенность, чтобы не оступиться. «При подъёме, – подсказывает мне включившийся разум, – ещё и за дыханием нужно следить». Я хватаюсь за перила и перепрыгиваю сразу три последних ступеньки.

Я тихо открываю дверь, просачиваюсь в прихожую, разуваюсь, слышу работающий телевизор в спальне Ангелины. Прохожу сразу в гостиную, прикрываю дверь, раздеваюсь, вытираю руки влажной салфеткой. В душ не иду, чтобы не привлекать внимание хозяйки квартиры. Просто натягиваю чистое белье, домашнюю футболку и сворачиваюсь калачиком на собранном диване.

Внутри меня продолжает что-то осыпаться. Я не пытаюсь прекратить или переключить свои ощущения. Пусть осядет до последней пылинки. Сначала я теряю любимого человека и пытаюсь принять его гнилую сущность. Неделю спустя я лишаюсь подруги, которая, получается, ещё страшнее Марка. Он хотя бы обозначил свою позицию без прикрас. Алика же до последнего прикрывалась якобы заботой обо мне.

Я продолжаю лежать в позе эмбриона и смотреть в спинку дивана. Ближе к утру на ощупь натягиваю на себя покрывало и проваливаюсь в глухой вязкий сон, из которого никак не могу вылезти, хотя какой-то настойчивый звук стремится меня из него выдернуть.

Глава 7 (Лиза)

Скрипя зубами, я распрямляю затёкшие ноги. Неуклюже свешиваюсь с дивана и нащупываю в кармане джинсов гудящий телефон. Заставляю себя открыть слипающиеся глаза, приглаживаю спутанные волосы, откидываюсь на подлокотник и принимаю видеозвонок от мамы. На экране появляется её взбудораженное лицо, за которым я вижу и папу. Мы здороваемся и машем друг другу. Мама всматривается в моё изображение, хотя я стараюсь держать телефон на максимальном расстоянии от себя, и выдаёт очередь вопросов, почему я такая помятая, ревела ли, заспалась, плохо себя чувствую, одновременно требует беречь себя, но её перебивает папа.

Неожиданно родители предлагают мне оформить беспроцентный займ на работе у мамы. Конечно, на её имя, но выплачивать его буду я. К тому же папа называет круглую сумму, которую передаст мне безвозмездно в ближайшее время, и на полезшие на лоб глаза мамы спокойно замечает, что они не потратили ни копейки на моё обучение, в отличие от Евы, которая с горем пополам учится на платной основе в училище, а я такая же их дочь. Мама обескуражена и недовольно поджимает губы, хотя отрывисто кивает. Папино решение явно принято единолично. Отец же закрывает тему, и, кажется, впервые я испытываю к нему уважение не как к своему отцу, а как к главе семьи и просто мужчине. Я залезу в кредит, но не в кабалу ипотеки. С нового ракурса гляжу на собственного папу и в стотысячный раз благодарю Бога за Ангелину. Я не успеваю спросить родителей, как у них дела, потому что мама быстро сворачивает разговор. Я повторяю: «Спасибо», – и уже смотрю в потухший экран. Уверена, что папе сейчас влетит, и надеюсь, что он справится и сможет отстоять своё мнение. Я привыкла быть старшей, самостоятельной и не требующей ничего, если мне не предлагают. Тем не менее всё равно немного обидно из-за неприкрытой реакции мамы.

Мне душно. Душно в самой себе. За ночь мой немного уменьшившийся в объёме шар снова вырос и раздулся. Он давит на диафрагму, сжимает желудок и перекрывает горло. Я похожа на рыбу, которую изощрённый мучитель бросил на влажный берег. На неё попадают брызги, и песок весь пропитан вкусом воды, но до самой реки не добраться. Остаётся открывать рот в попытке насытиться крохами капель и желанным запахом, обмануться на лишние секунды и в эти мгновения притворяться, что не тяжелеет тело, не немеют конечности, не находит отупение. Я тру глаза, поднимаюсь, натягиваю валяющиеся на полу джинсы, накидываю куртку прямо на пижамную майку, хватаю поводок и киваю встрепенувшемуся пёсику.

– Ангелина, я прогуляю Джекки, – выкрикиваю в сторону её комнаты и, не дожидаясь ответа, вылетаю в подъезд.

Мы гуляем вокруг дома почти час. Заходим в соседний двор, устраиваем пробежку по улице. Возвращаемся немного уставшие и запыхавшиеся. Ну, я-то точно. Однако, как только слышится щелчок закрывшейся входной двери, мне снова становится душно.

Джекки требует еды у хозяйки. Она чешет его за ушами и бросает быстрый сканирующий взгляд на моё бледнеющее лицо.

– Ещё прогуляешься? – скорее не спрашивает, а утверждает Ангелина.

Я киваю, разуваюсь, прохожу в комнату, меняю пижаму на обычную белую футболку. Выуживаю из разобранной постели телефон, который оставила, сбежав с Джекки. Набрасываю покрывало, чтобы придать более приличный вид дивану. Я всё же в гостях, нельзя так нагло устраивать беспорядок в гостиной.

– Подыши, – дважды похлопывает меня по спине Ангелина, пока я наклоняюсь надеть обувь.

Шар покалывает глаза изнутри, я нечленораздельно угукаю и повторно вылетаю на лестничную площадку. Мне стыдно выглядеть в глазах Ангелины неуравновешенной неврастеничкой. Только я скорее проглочу язык, чем расскажу ей, какая я слепая дурочка. Уверена, что она так не считает, но её признание во мне разумного человека может сильно пошатнуться. Во мне самой мнение о себе как об умной и внимательной рассыпалось карточным домиком и вот-вот развеется по ветру. Я бегу вниз по лестнице и дальше по тротуару, потому что сопротивляюсь нахлынувшим со всех сторон подозрениям. А я не хочу сомневаться во всех подряд, без разбора. Даже сейчас. Особенно сейчас. Особенно в Ангелине. Я не смогу жить в ожидании постоянного подвоха со стороны того, кого считаю близким.

Расстёгиваю куртку, распахиваю её и намеренно глубоко вдыхаю.

– Ангелина на самом деле хороший человек, – произношу громко и по слогам, не обращая внимания на оглядывающихся на меня прохожих.

Я иду в прямом смысле слова куда глаза глядят, не фиксируя маршрут. Постепенно дыхание приходит в норму, теснота внутри отступает. Куртку приходится застегнуть. Я замечаю, как сильно стаял снег. На теплотрассе начинает проклёвываться первая прозрачная зелень. Останавливаюсь и любуюсь острыми упрямыми макушками. Несмотря на вероятность того, что всё ещё может выпасть снег, они пробиваются вверх и тянутся к солнцу. Я запрокидываю голову и устремляю взгляд в самую вышину. А когда вновь смотрю вперёд, упираюсь в вывеску, которая словно выведена небрежным росчерком: «Для себя». Я не знаю, что скрывается за ней, а прочитать более мелкую табличку у входа мне мешают отражающиеся от блестящей поверхности блики, но уверенно направляюсь к крыльцу, как будто меня примагничивает летящая «Д» и заигрывающая витиеватым хвостиком «б».

Толкаю тяжёлую стеклянную дверь и, как Алиса6, проваливаюсь в другое измерение. Приглушённо, приглашающе и стильно. Парикмахерский салон. Глаза привыкают к мягкому внутреннему освещению, и я встречаюсь с направленной на меня широкой приветливой улыбкой молодой девушки в строгом фартуке и с гладко зачёсанными светлыми волосами.

– Добрый день! Вы на… – она называет время, и я понимаю, который час.

Отрицательно качаю головой и оцениваю интерьер. Он действительно располагает довериться профессионалам. Мы с девушкой-мастером – я готова поспорить, что она точно не администратор этого заведения, – рассматриваем друг друга. Она делает незаметный кивок.

– Я освобожусь через десять минут. Если подождёте, мы сможем обсудить вашу задумку.

Она скрывается в зале. Я присаживаюсь на диван и вижу своё отражение в зеркале напротив. Повторяю за девушкой кивок, потому что вижу, наверное, то же, что и она: мне нужны перемены. И пусть избитая со всех сторон и не по разу истина, что со сменой причёски женщина меняет свою жизнь, набила оскомину, я хочу, чтобы её проверенная временем магия сработала для меня.

Через три часа я покидаю волшебный салон. С новой визиткой в кармане, с новым послевкусием от чая с настоящими ягодами брусники, с новой поддержкой и новой причёской.

Мои прямые тёмно-русые волосы долгое время оставались одной длины – ниже лопаток. Я их регулярно подравнивала, не более того. Мне нравилось носить их и распущенными, и собранными в простые хвосты, и заплетёнными в сложные косы. Чёлку последний раз я оформляла в десятом классе. Сейчас же я медленно поворачиваюсь в разные стороны перед зеркалом во весь рост. С короткой стрижкой полностью открытая шея кажется тоньше, удлинённую чёлку можно легко убрать за уши или отпустить спадать загадочной вуалью, прикрывающей глаз. Иначе – совсем немного, но иначе – скорректированная форма бровей добавляет свободы и какой-то уверенности моему новому образу. Цвет волос почти не изменился, но стал более однородным и насыщенным. Необычно, но мне кажется, что даже разрез глаз смотрится по-другому. Я не накрашена, но светло-карий цвет радужки хамелеонит под оттенок волос, а излом бровей делает глаза больше и выразительнее. Я улыбаюсь яркой брюнетке в отражении зеркала.

Прощаюсь с Ингой, моим мастером-находкой. Она поймала моё желание раньше меня самой. Терпеливо выслушала несвязные пояснения, что я хочу кардинальных перемен. Я благодарна ей за то, что она ни разу не заикнулась о сожалении расстаться с такими длинными волосами и не пыталась меня отговорить. Она лишь посоветовала форму, оттенок цвета, рассказала об уходе и посетовала на постоянно растекающуюся перед их крыльцом лужу.

Я выхожу на улицу, непроизвольно провожу пальцами по затылку и накидываю капюшон. Мне больно, я не могу просто отмахнуться от отравляющего меня предательства. Но я не хочу жить во лжи, и пусть смена причёски станет первым противоядием. Враньё и чужие амбиции вскрылись очень неприятным способом, но теперь порез заживёт, а шрам будет моей личной зарубкой. Мне непривычно легко на голове, но это мой выбор, а не навязанный кем-то. Ловить пустоту вокруг шеи лучше, чем вокруг сердца. Обе могут быть заполнены, но только если я сама когда-нибудь вновь этого захочу.

Глава 8 (Майя. Ярослав)

Жалюзи на внутреннем окне в малом конференц-зале подняты. Там сегодня аншлаг. Все отделы по очереди защищают свои планы перед начальством. Надо уточнить настоящую должность этого самого начальства, помимо разговорных «босса», «учредителя» и «главного».

Нам с Майей назначено на одиннадцать тридцать. Мы встречаемся утром в кухонном закутке. По пути туда мой левый бок теплеет от виска к плечу и ниже, горячеет от талии к бёдрам, и ноги ощутимо согреваются сквозь брюки. Дежавю праздничного ожога, только в разы мягче и слабее. Я проявляю чудеса выдержки и не смотрю по сторонам, наполняю кружку кипятком, кладу пакетик, разворачиваюсь и оглядываю почти пустой коридор. Две девчонки тоже идут за чаем, болтая на ходу. Я провожу рукой по ремешку на поясе. После восьмого марта я перелезла в брюки – ношу их на работу и разгуливаю в джинсах и спортивных штанах вне офиса. Я люблю юбки и платья, но сейчас мне удобнее и уютнее в брюках. Мысленно ставлю галочку купить еще одни, светлые, к своим двум тёмным пиджакам. Всё-таки весна набирает силу.

Майя до сих пор не высказалась о моей обновлённой причёске. Лишь приподняла изумительную бровь, прищурилась и промолчала. Не похоже на неё – оставить без комментариев столь кардинальную смену образа. Напрашиваться не буду, хотя вопрос именно от неё гипотетически не вызывает у меня отторжения.

Мы наливаем чай и идём в кабинет Майи, чтобы финально пробежаться по нашему докладу. Правое ухо, ниже по шее, мазком по груди и с остановкой на ягодице – меня снова окатывает тепловой волной. Так явно, что я прикасаюсь к лицу и выправляю волосы из-за уха, прикрываясь ими.

– Май, мне вообще-то некогда рассиживаться. – Я смотрю, как она неторопливо ставит кружки на стол и добавляет к ним вазочку с конфетами.

– Мне тоже, но пятнадцать минут на перекур даже официально выделены. Раз мы не курим, – она скользит по мне вопросительным взглядом. – Или ты успела закурить за прошедшую неделю?

– Нет, – я совершенно по-дурацки хихикаю.

Майя будто не замечает. Открывает дверцу шкафа и достаёт коробку печенья. Я подхожу к столу, но боюсь присесть, потому что чаепитие располагает к задушевным беседам, а я старательно избегаю их уже десять дней.

– Вета, ты слишком взбудоражена, чтобы поверить, что у тебя всё в порядке. – Майя внимательно смотрит на меня. Не продолжает. Ждёт. Даёт мне выбор: рассказать или отмахнуться.

Я бы промолчала. Сжала бы зубы и выдержала. Спряталась бы за своей спасительной чёлкой. Только её «Вета» не оставляет мне ни единого шанса. Меня никто так не называл. Зато я сама столько раз представляла, с самого детства, что у меня будет подруга, которая обязательно выберет не первую часть моего имени, а вторую. Сделает из Лизаветы Вету, заменит Лизку на Ветку.

Я выпаливаю на одном дыхании:

– Марк, мой жених, бывший, хотел подложить меня под своего партнёра, чтобы заключить выгодный договор. Моя близкая, как я думала, подруга спала с моим парнем, якобы устраивая проверку, подходит он мне или нет.

Воздух заканчивается. Я замолкаю. Майя смотрит на меня.

– Тебе очень идёт новая стрижка, – она улыбается немного грустно и протягивает мне кружку чая.

Я неэстетично шмыгаю носом. Встряхиваю волосами. Прогоняю подступающие слёзы и улыбаюсь в ответ.

Майя разворачивает монитор. Мы садимся по обеим сторонам от него и пробегаемся по всем пунктам общего плана мероприятий. Она внимательно меня слушает, отпивая маленькими глотками горячий чай.

– Ты помогала моим девчонкам? – задаёт она вопрос, отставляя пустую кружку.

Я пожимаю плечами.

– Немного. Мне нужно было заполнить как можно больше времени чем-то полезным.

Майя ловит мой взгляд.

– Я плохой советчик. К тому же слишком молода, хотя и старше тебя, но всего на два года! – Она делает «страшные» глаза.

Я догадываюсь, что она скажет дальше, но на неё у меня не срабатывает защитный механизм. С Майей мне комфортно. Она улавливает мой настрой на диалог и мягко произносит:

– Просто помни, что лекарство занятости может быть нужно и тем, кому ты помогаешь. К тому же тебе самой передозировка ни к чему. Курс на восстановление, а не на то, чтобы покалечиться.

Я допиваю остывший чай. Майя поднимается. Я тоже встаю.

– Вечером вместе поедем на рынок, – не спрашивает, а сообщает мне Майя. – Я все выходные пыталась найти подснежники, но март нынче скуп. А сегодня нам обязательно повезёт. – Майя придерживает ручку двери, не открывая её. – Вырви тех людей, как сорняки, без сожаления. Они мимикрировали под красивые цветы и питались тобой. Ты избавилась от них, поранившись. Зато теперь самой будет легче дышать. Расчисти дорогу для новых подснежников.

Мои глаза начинают наполняться слезами. Майя одаривает меня строгим взглядом и вскидывает подбородок. Дожидается, когда я повторю то же самое за ней. Ободряюще мне улыбается, выпускает из своего кабинета и напоминает, что защита через час.

Мой начальник ушёл в отпуск сразу после больничного. Я исполняю обязанности по мере «своих сил и возможностей». Неофициально. По просьбе. Отмечаться на совещаниях является одной из таких допустимых замен. Сиди, слушай, записывай, не высовывайся. Пиар-кампания разворачивается активно – новый продукт, перспективы и следующий этап для нашего офиса. Сегодня мне просто так не отмолчаться. Что ж, я готова.

Подхожу к зеркалу, проверяю, чтобы блузка не вылезла из брюк. Поправляю идеальный наглухо застёгнутый воротник. Снова убеждаюсь, что хорошее белье себя полностью оправдывает. Гладкий плотный бюстгальтер отлично поддерживает мою полную грудь и не отвлекает на просвечивающие кружевные узоры. Я тщательно заправляю чёлку за ухо. Кладу планшет на стопку распечаток и иду за Майей. Она выходит мне навстречу, не успеваю я дойти до двери её кабинета. Осматривает меня с ног до головы. Бухает сверху на мои документы свою башенку и расстёгивает верхнюю пуговку на моей блузке.

– Так гораздо лучше. Ты не гимназистка на экзамене, а специалист, уверенный в выполненной работе, и красивая девушка.

– Последнее здесь при чём? – Я закатываю глаза, распрямляя руки, будто под грузом невозможной тяжести.

– При том, что никогда об этом не забывай и ставь на первое место, – подмигивает Майя.

Мы подходим чуть заранее и ждём в коридоре. Пять минут до нашего времени, а по ту сторону стекла в разгаре бурная жестикуляция дамы-бухгалтера, возвышающейся над краснеющей лысиной директора. Напротив за столом, поверх их голов, на мгновение я успеваю увидеть тёмные волосы и гладко выбритое лицо. Сосредоточенное, неулыбчивое, с чёткими резкими чертами. Неожиданно я понимаю, что мне неловко за бухгалтера с её кричащими шумными руками. Хочется отвернуться, настолько неуместна её активность на фоне внимательного выражения и сдержанной позы слушающего. Я отвожу взгляд и натыкаюсь на озорные глаза Майи.

– Даже через стенку чувствуется, что с ним лучше не повышать голос и не лить воду, заметила?

– Сразу желание прижать возражающие ладони к столу и шикнуть на разошедшегося рядом, – соглашаюсь я.

Я приятно удивляюсь, потому что мы заходим вовремя, пропуская растерянного директора и не скрывающую раздражения бухгалтершу. Пока мы здороваемся и усаживаемся на освободившиеся места, я узнаю, под чьим взглядом так нагревается моя кожа. Я точно могу сказать, когда он смотрит на мои волосы, мочку уха, губы, злополучную расстёгнутую пуговицу, грудь, раскладывающие бумаги пальцы. Майя выводит наши схемы на большой экран.

– Ярослав Валентинович, – Майя включает лазерную указку.

Тепло покидает меня. Интересно, Майя тоже его чувствует?