Спираль эпох. Книга первая. Тяжёлое пробуждение

Проблема состояла в том, что воздух в тоннель поступал из той же пещеры, откуда они так старались выбраться, и вонь там стояла не меньшая. Хельга прокляла всех богов, каких знала, за то, что ей предстояло лезть через тесные повороты, глубоко вдыхая чудесный сладковатый аромат гигантской разлагающейся ящерицы. Боги услышали её и поменяли направление сквозняка так, что в лицо ей дунул сыровато-затхлый запах огромной пещеры впереди, что показалось женщине благоуханием прекрасных цветов в сравнении с тем, что приходилось терпеть до того. Вопросов о том, почему боги сжалились, Хельга не задавала – как, впрочем, и любых других вопросов. Ситуация выглядела настолько абсурдной, что попытки узнать, что же здесь всё-таки происходит, выглядели как-то даже неуместно.

Заморыш покорно ждал её на том же карнизе, с которого она чуть не грохнулась навстречу неминуемой гибели при прошлом посещении. Женщина отдышалась и обратилась к нему сквозь зубы

– Послушай меня, задохлик! Если ты ещё раз…

– Вон там дверь, – перебил её гадёныш, указывая пальцем куда-то за спину. Увидев, что Хельга и не думает смотреть туда, и пытается продырявить его взглядом, он на удивление спокойно произнёс. –Ну что, ты убить меня опять угрожаешь? Я перестал на это внимание обращать, клянусь Всевышней Троицей! Ну невозможно с вами иначе разговаривать. Захочешь – убьёшь. А я к сути сразу. Вон, говорю, дверь.

Хельга смотрела на него со смесью ненависти, отчаяния и непонятно откуда взявшегося желания заржать в голос, которое пришлось подавить. В очередной раз за этот день, пожалуй, чаще, чем когда-либо, ей пришлось подавить раздражение. Наверное, так её долг перед крысёнышем можно считать выполненным. Она не убила его столько раз, когда надо было бы, что теперь они вроде как квиты – и можно стребовать с него ответа за воровство и причинённую пагубу. Взгляд её проследил за рукой гадёныша и не сразу, но рассмотрел на стене нечто, действительно больше всего напоминающее дверной проём. Поначалу Хельга в это не поверила, но чем дольше глядела, тем больше понимала, что это действительно дверь.

– Что, дери это место боги, здесь происходит?

– Надо же – фраза да без угрозы. Не знаю. И знать не хочу, если мы сумеем выбраться отсюда. Этот город и не такие секреты под брюхом хранить может. Тут когда-то поселение было какое-то древнее. Вот я бы ставил деньги на то, что вся эта гадость оттуда происходит. Городок у нас тот ещё – проклятый, как говорят.

К счастью, возле двери был небольшой карниз. Непонятно, правда, зачем он был нужен, если к нему не вела ни дорога, ни ступени, ни хотя бы система удобных выступов в стене. Не упрощало дело и то, что ни воительница, ни заморыш понятия не имели, как эту дверь открывать. Да и путь до неё занял значительно больше времени, чем Хельге бы хотелось. Меч пришлось приделывать к спине буквально подручными материалами, основным из которых была одёжка задохлика, которую он отказался снимать даже под угрозами. Лишь тогда, когда Хельга в ярости схватила его за горло и подтащила к краю карниза, с которого недавно чуть не свалилась сама, он моментально присмирел и согласился. Снимая жилет, он почти плакал. Заметив, как смотрит на него в этот момент воительница, от отвёл глаза и буркнул «другой одежды у меня нет». Откровение не поразило Хельгу, скорее удивило, что он решил ей в чём-то подобном признаться.

Нога воительницы опустилась на спасительный карниз, женщина перенесла вес, не разжимая рук, поняла, что камень держится надёжно, и аккуратно слезла со свода, давая рукам долгожданный отдых. Отсутствие сна, погони, битвы с вывернями и местное отменное пиво делали своё дело. Женщина устала, и путь дался ей нелегко. Дверь была огромной – в полтора роста Хельги и каждая створка – как размах её мощных плеч. Такую, даже открытую, сдвинуть с места будет непросто. Да к тому же, похоже, сделана она была из камня. Ни резьбы, обозначающей хозяина или автора, ни хотя бы краски на ней с первого взгляда не было видно. Хотя в таких потёмках разглядеть что-то было задачей не из лёгких. Рядом послышалось кряхтение, и Хельга отступила на шаг. Заморыш просто спрыгнул на карниз, пускай и мягко. Хельга аж поморщилась – кретин явно никогда не бывал в горах (хотя и ловко лазил, надо признать). Комментировать это она не стала, просто в очередной раз задумалась, почему ещё не убила его. Видят боги, он того заслуживал! Но в целом он был не опасен, а если выдать его городским властям, может, можно и за это что-то выручить. В конце концов, по словам кретина, большую часть денег он потерял во время погони. Хельга этого не помнила, но её кошеля с ним действительно не было. Как не было его и в куче рухляди, с которой они свалились в эту проклятую богами пещеру. Да и марать руки убийством человека, пусть и с крысиной душонкой… у неё на родине убийства не были редкостью, но целью всегда служили твари, что не давали Общине расслабляться, особенно зимами. А вот отнять жизнь у человека можно было лишь по самым серьёзным поводам, да и то после всеобщинного судилища, или для самообороны. Да, этим проклятущим вонючим краям далеко до родины и её сурово-справедливых нравов, но за столь короткий промежуток времени сложно выбить из себя то, что определяло тебя долгие годы.

Хельга принялась искать замок, но первым его обнаружил гадёныш. Его способность различать мельчайшие детали в потёмках выглядела почти сверхъестественной. Парень не стал сразу вскрывать его, но долгое время как будто бы просто пялился на него.

– Знаешь, что меня удивляет? На самом деле, удивляют меня две вещи, но вот что сильнее всего, так это зачем нужен замок «на вход» на этой стороне. Тут же ни ступеней, ничего нет. Они что, прилетали сюда?

– Видел там выверень в соседней пещере без входа, в который она могла бы протиснуться? – парировала Хельга.

– Ну тоже верно. Так вот, это – первая вещь, которая меня удивляет. А вторая – на что мы рассчитывали, когда сюда лезли? Я без отмычек. А даже был бы с ними – я больше по карманам, ну по окнам ещё. По каминам тоже. Но сложные замки – это вот совсем не моё.

– То есть ты ещё менее полезен, чем я думала? Ты не перестаёшь удивлять.

– Стараюсь, – ответил гадёныш с, кажется, наибольшим количеством яда в голосе, что Хельге приходилось слышать за всю свою жизнь. – Есть идеи, как это открыть?

Воительница посмотрела на дверь, которая стояла непреодолимым препятствием между ними и… чем-то, перевела взгляд на каменный свод, по которому они сюда карабкались, вспомнила, как воняла выверень в соседней пещере, и от отчаяния саданула кулаком по проклятущей створке. Полированный камень послушно подался чуть вперёд.

– Она что… – только и смог выдавить из себя гадёныш. Хельга нажала на дверь всем весом, и та приоткрылась практически без сопротивления. «Но как, если она такая тяжёлая? Она же из камня!» Сквозь щель между створками пробился свет – настоящий, тёплый, не похожий на бледное свечение со дна пещеры так же, как луна не похожа на солнце. Свет резанул по глазам и на какое-то время ослепил Хельгу и её «спутника». Когда парочка проморгалась, воительница извлекла из-за спины свой меч и жестом приказала заморышу двигаться первым. Если впереди их ждала какая-то ловушка, засада или нечто подобное, лучше, чтобы в неё угодил крысёныш. Парень двинулся неохотно, сделал шаг в новое помещение и замер в оцепенении. Хельга приготовилась к худшему, выждала пару ударов сердца, плечом толкнула приоткрытую створку и сама протиснулась в проход, настроившись встретить любого монстра, что мог поджидать её. И тоже застыла в изумлении. Им открылась небольшая комната, освещённая огнями двух фонарей – по одному на каждой из боковых стен. Напротив «спутников» был ещё один проход, уводящий куда-то в темноту, но всё их внимание было приковано к центру помещения. На небольших постаментах, аккуратно сложенные, лежали предметы, словно не принадлежавшие этой эпохе – доспехи, неизвестные Хельге орудия, какие-то свёртки пепельного цвета… но основное внимание забирал себе главный постамент. Тонкая бронзовая ножка, как и большинство «сокровищ», позеленела от времени, но даже сейчас не поразиться сложности узоров на ней было невозможно. Как невозможно и было представить, сколько сил и времени было вложено в её изготовление. Кверху ножка расходилась на несколько ответвлений, образовывавших подобие кисти с неестественно тонкими, узловатыми пальцами- картина одновременно отталкивающая и притягательная. «Ладонь» держала поднос, на котором располагался здоровенный браслет, отливавший золотом. Складывалось впечатление, что он был третьим источником света в помещении. На его фоне любое сокровище старины, что лежало здесь, выглядело откровенной халтурой. В голове не укладывалось то количество граней и деталей, что были выгравированы на его ребристой поверхности. Сверху его украшали совершенно незнакомые Хельге тускло-красные камни. Отчаянно хотелось прикоснуться к этому шедевру, кончиками пальцев провести по тонкой резьбе, на контрасте с ней ощутить идеальную полировку камней… Но Хельга взяла себя в руки. Неприятностей на сегодня (да уже и не только сегодня) ей было достаточно. А вот гадёныш не проявил такой же ответственности. От медленно шагнул в сторону браслета, не сводя с него заворожённых глаз, в которых плясал нездоровый огонёк. Только сейчас Хельга поняла, что парень был рыжим и конопатым настолько, что могло показаться, будто он просто вымазался в чём-то.

– А ну не смей! Тронешь что – без руки оставлю! Не хватало мне ещё с хозяевами этого добра объясняться!

Хельге даже показалось, что парень зашипел, хотя спустя пару ударов сердца она поняла, что он просто шумно выпустил воздух.

– Да-да. Слушай, а если ты отрубишь мне только одну руку, можно я заберу браслет всё-таки? Без него мне точно оттяпают обе.

– Оттяпаю одну руку и голову! Заткнись и пойдём к выходу! Если повезёт, хозяева все свои двери не запирают, – кивком Хельга указала заморышу на противоположный конец помещения, и тот послушно пошёл, вздохнув так, что у иных девах почувствительнее мог бы вызвать неподдельное сочувствие.

Заморыш и Хельга двинулись к выходу, но не успели пройти и пары шагов, как произошло событие, на фоне которого бой в двумя вывернями казался чем-то совершенно обыденным. Без чьей-либо помощи браслет взмыл в воздух и принялся медленно крутиться вокруг своей оси.

– Какого… – Хельга не могла бы с уверенностью сказать, кто из них с заморышем это произнёс. Вещица ускорила, а затем резко остановила вращение и буквально в один удар сердца сорвалась с места. Браслет ударился гадёнышу в левую руку, там, где рукав был отдан на завязки для меча Хельги, с такой скоростью, что парень не успел даже вскрикнуть от неожиданности. Зато, когда золотые грани сомкнулись у него на предплечье, будто живые, недостатка в крике не было. Парень завизжал с такой силой, словно руку его опустили в расплавленный металл. Камни, до того тусклые, засияли ярко-красным светом, похожие на закатное солнце. Заморыш повалился с ног и заскулил. Из прохода, через который они думали выбираться, послышался чей-то топот.

6. У каждого свои таланты

Утро выдалось по меньшей мере отвратительным. И, вопреки обыкновению в этих краях, виной тому была даже не погода. Нет, конечно она тоже старалась как могла – лето выдалось необычайно прохладным, да к тому же с рассветом небо разродилось противной моросью. Но всё это даже близко не могло тягаться с тем примечательным фактом, что кто-то, дери его тёмные боги, попытался украсть его проклятую невесту в его же, мать их, землях! Принц перебросился парой фраз с Нилом и нет – тот тоже не мог понять, как такое вообще возможно. То есть вроде бы это не сам Эван сошёл с ума, и его представления о собственной репутации были более или менее близки к истине. Какими безголовыми кретинами надо быть, чтобы пытаться украсть что-то у Чёрного принца? Того, кто буквально только что выбросил в море Кри, казавшихся карой Троицы за грехи жителей Валлиона. Да, тех самых Кри, которым даже сдаваться было бесполезно – остроухие ублюдки просто вырезали население под корень и продвигались дальше, сминая армию за армией, завоёвывая город за городом. И вот человек, сподобившийся дать им, да и не только им, достойный отпор; человек, ставший пугалом для детишек в соседних землях из-за того, что делает всё так, как надо, а не как привыкли разжиревшие и отупевшие от сытой жизни губошлёпы и те, кто гнут на них спину; человек, возродивший традиции самой эффективной армии за всю историю белого света; человек, вернувший Корланд на вершину пищевой цепи, вынужден носиться по своим собственным лесам и спасать свою же невесту! И ладно бы они ещё спрятались по-человечески, так эти недоразвитые придумали укрыться в лагере, в котором он всё детство военное дело изучал! Это как украсть у бога булку, залезть под корягу и решить, что там в теньке тебя не видно! Аналогия была не совсем точной, но Эвану было плевать – он отчаянно боролся с подступавшей злобой. Отдаваться ей сейчас было бесполезно – в дороге деятельное настроение, всегда сопровождавшее порывы злости у принца, приложить было не к чему. А к тому моменту, как они достигнут города, запал может пропасть. Так что следовало сохранить напряжение до поры и дать злобе вступить в свои законные права в тот момент, когда в поле зрения покажется замок.

Дел предстояло переделать уйму. Редки были дни, про которые принц не мог сказать того же самого, но в этот раз ситуация была особенной. Кто-то объявил ему войну. Причём не ту, к которой Эван привык. Здесь пока что не шла речь про маневры пехоты или схемы пополнения провизии – поле боя выбрали за него, причём настолько неудобное, насколько это было в принципе возможно.

– Меня беспокоит выражение твоего лица, Эван, – как всегда, Нил вмешивался в его мыслительный процесс без спросу и «лишних расшаркиваний».

– У меня, забери всех тёмные боги, украли невесту!

– Ты понимаешь, о чём я. Мне кажется, если ты будешь так буравить глазами горизонт, город поймёт, что безопаснее будет начать двигаться тебе навстречу.

Эван нашёл в себе силы усмехнуться, но всё равно продолжал диалог без особого энтузиазма:

– Это война, Нил. И я не знаю, кто противник, где противник, и что противник затевает. Хорошо было бы понять всё это, пока не нанесли следующий удар.

– В замке они вряд ли решатся на новый удар. А мы пока всё разузнаем. Возможно, они просто идиоты. Или тот, кто их нанял.

– Вопрос, идиоты ли они, не стоит. Но они украли её в дне пути от замка, Нил. Если они готовы так рисковать, то кто поручится, что стены замка их остановят? Или что они уже не там?

– Аккуратнее, Эван. Главное – не начинай искать тени там, где их нет, – в голосе Нила звучала привычная тревога. Порой при общении с другом у Эвана создавалось впечатление, что он постоянно находится на грани безумия или по крайней мере самодурства – так часто принц слышал эти самые нотки тревоги. Возможно, если бы не Нил, эту грань принц давно бы перешагнул.

– Твои опасения приняты к сведению.

Нил вздохнул и сменил тему:

– За всю дорогу ты ни разу не поговорил с невестой. Не хочешь исправить этот досадный факт?

– Нет, – Эван нарочно держал лицо непроницаемым, зная, как ответ позлит друга. В первый раз с тех пор, как они выехали из лагеря, настроение его улучшилось.

– Эван, твою же…

– Наговоримся ещё за всю жизнь, если она рассудком не тронулась.

Нил закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов и снова обратился к принцу:

– Слушай, ей ещё детей твоих носить. Она же явно в ужасе. Будь ты хоть раз галантным принцем, а не лошадиной задницой. Тебе оно надо, чтобы дома тебя из похода ждала не любящая супруга, а кто-то, сильно расстроенный тем фактом, что у тебя там лошадь в процессе не споткнулась?

Если бы Эвану пришлось говорить совсем начистоту, пришлось бы признаться, что диалог с будущей супругой вводил его в откровенный ступор. Он просто не знал, с чего стоило начинать этот разговор. Да и чем его продолжать. И в принципе, как себя вести в этой ситуации. После свадьбы всё более или менее понятно – делай ей детишек да здоровайся по утрам за завтраком. Но что делать прежде – загадка. До свадьбы оставалась по меньшей мере неделя, а если смотреть на вещи более реалистично, то и целый месяц.

К счастью, принц почти всегда может избежать разговоров «начистоту».

– Поговорю как до замка доберёмся, – изрёк третий принц Корланда тоном, не терпящим возражений.

До Урбе – столицы вотчины принца, возведённой им на месте предыдущей хлипенькой дозорной крепости – добрались к полудню. Несмотря на то, что не было в Валлионе реальной силы, что решилась бы атаковать резиденцию главнокомандующего Корланда, в городе строго поддерживали порядок строительства на случай осады. Домишки небогатого люда, ютившиеся за городскими стенами, отделялись чётко регулируемой засечной линией как от окружавшего город леса, так и от самих стен. Строить их разрешалось строго из дерева. Конечно, сложно было предположить, что кто-то из их обитателей сможет позволить себе хороший каменный дом, не пожелав при этом переселиться за неприступные стены, окружённые рвом, охраняемые стражей, которую принц муштровал лично. Всё-таки люди, обзаведшиеся денежками не случайно, предпочитают защищать свои капиталы. Однако будь даже кто-то таким смелым и самонадеянным, принц не собирался позволять такие вольности – враг не может получить себе такую вот удобную ставку недалеко от города. Конечно, Нил предлагал какие-то безумные идеи, вроде «отстроить одно здание специально, чтобы враг расположился в нём ставкой, прорыть к нему подземных ход и под покровом темноты выбраться из него, отрезать вражеской гадине голову и спокойно добить разобщённых без командования осаждающих». Но на то Нил и Нил, чтобы не иметь о военном искусстве ровным счётом никакого представления. Будь он хоть вполовину такими же талантливым полководцем, как сам принц, последний мог бы вообще не заниматься ничем, передать свой титул другу и счастливо проводить дни в каком-нибудь специально для него выстроенном борделе. На вилле… Хотя, какая в таких диких промороженных краях может быть вилла?..

Проезжая через огромные, «несуразно дорогие», как сказал бы братец, ворота, принц привычно придирчиво осмотрел охрану, остался удовлетворён и припустил в сторону замка. Жители привыкли к манере передвижения сюзерена и его «гвардии» по городу, а потому убирались с дороги со всей возможной поспешностью. В конце концов, если принц передвигался медленно, значит, он что-то высматривал, а это не могло сулить ничего хорошего.

Привычный порядок действий Эван менять не стал: доехал до замка, выслушал префекта (так он звал ответственного за оборону и функционирование основных процессов города; точного значения титула этого важного чиновника древности он найти не мог, но предполагал, что титул звучит хорошо и неплохо подходит к списку обязанностей) Хортокса. Немолодой уже вояка, что большую часть карьеры провёл в ставке командования и лично оружием махать не любил, имел, тем не менее, схожие с принцем взгляды на организацию жизни города, отличался исключительной исполнительностью и дотошностью, доводившей подчинённых до белого каления, а также, казалось, неиссякаемой энергией, когда дело касалось проверок и перепроверок. Словом, собеседник из него был такой себе, а вот подчинённый – дороже мешка золота того же веса, как сказал бы братец. «Что-то я часто его вспоминаю в последнее время. Как бы не нагрянул с визитом.»

После того, как выслушал подробный отчёт, Эван не меняя одежды направился по второму делу – вместе с несколькими ребятами из «гвардии» принц навестил ставшую вдовой невесту Сапога. Вернее, по закону вдовой она не была, но к ребятам из его Алы9 отношение было особое. Пенсия родне погибших на службе воинов армии Корланда при Эване и так выросла почти на порядок, а для его личной «гвардии» существовали особые условия. Тут не бралось в расчёт, поставил ли воин в известность богов о том, что будет «жить в любви и согласии до конца дней своих» именно с этим человеком. Или была ли эта женщина погибшему матерью на самом деле, или же просто подкармливала беспризорного сорванца. Важно, что о нужных людях знали его боевые братья.

Судя по тому, как молодая белокурая деваха заливала слезами гербовую попону Эвана, всегда лично сообщавшего такие вести, не стесняясь даже того, что пред ней был властелин этих земель, Сапог ей был действительно не равнодушен – на пенсию-то ей предстояло жить безбедно до конца дней. В очередной раз глядя куда-то вдаль и выжидая, когда будет прилично оторвать от себя безутешную, Эван было привычно задумался, что по нему так будут горевать разве что местные шлюхи, но затем осёкся. «Тёмные боги… А жизнь-то на самом деле поменялась.» Он даже грешным делом подумал, что было бы славно, найди он девиц уже не живыми, но тут же живо представил лицо Нила, сообщи он ему эту мысль, и отругал себя сам, чтобы не представлять, что сказал бы друг.

Со вдовой он оставил пару лучших друзей Сапога – вроде как они даже были знакомы с девахой. Дел предстояло переделать тьму, а потом ещё тьму и ещё, и так до конца времён. Для начала – менее сложные и неприятные: принц лично принял участие в пытках последнего оставшегося в живых нападавшего и распорядился насчёт казни. Идиот так и не выдал ничего нового, в чём Эван почти и не сомневался – такая мразь плачет и колется при первом суровом взгляде палача. Дальше принцу предстояло отправиться на следующую пытку, но тут истязаниям должен был подвергнуться уже он сам – нужно было как-то поговорить с невестой и выяснить, всё ли у неё в порядке.

В замке его с нетерпением ждал Нил, и отвертеться не было решительно никакого варианта… Или так казалось попервой, но прямо перед стенами, что уже не казались такими гостеприимными, подоспело неожиданное подкрепление в виде префекта. Принц готов был поклясться всеми богами, светлыми и тёмными, что никогда так не радовался появлению Хортокса. И готов был поставить полдюжины лошадей, что никто на целом свете ему так не радовался. Старый брюзга выслушал приказ как всегда предельно внимательно и сосредоточенно, но к концу рассказа Эвана даже железное самообладание ветерана треснуло. Самый дотошный человек на свете только что услышал, что ему предстояло прочесать каждый угол города в поисках каждого мало-мальски примечательного преступника.

«Я что, сейчас видел счастье в его глазах?» – подумал Эван и пустился в общее командование операцией, доверив детали вмиг помолодевшему на десяток лет префекту. В замок он заворачивать не стал, вместо этого поручил Кору сообщить Нилу приказ позаботиться о будущей принцессе и её спутницах лично. Лысый воин поник, ясно понимая, какую реакцию вызовет у советника это решение принца, но как всегда отправился исполнять приказ. Ясно как небо летом – ему предстояло услышать отповедь в таких словах, каких подчас стесняются самые потерянные безбожники в местах, куда богам смотреть постыдно. Такие вот гнойники на теле города как раз предстояло «расковырять» принцу. Дело это, к удовольствию как минимум двоих организаторов процесса, заняло времени до самого вечера. Начали с опроса стражников, каждому из которых под слово принца пообещали не спрашивать о происхождении сведений, чтобы не пришлось на ходу придумывать сказки. Кажется, это был единственный момент за весь день, когда Хортокс выглядел недовольным. Но его настроение быстро улучшилось, когда с десяток блюстителей порядка всё-таки решились выложить известную им информацию о злачных местах вверенных им районов, либо конкретных личностях. К закату все, кто мог знать хоть что-то, был собран в лагере расквартированного в городе войска. От оставшейся в городе тати, на всеобщее удивление, прибыли переговорщики, осведомившиеся, ждать ли им полного истребления и есть ли шанс увидеть кого-то из схваченных «коллег по цеху» живыми. Принц оставил переговоры префекту, усилив и одновременно сбалансировав упрямца своим советником по делам торговли – прижимистым «птенцом гнезда» братца, которого тот лично дообучил и направил Эвану в помощь.

Сам же принц направился праздновать продуктивный день в любимый публичный дом. В нём имелись отдельный вход и комнаты для Эвана и его людей. Да и не только в нём, если уж быть честным. Там же его и нашёл принимающим ванную в многообещающей компании парочки весёлых пышногрудых красавиц Нил. Опытный змей и провокатор не стал орать, но сделал разочарованно деловое лицо, избегал смотреть на Эвана и тихо, но безапелляционно произнёс: «Пойдём.» Принц знал своего лучшего друга практически с самых пелёнок. Знал, что именно тот сейчас делает. Понимал, что им манипулируют. И уж конечно не мог не думать о том, что он, вообще-то, не обязан подчиняться ничьим приказам на своей земле, разве что его папаша лично заявится проведать сына, но тот был крайне занят в этот сезон, да к тому же ему не здоровилось. Старик прислал письмо, где извинялся, что не может посетить сына в столь важный для него момент, однако ещё раз напоминал о родительском согласии и отмечал, что почтит его визитом, как только здоровье позволит. Письмо отозвалось в Эване смесью облегчения и тревоги. Видеть старика, тёмные боги свидетели, не хотелось, но что-то уж слишком часто он начал болеть в последнее время.