Самое счастливое утро

Новый год школа готовилась встретить традиционным концертом. Нашему 10-му «а» досталась самая незавидная его часть – инсценировка классики (на выбор). Нас не радовал даже сам факт, какого-никакого, но выбора. Во время классного часа, на котором и была объявлена «новость», мы прятали глаза в пол – никого не прельщала возможность проявить себя на сцене. Пришлось назначать «ответственного» – им оказался я.

Не знаю, почему, но на горизонте моих мыслей появился «Челкаш» Максима Горького, точнее, его концовка. Героев там всего двое: бродяга Челкаш и крестьянин Гаврила; конфликт ясен и зрим, без декораций и вовсе можно было обойтись. Я «привлек» подходящего своей комплекцией и вальяжностью Андрея Задикяна, и работа тронулась в путь.

Были перечитаны рассказ и комментарии к нему, мы сходили с магнитофоном на морской берег, записали плеск «речной волны», подобрали подходящую одежду, склеили из картона что-то вроде весельной лодки (сидеть в ней было не обязательно). Постепенно мы с Андреем увлеклись, да так, что решили сделать сценку совсем реалистичной.

В конце действия Гаврила бросает в Челкаша булыжник и разбивает ему голову, – Андрей скрутил из тряпок «камень», а мне надо было придумать трюк с искусственной кровью.

За день до выступления я залил томатный сок в небольшой, размером с грецкий орех, целлофановый пакетик, склеил его края горячим утюгом и оставил «отдыхать». К вечернему концерту пакетик почему-то раздулся и «кровь» в нем стала почти бурой. Эта метаморфоза меня не смутила – голова была занята постоянным повторением текста.

Мы с Андреем завершали концерт: Челкаш щеголял босыми ногами (я буквально истолковал слово «босяк»), а свежеиспеченный «деревенщина» – характерным армянским акцентом.

Мы славно поработали на сцене: раздавили ногами лодку, что-то кричали, дико вращая глазами, а в самый ответственный момент Гаврила-Андрей размахнулся и изо всей силы запустил в мою голову не бутафорский булыжник, а, наверное, комок своих измученных нервов.

Он не промахнулся – «камень» отскочил от моего затылка в потолок, а от него в противоположную стену. Зрители раскрыли рты от неожиданности и недоумения, но через секунду их ждал еще один сюрприз: я скорчил рожу, громко застонал, схватился за голову ладонями, в одной из которых был спрятан мой «боеприпас», и с жутким хлопком раздавил его. Коричневые и дурно пахнущие брызги окатили всю стену напротив – задние ряды стали бешено хлопать и улюлюкать, а сидевшие впереди зажали носы.

Надо ли говорить, какой фурор ожидал нас после концерта!.. Учительница литературы от избытка чувств наградила нас отличными отметками, «классная» трясла нам руки, а девчонки проснулись и стали стрелять глазами в нашу сторону, – я даже запомнил случайно услышанный комплимент в свой адрес: «-Он вылитый молодой Горький! А усы, а усы!..»

Но ближе к истине, пожалуй, были уборщицы – они заочно высказали все, что думали о нас, оттирая от остатков театрального пиршества стены, пол и потолок, ставших немыми свидетелями нашего успеха.

После зимних каникул в Сочи сразу пришла весна. Погода стояла теплая, ароматная от свежести листвы и дыхания чистого, отдохнувшего моря. Теоретический курс автодела заканчивался, начались уроки вождения. Вечно сердитый инструктор-армянин, катавший нас на стареньком, скрипящем на каждой колдобине грузовичке ГАЗ-52, вызвал, наконец, и меня. На школьном дворе, возле электробудки, за которой обычно прятались презираемые и гонимые завучем курильщики, я влез в кабину на водительское место и вопросительно посмотрел направо. «Давай, давай, жми на стартер!» – нетерпеливо бросил инструктор, и я, подчинившись, завел автомобиль и включил первую передачу. Резкий рывок – и машина заглохла. «Сцепление не дергай, отпускай плавно!» – скомандовал раздраженный голос. Я повторил – результат тот же. «Да не дергай же!..» – ругнулся наставник, и я, не понимая, в чем моя вина – ведь за рулем я не сидел семь лет – все-таки тронул с места дрожащий от страха грузовик. Двинулись сначала на первой, потом, с перегазовкой, на второй передаче. «Направо. Вот так. Теперь налево», – направлял меня уже успокаивающийся голос… К моему ужасу, мы выехали на трассу «Сочи – Джубга», а я никогда не ездил на дальние расстояния, тем более в автомобильном окружении! Правда, виду не подал, но ехал на большой скорости, внутренне сжавшись. За окнами пробежали Лоо, затем Хобза, впереди – перевал, а там – Вардане.

Инструктор молчал, потом опустил боковое стекло и закурил, развалившись в дерматиновом кресле. Иногда он подбадривал: «Хорошо. Только подбавь газку». Проскочили перевал, поселок, взобрались на следующий перевал. На его вершине с большим трудом, от которого я даже вспотел, развернулись и стали катится вниз.

Самым тяжким для меня оказалось приспособиться к одновременному контролю за дорогой и переключению рычага с круглым и пухлым черным набалдашником, на котором была вырезана схема передач. Я в очередной раз глянул на эту схему, – и тут произошло нечто невообразимое. Слева раздался отчаянный протяжный гудок, больше похожий на истерический плач, а справа – непереводимый мат из гремучей смеси армянских и русских слов.

Взбешенный инструктор нажал на свои педали, «газон», отчаянно подпрыгнув, остановился. Только тут я разглядел, что случилось: у самого края пропасти стояла желтая «копейка» с гербом СССР на боку, а рядом – бледные, как смерть, гаишники. Оказывается, я, переключая передачу, потянул руль влево и чуть не столкнул в раскрытую пасть обрыва патрульную машину ГАИ!.. Спина у меня враз стала холодной.

Инструктор, продолжая материться, тем временем пересаживал меня на свое место.

Гаишники, заметив знак учебной машины, плюнули, нелепо дернув руками, сели в «мусоровозку» и уехали восвояси.

Я сидел рядом с шофером ни жив, ни мертв. Он возмущался и взмахивал то левой, то правой рукой, не отпуская «баранку».

– Ты что, первый раз на трассе?

– Да.

Пауза.

– Точно?

– Да, первый раз!

Пауза затянулась. Видно было, как покраснело лицо моего наставника. Он минуты три еще вел машину, соображая, как умудрился перепутать меня с кем-то из одноклассников, затем остановил и буркнул:

– Садись за руль!

Всю последующую дорогу до моего дома он молчал, а я вел автомобиль «на автомате» и, между прочим, абсолютно спокойно.

Расстались мы весьма мирно, я был убежден – еще несколько учебных поездок, и к правам я приближусь на расстояние протянутой руки.

Но планам моим тогда не суждено было сбыться.

Весной 1978 года я, разгружая с одноклассниками металлолом в пансионате «Лучезарный», вспотел, решил проветриться в кузове нашего ГАЗ-52, пробрался поближе к кабине навстречу воздушному потоку, простыл и «загремел» в только что построенную югославами больницу в поселке Дагомыс.

Больница была легкой, щитовой, но казалась самим совершенством – еще бы, «юги» умели строить: напротив, на склоне противоположного перевала, росли корпуса невиданного по размаху и шику гостиничного комплекса «Дагомыс». Страна готовилась к Олимпиаде-80, нужен был запасной морской порт для регаты (основным стал Таллин). В Сочи на всякий случай отремонтировали морвокзал, стали обустраивать аэропорт в Адлере, заодно в самом центре выстроили еще одну гостиницу с прицелом на олимпиаду – похожий на широкую белую книгу отель «Москва». Плитками с олимпийской эмблемой был вымощен не только центр, но и окраины – даже тротуары возле нашей школы.

Югославские рабочие обосновались в Сочи надолго, некоторые нашли себе жен и пустили корни в русскую землю. Для строителей комплекса были созданы все условия, даже их главная газета «Политика» продавалась в киосках «Союзпечати».

Упреки в «закрытости» Союза – миф. В тех же киосках можно было купить и французскую «Юманите», и австрийскую «Роте Фане», и журнал «Америка». В кинотеатрах шли английские, американские, испанские, японские, индийские, латиноамериканские, даже египетские и пакистанские фильмы, не говоря уж о лентах из «соцстран». Особенно много было французских – с Францией у нас была большая и давняя любовь.

Соединенные Штаты, конечно, мы поливали грязью (в газете «Правда»), но все без исключения гонялись за «настоящими» американскими джинсами и слушали их музыкальные группы.

При большом желании можно было съездить за границу, даже в «капстрану». Сочи был заполнен туристами из ФРГ (их легко было отличить по традиционным шортам) и других капиталистических стран, а уж гостей из стран социализма мы за иностранцев и не считали – не случайно в народе ехидничали: «Курица – не птица, Болгария – не заграница, прапорщик – не офицер» (другой вариант: «женщина – не человек»).

Приезжали интуристы в наш город-курорт своим ходом: западные немцы на ностальгических «Жуках», восточные – на вполне приличных «Вартбургах» и тарахтящих «Трабантах», французы – на неуклюжих «Рено», англичане – на наших игрушечных «ВАЗах», поляки – на «Варшавах» (лицензионных «Победах»), крохотных «Польских Фиатах» и солидных «Полонезах», румыны – на горбатых «Дачиях», и все остальные – в большинстве своем на тех же «Жигулях».

Больничная палата впервые была не детской, а взрослой, мужской, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Последствия эти проявлялись и в скабрезных анекдотах, и в тайных походах за пивом, и в многочисленных разговорах «за жизнь». Среди всех выделялся один москвич, мелкий чиновник, заболевший, как назло, во время командировки. Он бравировал своими знаниями столичного полусвета, был в курсе всех «постельных» дел, с удовольствием пересказывал несвежие сплетни и наслаждался искренним, хотя и недоумевающим, любопытством провинциалов. Я в эти разговоры не влезал, но слушал их поневоле.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.