Полная версия
Шизо и Зоо
Минут через сорок явился отец. Я так обрадовался, бегом спустился вниз, но мама затащила его на кухню и заперла за собой дверь.
– Папа?
– Фредди, погоди, я разговариваю с твоей мамой на личную тему.
– Па, я не хотел её обидеть, просто она вывела меня из себя своей безразличностью и поверхностностью! Па?
– Фредди, я сказал – подожди!
Я просто стоял и ныл около запертой кухонной двери, объясняя ей – двери, что я не виноват в перепалке с мамой. Ручка опустилась вниз, дверь отворилась, отец вышел из комнаты, в упор глядя мне в глаза.
– Фредди, скажи мне, ты вообще больной?
– Я не виноват, она меня вывела!
– Я не о том.
Он открыл ноутбук, на котором шёл фильм о том, как я сижу у Кати Ковалёвой на диване, смотрю русский боевик и дрочу себе и пекинесу.
– Па, нууууууу, эээээээ! Вот смотри, перемотай немного назад, он трахал мою ногу, видишь? Мне стало его жалко, и я решил ему помочь, вот и всё.
– Ты решил подрочить собаке? О господи, какой позор!
– Вот сучка, оставила включённой камеру и ушла!
– Подбирай выражения, хам! Совсем распоясался! Разве я тебя такому учил?
– Ты – нет, это всё мама!
– Пьер-Алан, я его такому тоже не учила, клянусь! – проговорила заплетающимяся языком мать откуда-то из-за спины отца.
– И ты! Что ты, постоянно пьяная, несёшь? Перестань пить или закодируйся! Мне надоело это всё! Что за семейка!
– Я тебе обещаю, с завтрашнего дня я начну бегать, заниматься спортом!
– Хорошо, я посмотрю, как ты выполнишь своё очередное пьяное обещание! Словоблуда! А ты, Фредди, чистить зубы и спать! Завтра поговорим с тобой серьёзно!
– Ок, папа. Покойной ночи!
– Стой! Ты сделал домашнее задание?
– Нет, я же читал русский фильм у тёти Кати и ухаживал полдня за пекинесом.
– Ну да, точно, ты был занят, я видел на видео.
– Пап, ну перестань. Я сейчас быстро сделаю, нам немного задали.
– Хорошо, иди. И спокойной ночи, заодно.
– Пап, может, всё-таки поговорим? Мне нужно столько тебе сказать!
– Не сегодня, извини.
* * *После этого случая отец отдалился от меня. Не пожелал даже выслушать мои идеи по поводу спасения мира. Они с матерью, казалось, стали на одну сторону, взялись за моё воспитание, проверяли каждый мой шаг. Постепенно я начал ненавидеть их обоих.
Мама на удивление принялась за изучение новой жизни под названием ЗОЖ. Но в её случае это был полный пиздёж. Хотя она настолько старалась всех удивить и переубедить, что иногда у неё это неплохо выходило. Между запоями и наркотой, как она говорила, срываются иногда с катушек все, она умудрялась вести до фанатизма трезвый образ жизни. Колотить маски из свежей крапивы, вырванной в лесу, пить смузи из шпината, много воды. Ой, как я смеялся, когда эта растяпа рвала крапиву в перчатках для бега, через которые растение обожгло ей все руки, потом она сложила это всё в карман спортивной беговой куртки, через которую крапива искусала ей весь бок. Мать в соплях и в слезах бежала со своей маской для волос и тела в кармане домой, жалуясь на проклятое, по её мнению, растение, часть которого она заваривала и втирала в свои тонкие волосы так интенсивно, что я думал, эта лапша у неё на голове сотрётся и останутся залысины. Остальную часть жгучего улова она перемалывала в блендере с яблоком и мёдом, обмазывая всё тело кремом, похожим на взбитый понос. Я удивлялся её генетике, честно. Она становилась ещё более красивей и привлекательней. На дорогах ей вслед из проезжавших машин свистели малолетки, не понимая даже того, что по улице в лосинах бежит тётя Агнешка, а не какая-нибудь двадцатилетняя Барби с торчащими сосками. Хотя малолетки любят тёток постарше. Опыт-то откуда-то нужно брать. А юных краснолицых девчат распечатывают обычно герои постарше, награждая тех своим малым, но уже имеющимся опытом. Вечный круговорот жизненной несовместимости раздражал меня. Ничего в этом мире не было одинаковым, равным, совместимым. Постоянно чего-то не достаёт здесь, не хватает там. Даже элементарных палочек, чтобы были одинаковые, в лесу найти невозможно. Всё, всё в мире абсолютно разное. Казалось бы – две руки, две ноги у человека должны быть одинаковыми. Но нет же, всё разное. Даже сиськи у тёти Кати Ковалёвой оказались разного размера. Этот монстр стал моей первой женщиной, перевоплотившись в моих глазах в нечто святое и даже сексуальное. А я стал первым у её пекинеса. В течение полутора года она всячески пыталась намекнуть мне о том, что видео, которое она, «по ошибке, естественно», передала моим родным, носило для неё особый характер. Она никогда не видела такого большого и взрослого пениса у малыша, как она меня порой называла. Пару раз у нас доходило дело до обнимашек посреди улицы, после чего она бегала, причитая, по дороге:
– О боже! О боже, нет, меня посадят из-за тебя в тюрьму!
Я хотел её так же сильно, как и она меня. Вообще-то я хотел всех подряд, даже её пекинеса. Мне было наплевать, кого и каким образом, лишь бы это, наконец, свершилось.
В мой день рождения, мне исполнялось уже 16, я не мог себя более сдерживать от переживаний за свою семью. Прямо в мой праздничный день я застал мою мать у нас в доме, в сауне внизу с каким-то мужиком.
Я знал, что она изменяет отцу, но чтобы так внаглую, не ожидал. Молодая жена гуляет, странно. Может, он имел для нее особое значение?
Подсмотрев в щель, выходившую в коридор сауны, где висели веники, которыми пользовалась лишь мать, избивая себя по ягодицам, я увидел неприглядную сцену. В Швейцарии не принято в сауне размахивать ветками. Они просто парятся, спокойно валяясь на деревянных полках. Я увидел, как наш сосед отменно имел мамулю, прямо искусным образом. С разворотами, поворотами. Мне даже первый раз показалось, что она, и правда ведь, истинная красавица. Трахаться хотелось так, что стало невмоготу. Я выбежал из дома, перешёл второпях дорогу, вырвал с корнями на клумбе какой-то цветок и позвонил в дверь Катюши. Ой, что я с ней делал, невозможно представить! У неё такого ещё никогда не было. Раз за разом мой член поднимался снова, не желая отпускать ни на минуту трясущееся белое тело с огромной дырой между ног. Теперь понятно, почему она была одинока. Не из-за того, что рыжая и конопатая грубиянка с окурком в зубах и поводком в руках. В такую глубокую пещеру трудно отыскать постояльца.
– Фредди?
– Да, моя королева?
– Ты заметил, что я похудела?
– Ну конечно, заметил. С тебя же льётся пот ручьями, особенно со спины. Тебе бы неплохо было бы заняться спортом.
– Ты с ума сошёл, какой ещё спорт? Я еле нахожу в себе силы покормить собаку после твоего ухода. У меня всё тело болит, особенно там.
– Не может быть, чтобы у тебя там что-то болело!
– Я же нежная и страстная, конечно болит. Поцелуешь?
– Фу, не!
– Что ты сказал? Повтори!
– Говорю – не сегодня.
– Я всё слышала, не делай из меня дуру. Иди отсюда и никогда больше не приходи.
– Да ты через три дня уже завоешь: «Где мой Фредди – слоновый рог!» Придумала же! Рог слоновый. Такого вообще на свете нет!
– Да пошёл ты! Выметайся!
– Пока, моя царица. Люблю тебя!
Дверь в конуру захлопнулась, и я вернулся в свой просторный дом, где царило вечное недовольство. Возвратившийся с работы папа постоянно высказывал свои претензии маме, которая тупо лежала на диване, оттраханная соседом или ещё кем-нибудь другим и втыкала в свой телефон. Я вздохнул, пройдя мимо отца, стоящего подле софы, пылающего гневом от маминого безразличия.
– Фредди?
– Ты откуда сейчас пришёл?
– От тёти Кати.
– Что ты там делал, опять смотрел за пекинесом?
– Нет, пап, теперь я смотрю за тётей Катей.
– Что?
– Да нет, ничего. Мы просто подружились, она извинилась за то, что скомпрометировала меня тогда. Я её отшлёпал и простил.
– Это как отшлёпал? Понарошку?
– Типа того.
– Ну хорошо, сыночек, мой руки, накрывай на стол. Скоро ужин. Вернее – праздничный ужин!
– Ок, пап.
Сегодня за ужином было не как обычно. Беседа лилась так живо, как струя воды из туалетного бачка. Каждый пытался что-то подпортить. Вернее – не что-то, а просто очередной мой день рождения. Но до ругани дело не дошло. Мама поведала нам о своём решении участвовать в забегах на время, с чего мы с папой мило поржали, спросив, не в гонках ли улиток она собралась соревноваться. Ведь её бег походил на червяка, который нацепил на себя дом с огромными сиськами, и они бьют его при ходьбе по голове. После чего она полчаса рекламировала свой новый бюстгальтер, с якобы вшитой внутрь протекцией от подлетания вымени вверх к лицу или выше носа, что зависело от разгона тушки. Папа, в свою очередь, объявил новость, что продвигается вперёд в своей идее, которую ему навязал я, и даже начал делать успехи в фотографиях с животными, одну из которой повесили на рекламу шоколада. Что принесло ему немалый доход. Он принял решение поехать в Ботсвану, попробовать себя в роли фотографа слонов, о которых слышит ежедневно. Поинтересовавшись гигантами, перечитав множество литературы, он заинтересовался моими родичами. Впредь он бы хотел развить тему слонов, может быть, даже как-то им помочь. Фотографии с ними имеют в мире огромную популярность, что считается классикой всех времён.
– Папа, я тоже хочу в Ботсвану!!! Прошу, возьми меня с собой?
– Об этом я и хотел с тобой поговорить. Может, запланируем поездку на летние каникулы?
– Ой! Папа! Спасибо!
Я кинулся обнимать его, да так, что едва не сбил его со стула.
– Ну, хватит, хватит, перестань!
– Па, а почему именно летом?
– Летние каникулы самые продолжительные.
– Но слоны в эту пору не особенно активны. Им жарко, они пытаются спрятаться от палящего солнца, найдя себе укрытие под какими-нибудь растениями, обмахиваясь ушами целый день.
– Да, сыночек, ты прав, я об этом даже не подумал.
– Поехали сейчас, зимой, а?
– Фредди, каникулы уже буквально на носу, мы не успеем собраться и продумать путь передвижения.
– Папа, я тебе всё покажу. Я изучил Ботсвану вдоль и поперёк.
– Зачем?
– Я же тебе говорил, что мои родственники там жили. Я вспомнил фрагменты из их жизни.
– Фредди, перестань! – завопила мама.
– Я не могу перестать, потому что это моя жизнь. Я живу этим, пойми ты уже, наконец, мама!
– Ну хорошо, допустим, ты слон. Что ты вообще в жизни хочешь и как собираешься с этим жить?
– Я поступлю учиться на зоолога и буду работать с животными, или вообще уеду в Африку или Индию жить.
– Я даже не сомневалась, что ты оставишь семью, как только представится первая возможность.
– Всё равно, вы занимаетесь в основном лишь своими делами. При чем здесь я?
– Мы только тобой занимаемся! Неужели ты этого не замечаешь?
– Да, да, я заметил. Всё, давайте сменим тему? Поговорим лучше о тебе, папа. Какие ты хочешь сделать фотографии?
– Какие удастся, сынок, каждому фотографу хочется иметь эксклюзив.
– Папа, я подведу тебя к любому дикому слону, ты сможешь сделать с ним всё, что захочешь! Разбогатеешь на фотографиях, станешь знаменитым.
– Спасибо, сыночек, но я не хочу, чтобы ты рисковал своей жизнью, подходя близко к стаям.
– А-ха-ха! Не смеши меня. Это же мои друзья!
– Я вас слушаю, ребята, и невольно у меня возникает мысль, что я уже чокнулась. Что вы несёте вообще?
– Папа скажи ей, что они меня понимают! Ты же сам это видел в зоопарке своего друга!
– Да, Агнешка, это правда, у Фредди есть какая-то связь со всеми животными. И то, что он решил стать зоологом, уже небольшая, но победа для человечества. Более разбирающегося специалиста, может быть, история ещё не знала.
– Какой бред, ужас!
– Мама, для тебя всё бред! Ты вечно чем-то недовольна!
– Хм.
– Мы долго не говорили на эту отвратительную тему слонов, я уже успокоилась, думала, ты обо всём позабыл, Фредди, и спокойно трахаешь тётю Катю вместо её пекинеса. Но ты опять за своё! «Я слон, я слон!» Что за чепуха вообще?
– Фредди?
– Папа?
– Это правда?
– Что, про Катю или пекинеса?
– Про собаку я знаю. Теперь расскажи мне про хозяйку.
– Па, ну не надо!
– Я убью эту тварь! Она изнасиловала моего несовершеннолетнего сына!
– Кто ещё кого!
– Фредди, иди наверх, мне необходимо поговорить с твоей матерью один на один!
– Па, только не трогайте вы Катю, плиз!
– Катю?
– Она для тебя Екатерина Ивановна!
– Зачем же так официально?
– Иди, давай, наверх, чистить зубы и спать!
– Ок, ок, иду.
Долгие крики сопровождались звоном бокалов. Папа решил от нервов выпить, мама, как всегда, была не против.
– Нешка, давай засудим эту бабу!
– Пьер-Алан, чего мы этим добьёмся? Не она, так другая!
– Какая другая? Он что, по-твоему будет спать со всеми бабками района?
– Она моя одногодка, кстати!
– Ужас какой. Выглядит лет на 15 старше!
– Вспомни себя в эти годы? Это пик сексуальной активности!
– Какой пик может быть у несовершеннолетнего?
– У Кати, я имела в виду.
– И что, по-твоему, я должен вспомнить о своих годах? То, что я, как и многие благочестивые швейцарцы, гордые католики и протестанты, вместо дискотек посещал по выходным церковь, до самозабвения слушая символичный звон колоколов?
– Церковь, клуб и бар – одинаковые вещи. Люди приходят туда за единением!
Он выбежал, как пуля, на улицу, я быстро из своей комнаты набрал Катю.
– Привет, что, соскучился? Я так и знала, что ты скоро появишься, сосунок, но правда, не думала, что прямо сегодня!
Она так противно выдувала изо рта дым, что мне через трубку как будто начало вонять сигаретами.
– Катя, там папа к тебе стучит…
– О привет, Пьер-Алан! – послышалось в трубке.
– О, чёрт! Не успел! Катя, Катя!
Видимо она с перепуга не успела отключиться, и понеслось:
– Екатерина Ивановна, Вы что себе такое позволяете?
Отец был, как всегда, сдержан.
– В чём, собственно, дело?
– Вы изнасиловали моего сына!
– О-хо-хо! Кто ещё кого!
– Правильно ответила! – выкрикнул я в трубку.
– Вы понимаете, что совершили преступление и обязаны понести за это должное наказание!
– Ты что, решил меня засадить, зануда?
– Я считаю, что Вы не должны были подвергать моего сына сексуальному насилию!
– Да говорю же тебе, давай, кстати, на «ты»? Мы же соседи, как-никак, чего выделываться?
– Что у Вас с речью, милочка? Вы не знаете правил культурного общения?
– Ты иди научи сначала говорить свою жену-проститутку, потом суй ко мне свой нос, понял?
– За это Вы тоже ответите в суде!
– Да, конечно, отвечу, ещё и своего бывшего в суд притащу, который меня из-за твоей Говнешки бросил. Я ей тогда все патлы выдернула, помнишь?
– Её зовут Агнешка, попрошу без оскорблений!
– Иди ты в жопу, Пьер-Алан! И не возвращайся оттуда никогда!
– Сама иди, тварь, извращенка старая!
– Кто? Зови полицию, я им покажу несколько фильмов о том, кто извращенец! У вас в семье нет нормальных людей! Вы все чокнутые!
Как ошпаренный, отец выбежал от моей Катюши, что-то крича протестующее, что очень меня позабавило. Бедный папа, подумал я. Ему тяжелее всех бороться с нашими недостатками. Свои я хотя бы умел немного скрывать, но что касается маминой конспирологии, в этом я отца вообще не понимал.
Моя долгожданная Ботсвана!
Настал день отъезда. Я так волновался, как будто возвращался домой, хотя и уезжал из родного дома. Меня пришла проводить девушка из старшего класса, которую я накануне испробовал у неё дома, попросив её вынести мне стакан воды. Она пригласила меня в дом и пошла жара. Теперь она, как Катя, от меня не отлипала. Куда бы я ни пошёл, она всюду следовала за мной. Пришлось прятаться на переменах, сидеть на туалетном бачке и писать домашнее задание. Уроки были для меня важны, оценки тем более. Ведь чтобы стать зоологом, требовалось высшее образование. Чтобы в Швейцарии его получить, необходимо вывернуться наизнанку. Так как всего три процента учащихся осиливают столь жёсткую программу. Секс для меня был не менее важен, но так как я мог заниматься им долго, это здорово отвлекало от учёбы. Девочкам нужны ухаживания, носить им рюкзак, помогать с заданиями, ходить вместе на званые ужины. Вся эта заваруха требует сил, желания и организации. Я был не тем парнем, от которого можно было такое требовать. Я мог просто качественно оттрахать, без лишних вопросов. Но как я понял, женский пол до двадцати лет такой противный. Ты ей вечно должен. Переспал – значит всё, принуждён выполнять целый список обязанностей, который может ежеминутно пополняться новыми бредовыми идеями. В общем, она даже в мужской туалет приоткрывала дверь и, сложив губы трубочку, орала:
– Фредди, ты здесь?
Я был неумолим, объявил до конца бойкот, пока она на цыпочках не входила в туалет, открывая по очереди двери кабинок. Когда она понимала, что лишь одна заперта, я, угадывая её мысли наперёд, начинал поджимать вверх ноги. Слава богу, что каждый раз перед самым разоблачением меня кто-то спасал. Мужской туалет не бывает пустым. Вот так и в этот раз, меня спас отъезд с отцом в город слонов. Мама – спортледи, уже с утра побегала и принялась потихоньку отмечать наш отъезд. Обнимая, как родную, Мару, которая была на пару голов выше меня, говорила:
– Не унывай. моя девочка, Фредди скоро вернётся!
Хоть Мара была на 3 года старше, после моей соседки, рыжей зазнобы, разницу никто не заметил. Были рады любой Маре, лишь бы не Катюха.
Уже в автомобиле, куда погрузили все папины причиндалы, я был немного удивлён такому обилию чёрных коробок. Фотооборудование выглядело так, как будто мы расчленили труп и распихали его по гробикам.
Кинув последний раз взгляд на квартиру напротив своего дома, а это была терраса Катюши, я увидел её злобную морду и лохматую фигуру, стоящую на улице с воткнутыми в бока кулаками чуть не до самых запястий. Её тело позволяло спрятать в себе что угодно. Тем более, она стеснялась вылезших вен на руках, сильнее утыкая кулаки в свои складки. И почему они с мамой не дружат! В неё можно запихнуть сколько бутылок белого вина в магазине. Промышляли бы на пару.
Внезапно я представил, как русская Катюха треплет за патлы швейцарку Мару, да так, что перья летят в нос чихающему пекинесу. Смех разобрал меня до слёз. Хотя, это и не особо смешно, но всё же…
– А ты, оказывается, настоящий ловелас, Фредди!
– Перестань, пап. Это вовсе не так.
– Когда ты всё успеваешь, не понимаю!
– Что именно ты имеешь в виду?
– Ухаживать за девушками и при этом хорошо учиться?
– Я за ними не ухаживаю, задания делаю в туалете.
– Как это?
– Меня достают люди со своими вопросами. Мне они не интересны как собеседники. У нас разный уровень айкью.
– А-ха-ха! Я понял. Ты прячешься от назойливых поклонниц в клозете? Я сейчас умру от смеха. Насколько поменялись времена! Не могу поверить! Раньше мы девчонок повсюду высматривали, теперь всё наоборот.
– Чего-то ты, видимо, папа не ту высматривал, тебе не кажется?
– Это моё дело, понял?
– Ок, ок!
* * *Мои мысли занимали только просторы Ботсваны. Я не верил, что увижу свободных слонов, ничем не обременённых и открытых. Хотел видеть их счастливые глаза и улыбки. Может, кто не знает, но слоны умеют улыбаться. Захватывало дух, в груди было тяжко, я с трудом дышал. Представить было невозможно, как они ходят семьями друг за дружкой, переваливаясь с ножищи на ножищу. Тело рвалось на части! Хотелось скинуть жизнеутверждающий пафос, оковы человеческой плоти и умчаться в свой мир, мир животных, честных и открытых. Тех самых, которые любят искренне, которым не нужны деньги, модные шмотки, косметика, поездки. Они сами себе срывают с деревьев листья, как мы билет, и отправляются, куда им угодно. В их мире всё био, всё настоящее: чувства, еда, страх, страсть, обиды. Они выбирают именно тех, кого хотят, живут по своим правилам любви, добра и заботы. Ну почему я человек? Зачем мне было это всё нужно? Кто меня так наказал? За что?
На все эти вопросы я честно старался найти ответы, но безрезультатно. Ведь раньше, когда я был заключённым, я думал, что человек свободен, но нет же, он такой же подневольный раб, как и животные в клетках. Живёт по правилам, по законам государства. Его дрессируют – он учится, получает профессию. Спустя некоторое время, возможно, обретает немного свободы, примерно тех самых заветных семь недель отпуска в году. В противном случае, не приобретя профессии, видимо, плохо прошла дрессура, не подчинился ритму жизни или просто не хватило мозгов, идёт на более тяжкую работу, обрекая себя на ежедневный физический труд с меньшим количеством выходных. Не везде, но в принципе, от тюрьмы у них есть возможность откупиться деньгами – это огромный плюс в человеческой жизни. Если человек умный, умеет зарабатывать, придумывать что-то новое или изобретать, у тебя есть шанс на свободу во всех отношениях. Как в работе, так и личном пространстве. Но нужно быть предельно аккуратным и бдительным. На самом деле всё это шаткая теория и туманные перспективы. Единственное что в жизни точно – это смерть. На это можно поставить в споре все деньги – беспроигрышный вариант.
Глупые мысли придавали мне шарма. Я был ещё наивен. Хотя, как и все, считал себя мало того что взрослым, но и достаточно мудрым. Например, я в своём возрасте уже многое не делал бы из того, на что способен мой отец. Некоторые его поступки были для меня в какой-то мере детским лепетом, которые перечислять я даже не пытаюсь, их слишком много.
В Женевском аэропорту папа оставил машину на одном из этажей огромной парковки и пошёл оплачивать билет длительной стоянки. Ведь почасовая оплата за две недели – вряд ли кому-нибудь по карману. Поэтому в аэропорту работает услуга парковки на длительный срок. Это самая дорогая парковка, которую я в жизни видел. За 14 дней отец заплатил 306 франков, грубо говоря – 300 баксов. Это считается, якобы, дешевле.
– Папа, почему мы не попросили маму нас отвезти?
– Я не хочу оставлять дома машину, сынок.
– А, понял. Ты боишься, что мама нажрётся и будет, как всегда, устраивать гонки по клумбам соседей?
– Ну, что-то в этом роде.
– Хм, ок.
Перед посадкой в самолёт, папа купил себе в дьюти-фри коньячка, мне шоколадку. Вернее, маленькую коробочку конфет «шпрюнгли» – разноцветные округлой формы. Это просто услада, а не конфеты, как они их делают – не понятно. Чистый, разрешённый в мире наркотик. Калорийные говняшки не оставляют никого равнодушными, возвращая сладкоежек автоматически обратно в магазин.
В ожидании начала посадки папа после коньяка накатил бокал шампанского, предлагаемого одним из баров, закусив моей конфеткой. Мне нравилось наблюдать за его довольной физиономией, как он кайфует от мелких приятностей, придавая особый шарм предстоящей поездке.
На табло высветилось слово «Atterrissage» – «Посадка». Я пулей помчался к выходу, над чем отец добро посмеялся.
– Сыночек, ты на самом деле так хочешь туда поехать, что готов идти чуть ли не пешком?
– Да, отец. Ты прав, моё желание настолько велико, что порой причиняет мне в груди боль.
– Не питай больших надежд. Пускай всё идёт своим чередом.
– В моей голове столько лишнего, но я пытаюсь с этим бороться и структурировать.
– Ты всегда меня удивлял, в нашей семье слово «удивление» вошло в нормальный режим. Бытовухи зато не будет.
– Спасибо тебе заранее! Это лучший подарок!
– Я сам проникся историей слонов и от всей души сочувствую твоим родственникам. Также я готов привлечь внимание людей своими снимками, чтобы хоть как-то облегчить участь бедолагам.
– Папа, ты потрясающий человек, честно! Скажи, что подумает твой друг, когда узнает, что ты выражаешь протест против зоопарков и цирков?
– Мне всё равно, что он будет думать. Если он мой настоящий друг, то не будет ставить мне палки в колёса. В жизни у каждого своя идея. Не я, так найдётся другой фотограф, компрометирующий ужасные заведения планеты – типа цирка.
– Ты самый лучший папа на свете!
– Даже лучше слона-папы?
– Не спрашивай меня об этом, пожалуйста!
– А то что?
– Если не хочешь расстроиться.
Повисло молчание. Отец был огорчён. Мне нечего было сказать. Я не понимал, правда, как можно сравнивать себя со слоном? Это же абсолютно разные вещи! Мой большой папа был верен своей супруге и принципам животного существования. Разумеется, оставаться верным супругом в ограниченном пространстве цирка намного легче, чем в просторах свободы, но, тем не менее, я не был настроен сравнивать между собой моих до боли разных родственников.
Между этими моими нынешними родителями творилось же невероятное! Побои, скандалы, измены, враньё. Торговля тщеславием! Непонятно, как они вообще могут по утрам смотреть на себя в зеркало без всякого зазрения совести. Полное отсутствие уважения и какой-либо идеи о семейных отношениях. Когда я жил в облике крупнейшего сухопутного, считалось, что роли самок и самцов, за редкими исключениями, практически одинаково распределены во всем животном мире. Но, возможно, я смотрю на мир животных через призму человеческих культурных предрассудков, приписывая им те роли, которые вижу в человеческом облике. Мой ум смешался. Я не понимаю ни тех, ни других. Хочу разобраться в своих псевдоинтеллектуальных мыслях и действиях, но ничего не выходит. Меня тянет на волю, но на какую? И зачем я им там нужен? Ведь я человек.