Полная версия
Прометей каменный век
Прометей каменный век
Ивар Рави
© Ивар Рави, 2021
ISBN 978-5-0055-0185-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Прометей: каменный век
Глава 1. Пропавшие пирамиды
– Михаил, посмотри, ты такое видел? – позвал я напарника, удивленный картиной, представшей перед моими глазами, рассматривая из купола МКС звездную карту космоса. Станция в этот момент пролетала над обратной от Солнца стороне Земли, внизу ярким огнем горели светлячки городов, сливаясь в мерцающие пятна.
– Что там такое? – Михаил, оттолкнулся от переборки жилого модуля «Tranquility», подплывая ко мне.
Я притормозил его рукой, помогая остановиться. В условиях невесомости всегда приходилось страховать друг друга. Я указал направление: прямо по курсу движения станции в космосе на траектории нашей орбиты было непонятное слабое свечение, ограниченное по периметру темным барьером.
– Космическая радиация взаимодействует с мусором на орбите, – высказал свое мнение Михаил после минутного молчания.
– Почему тогда мы не видим звезд в области этого свечения? Про радиацию и мусор я сам думал, но мусор тоже летит со скоростью идентичной нашей, а здесь все стационарно, мы приближаемся к этому свечению, – не согласился с предположением коллеги.
– Это радиация и мусор, они дают оптические иллюзии, я лучше в этом разбираюсь, – категорично отрезал Михаил.
Я не стал с ним спорить, он уже второй раз на Станции, есть опыт работы в открытом космосе. А всего лишь я новичок, увлекшийся на последнем курсе медицинского института космической медициной и только благодаря высокой протекции попавший в Плесецк. Благодаря той же протекции, я оказался самым молодым космонавтом в истории освоения космоса, который попал на МКС: двадцать восемь мне исполнится только через неделю. Михаил же был из старожилов: немногие в его возрасте дважды побывали на МКС, в том числе и руководители миссии.
Область свечения по мере нашего приближения становилась больше, еще минуту минут назад она была размером с бильярдный стол, сейчас свечение было размером с футбольное поле. При нашей скорости мы войдем с ним в соприкосновение через минуту.
– Михаил, может, доложим в ЦУП, что наблюдаем странное свечение?
– И что мы скажем? Что видим космическую радиацию? Пока сигнал дойдет и нам ответят, мы уже будем далеко от этой радиации, – лениво откликнулся Михаил.
Я оттолкнулся и поплыл по воздуху, хватаясь за петли в модуле, чтобы доложить в ЦУП.
– Ты куда? – остановил меня вопрос Михаила.
– Свяжусь с Землей, запрошу инструкции, доложу о свечении.
– Ты медик?
Вопрос был риторический, не дожидаясь моего ответа, Михаил продолжил:
– Вот и занимайся своими прямыми обязанностями, снимай показания, проводи тесты. Когда связываться с ЦУПом решать мне, тем более мы сейчас в зоне неустойчивой связи.
Для меня было странно видеть такое пренебрежение инструкцией от опытного космонавта, который второй раз на МКС. Но настаивать не стал, в последнее время Михаил был сам не свой, постоянно срываясь на крики и оскорбления. Только необходимость неукоснительного соблюдения своих должностных обязанностей, предусматривающих, в том числе, и полную подчиненность командиру, сдерживала меня от конфликта. Я знал, что перед стартом миссии, Михаил развелся с женой. Точнее она оставила его, мотивируя тем, что муж должен быть рядом с женой, а не болтаться на орбите в четырехстах километрах над ее головой. Официально развод они не оформили по просьбе Михаила. этот факт мог стать тормозом для его участия в миссии. Позавчера он почему-то решил поделиться со мной, мне было его по-человечески жаль, но он скрыл это от руководителя полетами. что являлось грубым нарушением.
Мы с интересом наблюдали за приближавшимся свечением, похожим на полярное сияние. Я заметил, как вспотел мой напарник, несмотря на систему терморегуляции в модуле. Вцепившись в ручку на стенке комплекса, мы через иллюминаторы купола с замиранием сердца дождались момента, когда курс МКС пересек странное свечение. Абсолютно ничего не произошло, в этот момент Станция закончила виток вокруг Земли и яркие лучи Солнца приветствовали нас, скользя по иллюминаторам и освещая наши лица.
Михаил вернулся в жилой модуль, мне же предстояло снять показания с лабораторного модуля «Destiny», чтобы отослать на мыс Канаверал. Соглашение российско-американского сотрудничества в области космоса продолжало действовать, несмотря на политические разногласия. Путь в «Destiny» лежал через узловой модуль «Юнити», две промежуточные фермы для хранения негерметичных грузов. Это в фантастических фильмах герои топают по своему кораблю, словно на прогулке по набережной. В действительности приходилось плыть по воздуху, хватаясь за специальные ручки на боковых панелях модулей и ферм. Если слишком сильно оттолкнешься, пролетишь мимо отсека, чтобы этого не случилось, везде есть специальные ручки и петли.
Сняв показатели, тем же путем возвращаюсь назад. Теперь все данные надо вбить в компьютер и отослать в Хьюстон. Никакой романтики, целый день снимаешь показания приборов, отмечаешь звездную карту космоса и читаешь. Читал я много, рядом спутники, интернет скоростной. В последнее время увлекался больше постапокалипсисом, попаданством. Правда «попаданцы» в книгах были мастера на все руки: помнили наизусть все технологии раннего Средневековья, становились графами и князьями и, конечно, все местные девки были от них без ума. Особенно умиляло, как далекие от геологии главные герои находили железную руду, осваивали плавку металла и ковку ножей, сабель и иных инструментов.
Михаил дважды выходил в открытый космос: один раз работал с манипулятором «Kibo» снаружи одноимённого герметичного отсека, второй раз, чтобы настроить солнечные панели модуля «Заря». Когда я снова вернулся в жилой модуль, МКС подлетала к границе тени, так мы называли часть Земли, где в настоящее время была ночь. Михаил завис в воздухе с наушниками, слушая музыку. На станции не абсолютная невесомость, через какое-то время тело медленно опускается, соприкосновения с полом бывает достаточно, чтобы снова на время зависнуть в воздухе.
МКС пересек границу тени, я сделал несколько снимков звезд автоматической камерой с внешней стороны станции и направил на Землю, чтобы сделать снимки ночной Земли, которые в последнее время пользовались бешеной популярностью из-за цветовой гаммы освещенной Земли с высоты четырехсот километров. Не поверив камере, я выглянул в иллюминатор: Земли не было! На месте где обычно всегда находилась Земля, играя разноцветными пятнами, освещенных ночью городов, была просто темнота. Я протер глаза и посмотрел снова, никакого намека на наш голубой шарик.
– Михаил! Михаил!
Вспомнив, что он дремал и слушал музыку в наушниках, я оттолкнулся чересчур сильно и еле успел ухватиться за ручку на повороте в жилой модуль. Михаил недовольно открыл глаза при прикосновении и, вынув наушники, спросил недовольным голосом:
– Что там опять, Макс, свечение? Хватит паниковать, все под контролем.
– Земля, Земли нет, ее не видно!
Михаил посмотрел на меня как на больного: «перегрелся пацан, второй месяц в космосе, нервы сдают».
– Кто ее украл, клинганы?
Увидев, что шутка не нашла поддержки, он оттолкнулся от переборки со словами:
– Ну, пойдем, найдем нашу Терру.
Я вслед за ним оттолкнулся в сторону Купола, надеясь, что просто обознался и готовый к тому, чтобы выдержать любые насмешки со стороны коллеги.
Михаил раньше меня доплыл до обзорных иллюминаторов Купола и приник к ним. Я остановился на полпути, ухватившись за свисавший с купола кабель, питающий наружную аппаратуру фото и видеофиксации.
Михаил обернулся ко мне. На его лице было написано полное недоумение:
– Может, мы совершили переворот и сейчас летим лицом к космосу и спиной вперед? – озвучил он единственное, на мой взгляд, правдоподобное объяснение.
– Давай посмотрим через модуль «BEAM», там другой угол обзора, – предложил я, чтобы не молчать.
Ситуация меня нервировала, ни в одном сценарии при подготовке полета в космос, такого не предусматривалось.
– Не пойдет, вернемся в жилой, выведем на экраны картинку американского модуля Коламбус и японского Кибо, – сказал Михаил.
Эти модули находились по разную сторону друг от друга, как боковые плавники у рыбы.
– Хорошо.
Я следовал инструкции, старший в команде принимает решение до тех пор, пока нет явных признаков его недееспособности. Несколько минут Михаил по очереди выводил изображение с камер различных модулей. Земли не было.
– Вызови ЦУП, – Михаил откинулся назад, совершая сальто с поджатыми ногами.
Этот трюк ему удавался куда лучше, чем мне, может проблема была в моем вестибулярном аппарате. Все попытки связаться с ЦУПом не дали успеха ни в сверхкоротком, ни в коротком диапазоне. Передатчики молчали, был слышен только космический шум, видеосвязь тоже не работала.
Первое правило в космосе – не паниковать. Паника сгубила американцев на их Аполлоне 13. Усилием воли, держа себя в руках, я спросил ровным голосом:
– Может то свечение сожгло все средства связи?
– Это была радиация и мусор, – устало возразил мне Михаил. – А, если бы на Земле в один момент выключили электричество, мы увидели бы Землю? Может, просто проблемы со светом, типа мощный выброс солнечной энергии, и энергосистемы стран не выдержали. Сейчас идут ремонтные работы и скоро все восстановят.
Теория показалась мне разумной, ведь и раньше были солнечные вспышки, выводившие из строя энергосистемы целых стран. Тогда и феномен со свечением понятен, это был поток остаточной плазмы.
Больше мы не разговаривали, медленно текло время, до окончания витка вокруг Земли оставалось двадцать минут, когда мне в голову пришла мысль, от которой я чуть не подпрыгнул:
– Никуда Земля не исчезла, мы летим в темноте. Потому что Земля прикрывает от нас свет Солнца! Наверное, на планете объявили час экономии электричества или глобальный сбой, – я цеплялся за любую соломинку.
– Молоток!
Михаил даже сделал два кувырка, но, не рассчитав, коснулся переборки. Теперь становилось понятно – катаклизм в космосе вызвал нарушение электроснабжения, потому и связи тоже нет.
Станция вынырнула в солнечный свет, вырвав из наших глоток радостный крик. Внизу под нами виднелась наша родная голубая планета. Сейчас мы пролетали над Европой, пересекая Средиземное море, следом очередь Африки, я увижу любимые пирамиды, потом мы пролетим весь африканский континент, издали наблюдая Антарктиду. Через виток пролетим над Москвой, Кавказскими горами, и так, смещаясь с каждым витком. Средиземное море кончилось, отчетливо виден Нил, я ищу взглядом пирамиды. Не найдя, приникаю к окуляру камеры, используя зум, вижу цепь гор Алжира, при максимальном разрешении камеры вижу два крупных рукава Нила. Но пирамид нет, их просто нет!
«Это просто нервы и усталость, замылился глаз», – подумал я, делая прицельные снимки Нила и Египта в разных секторах. Сейчас отправлю изображение и там с хорошей визуализацией спокойно налюбуюсь на это чудо человеческих рук.
Проходя к своему рабочему месту, вижу, что Михаил пытается связаться с ЦУПом. Потеряв терпение, он вызывает Хьюстон, затем космодром Куру. В ответ только тишина, нарушаемая радиационными всполохами в космосе. Вывожу фотографии на экран, листаю, но пирамид упорно не нахожу. Снова звать Михаила не хочется, хватит его подколов, после того, как оказалось, что я развел панику, решив, что Земля исчезла. Возвращаюсь в купол. МКС проплывает над юго-восточными берегами Африки, виден Мадагаскар.
– Не может быть, чтобы так долго не было связи, – Михаил, то ли задает вопрос, то ли констатирует, – не нравится мне все это.
– Ничего больше странного не заметил? – я колеблюсь недолго, отодвигаюсь в сторону и освобождаю экран. – Это Египет, вот Нил, хотел увидеть пирамиды, мне не удалось, сделал фотографии в максимальном разрешении, смотри сам.
Я поднимаюсь со стола. Михаил садится и, прикасаясь к сенсорному экрану, перелистывает страницы. Перелистывает второй и третий раз, потом оборачивается ко мне с глупым выражением лица:
– Где пирамиды, Макс?
Глава 2. Стадии принятия неизбежного
Шок, связанный с моментом, когда мы не увидели ночную Землю в огнях, практически сразу перешел в стадию отрицания, когда на фотографиях, сделанных при максимальном разрешении, не оказалось египетских пирамид, этих гигантских построек, видимых из космоса невооруженным взглядом.
– Этого не может быть, ты просто взял не ту область, – Михаил был раздражен. Конечно это было несправедливо, мне ли не знать, что фотографирую.
Тем не менее, не желая обострять и без того напряженную обстановку, я произнес примирительно:
– Может быть, я действительно ошибся, повторим на следующем витке с боковым упреждением, а через пару витков мы сможем сфотографировать Великую Китайскую Стену, если связь к этому времени не восстановится.
Я снова снял показания с американского, российского и японского оборудования, центр управления которыми находился в соответствующих модулях. В очередной раз мы пересекли границу тени, и снова Земли не было видно, хотя звездная карта была видна прекрасно. Я дважды пробовал вызвать ЦУП на связь, вызывал и Хьюстон и Куру. Ответом была лишь тишина, изредка нарушаемая радиоактивным фоном космоса.
Отсутствие связи было крайне странным, с тех пор как на орбите действовала многофункциональная космическая система ретрансляции на базе спутников «Луч», пропала зависимость связи, от пролета по противоположной стороне планеты. Конечно, космическая радиация могла вызывать помехи, но чтобы такие длительные?
Когда МКС снова пролетал над освещенной территорией планеты, Михаил сам делал фото, сам выводил их на экран, надеясь увидеть пирамиды.
– Угол съемок слишком тупой, искривление световых лучей могут наложить искажения, поэтому мы ничего не видим на фото, – подытожил он, убедившись, что искомых объектов на фотографиях нет. Михаил раздраженно встал, уступив мне место.
Мы решили пообедать, ведь на наших часах, настроенных по московскому времени, было время обеда. В космос нельзя взять пищу в привычной нам упаковке. Туда берут, как правило, сублимированные продукты. Перед сублимацией приготовленные блюда замораживают при помощи жидкого азота, разделяют на порции и извлекают лишний лёд. Такую еду упаковывают в специальные вакуумные пакеты. Даже суп сохраняют только в порошкообразном виде. К такой еде со временем привыкаешь, но периодически хочется жиденького супа или борща. На космической станции все продумано так, чтобы мусора было как можно меньше, но его все равно всегда бывает много.
Обычно мы собирали бытовой мусор в плотные герметические мешки, утрамбовывали его по мере возможности и хранили в модулях, недалеко от стыковочных шлюзов. Когда грузовой корабль «Прогресс» доставлял грузы и питание на МКС, мусор переносился в грузовой корабль, который после отстыковки отправлялся на планету, где и сгорал в плотных слоях атмосферы.
Мы были на станции второй месяц, сменив американскую пару астронавтов. Через сорок дней нам на смену должен был прилететь интернациональный состав из четырех человек: двое россиян, француз и японец. Вместе с ними будет доставлен запас полезного груза и питания. С учетом того, что грузовых кораблей пока не планировалось, к концу их миссии, мусором будут заставлены практически все модули. Но это была их проблема, а не наша, нас в данный момент интересовало отсутствие связи, если пирамиды мы могли просто не увидеть, то связь отсутствовала уже больше четырех часов.
В любом центре управления полетами есть несколько резервных систем электропитания, а также вспомогательные и дублирующие, все они сверхнадежные. Я снова попробовал вызвать ЦУП и снова с нулевым результатом. После трех витков станции вокруг планеты мы вышли на широты и долготы Китая, Дважды делая виток, мы сделали не менее ста фотографий, но Великой Китайской Стены на них не обнаружили.
«Нет пирамид, нет Китайской Стены, тогда посмотрим на огромные городские агломерации», – с этой мыслью снова засел за камеру, наводя объектив по координатам крупных городов. Отдельные здания из космоса не увидеть, но сами города, четкие линии широких проспектов и просто городской контур, должен быть виден. Но не было на фотографиях ни Москвы, ни Пекина, ни Нью-Йорка. Не было ровных квадратов полей, лоскуты которых можно увидеть по однотонной окраске даже с космоса.
Проанализировав все фотографии, мы упали духом. Ситуация не поддавалась логическому объяснению: под нами крутится голубой шарик, именуемый нами домом, но выглядит он чужим. Не было связи, не было знакомых культовых строений планеты, не было городских агломераций. Перебирая фотографии, наткнулся на нечто потрясающее: было несколько снимком области Черного моря и Суэцкого канала. Черное море оказалось внутренним морем без связи со Средиземным, а Суэцкого канала не существовало вообще. В проливе Ла-Манш существовал архипелаг из островов.
Земля изменилась и изменилась очень сильно: шапки полярных льдов были больше в разы. На месте африканских пустынь, видных из космоса, был ландшафт характерный для саванны. Огромная дельта Нила, простиравшаяся на десятки и сотни километров, стала меньше втрое. Каспийской море было больше втрое, по-крайней мере мне так показалось. С каждой новой фотографией. мы находили все больше изменений, свидетельствовавших, что под нами не привычная нам планета.
Я чувствовал, как внутри меня нарастает паника, готовая перевести меня в истерические состояние. Сделав над собой героическое усилие, обращаюсь к напарнику:
– Слушай, Михаил, а может это не наша Земля, ведь существует теория параллельных Вселенных?
– Х..ню не неси, – Михаил переходил в стадию гнева, неизбежно следующую после отрицания.
Я все еще находился в стадии отрицания. Михаил внезапно оживился и спросил:
– Эй, любитель фотографировать, ты несколько дней назад или еще раньше снимал пирамиды, Стену и прочие хрени?
– Снимал и не раз, пожалуй даже много раз, – ответил я, не понимая вопроса.
– Вот сейчас и посмотрим, видно ли всю эту хренотень на тех фотографиях! – он легкими касаниями экрана открыл архив и начал просматривать фотографии, отснятые днями ранее
Через пару минут отсортировав их по координатам, Михаил повернул экран так, чтобы и я мог хорошо его видеть. И я увидел, увидел полуромбики пирамид, размерами не больше спичечного коробка, снятые под разными ракурсами. Где-то видна одна, а где-то и пара пирамид. Китайская Стена также обнаружилась, виднеющаяся еле заметной змейкой. Были видны контуры многих крупных городов, все они были день назад, сейчас не было ничего.
Только сейчас обратил внимание, что нет интернета. Озабоченный фокусами со связью и отсутствием знакомого ландшафта, я не пробовал войти в интернет раньше.
– Михаил, интернета нет!
Если связь могла пропасть по технической причине, то спутники вращались на орбите, не могло же их что-то вывести из строя. Оборудование на МКС не пострадало и функционировало в штатном режиме.
– Макс, какие мысли приходят тебе в голову? – Михаил успокоился и, видимо, хотел проанализировать ситуацию.
Я вспомнил «Машину времени» Герберта Уэльса и выдал первое, что показалось логичным:
– Мы или в будущем, через огромное время и видим Землю без следов человечества, либо мы в прошлом, еще до признаков цивилизации. Есть еще вариант, что это параллельная Вселенная, и мы видим двойник нашей планеты.
На этот раз Михаил не стал стебаться и, немного подумав, уверенно сказал:
– Мы в будущем, человечество, скорее всего давно покинуло Землю, наверное из-за климата. Мы уже жили при критических нормах углекислого газа в воздухе и каким-то образом мы перенеслись на сотни, тысячи или десятки тысяч лет вперед. А наши потомки сейчас, вероятнее всего, живут на Кеплере или на Проксиме Центавра, в зависимости от уровня прогресса в то время, когда они были вынуждены покинуть Землю.
– Михаил, а может мы в прошлом?
– Время нельзя повернуть вспять, если скачок во времени, то только вперед.
– А параллельная Вселенная?
– Еще Хокинг доказал, что если бы они существовали, то нельзя попасть из одной в другую, именно такая невозможность и могла допускать само такое существование. Его объяснение было мне непонятно, но выглядело логичным. Таким образом, получалось, что мы сделали скачок во времени.
– Михаил, то свечение, через которое мы пролетели, ведь после него все изменилось?
– Мне на ум приходит единственное логическое объяснение – это была «кротовая нора».
Михаил подлетел ко мне и продолжил:
– Это конечно теоретически, но существование таких «кротовых нор» впервые было озвучено еще очень давно. И согласно авторитетным ученым именно такие «червоточины» позволяют путешествовать в пространстве и времени.
Михаил замолчал, но спустя пару минут воскликнул:
– Если мы доберемся до своих потомков, мы знаменитости, Макс! Мы первые кто прошел через кротовую нору!
– Если это не параллельная Вселенная, – возразил я, не готовый так быстро отказаться от своей теории.
– О параллельных Вселенных ученые даже не спорят, а что касается «кротовых нор», то в этом вопросе есть много теоретически проработанных гипотез. В любом случае сейчас нам надо думать, как быть дальше и какие действия предпринять. Так что работаем в штатном режиме, пока в голову не придет умная идея.
Михаил оттолкнулся, вернулся за главный дисплей и начал просматривать параметры телеметрии станции.
Он рассуждал здраво, снова становясь похожим на самого себя, опытного тридцатидвухлетнего руководителя миссии. Стадия торга неизбежного повлияла на него положительно, это вновь был умный целеустремлённый человек. Теперь он торговался со временем, из всех трех вариантов, предложенных мной, перемещение в будущее оказывалось благоприятным по ряду причин.
У нас, по крайней мере, оставалась мизерная надежда, что наши потомки, бороздящие космос, смогут нас спасти, если только суметь подать им сигнал. Идея эта пришла в голову Михаилу, однако именно я вспомнил, что у нас много солнечных панелей, есть переменный ток, преобразованный из энергии солнечного света, и есть, наконец, свет, ведь световые сигналы подавались людьми еще в каменном веке с помощью костров. Михаил оценил идею как «умную» и рожденную симбиозом двух интеллектов на орбите прародины человечества. Мы с энтузиазмом принялись ее реализовывать.
– Значит, так Макс, у нас есть два варианта, немедленно садиться на планету, или попробовать отправить в космос радиосигнал. Сесть мы всегда успеем, но вначале надо попробовать подать сигнал. если мы в далеком будущем, вполне вероятно, что сигнал смогут отследить. И даже после приземления, нас можно будет найти. – Мне нечего было возразить на такое, было сожаление, что не связался с ЦУПом, прежде чем мы пересекли область аномалии.
Следующие несколько дней, мы занимались созданием радиосигнала, способного послать в глубины космоса сигнал SOS обычной морзянкой. При этом оба совершенно напрочь не хотели думать, сколько сотен лет сигнал может идти, если человечестве обитает где – то в глубинах Вселенной. Работал в основном Михаил, имевший знания в радиотехнике, а я приносил и подавал нужные предметы.
У нас был запас еды почти на два месяца, при том, что нас должны были сменить через сорок дней, но это жесткое правило на МКС – запас всегда должен превышать потребность. Михаил предложил урезать рацион и растянуть его на три месяца, даже если наши потомки получат сигнал, то неизвестна скорость их кораблей и сколько им придется лететь. Все это было вилами по воде писано, но более умных идей у нас просто не было. Будет обидно, если мы умрем от голода, не дождавшись помощи.
В последующие дни я с неизменным упорством фотографировал планету, но, увы, никаких следов человечества не обнаружил. Не было также писка в эфире и вскоре мы перестали надеяться, что это авария или просто сбой. Мы были одни на орбите планеты, и нигде не было даже намека на присутствие человека. Ни на Земле, ни на орбите не было следов спутников при триангуляции. А ведь на разных орбитах над планетой вращаются тысячи спутников, запущенных людьми в разные годы.
На седьмой день при пролете через «кротовую нору» Бог не сотворил нам людей, но маленький камешек из космоса сотворил настоящую беду. Пробив две секции солнечных панелей по правому борту, камешек разнес и радиаторный модуль. У нас было еще два радиаторных модуля и потерю одного можно было перенести, но уровень жидкости на станции стал понижаться. Вода всегда дефицит на МКС. Неограниченный запас нельзя взять, а организму всегда нужна жидкость, поэтому моча очищается, фильтруется и вновь поступает в общий объем воды. Каждая капля, вытекающая из разбитой радиаторной, укорачивает наши дни.