Перфундере

–Такого расстояния будет недостаточно, а вот дрон отлетает на десятки километров, записывает сигнал и возвращается. Он запрограммирован только на сбор данных и передвижение по космическому пространству. Мы не можем им управлять, поэтому каждый раз есть риск, что какой-нибудь баг в программе оставит его навеки на просторах космоса.

–Такое уже случалось, – добавила мама. – С тех пор запуски стали более редкими.

–А если корабль?

–Слишком ресурсозатратно. Да и вообще, кажется, у большинства жителей Перфундере выработалась некая аллергия на космическое пространство.

–Могу себе представить, – пробормотала Элли.

–Даже страшно спросить, какую новость вы получали последней.

–Я слышала, что на пароме Мирман-Руз произошёл какой-то инцидент, – с готовностью отозвалась я.

–Да, я тоже об этом слышал, – с готовностью поддержал Бруно. – Какой-то парень совсем спятил от избытка кислорода и нажал на тревожную кнопку. В результате те переселенцы, что не успели выгрузиться из межгалактического парома, оставались запертыми несколько часов, пока не был отключен режим опасности.

–Учёные понятие не имели, что чистый воздух может так пагубно воздействовать на человеческий мозг, – осклабилась Элли.

–Эй. Откуда вы трое знаете то, чего не знаю я? – возмутилась Чарис. Уж что-что, но мировые новости никогда не были для мамы тайной.

–На этот раз я тебя опередила. Вести со всех планет стекаются на Землю, а наши новые жители как раз оттуда!

–И кто же снабдил тебя этой информацией?

–Сегодня утром встретила Корделла и мы немного поболтали.

–Ах, Корделл! Здесь он стал намного общительнее, – с шутливым укором проговорил Бруно.

–Так Вы знали его ещё до переправы на Перфундере?

–Ха! Ещё бы! Я этого мальца можно сказать воспитал.

–Вот это поворот!

–Да, он ведь мой ученик. Корделл пришёл ко мне в лабораторию подрабатывать сразу после старшей школы. На университет, конечно, денег не хватило, но я взялся обучать его самостоятельно. Всего этого он вам, естественно, не расскажет – скромняга ещё тот, но скажу, что из него получится очень талантливый биолог.

–Действительно, когда я рассказала о Вашем сегодняшнем визите, он и словом не обмолвился, что знает Вас, Бруно.

–Да, в этом весь Корделл. Но в вопросах науки он далеко не такой молчаливый. Его болтливость доставляла мне немало хлопот. Но чего не стерпишь от талантливого ученика, не так ли? Тебе это, наверное, знакомо, а, Свен?

–Не понимаю, при чём здесь я.

–Хоть мы и приехали каких-то четыре дня назад, а уже довольно крепко приросли к здешнему обществу, – по лицу Бруно скользнула таинственная улыбка.

–Свен! О чём это он толкует?

–Очевидно о том, о чём я сама уже давным-давно забыла. Курсы гребли.

–О-о-о! Так Вы прослышали о безумном проекте моей дочери? – хохотнула Чарис.

–Мам, прекрати сейчас же. Даже вспоминать не хочу эту дурацкую затею обучать народ махать вёслами.

–Любая деятельность заслуживает основательного подхода, пусть даже то будет прогулочная гребля на каноэ.

–О, Элли, только не говорите, что Вы это серьёзно!

–Конечно!

–Как хорошо, что эти курсы так быстро свернули. Я не проработала и трёх полных дней.

–Жаль. Я бы с удовольствием пересёк это ваше гигантское озеро. Мне вообще безумно интересны здешние водоёмы! На Земле такую роскошь днём с огнём не сыщешь. Пересохшие пруды, истощённые реки…. Ох, я предвкушаю интересную жизнь! – раздался бурный возглас авантюриста.

–Увы, не все переселенцы разделяют Ваше отношение к болотам.

–Мм?

Я на секунду задумалась, стоит ли рассказать о зародившейся антипатии к Джонатану, но тут же отбросила эту мысль. Слишком низкой и не заслуживающей внимания она мне показалась.

–Ай, ну его! Я не хочу жаловаться. Но, знаете, если вы как-нибудь захотите пройтись по водной глади Гиганта, я к вашим услугам. Пристань всё ещё на месте, хотя прогулки по озеру так и не удостоили должным вниманием.

–Будем очень и очень рады. Правда, Элли?

–Безусловно! Вот уже четвёртый день мне кажется, что в воздухе витает какой-то дух. У вас что, особенный воздух?

–Должно быть, Вы застали час варева Спенсера.

–Да, да! – подхватила я, – Такой плотный седоватый мужичок. Он у нас помешан на традиционной медицине. Вечно бродит по холмам с мешком травы, а потом делает с ней что-то такое, от чего она превращается в смердящую на всю округу жидкость.

–Нда, в этом отношении нам не повезло.

–Нам, конечно, нет, но вот двум нашим биологам такое соседство придётся по вкусу.

–Хе-хе! Не знаю, как Корделлу, но лично мне больше нравится свежая растительность, так что, пожалуй, я не буду справляться насчёт рецептика этого пойла, – довольно ухмыльнулся Бруно.

–И правильно.

–Одно «но», – Элли прервала обмен остротами. – Я говорила не о запахе, а об атмосфере доброты и участия, которая царит на этой планете. Давно мы не пользовались таким гостеприимством.

–Да, тут Элли права, – закивал Бруно. – Знаете, чему я был поражён больше всего? Подвалу в нашем доме!

–О, да! Он проторчал там весь вечер, – кивнула жена.

–Мы заранее знали, что к нам приедет учёный, поэтому решили оборудовать для Вас небольшую лабораторию, – проговорила я в ответ, искренне польщённая радостью и довольством гостей.

–Признаться, я был удивлён. И обрадован, что мне не придётся забыть своё ремесло.

–Да что Вы! – мама встрепенулась, будто приготовившись к изложению воодушевляющего факта. Может, так оно и было. – Судейский комитет очень ценит таких людей, как Вы. Вам уже кто-нибудь рассказывал про Институт?

–О, да! Я тут недавно решил прогуляться, и, представляете, встретил одного молодого химика из института. Уж не знаю, чем он занимается, но, надеюсь, нам когда-нибудь удастся посотрудничать. Имя у него интересное. Йонсон.

Я вздрогнула, навострив уши, однако больше информации о Йоне, кроме той, что Бруно уже успел с ним каким-то образом познакомиться, я не услышала. Странно… А ведь раньше я его не встречала. Наш мир слишком тесен, чтобы не пересечься хотя бы раз. Или всё же встречала?

–Это так удивительно, что люди, познакомившиеся несколько дней назад, могут сидеть и болтать о простых вещах, искренне смеяться и улыбаться друг другу, – вдруг сказал Бруно. В его голосе отчётливо слышался какой-то надрыв, я заметила это, но решила, что для всех будет лучше, если эта тема не будет подхвачена кем-то из нас. Но вместо этого говорить продолжил сам гость.

–Некоторые люди нашего с Элли возраста оставляют в шкатулке своей памяти лишь общую картину прожитых лет. Другие же вспоминают лишь отдельные случаи, которые сами по себе не имеют под собой никакой моральной или исторической ценности. Но мне кажется, что и то, и другое – крайности. К примеру, существует закон, согласно которому квартира, в которой младенец «слишком часто» плачет, может быть отключена от источника электроснабжения. Из-за этого постановления десять лет назад одна моя студентка потеряла трёхмесячного ребёнка. Существует ещё один закон, разрешающий применение силы по отношении к нищим, просящим милостыню. Однажды я сам видел, как один бравый парень избил до потери сознания старика. Как сейчас помню эту картину: руки с бардовыми пятнами в ореоле серебристых капелек жетонов, рассыпанных по всему асфальту… В моём сознании всё, что мы оставили на планете Земля, подкреплённое частными фактами на фоне общей картины, заставляет меня… заставляет меня не жалеть о нашем переезде. Я никогда не видел более приятных людей, никогда не сталкивался с более приветливым обращением. На Земле многие, как правило, сделают вид, что уважают тебя, либо из-за твоего статуса, либо не исключая возможность, что эта связь может оказаться полезной. А здесь, здесь мы отдыхаем от всего этого. Здесь прекрасно!

Нужно отдать Бруно должное, он закончил на положительной ноте. Но неловкое молчание уже окутало собеседников, так что никто не решался нарушить бесконечную, вязкую тишину. На пару минут каждый из нас углубился в собственные мысли, ни одна мускула на наших лицах не дрогнула. Чугунность выражений объединяла как гостей, так и хозяев дома.

–Простите, кажется, я испортил всем настроение, – сказал Бруно, беспорядочно стреляя взглядом из стороны в сторону.

–Нет, совсем нет, – поспешила ответить я. – Если честно, я была рада услышать это от Вас. То есть, конечно, я не рада тому, что происходит на Земле. Я хотела сказать, что люблю искренних людей. Даже если то, что они говорят, тяжело.

–Я знал, что здесь меня поймут.

Бруно улыбнулся печальной и в то же время счастливой улыбкой. Мне хотелось сказать что-то особенное, что-то, что способно утешить его и Элли, залечить каким-то невероятным образом старые, рваные раны, но я понимала, что слова тут бессильны. Пока существуют воспоминания, образы прошлого будут возвращаться, как бы хорошо тебе сейчас ни было. Поэтому даже счастливый человек не может быть счастлив на все сто процентов. Но, с другой стороны, человек без мрачных воспоминаний вообще не может быть счастливым, ведь для него жизнь, которая кому-то может казаться блаженством, всего лишь серые будни.

Постепенно молчание рассеялось, и на смену ему пришли прежние шутки и улыбки, которых так не хватало последние пятнадцать минут. Наша встреча закончилась так же приятно, как и началась. Всех нас объединяло ощущение теплоты и покоя, подавившее чувство внутреннего страха. На Винджейскую деревню наползал красочный пурпурно-лиловый закат с переплетёнными лентами облаков бледно-розового цвета. Мы с мамой довезли гостей на больших квадрах до дома, хоть те из вежливости и пытались отказаться. Все мы в тот вечер были счастливы, как человек, проснувшийся от кошмарного сна и убедившийся, что наяву всё в порядке.

…

Я сидела, обняв руками колени, на корне массивного дерева, напряжённо вглядываясь в воду Изумрудного болота. Прошло всего чуть больше часа, но я уже чувствовала, как мысли постепенно приходят в надлежащее им состояние. Встреча с Бруно и Элли всколыхнула во мне облако противоречивых эмоций. При всей позитивности и жизнерадостности она была столь же неподдельно болезненна. Реальность так пугающе проста! Я понимала, что подобные события на Земле – сущая банальность, но душой не могла это принять. Говорят, некоторые люди придумывают небылицы про призраков и прочих порождений паранойи потому, что не могут смириться с неизбежностью смерти. Я делаю это другим способом. Я прихожу сюда, под ветви развариуса, чтобы поразмыслить над услышанным. Я думаю, думаю, думаю, и спокойствие приходит самой собой. Я просто устаю предаваться меланхолии, устаю бояться, устаю пропускать сквозь себя судьбы других людей, и принимаю реальность такой, какая она есть. И тогда наступает тишина, прерываемая лишь лёгкими вздохами равнинного ветра и болотными всплесками. Но на этот раз молчание нарушали не только они.

Высохшие цветы миркса, опавшие с кустарника, хрустнули в десяти шагах от меня. Я вздрогнула, почувствовав, как по телу пробежал холодок. «После заката, возле болота? Здесь никого не может быть!». Вода на том же расстоянии тихонько хлюпнула, раздался скоблящий звук, кажется, о стекло. По поверхности болота прошлась едва заметная рябь. Я должна была отреагировать ещё раньше, но вместо этого прислушалась к дальнейшим действиям источника звуков. Наконец, я вскинула голову, направив взгляд в нужную сторону, и не смогла сдержать усмешку.

–Что ты здесь делаешь? – крикнула я.

Йон так и подпрыгнул на месте. Он не видел меня, или же понадеялся на свою бесшумность и так увлёкся делом, что не заметил, как просчитался? Глядя на его опешившее выражение лица, я уже жалела о том, что отреагировала так резко.

–Я…. Извини, я не хотел тебя напугать.

Дежа Вю, Дежа вю…. Уже второй раз встречаемся и второй раз застаём друг друга врасплох. Теперь он произносит ту же фразу, которую несколько дней назад говорила я. Забавно. Чувство замешательства сменяется раскаянием: реакция Йона не была такой резкой.

–И что же ты всё-таки делаешь, – сказала я, не форме вопроса, а словно говоря сама с собой.

Только тогда я заметила его странное выражение лица с изумлённой улыбкой.

–Что-то не так?

–Нет, – замотал головой он. – Просто беру образцы.

Он закупорил колбу, повернув чёрную крышечку. Так вот откуда шёл тот скоблящий звук. И что за образцы? К чему они?

–Здесь красиво, да?

–Угу, – задумчиво кивнул парень.

–Вы, учёные, видите в этих болотах лишь горстку химических элементов, правда? – с грустью произнесла я, прижавшись затылком к стволу дерева. – Смотря на воду, в умах писателей рождаются приключенческие романы, в сердцах поэтов – стихи о жизни или о любви, а на ваших разлинованных листочках проявляются лишь сухие формулы.

–Такая уж наша работа.

–Да я и сама не любитель всей этой ванильной поэзии. Но с Перфундере всё иначе. Понимаешь?

–Кажется, да, – серьёзно кивнул парень. – Ну, мне пора.

–Удачи!

Он повернулся спиной к болоту и ко мне и занёс ногу над тропой, по которой, очевидно, пришёл сюда, как вдруг… поставил её на место и замер, словно пытаясь решиться на что-то или задавая себе некий внутренний вопрос. Цепляясь руками за ветви Развариуса, Йон перебрался по тонкой линии ровного берега и присел на корень в метре от меня. На его лице было написано замешательство, сложный мозговой процесс, похоже, не касающийся проведённой только что научной операции. Я попыталась взглянуть в его опущенные глаза и спросить, что случилось, как вдруг его брови надломились. Приняв серьёзное выражение лица, Йонсон сам задал мне свой вопрос:

–Ты ведь не боишься этих мест, да?

Его слова в данном месте прозвучали так нелепо, что я едва смогла сдержать смех. Однако Йон вовремя спохватился и изменил формулировку вопроса:

–Я знаю, ты – гид этого года. Тебе было страшно вести группу через Винджейское болото?

–Конечно, я боялась! Ведь они новенькие! Страховка – это, конечно, одно, но мало ли что. Ответственность меня немного пугает.

–А за себя? Ты боялась, что с тобой может что-то случиться?

–Боялась ли я провалиться сквозь мостик и погибнуть в пасти винджейских вод?

–Да, да, – нетерпеливо кивнул он.

–Нет. Пусть мои слова не прозвучат излишне самоуверенно, но мои колени не подкашиваются при виде кислотных болот.

Йон смотрел мне в глаза и, похоже, отчаянно пытался разглядеть в них ложь, шутку, какой-либо подвох, но не мог. А я смотрела в его глаза, глубокие, тёмно-серые, умные глаза, и не понимала, к чему ведёт весь этот разговор.

–Почему?

–Потому что я люблю болота, – без тени сомнения произнесла я, хоть и чувствовала, как странно звучат мои слова, и не надеялась на понимание, – Мне нравится разнообразие, индивидуальность каждого водоёма, оттенки и свойства болот. Эти водоёмы живые. Иногда мне кажется, что они дышат.

–Свен, – он впервые обратился ко мне по имени, – Ты, правда, так думаешь?

–Стану я врать.

–Наши соседи, все до одного, порой бывают такими глупыми, приземлёнными и даже ужасающими, – Йон позволил себе ещё не знакомую мне, сильную эмоцию, так что я задумалась над значением его слов, хотя до этого не придавала большого значения этому странному разговору, – Порой я чувствую, что они боятся даже меня, потому что я контактирую с объектами их панического страха. Так странно встретить человека, отличающегося от них.

–Взаимно, – пролепетала я растерянно.

Йон перевёл взгляд на воду. Я сделала то же самое. Мы долго смотрели на горизонт, который окаймляла линия кустов Миркса, пока Йон внезапно не сказал:

–У меня к тебе есть предложение.

–Какое?

–В данный момент я занимаюсь изучением некислотных болот. Порой мне бывает просто необходима ещё одна пара рук, чтобы сделать необходимые замеры, провести краткий анализ на месте, так сказать. Я был бы рад помощи человека, который не чурается подобной работы.

«Он это серьёзно?» – проговорила я мысленно, почувствовав, как слова эти чуть не сорвались с моего языка. Неужели я похожа на человека, которому может быть интересна возня с пробирками и микроскопами? Недоумение разгоралось внутри меня, но одним дуновением я смогла затушить костёр.

–Прости, но…. Вряд ли я смогу быть полезной. К тому же, я работаю гидом в этом году, так что…

Йон старался не подавать виду, но я заметила. Его лицо медленно, но верно приобретало разочарованный окрас.

–Понимаю, я так и думал. Но предложить стоило, да?

Последняя фраза прозвучала нарочито оптимистично. Йон поднялся с корня дерева, его взгляд пробежал по окружающему нас ландшафту. Парень поднял правую ладонь в знак прощания, натянуто улыбнулся. Я неловко кивнула в ответ. Трава зашелестела от прикосновения быстро ступающих ног. Он удалялся вглубь леса. Через пять минут он пересечёт короткий участок зарослей, ещё полчаса займёт дорога до университета. Вряд ли он ещё хоть раз попадётся мне на глаза. Хотя, нет. На нашей маленькой планете это более чем возможно. Однако говорить нам больше не о чем. Что за странный человек? Вокруг него будто высокая стена. Но что насчёт меня?

Я вздохнула, пытаясь выбросить из головы этот странный инцидент, и вернула взгляд в исходное положение – на изумрудную гладь болота. По поверхности снова пробежала частая рябь. Торчащая из воды болотная трава качалась, при сильных порывах ветра погружаясь в светло-зелёную жидкость. Лунное мерцание опустилось на болото, прозрачные лучи провели своими тонкими пальцами по травинкам, напоминающим струны эфемерного инструмента. Зеркальное свечение болота словно издавало мелодичные звуки, и мои барабанные перепонки, казалось, ловили их ноты. Чётко очерченный луч упал прямо передо мной. Я вздрогнула от мысли, родившейся в моей голове. А почему бы и нет? Усилием воли включила рационализм. Я прекрасно понимаю, что толку от меня мало, а точнее, нет вообще. Но зато я смогу гулять по красивым местам, смогу объездить все болота на Перфундере. Я, конечно, могу сделать это и одна, но ведь вдвоём всегда веселее, да и подготовить маршрут для экскурсии с группой – не повредит. К тому же, Йон знает о болотах то, чего не знаю я. Из жителей Перфундере никто и никогда не проявлял эстетического интереса к водоёмам нашей планеты. Йон, наверное, единственный человек, который подходит к ним без предубеждения, без страха смерти, без животного, нелогичного ужаса, который испытывают многие при виде болот. А может, он интересуется ими лишь с профессиональной точки зрения? Что-то вроде цели отыскать новое вещество или газ. Стоп! О чём я только думала? Ведь он ясно сказал, что занимается изучением некислотных болот. Я вновь вздохнула, теперь ясно ощутив, что это прозрение вызвало во мне лишь разочарование, как вдруг новая мысль окатила кипятком: ведь Изумрудное болото – кислотное! А этот парень не так прост, как кажется! Да и, похоже, совсем не умеет врать. Нет, конечно, возможны тысячи других объяснений. К примеру, Институт послал его взять пробу, ведь они наверняка следят за уровнем кислотности в болотах, независимо от того, опасно оно или нет, но сам Йон в это время исследует лишь некислотные болота. С другой стороны, это предположение явно шло вразрез с негласным правилом избегать всякого контакта с болотом. Выходит, нарушали это правило только я и Йонсон, ну и ещё какой-нибудь смельчак, какие вполне могут найтись на нашей, не такой уж маленькой, планете? В любом случае, почему, собственно, нет? Неужели я так занята, что не могу заняться тем, что мне действительно интересно? В конце-то концов, гид должен знать всё о болотах! А я хочу знать всё о болотах, подумала я, и пустилась догонять силуэт в белом халате.

Глава 3

Рябь на воде

Взгляд скользнул по последним исписанным страницам. Я шёпотом повторила заключительные предложения и отложила тетрадь.

–Всё будет хорошо. Не волнуйся ты так.

Мама убрала прядь волос с моего лица, и этот лёгкий жест, выражающий уверенность и заботу, немного успокоил меня. Сегодняшняя часть работы (самая трудная и непривычная) считалась особенно ответственной. Экскурсия по планетарию. Однако, моя задача – не только ткнуть лучом лазерной указки в нужный космический объект и произнести правильное название. При удачном раскладе моя программа должна была состоять из рассказа по предмету истории Эпохи Переселенцев, а также виртуального путешествия по «живым» планетам. Меня пугало не столько длина и сложность заученного текста, сколько его банальность. Среднестатистический переселенец знает всё, о чём я собираюсь рассказать. Остальные же земляне – не показывающие носа со своей родной планеты – всё равно не услышат моих слов. Чувствовалась какая-то бессмысленность, но увы, пришлось закрыть на неё глаза и подчиниться установленному порядку.

–У тебя никогда не возникало проблем с выступлениями на публике, и теперь тебе нечего бояться.

–Всё когда-то бывает впервые, – пессимистичным голосом пробормотала я, – К тому же, я никогда особо и не светилась на публике. И, кажется, я уже всё забыла.

–Не говори ерунду.

Я вновь потянулась к тетради, но рука мамы остановила мою.

–Не стоит. Видела бы ты, как я сдавала экзамены в старших классах. Тогда бы ты знала, что значит «перегореть».

–Ты права. Просто этот год – особенный, и я не хочу, чтобы что-то пошло не так.

–Понимаю. Наверное, этот текст скучноват. Но ты ведь любишь космос. Когда будешь проводить экскурсию, попробуй задействовать чувства. Забыть на время, что за очередной строчкой следует другая, которую ты постоянно забываешь.

Возле уголков рта мамы появились тонкие, неглубокие трещинки, именуемые морщинками. Она очень любила улыбаться. И то, что от этого появляются небольшие морщинки, нисколько её не смущало.

Мама встала со скамейки и выглянула за приоткрытую дверь. Звук произносимых слов усилился, и по нему я поняла, что отсиживаться больше нельзя. Немного помедлив, я отошла к противоположной стороне комнаты, приподняла занавес и скрылась за ним. Огромную залу, размером с футбольное поле, а то и больше, наполнил голубой свет. Раздвижная дверь напротив меня издала катящийся звук, и в комнату вступили шаркающие шаги и шелест шёпота. Слегка подсвеченные лица смотрели по сторонам, их глаза блестели от неонового мерцания. Я сделала шаг вперёд и сказала вполголоса, но в то же время торжественно:

«Добро пожаловать во Вселенную!».

«Ещё вчера эта планета, наверняка, казалась вам неизвестной, пугающей далью. Вас пугала мысль о болотах. Держу пари, друзья и родственники отговаривали вас от переселения на Перфундере, рисуя страшные картины кипучих смертоносных вод. Но теперь вы здесь, под этим мерцающим небесным сводом, нашей гордостью и произведением искусства, напоминающим, что даже маленькая Перфундере – часть огромного нового мира, состоящего из наших новых домов – населённых нами планет. И сегодня я предлагаю вам вспомнить, насколько прекрасны галактики, в которых мы поселились».

И тут меня подхватило и понесло вдохновение. Я рассказывала о том, как началась эпоха Переселенцев, как были изобретены препараты, с помощью которых человеческому организму стало под силу выдерживать мощнейшие перегрузки от преодоления сверхзвуковой скорости. О том, как в использование был внедрён проект анабиоза, о том, как были возведены первые дома-купола, ставшие новой гаванью жизни на тех небесных телах, где жизнь в принципе невозможна. Наконец, как была открыта Перфундере, молодая, странная, крохотная планетка, затерявшаяся в галактике Магнезис-317, представляющей собой некий парадокс – уменьшенную копию Млечного пути, с единственной планетой, где возможна жизнь.

–Свен, а можно вопрос?

–Конечно, спрашивай, Том.

–Правда ли, что Перфундере не была объектом поиска. Её ведь нашли случайно, когда наблюдали за взрывом коричневого карлика, так?

–Совершенно верно, – кивнула я, посмотрев на русоволосого парня возле аудитории.

–Как думаешь, почему от людей столько лет утаивали открытие новой планеты.

–На то может быть много причин. Во-первых, недавнее открытие Виридин и Мирман-Руз, которых должно было хватить за глаза всем заинтересованным в переселении с планеты Земля. Во-вторых, Перфундере располагается в неудачной для полётов зоне из-за тесного расположения объектов – остатков погибшего коричневого карлика. В-третьих, строение и расположение Перфундере изначально вызывали сомнение учёных, поскольку, как я уже сказала, это планета-парадокс, по сути на ней не должно быть жизни, но тем не менее она есть. А в четвёртых…

–А в-четвёртых?

–В-четвёртых, это сама суть Перфундере – болота. При первой высадке на планету химик из группы Люка Маркюля повредил костюм, угодив в болотную жидкость. Он не пострадал, однако это происшествие, а также пара-тройка инцидентов, произошедших впоследствии, отбили у многих желание осваивать Перфундере.

По залу прошёл беспокойный шепоток. Проглотив комок в горле, я поправила прядь волос, упавшую на глаза. Ты должна быть к этому готова, Свен! Не избегай разговоров о болотах, не иди на поводу у политики подобострастного молчания. Нужно купировать тревогу на корню. Эта мысль, кажется, привела меня в чувства. Однако скорость реакции превысила естественность момента, поэтому все присутствовавшие вновь почувствовали моё волнение.