Полная версия
Водоворот Мыслей
Марья Антоновна:
– Смотри-ка, маменька, кто к нам спешит!
Сам Петр Иваныч в руке с депешей.
Бобчинский вбегает, ему открывают дверь.
– Сударыне и барыне – почтение.
Готовьте быстро стол и угощение.
Я на пиру здесь буду лишним.
Сейчас приедет к вам Всевышний!
Анна Андреевна:
– Как любите вы все преувеличить,
Скажите толком, что за личность?
Бобчинский:
– Он молод и умом остер.
Сюда к вам едет РЕВИЗОР!
Марья и маменька в полуобмороке.
Анна Андреевна:
– Ах, боже мой, а что в записке?
Бобчинский:
– Распоряжение, чтоб без риска…
Предупредить велел вас муж.
Не медлите, читайте уж. (Умоляюще складывает руки)
Анна Андреевна читает записку-счет:
– «За два соленых огурца
Три шкуры сняли, как с писца…»
С ума сошел мой муженек!
Бобчинский:
– Читайте ниже…
Анна Андреевна:
– « Мой дружок…
Ага-ага, о-ля-ля-ля.
Теперь пойдут у нас дела. (Отрывается от чтения записки)
Ну, Машенька, нам в туалете
Предстало быть… Как в высшем свете!
Марья Антоновна, вытаскивая из сумочки зеркальце:
– Мне брови до носу сурьмить
Иль выщипать совсем, как нить?
Анна Андреевна:
– Ты губки выкраси жирнее,
Ресницы смажь медовым клеем,
Чтобы к тебе взор прилепил
И никуда не отходил.
Анна Андреевна убегает, давая слугам распоряжения. Марья Антоновна тоже убегает.
МУЗЫКА И ТОПОТ КОПЫТ, ШУМ ПОДЪЕЗЖАЮЩЕЙ КАРЕТЫ. ОТВОРЯЮТСЯ ДВЕРИ. Входят: Хлестаков, Городничий, Добчинский в носках, Хлопов, Земляника и судья.
Хлестаков:
– Хорошие здесь заведения,
а завтрак – просто объедение.
Где мы так славно подкрепились?
Земляника:
– В больнице, да неужто вы забыли?
Хлестаков:
– В больнице всего десять человек?
Земляника:
– Они, как мухи, поправляются на грех…
Под чопорную музыку появляются ДАМЫ. Танец ДАМ.
Анна Андреевна:
– О, генерал! Наше почтение. (Музыка из песни Хлебниковой «Мой генерал»)
Марья Антоновна:
– Да, да, мы просто в умилении…
Городничий:
– Мое семейство: жена и дочь.
Хлестаков жадным взором оглядывает Марью:
– Приятно видеть… (в сторону)
Глаза как ночь!
Анна Андреевна загораживая дочь своим бюстом:
– Как нам приятно, не найду слова,
что вам приятно, так бы вот всегда!
Марья Антоновна загораживает мать: (обмахивается веером)
– Что Петербург, все так же на Неве?
Хлестаков:
– Там, кажется, судя по молве.
Марья Антоновна:
– Шутник, вы, право. Мы – провинциальны…
Хлестаков:
– Все пустяки
Анна Андреевна:
– Вы – гость наш званный…
Хлестаков, замечая накрытый стол, оживляется еще больше:
– К столу, пожалуйста, присядем!
Все хором: Не беспокойтесь, рядом встанем.
Хлестаков:
– Не надо церемониться, друзья…
Я с Пушкиным, бывало, господа,
Как с вами, об руку рука:
«Ну, что, брат-Пушкин, приуныл слегка?»
Анна Андреевна:
– Так вы еще писать мастак?
Хлестаков, важно задирая голову:
– Читали «Фауста»? Мои труды – вот так!
Ведь у меня такая легкость в мыслях,
Что за себя боюсь – как бы чего не вышло!
Марья Антоновна:
– Мне, кажется, что автор – Гете?
Хлестаков к ней наклоняется, говоря зловещим шепотом:
– Мой псевдоним… Звучит как форте!
Марья Антоновна громко:
– Зачем скрывать талант свой под личиной?
Хлестаков:
– От ложной скромности…
Анна Андреевна, кидаясь на него и всплескивая руками:
– О боже, ВОТ МУЖЧИНА!!!
Хлестаков:
– « Я памятник воздвиг», уж вы читали?
Анна Андреевна почти в шоке:
– Что, тоже – вы-ы?
Хлестаков:
– Цензура, « аморале»…
Пришлось скрываться меж чужих-то строчек
Анна Андреевна плачет, вытаскивая из бюста платочек:
– Позвольте, промокну слезу…
Ах, вот – платочек.
Земляника к Хлестакову, доставая блокнот с ручкой:
– Вы не изволите помедленней мысль течь.
Хочу я сохранить всю вашу речь,
Чтобы потомкам бисер искрометный
Оставить. Глаза открыть – кто Гете!
Хлестаков:
– Да-да, пишите (палец в зал) в будущее слово:
(Забирается на стул)
МЕНЯ ПРОИЗВЕДУТ В ГЕНЕРАЛИССИМУСЫ СКОРО!!!
Хлестаков чуть не навернулся со стула, его стаскивают.
Он обнимает Землянику и Хлопова:
– Бывало, Генералы, царь и я
В картишки разыграемся, друзья,
Министров всех оставим в «дураках»,
А после, веселимся на балах.
Хлестаков невзначай вытирает руки о пиджак Земляники после индюшки.
Земляника про себя, глядя трепетно на жирные пятна своего пиджака:
– О-о-о снизошел… от этой мысли млею.
Почистить этот фрак я боле не посмею.
АННА АНДРЕЕВНА РЕШАЕТСЯ РАЗВЛЕЧЬ ГОСТЯ И ПОКАЗАТЬ СЕБЯ И ДОЧКУ В ЛУЧШЕМ СВЕТЕ. Анна Андреевна подзывает дочку помузицировать.
Анна Андреевна:
– Манюша, ты талант свой вырой,
Да не скрывай, промузицируй
Марья Антоновна:
– Уроки я беру совсем недавно,
Как привезли нам фортепьяно.
Пантомимой в клоунадном духе изображается пианино. «Клавишу» изображает человек в позе отжимания, нажимают на голову ногой. «Клавиши» – массовка в два ряда в белых и черных шапочках. Играет «Чижика-пыжика», надавливая на головы массовки, те приседают и подают соответствующий ноте звук. На последнем звучании берется аккорд и нажимается клавиша продления звука: приседают белые и черная «клавиши», звук вместе и длинно. Нижняя клавиша отпускается вместе с верхними, звук обрывается. Длинной картонной коробкой закрывается импровизированное фортепьяно. На внутренней стороне нарисованы ноты на подставке. Анна Андреевна старается перещеголять свою дочурку из чисто женского эгоизма. Но это должно выглядеть чрезвычайно смешно и нелепо. Она рукой подзывает служанку, которая, повернувшись спиной к Хлестакову, поет вместо Анны Андреевны. Поет по-мужски басом, и служанку играет актер мужского пола мощного телосложения. Песня идет под фонограмму: «Э-х ухнем…» или из оперы про князя или Ивана Сусанина.
Анна Андреевна просит Машеньку станцевать:
– Мой свет, исполни по-французски
«Жеманс-де-данс» чуть в стиле русском.
Хлестаков сам пускается в пляс в стиле танго, подхватывая то Марью Антоновну, то ее мамашу.
– Прошу на танец, мадмуазель.
Марья Антоновна хватается за голову после сильного ее разворота партнером.
– Кружится все, как карусель.
Хлестаков Анне Андреевне:
– О, дайте руку мне, мадам!
Анна Андреевна с придыханием бросается на Хлестакова.
– Принадлежу всецело вам. (Танцуют)
Хлестаков запыхался.
Городничий к нему, волнуясь:
– Ва-ва-ва вашество превосходительство.
Хлестаков живо:
– Что вы хотите?
Городничий:
– Здесь из попечительства.
Земляника раскланивается:
– Богоугодных заведений.
Городничий:
– Филиппович Артемий.
Земляника:
– Артем Филиппович точнее…
Городничий принюхиваясь к Землянике:
– Здоровый дух он в теле сеет.
Городничий указывая на Хлопова Лука Лукича:
– По знаниям сей распорядитель.
Хлопов, надевая очки, представляется:
– Лука Лукич. Моя обитель-
Все школьные учреждения,
Они источник (заминка) новых веяний. (Подбирает, конфузясь: пенья, вдохновенья, оперенья).
Хлестаков пьяно на него и дружелюбно:
– Меня учили понемногу
чему-то там, но было в ногу
со временем, про что – не помню.
Но главное – чтоб было модно! (Костюм поправляет)
Что значит среднее образо-вание?
– Бывает ниже?
Хлопов Лука Лукич:
– Что вы! У нас все, как в Париже,
Все дипломаты с красною медалью
Из рук в руки в ВУЗы валом валят.
Пусть погрызут гранит науки в ВУЗах
Хлестаков смеется:
– А там уж зубы вставят в звании: зены, муза.
Городничий торжественно:
– Вот так прожить – не поле перейти
Хлопов:
– Свой след от плуга всем оставить,
Чтоб протаранить, пробуравить,
Искать не надо легкие пути!
Хлестаков, зевая:
– Похоже… я уже в раю,
Так хорошо здесь, может, сплю?
Хлестаков пристраивается на диване:
– Чего-то в сон меня клонит (начинает храпеть)
Судья, Хлопов, Земляника наклоняются к нему:
– Что вы сказали?
Затем все окружают диван с Хлестаковым.
Все хором:– Да он спит!
Городничий, оглядывая всех, качает головой и грозит пальцем:
– При важном госте без мундиров!
Ну, слава богу, пока с миром.
Все поют «колыбельную» Хлестакову:
«Баю-баюшки-баю
поцелуем вас в ступню.
Баю-баю-баю
Кто такой – мы знаем.
Баю-баю-баиньки
Пред тобою паиньки.
Накормили, как бычка,
Добежал бы до… (тс-с)»
Мужчины расходятся, переодеваясь в мундиры. Остается Хлестаков на диване, Марья Антоновна, Анна Андреевна.
Дамы окружают Хлестакова, разглядывая его:
Марья Антоновна:
– Ах, маменька, как он хорош.
В верхи он питерские вхож.
Анна Андреевна:
А как танцует, будто конь.
Марья Антоновна:
– Я вся дрожу, пойду-ка вон.
Анна Андреевна:
– Ступай, иди. Пусть голубь спит.
Во сне воркует (Х. громко храпит. Развалился до неприличности)
Славный вид. (Она его гладит по голове)
ВХОДИТ ОСИП. ОГЛЯДЫВАЕТ ХОЗЯИНА
Анна Андреевна подзывает его к себе жестом.
– Послушай, как тебя зовут?
Осип, конфузясь, в горле у него запершило:
– Осип, Осип я, сударыня.
Анна Андреевна:
– Переперчили и все недожарено?!
Осип хрипло:
– Все было вкусно, графину под стать. (Далее разговор двух глухих)
Анна Андреевна:
– Так, вы при графине, (реплика в сторону) его, видно, мать.
ПОДБЕГАЕТ МАРЬЯ АНТОНОВНА К ОСИПУ:
– Скажи-ка, дружок, глаза какой формы
Приятны ему: газели ли горной,
Или как дольки от апельсина?
Осип:
– Глазели б, глазели б, не слепую ж мужчине!
Анна Андреевна недовольно оглядывая его и притопывая каблуком. Осип, поняв, что сморозил глупость, быстро перестраивается:
– Такого не знаю сударыня, право,
Какая у глаз бывает оправа.
По мне канделябрами б очи горели,
Да чтобы с накалом, до косточек грели.
Марья Антоновна подставляет глаза, вытаскивая, неизвестно откуда, зеркальце и слюнявя карандаш:
– Маманя, рисуй, пока не проснулся.
– Быстрее, быстрее, смотри, потянулся.
ЧАСЫ БЬЮТ 4 ЧАСА. ВХОДЯТ ПРИ МУНДИРАХ НА ЦЫПОЧКАХ. СТРОЯТСЯ ПО РОСТУ, ПО ЖИВОТАМ, ПО БОТИНКАМ.
Говорят шепотом. Судья Ляпкин-Тяпкин:
– Вы, с пузом, Бобчинский, встаньте в конец,
Я прямо встану у дивана,
Тогда пойдет уж все, как надо (смотрит на Бобчинского, который пытается подтянуть живот.)
Ну, Бобчинский, вот молодец! (хлопает его по животу)
Земляника:
– Я думаю, не проскользнем,
Здесь надобно жирней подмазать.
Хлопов:
– Как будто мы на храм даем.
Судья Ляпкин-Тяпкин:
– Там разберется, эка важность.
ХЛЕСТАКОВ ПРОБУЖДАЕТСЯ, ПОДНИМАЕТ ГОЛОВУ
Хлестаков:– Ну, я всхрапнул.Все хором:– Здравия желаем.Вас с пробуждением поздравляем.Хлестаков протирает глаза:– Да вас тут целый эскадрон.Какая выправка и тон!Судья с Городничим совещаются и быстро объясняют другим:(Полушепот) _– Поодиночке и гуськом,Не в складчину ж одним куском!СЦЕНА ВЗЯТОК
Первого выталкивают оробевшего судью Ляпкина-Тяпкина. Кулак вперед, почти воинственно от инерции пинка. Кулак судьи с зажатыми в них деньгами оказывается прямо перед сонным взором Хлестакова. Сон как рукой стряхнуло.
Судья от избытка чувств орет охрипшим голосом на срыве:
– Принять извольте пять! (Раскрывает кулак. Деньги падают на пол. Пожимают друг другу руки.)
Хлестаков:
– Рад вам руку я пожать.
Хлестаков, подбирая деньги и быстро подсчитывая:
– Вы деньги уронили сотен пять!
Ляпкин-Тяпкин:
– Не мог я столько с собой взять! (Ужасаясь суммой своей взятки, своей немыслимой щедрости.)
Хлестаков кричит, строя из себя ангела справедливости. Затем, второй раз почти шепотом:
– Кто деньги обронил, откликнись!
Судья, суя ему руку с деньгами в карман:
– Они же – ваши, с этой мыслью свыкнитесь.
Хлестаков про себя (реплика в сторону):
– Они, похоже, не в себе —
Всех так встречать – урон казне.
Судья исчезает и тут же появляется следующий. Земляника.
Хлестаков все еще в своих мыслях:
– Кто хочет, будет одурачен,
Спрошу о деньгах на удачу.
Земляника:
– Я к вам пришел…
Хлестаков:
– Чего же более?
Земляника:
– Я вам принес…
Хлестаков, беря деньги:
– По своей воле…
Хлестаков ловко откуда-то достает поднос, на котором когда-то был хлеб с солью. Землянику учтиво выпроваживает, закрутив его в пируэте.
Следующие: Хлопов, Городничий и вдвоем Бобчинский и Добчинский.
Хлестаков:
– Да не стесняйтесь, вот поднос!
В порядке очереди – взнос. (Они шумят: «Я – первый!»)
Хлопов, приближаясь вплотную к Хлестакову:
– Я вам хотел бы на ушко,
Все доложить, как тут и что!
Хлестаков не дает ему договорить и разворачивает его вокруг себя:
– Сперва к подносу вас прошу,
Потом про все я запишу.
Добчинский, выворачивая карманы, глядя на Бобчинского:
– Всего-то двадцать пять рублей.
Бобчинский, рыская в кошельке:
– А у меня еще скромней.
Добчинский:
– В носок вы спрятали вчера.
Бобчинский, вытаскивая из носка деньги, сталкивается, поднимаясь, с носом Хлестакова, который желает объяснений этому нонсенсу.
Бобчинский:
– Так завалились… Вот беда.
В кармане пиджака дыра…
И сверху вниз они туда…
Хлестаков:
– Идите, было мило с вами,
Не шаркайте, прошу, ногами. (Все кланяются и расшаркиваются, спиной двигаясь к выходу. Хлестаков держится за голову, прилег на диван.)
ПОЯВЛЯЕТСЯ МАРЬЯ АНТОНОВНА с жутко накрашенными глазами. Глаза как у совы. (До бровей на вазелин вкруговую наложить грим, чтобы быстро стереть) При ее появлении всегда должна звучать одна и та же мелодия о любви лейтмотивом (Возможно из романса «Не искушай»)
Марья Антоновна на цыпочках подбирается к изголовью дивана и наклоняется над головой Хлестакова, смотря на него в перевернутом виде:
– Вам нравятся мои глаза?
Хлестаков вздрагивает от испуга, оправившись, спрашивает наугад:
– О-оо! В них ужалила оса? (Их ужалила оса)
Марья убегает в слезах.
Хлестаков садится, испуганно озираясь:
– О, Боже, что же это было,
Неужто Нечто привалило! (Громко кричит Осипу)
– Бумагу и перо, Осип!
Ну, побыстрее же неси! (Осип приносит бумагу, перо и чернила. Остается рядом.)
– Все фортели судьбы в статейку накатаю…
Видал, дурак, меня как генерала принимают!
Осип:
– Немного вы на лаврах посидели,
Попили, погуляли и поели,
Пора в дорогу, в самом деле.
СЛЫШНО КТО-ТО КРИЧИТ И СТУЧИТЬСЯ В ПРИХОЖУЮ ДВЕРЬ.
Осип:
– К тебе купцы, принять просили,
Мол, нету у них больше силы
Обиды Городничего терпеть.
ВЛАМЫВАЮТСЯ ЛЮДИ. На подносе еда. Они почти хором в один голос:
– Одни поборы, ваша честь.
Осип (деловито):
– Чего там на подносе принесли?
Хлестаков, не отрываясь от бумаги и пера (вполоборота):
– По мне деньгами б
Осип, забирая все:
– Спасибо, этим помогли.
Подносик можно тоже подарить. (Выдирает у них из рук. Заметив длинную нитку на рубахе подателей, отрывает ее зубами и – в карман себе.)
В хозяйстве пригодится даже нить.
Ступайте все, мой генерал устал.
Все поняли, что Городничий- плут, нахал.
МУЗЫКА ЛИРИЧНАЯ, можно с повторениями слова «любовь» на любых языках или романс «Не искушай». Медленно выплывает Марья Антоновна, сзади у нее на платье приколоты павлиньи перья.
Танцуя, она скользит то в одну, то в другую сторону перед Хлестаковым. Грим у глаз смыт. Хлестаков заворожен.
Хлестаков:
– Я был рассеян, не заметил блеска.
Так вы похожи… на алмазную подвеску.
Танец воркующего голубя. Полуприсед, фалды по полу, как хвост, слегка поддергивая их руками вверх. Ходит вокруг нее, затем оборот вокруг себя и курлычет: «Курлык-курлык-кур-лы-ык»
Хлестаков:
– Ах, что за перышки
Что за мысок. (Приподнимает длинное платье Марьи)
Как пахнет сладко кружевной платок. (Она играет платком у него перед носом)
Он пододвигает к ней стул, она от него на своем стуле.
Марья Антоновна:
– У вас стучит что-то в мундире…
Хлестаков:
– Наверно, сердце…
Он вытаскивает часы и проверяет время, трясет ими:
– Что, на часах опять четыре?
Марья Антоновна, отодвигаясь от него вместе со стулом, почти поучительно и торжественно произносит, стул ставит как точку-акцент:
– Любви не надобны часы! (Хлестаков поспешно прячет часы во внутренний карман, путаясь в длинной цепочке часов)
Хлестаков пододвигается к ней вместе со стулом, так же акцентируя на последнем слове и соприкосновении ножек стула с полом:
– Ну, наконец-то мы – одни!
Марья Антоновна столкнувшись с его стулом спинками (сидеть наоборот). Лицом к лицу.
Марья Антоновна вся, трепеща, голос дрожит, грудь поднимается и опускается (декольте):
– Лицом к лицу…
Хлестаков, глядя в декольте:
– Лица – не увидать.
Вскакивает на стул и заглядывает туда же уже сверху. Можно просто отбежать и руками сделать жест, охватывающий фигуру Марьи Антоновны (тогда она должна встать):
– Большое – видится на расстоянии.
Марья Антоновна:
– Не ровен час, увидит мать.
Хлестаков ползет к ней на коленях или подскакивает и падает на колени, можно проехать по полу на коленях до объекта любви. Необходим гладкий пол. Хлестаков:
– Я на коленях перед вами.
ШУМНО ВХОДИТ АННА АНДРЕЕВНА. ПАУЗА ШОКА. СЕКУНДА МОЛЧАНИЯ. Анна Андреевна без истеричного тона, а смеясь и вопросительно:
– Что вижу? Небольшой пассаж. (Подходит к дочери, грозя ей незаметно пальцем, та потупила глаза).
Хлестаков делает вид, что что-то ищет на полу. Отвернувшись про себя (реплика в сторону):
– Все, собираю саквояж!
Анна Андреевна, помогая ему встать на ноги, перед этим, поигравшись с его волосами:
– Скорее встаньте же с коленей!
Анна Андреевна женщина статная и высокая, крупного телосложения. Хлестаков, поднимаясь, становится ей по самую грудь. Он силится подняться на цыпочки. Он просто сражен масштабами красоты и мелет, что придет в голову, он искренен:
– Сударыня, я пламенею. (достает зажигалку и чиркает ею в знак доказательства)
Анна Андреевна, делая ему знаки на дочь, чтобы он был поосторожней в своих чувствах. Марья пытается быть поближе и разглядеть, что происходит между матерью и Хлестаковым, но мать от нее постоянно заслоняет все действия своим телом. В отличие от Бобчинского и Добчинского, у нее подушка или нашлепки, набивки, придающие ей объем, будут с обратной стороны, т.е. сзади. Все должно колыхаться, усугубляясь большими бантами или одним. Можно набить плотные эластичные колготки, взяв их на несколько размеров больше.
Анна Андреевна пытается его приподнять под локти:
– Да встаньте ж, пол совсем не чист.
Хлестаков, уткнувшись в нее:
– От страсти млею (снова падает на колени)
Анна Андреевна, сцепив руки:
– Как, речист!
Хлестаков, уцепившись за руку Анны Андреевны (пластически можно изобразить как отделение руки от тела, стиль «кукла»):
– Отдайте руку вашу навсегда!
Анна Андреевна:
– Мою? (пауза) Возьмите всю! Да вот беда…
Я как бы замужем слегка.
Марья Антоновна протискивается к ним и замирает в ужасе:
– Ах, маменька, что вижу я!
Анна Андреевна быстро поднимает Хлестакова с коленей и отирает платком его брюки, смотря на платок, показывает его дочери:
– Паркет не чистили три дня.
С чего ведешь себя столь шумно,
Ты будь, как мать – благоразумной.
Хлестаков поспешно хватает руку Марьи Антоновны:
– Анна Андреевна – вы мать!
Благословите!
Анна Андреевна:
– Вы – мой зять?!
МУЗЫКА, ПОЧТИ ТОРЖЕСТВЕННАЯ. ВХОДИТ ГОРОДНИЧИЙ.
Городничий благодушно:
– Приятно видеть, вы все здесь.
Анна Андреевна слегка берет мужа за плечи:
– Крепись, сейчас услышишь весть.
Хлестаков воодушевленно, на подъеме:
– Отдайте мне руку Марьи Антоны,
Не то… разбегусь и лбом о колонну (Его останавливают)
Анна Андреевна суетливо сует портрет Гоголя или книгу Гоголя мужу в руки:
– Благословляй, чего медлишь, Антоша,
Не то ваша честь себя прикокошит.
МУЗЫКА МЕНДЕЛЬСОНА. В ЭТОТ МОМЕНТ ВХОДИТ ОСИП С САКВОЯЖЕМ И ПОДНОСОМ ПОД МЫШКОЙ.
Осип деловито:– Что, барин, пора нам в дорогу?Городничий, его жена и дочь в один голос:– А свадьбу сыграть?!Осип:– Сейчас – это не модно!Хлестаков перебивает слугу:– Я скоро с подарком вернусь на неделе.Прощайте, родные!(Отвернувшись, реплика в сторону)Как вы мне надоели!Городничий, его жена и дочь в один голос:– Мы ждем возвращенья!Хлестаков:– Я скороходом, одна нога здесь, другая – в дороге.ЗА СЦЕНОЙ ШУМ ПОДЪЕЗЖАЮЩИХ ДРОЖЕК. ЦОКОТ КОПЫТ. РЖАНИЕ ЛОШАДИ.
Вбегает Осип:
– Дрожки готовы.
Городничий в возмущении:
– Зачем же на дрожках?
Осип:
– А мы по-простому.
Городничий :
– Не почину одежка.
Несите из дома шкуру медведя!
Постелем ее прям на сиденье.
Да денег возьмите себе на дорогу.
Хлестаков:
– Спасибо, родные, до слез… ну, ей богу.
(Действие происходит почти спиной к залу. Лошади не видно, но слышно, как Осип ворчит у дрожек, застилая медвежью шкуру за задней кулисой или боковой.)
ЦОКОТ КОПЫТ. ХЛЕСТАКОВ С ОСИПОМ УЕЗЖАЮТ.
Городничий облегченно вздыхает, глядит на дочь сияющими глазами. (Может озорно пригрозить ей пальцем)
Городничий к Марье:
– Ну, Марья – искусница (как молодец)
искусница (как искусительница) —вдвое.
Городничий, размахивая руками, кричит:
– Эй, слуги, трезвоньте, трубите, зовите!
Теперь наша Марья в самом зените!
ВХОДЯТ И ВБЕГАЮТ ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ. КТО ДЕРЖИТ БОКАЛ С ВИНОМ, КТО ПРОТИРАЕТ ОЧКИ, КТО ДЕРЖИТ В РУКАХ СИГАРУ. ДОЛЖНО БЫТЬ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ОНИ ТОЛЬКО ИЗ ГОСТИНОЙ, ОТ ШВЕДСКОГО СТОЛА.
Городничий принимает позу ферта (руки в боки):
– Почти королева, не вам всем чета!
Целуйте ей ручку, прошу, господа!
(Каждый испуганно подходит приложиться к ручке Марьи Антоновны)
Судья Ляпкин-Тяпкин:
– Так что же стряслось? Быстрей расскажите!
Анна Андреевна, делая из веера корону над головой дочери:
– Мы с Анной отсель уезжаем в Питер.
Наш Ревизор замуж Анну зовет,
Думали долго… Да, что за народ
здесь, в глуши… Кто оценит величье,
Всю красоту… Нужно ехать в столицу!
Городничий обходит всех, горделиво задрав голову, и поглаживая себя по животу:
– Теперь заживем! Ананасы в шампанском,
Анна Андреевна, сглатывая слюну:
– И семга, омары и сыр голландский!
Марья Антоновна:
– Свой особняк, где Невский проспект.
Городничий вставляет:
– Меня в генералы, такой вот прожект!
Марья Антоновна задумчиво:
– Он будет прекрасен всегда на заре… (Каждый о своем)
Анна Андреевна:
– А в комнате каждой… такое амбре (делает руками волнообразные движения)
Особо в бильярдной, там, где биде…
Марья Антоновна, кивая головой:
– По моде последней, с журнала «Бурдэ».
Городничий:
– Мастер французский обделает дом!
Анна Андреевна:
– Так, что и страшно-то жить будет в нем.
ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ НАЧИНАЮТ В ПОДЧТЕНИИ, ПОСТЕПЕННО, ВСЕ НИЖЕ И НИЖЕ ПРОГИБАТЬСЯ. ОБЩИЙ ФОН, КАК ШЕЛЕСТ СО СЛОВОМ (вразнобой) «ПОЗДРАВЛЯЕМ».
Судья Ляпкин-Тяпкин, наклоняясь, замечает НЕОТПРАВЛЕННОЕ письмо на столе. Начинает его читать про себя, затем в ужасе всех оповещает:
Ляпкин-Тяпкин:
– Прошу вас прекратить веселье!
Не ревизор он, а приезжий пустомеля.
Он нас в посмешище всех превратил,
Обчистил всех и – тут-то был.
Дамы за сердце и почти в один голос:
– Не может быть, да здесь ошибка.
Ляпкин-Тяпкин сует им под нос письмо и читает вслух:
– «Две дуры, но приятны шибко»
Земляника подбегает к Ляпкину-Тяпкину. Ляпкин-Тяпкин продолжает, смеясь над Земляникой:
– А вы – так совершенная свинья
И луком прет от вас всегда.