Белый Лис на большой дороге

– Все только и говорят об этом глупом карнавале!

– Просто все идут карнавал, а тебя не пригласили. – как ни в чём ни бывало сказал Алим. Маргарита разозлилась, но потом поняла, что это правда – и что нельзя всегда себя обманывать, и только добавила с досадой:

– А ещё этот ютландский посол…

– Пустышка. Просто вы зависите от его страны в экономике и технологиях. Вы почти их марионетка, их посол – едва ли не самое влиятельное лицо в вашей Империи. Адмирал Асад бен Шамиль рассказывал мне, что Ингермаландия закупает ручные пулемёты у ютландцев, а ещё заказывают там головные броненосцы новых серий, потому что сами разучились их проектировать. Ютландия – вот настоящий противник для Халифата!

– Если бы здесь был Марк, то он бы тебя стукнул, – ответила Маргарита. Но Алим обиделся даже на это – вот так просто, встал и ушёл. Однако напоследок сказал, борясь со своей собственной яростью: что никому ничего не прощает, даже своим друзьям, но вместе с тем слишком их любит – Маргариту, Марка и Якова – чтобы всерьёз ненавидеть, и сейчас он уходит, но сделает для них – в знак искренности своих чувств – один особый подарок.

– И всё-таки, что ещё он сказал? – спросил у неё Марк, который подошёл минут через десять. Яков не сказал ничего – только присвистнул, ёмко выражая своё недоумения.

– Он обещал провести нас троих на маскарад в парке Монрепо. – ответила Маргарита.

Могло показаться, что все забыли об этом случае – даже Алим, который почти не обижался. Так прошло несколько дней – легко, беззаботно – и незаметно подошёл срок. В день карнавала – точнее утром, на большой перемене после второго урока – Марк подошёл к Маргарите и напомнил, что до праздника осталось от силы десять часов.

– Ты не забыла, что сегодня мы собирались на маскарад в парке Монрепо? – спросил он.

– Ага.

– Ты не подумала о том, что мы наденем?

– Алим обещал достать нам костюмы и маски. У него есть друг, который работает в небольшой мастерской на площади Феликса. Мы должны быть там в девять.

– Я тебя обожаю. – сказал Марк.

– Ты должен сказать спасибо Алиму.

– Скажу, если он не подведёт нас. Мне не верится, что у него могут быть друзья.

– Марк!

– Что? Я говорю, как есть.

После уроков они втроём гуляли по городу: линии проспектов, рабочие кварталы и порт. На исходе дня они поругались – такое тоже бывало у них в компании – и разными путями направились по домам. Теперь Маргарита думала, что хочет с ними помириться – чтобы пойти на маскарад всем вместе – пошла их искать и заблудилась – «вот так всегда!» Дымили мануфактуры, на задворках сталелитейного завода ветер разносил обрывки вчерашних газет.

«Никогда бы не подумала, что здесь тоже покупают газеты» – сказала себе Маргарита и подобрала одну из бумаг: всего лишь листовка. Она была напечатана анархистами на подпольной типографии, призывала рабочих создавать подпольные боевые ячейки и заканчивалась четырёхстопным хореем:

Рабочий, смело шагай вперёд

Проблемы народа ждут решения

Храбро смотри в глаза пулемётам

Да здравствуют битвы, долой прошения!

Маргарита вспомнила, что недели две назад недалеко от Зимнего дворца был взрыв.

Она шла по пустынной улице и грустно пинала перед собой пустую консервную банку.

Чадящие трубы, высокий корпус завода со скупим декором в стиле ампир, большие окна замазаны мелом. Деревянный забор слева от дороги, а справа пустырь – там уже почти спряталось солнце, и на фоне закатного неба резко очерчены контуры далёкий крыш, колоколен и печных труб.

«Солнце садится справа от меня, значит справа от меня запад» – думала Маргарита.

«А если запад справа от меня, то значит я иду на юг…»

Она беспечно шагала, думала о чём-то своём, пинала консервную банку и отбрасывала длинную тень на дощатый забор. За этой беспечной тенью, задумчиво проплывавшей по забору, увязалось ещё несколько – пять или шесть – потом обладатель одной из теней издал крик узнавания, и под топот ног пять или шесть теней догнали, перегнали и окружили первую.

– Ха! – воскликнул один из них. – Это точно она. Которая за мертвяка заступалась.

– Ребята, что вы хотите? – спросила Маргарита. Её окружили незнакомые мальчишки – немного старше и немного младше её. По наружности и повадкам они были местные – из заводских. Самый высокий из них сказал:

– Мы хотим на тебе отыграться, вот чего.

Только тогда Маргарита вспомнила тех мерзавцев, которые напали на доброго доктора Клорика. Она пожалела, что не запомнила их тогда, не узнала теперь и не убежала, пока была такая возможность.

– Ты со своими дружками помешала нам разделаться с мокрецом. Но теперь ты от нас получишь.

«За всё на свете приходится платить, особенно за геройство» – грустно подумала маленькая Маргарита и громко крикнула:

– Нападай!

Мальчишки рассмеялись.

Их заводила – самый высокий, в мешковатых штанах на подтяжках и кепке с острым козырьком, какие в пьесах обычно носят шофёры – уложил Маргариту одним едва заметным ударом.

Маргарита упала – и тут же получила ленивый удар ногой под рёбра. Ей предлагали встать.

Она встала и захотела убежать, но её плотно обступили мальчишки, схватили за руки и за ноги, и суетились чьи-то руки, расстёгивая пуговицы и разрывая одежду, и чьи-то пальцы бегали по голому телу, пытаясь найти дорогу к чувствительным уязвимым местам. Она упиралась: она никогда об этом не думала, ей не хотелось верить – что это может произойти так просто, здесь и сейчас. Пусть это будет не с ней – а с кем-то другим, например, с героиней пьесы. Когда в пьесе случается что-то плохое: меркнет свет, занавес, гонг. «Гонг возвещает, – думала Маргарита, – Терпеть не могу эти модные пьесы. Выстрел. Выстрел возвещает… хотя постойте…»

Выстрел прогремел на самом деле.

И ещё раз. Раскатистый треск: и эхо над пустырём.

Маргариту отпустили – от неожиданности она упала на тротуар. Она тут же запахнула порванную рубашку – пуговиц на ней не хватало – а мальчишки, все шестеро, похожие на изготовившихся к бою котов – на кого-то злобно смотрели.

– В этих местах стреляют частенько, а вот стрелявших не находят почти никогда. Так что если вам, ублюдки, дороги ваши жизни – советую проваливать поскорее! – кричал этот кто-то. Он размахивал пистолетом, который держал высоко над головой, у него были рыжие волосы, заплетённые в два хвоста, и звонкий знакомый голос.

– Сам проваливай! – закричали мальчишки, однако пустились наутёк – стоило только таинственному стрелку навести на них дымящийся зрачок пистолета.

– Вставай скорее. Простудишься, – сказал этот кто-то, подходя и протягивая руку. Спиной к заходящему солнцу: очень стройный и в длинном пальто. Маргарита была немного не в себе, и только сейчас она осознала, что этот кто-то был девчонкой почти одного с ней возраста.

– У вас голос моей одноклассницы, Алисы Камю, и манеры Алисы Камю, и её лицо – но я знаю Алису Камю, она редкостная злюка и ни за что не стала бы мне помогать. Скажите честно: вы её добрая сестра-близнец?

– Ты бредишь, – сказала Алиса Камю.

– Ну да. Наверное. Возможно.

– У тебя рубашка порвана. Не шевелись… – с этими словами Алиса достала иголку и нитки – она была из тех строгих модниц, которые всё необходимое носят с собой.

– Дёрнешься – стукну, – бесцветным голосом сказала она, ловко орудуя иголкой.

Маргарита стояла, стараясь не дышать, и чувствовала себя дураком. Всё это – вечер, закат, неожиданная встреча в рабочих кварталах – вдруг показалось ей очень-очень странным.

– Слушай, Алиса…

– Да?

– Спасибо, что спасла меня.

– Иди к чёрту, – сказала Алиса, перекусывая зубами нитку.

– Как ты узнала, что мне нужна помощь?

– Я слежу за тобой.

– Почему?

– Ты мне нравишься.

– Нравлюсь?! – Маргарита сделалась пунцовой. – По-по-постой, в каком смысле – нравлюсь?

– В этом, – тихо сказала Алиса Камю и поцеловала её в губы. – А теперь заткнись и иди за мной.

Она шла быстро, уверенно петляя по извилистым улочкам. Свернула на пустырь, пролезла через дыру в заборе – Маргарита следовала за ней. Она удивлённо смотрела, как эта стройная и женственная девица – даже сейчас с двумя аккуратными рыжими хвостами и в длинном кашемировом пальто – лихо перелезает через заборы на заводской окраине. Маргарита немного стеснялась, но наконец спросила об этом у Алисы – та ответила, как ни в чём ни бывало:

– Я живу неподалёку. Каждый день хожу в лицей по этой дороге.

Было странно знать, что такая высокомерная, правильная и чопорная девица живёт в таком жутком районе – на что Алиса сказала:

– Я живу одна. Здесь дёшево снимать квартиру.

Маргарита хотела спросить, почему Алиса не живёт со старшей сестрой, но сдержалась. Темнело. Не доходя до Лицея, они свернули на бульвар Александра Четвёртого, чья вечерняя темнота была любима пьяницами и морфинистами. Гремя по булыжнику ручной тележкой, обтрёпанный фонарщик подвозил масло к мутному фонарю на чугунном столбе, протирал стекло засаленной тряпкой и двигался дальше. На бульвар выходил множеством окон доходный дом в стиле английской готики: девочки вошли в один из подъездов и поднялись на третий этаж. В загаженном коридоре Алиса открыла одну из дверей – не заперто – и потянула Маргариту в полумрак небольшой квартиры.

– Здесь живёт моя сестра, – сказала она, ныряя в дверь кабинета. Маргарита заглянула туда, и с удивлением увидела Якова и Марка.

– Ребята! А вы здесь откуда?

– Нас привёл кот, – хмуро ответил Марк.

– Кот! Подумаешь, и не такое бывает. Я так рада вас видеть!..

– Этот кот был говорящий, – тихо сказал Яков.

– Постойте… – задумалась Маргарита. – Он был чёрный. Очень большой. И немного вредный.

Марк удивлённо уставился на Маргариту.

– Тот кот, который отговорил тебя от самоубийства? – как бы невзначай уточнила Алиса.

Настал черёд Маргариты удивлённо на кого-то уставиться.

– Он живёт у моей сестры и регулярно докладывает о том, что видит, – сказала Алиса своим тоном всезнайки. – А сестра иногда рассказывает мне. Его зовут Кот Баюн, если вы вдруг не знаете.

– Нам он так и представился, – сказали ребята.

– А мне он не назвал своё имя, – буркнула Маргарита, чувствуя лёгкую обиду. Потом задумалась и спросила: – Вы знаете, что здесь живёт наша учительница математики?

– Угу, – кивнул Яков Берлинг.

– И она сейчас здесь?!

– Она на кухне. У неё сейчас гость.

Дети заглянули на кухню – чего Марк предлагал не делать – и застали там своих школьных учителей: femme fatale Марию Камю с бокалом вина в руках, в тапочках и в домашнем платье, куда более роскошном, чем многие вечерние наряды – и её гостя, доктора богословия Авеля Власа. Тот столовыми ложками накладывал сахар себе в чай, вызывая негодование хозяйки.

– … она вырастает, начинает интересоваться нарядами, открывает для себя секс – и тут же оказывается потеряна для волшебной страны… – говорила Мария, пытаясь что-то доказать неуклюжему Авелю.

– Мария, вы всё понимаете превратно, – отвечал Авель Влас. Даже в гостях он не снимал плаща с серебряным аксельбантом, и даже сидя он был огромного роста, с завязанными в хвост пепельно-белыми волосами, а глаз его не видно было за отблеском круглых очков.

– О чём вы спорите? – спросила их Маргарита. Марк грозно посмотрел на неё говорящим взглядом, советующим не создавать новых проблем, но Мария Камю ответила на удивление благодушно:

– Девочка, мы тут спорим об одной книге. Авель считает её лучшей на свете, хотя на самом деле эта книга – дрянь.

– Ну, всё-таки не лучшей на свете, – отвечал Авель своим всегдашним спокойным голосом. – Но тем не менее исключительно хорошей.

– Книга о детях, их четверо. Два брата и две сестры, такие невинные и добродетельные, что тошно. Они раз за разом попадают в волшебную страну, где совершают подвиги, притом их приключения являются иносказанием историй про одного иудейского фокусника, ходившего пешком по воде. Только там этот чёртов фокусник – ещё и лев. И вот проходит время, старшая сестра вырастает. Она вырастает, начинает интересоваться нарядами, открывает для себя секс – и тут же оказывается потеряна для волшебной страны.

– Книга не об этом. Книга о том, что дети святы, что детям неведом грех. И пускай некоторые взрослые говорят, будто дети жестоки – правда в том, что дети не умеют притворятся и скрывать свои немногие пороки так, как это делают лицемерные взрослые.

– Терпеть не могу лицемеров и проповедников.

– Детям помогает святой дух. Дети святы, а взрослые – это просто испорченные дети.

– Ты говоришь это большой девочке, которая изрядно грешила в свои четырнадцать лет, – тихо усмехнулась, оскалившись, прекрасная Мария Камю.

– Страсти естественны для человека. Пусть плоть останется под властью души, не наоборот, и этого будет достаточно. Страстная ненависть к своим страстям – это тоже порок. Свобода от порока – в ином, что доступно детям. У апостола Павла сказано: «Когда разденетесь и не устыдитесь, тогда явится к вам Господь». Истинно так, эта тайна открыта детям и закрыта для взрослых. Вот почему детям помогает святой дух – их неразумная шалость отмечена святостью.

Мария Камю слушала профессора со скучающим видом и пила красное как кровь вино. Было заметно, что ей не особо нравятся проповеди, зато нравится Авель Влас, похожий на ангела и на доброго змея. «Она ведь такая красивая… – думала Маргарита. – И как только Авель может смотреть на неё спокойно? И всё-таки, из них бы вышла очень красивая пара…» Потом профессор Авель ушёл, стало молчаливо и чуть неловко, и Маргарита не придумала ничего лучше, чем спросить:

– Как давно вы его знаете?

– Он был и моим учителем тоже. Это было давно, далеко и неправда… а в четырнадцать я полюбила другого, колдуна и мерзавца, и сбежала с ним из дому. Это было непростое время, весёлое и очень грустное одновременно.

Алиса послала своей старшей сестре испепеляющий взгляд.

– Вы нам расскажете? – спросила Маргарита.

– Когда-нибудь в другой раз. Вы и так уже слышали слишком много. Должна же оставаться между учителем и детьми какая-то граница. И не забывай: ученик не должен видеть учителя пьяным. Как-никак, я ваш злой учитель. Бойтесь меня.

– А мне кажется, это довольно мило, – ответила Маргарита. – Когда взрослые запросто общаются с младшими. И что может быть странного в том, чтобы раз-другой нарушить дисциплину?

– Ребёнок. Что ты знаешь о нарушении дисциплины? – сказала Мария Камю. Маргарита подумала, что в детстве та была очень плохой девочкой.

– А теперь ступайте, – сказала Мария детям. – Пока-пока!..

Дети вышли за дверь и спустились по лестнице.

На улице они попрощались.

– Ты не такая уж и злая, если подумать, – сказала на прощание Маргарита. Прости, что думала о тебе плохо.

– Ты тоже прости, – отвечала Алиса.

Маргарита не придумала, что ещё сказать.

– Тогда прощай… – сказала Алиса, но уходить не спешила. Она стояла в темноте, куда не доставал свет от фонаря, и чего-то стеснялась – железная Алиса стеснялась! – и Маргарите вдруг стало её очень жалко: такую самоуверенную, красивую и одинокую.

– Ты можешь пойти с нами, – честно сказала ей Маргарита. – Мы можем поделиться с тобой частями своих костюмов. У меня будет плащ, могу отдать его тебе. Кто-то из мальчишек даст тебе свой шарф или, скажем, галстук… и мы очень-очень попросим дать нам ещё одну маску.

– Если что, я могу кого-нибудь подкупить, – флегматично заметил Марк.

– Не стоит. Всё и так уладится. Главное ведь не костюмы, а праздник, – решительно заявила Маргарита. – Алиса идёт с нами. Алиса… ты плачешь?

– Тебе показалось, – сказала Алиса и пошла с ними.

– Вчера Алим, сегодня Алиса. Подбираешь бездомных котов? – негромко спросил у Маргариты Яков – так, чтобы больше никто не слышал

– Я занимаюсь этим дольше, чем ты думаешь, – весело ответила Маргарита. – Вы с Марком – тоже в некотором роде коты.

– Позвольте узнать, господа, куда мы идём? – спросила серьёзная рыжая девочка.

– На площадь Феликса. Там нас уже ждёт Алим,

– Вы даже его приняли в свою компанию? – растерянно сказала Алиса.

– Вообще-то он наш друг, просто его многие недооценивают, – отвечала Маргарита внезапно поучительным тоном. – А ещё это именно он обещал раздобыть нам костюмы. И тебе тоже, если ты будешь себя хорошо вести.

– Я не ребёнок и умею держать себя в обществе, – сказала Алиса, к которой вернулось обычное высокомерие. – В отличие от некоторых.

Алим ждал их на площади – он недоверчиво покосился на Алису, но не сказал ни слова и молча выслушал рассказ Маргариты. Он постучал в дверь маленькой мастерской, спрятавшейся между ломбардом и посудной лавкой – дверь открылась, впуская их внутрь. Тот вечер был совершенно волшебный, во всём бал тайна: в полумраке мастерской, в тусклом свете настольной лампы, в масках, костюмах, в блёстках, искрами мерцающих в полумраке.

Друг Алима, работавший в мастерской, на деле оказался подругой: она носила лёгкую тунику и плащ с капюшоном, у неё были большие, совершенно чёрные глаза, а на маленьком кожистом носике держались круглые очки.

Алим подошёл к ней и что-то тихо сказал ей на ухо, а Маргарита – остолбенев от удивления – таращилась на волшебного зверя. Заметив это, зверь представился:

– Меня зовут Ревекка, чувствуйте себя как дома. Мне понятно ваше удивление, в этих краях оно простительно, и прошу вас, не надо страха. Я – фарра. Наполовину мышь, а наполовину человек. Нас создали, чтобы защищать вас от мертвецов.

– Ой, – ойкнула Маргарита. – А нам рассказывали про вас на биологии. Вы – дитя генной инженерии, да?

– И этот человек говорил мне вести себя прилично… – проронила Алиса.

Друзья по очереди представились. Ревекка проводила их наверх, где в комнатке с зеркалом уже дожидались костюмы, и даже нашла для Алисы ещё одну маску. Потом извинилась и ушла – у неё было ещё много работы.

«Какая она всё-таки милая и загадочная» – подумала Маргарита. Свой белый плащ, украшенный искусственными перьями, она отдала Алисе – сама ограничившись только маской, шарфом и шляпой – тем временем мальчишки крутились вокруг Алисы, помогая подобрать ей наряд. Маргарита спустилась вниз по скрипучей лестнице, она была уверена, что загадочный друг Алима должен знать много важный вещей. Маленькая милая фарра – зверь без сомнения волшебный, и она непременно должна знать, что происходит в Гардарике: ведь это сказочная страна, откуда приходит всё волшебство, где Тридевять Земель, триглавы и лешие, где города окружены неприступными стенами, где тайным миром правят драконы – и где, возможно, ещё жив отец Маргариты.

– Вы не знаете моего отца? – тихо-тихо спросила она.

– Как его зовут? – переспросила фарра. При свете свечи она заполняла гусиным пером конторскую книгу. Миг Маргарита колебалась, а затем собралась с силами и назвала имя:

– Игорь Пожарский. Князь Игорь Пожарский.

Вопреки её ожиданиям, на фарру это имя не произвело никакого впечатления.

– Как он выглядит?

– Ну, светлые волосы, кустистые брови, умный высокий лоб… – Маргарита отчаянно пыталась вспомнить лицо своего отца, которого не видела с раннего детства. – Он постоянно морщит свой лоб! А ещё носит очки…

– Он любит зелёный чай?

– Если честно, я не знаю… – виновато отвечала Маргарита. Надежда умирала у неё на глазах.

– А книги? – спросила фарра.

– Книги… да! Он очень любит книги. Он оставил мне много книг в своём сундуке.

– На книгах была какая-то печать или подпись?

– Нет, но… у меня нет никаких печатей, зато есть это! – тихо, чтобы не потревожить мальчишек, воскликнула маленькая Маргарита и показала фарре отцовский перстень.

– Ex orienta lux, «свет с востока», и дракон, пожирающий себя с хвоста, – фарра задумалась. – Кажется, я узнаю девиз и герб шейха Ингвара аль-Тиннина.

– Кого?!

– Шейха Ингвара аль-Тиннина. Он очень рассеян, а мёртвые знания волнуют его больше, чем люди. Он сражается на стороне драконов в незримой войне, которая рано или поздно затронет нас всех.

– Война? А причём здесь драконы? И где мой отец…

– Тише. Я слышу, как твои друзья закончили спорить и возвращаются к нам.

– Ну и что! – воскликнула Маргарита. – У меня нет тайн от моих друзей.

– Это не твои тайны. И даже не мои.

– Как мне найти отца?

– Попробуй спросить у драконов, – вздохнула маленькая фарра, макая перо в чернильницу.

– Спасибо! Я никогда не забуду твоей помощи!.. – воскликнула Маргарита, кидаясь на шею удивлённой Ревекке.

– Эй, что тут у вас?! – закричали им сверху. По лестнице спускались четверо: Алим в костюме чёрно-белого грустного мима, Яков в наряде арлекина, Марк в образе античного философа – маска Комедии, белое покрывало – и Алиса в маске льва. Маргарита чуть не запищала от восторга и тоже надела свою маску – а была у неё маска белого лиса.

– Вы прекрасно выглядите, – сказала им Ревекка. – А теперь в путь!

Друзья поспешили в парк Монрепо – по дороге они смешались с толпой в маскарадных костюмах, по улицам Города спешившей на праздник. Они пили вино, плясали и пели песни, теряли друг друга, находили и снова теряли – самих себя. Они пили на брудершефт (в том числе со случайными знакомыми), водили хороводы с незнакомцами и пускали фейерверки вместе со студентами Императорского Университета. Маргарита опять целовалась с Алисой – просто шалость, невинная глупость. Яков впервые с кем-то подрался, Марк и Алим полезли его спасать – и то ли в драке, то ли где-то ещё Алим потерял свою карнавальную маску.

В шуме толпы, в радужном свете салютов, выхватывавших из мрака древний парк Монрепо – эти пятеро поклялись друг другу в верности.

Весьма наивная – и очень опасная клятва.

Глава 6, в которой на сцену выходят новые действующие лица, в то время как старые показывает себя с неожиданной стороны

Время спешило вперёд.

Непонятно зачем, непонятно, к какому концу, но – время неслось вперёд стремительно, неумолимым галопом. Философское определение: время – это сумма изменений.

За два года каждый из них изменился по-своему – мальчишки начали бриться, а девчонки – строже подбирать наряды. Девочки выросли первыми – к десятому классу многих из них уже было не отличить от молодых женщин, и какими-то чудаковатыми смотрелись рядом с ними мальчишки, ещё похожие на маленьких гадких утят. В том возрасте мальчики почти все были ниже девчонок – что не мешало первым бегать за вторыми, а вторым влюбляться в первых. Одна за другой образовывались новые пары: образовывались, распадались и тут же складывались по-новому, как будто кто-то тасовал игральные карты.

Однажды Маргарита подслушала, как её обсуждают малознакомые мальчишки.

«Породистая девочка…» – сказал один из них.

– Представляете? Породистая. Как псинка. – на следующей перемене рассказала Маргарита друзьям.

Она всё чаще ловила на себе чьи-то взгляды – а её отношения с Марком и Яковом стали похожи на треугольник, вписанный в круг. Кру́гом была их дружба: непринуждённая, весёлая, крепкая – чего не скажешь о треугольнике. Треугольник был любовного характера – и со всех сторон нездоровый. Немного в стороне от треугольника – хотя и вписанными в общий круг – оказались Алим и Алиса. Рыжеволосая красавица, вспыльчивая, строгая и стройная как королевская кобра, игнорировала всех своих ухажёров. Силы свои она посвящала одной-единственной страсти: бескомпромиссной и яростной войне с Алимом. Эти двое соревновались в учёбе и спортивных играх, сражаясь за внимание учителей, похвалы друзей и за место под солнцем, ссорились и ругались, забывая обиды лишь на время – и только затем, чтобы поссориться вновь. Между этими двумя (дружно решили Маргарита, Яков и Марк) точно была какая-то химия.

Кроме франглийского и порядком надоевшей латыни у них в расписании появился ещё и третий язык – по выбору. Как обычно в таких случаях, выбор оказался надувательством, поскольку выбрать, что ты не будешь учить никакой язык, не позволялось. Маргарита взяла богомоль – наречие бродяг и больших дорог, на котором говорила вся Гардарика. Учить его было легко, он несильно отличался от ингермаландского: они относились к одной языковой группе и оба происходили от языка древних поэтов (в честь одного из которых назывался Гумилёвский лицей). Маргарита и Марк всерьёз увлеклись фехтованием (Маргарита даже прошла в полуфинал округа по рапире, чтобы провалиться там с треском), Яков – карточным шулерством, Алиса – своим балетом, в то время как Алим писал стихи. Он бредил поэзией – в прямом смысле, ругаясь ямбом и спьяну изъясняясь александрийским стихом – хотя всем говорил, что страсть эта «не всерьёз» – и однажды позвал друзей на поэтический вечер. Маргариту, Якова, Марка и даже Алису – рассчитывая, что она откажется. Но Алиса поступила ему назло и согласилась.