Серебряный. Поиск дорог

– Что там у вас? У тебя какие-то новости?

– Ваш приказ выполнен: Эшдар отстроен, гарнизон укомплектован, граница охраняется. Если в ближайшее время вы назначите нового наместника севера, ему не придется разгребать ворох проблем. Сейчас там все спокойно.

Император нахмурился.

– Я не понимаю, о чем ты? Разве я уже не назначил управляющего северной квотой?

Дим достал из внутреннего кармана сюртука лист бумаги свернутый в трубочку и перевязанный лентой, протянул правителю.

– Это прошение о моей отставке.

Аурино взял, медленно развязал ленту, смотря в глаза своему бывшему главному советнику, развернул, но не стал читать.

– Что ты намерен делать дальше?

Дим пожал плечами.

– Уеду в имение. Мама до сих пор обижается на меня, что я бросил ее одну со всеми делами.

Взгляд императора стал жестким. Он опустил глаза, быстро пробежался по строчкам. Бросил бумагу на стол.

– Хорошо! – всплеснул он руками. – Я признаю – это назначение было перебором. Мы повздорили, и я поддался эмоциям. Ты мне нужен здесь. Ты еще не ответил, что произошло на праздничном шествии, не предоставил отчет о Мюрджене, о том, что произошло на севере, откуда Астрэйеллю ждать нового нападения, в конце концов, ты единственный, кто может руководить этой махиной, которую сам создал. Без тебя все встало.

– Дом Иланди в лице его главы и первого наследника служит вам, ваше императорское величество. Я имею право распоряжаться своей жизнью, как хочу.

– Это тебе только так кажется, Димостэнис, – император отвернулся от него и отошел к окну.

Дим стиснул зубы, но ничего не ответил на выпад.

Аурино молчал. Повернулся, просверлил взглядом, сорвался с места и вернулся к нему.

– Она – обладает той же гранью дара, что и я! Той самой, которую ты для меня открыл. Ты представляешь, какой силой может быть наделен наш наследник?!

Димостэнис смотрел в пол. Только чтобы не встречаться с взглядом этих почти прозрачных глаз. Только не видеть в них пустоту. Не видеть холод и насмешку над его мечтами.

– Поздравляю, ваше величество, – глухо ответил он, – надеюсь, ваши ожидания оправдаются.

– Зря ты так, – неожиданно мягко проговорил император, – я предложил ей должность главного целителя. Что ты можешь дать ей? С ее ярким даром. Тем более сейчас, когда ты сам решил стать управляющим родовым поместьем. Глушь провинции?

– Она согласилась? – против воли поинтересовался Димостэнис. Ему хотелось еще хоть немного поговорить о ней.

– Ты думаешь, от такого можно отказаться?

Дим пожал плечами. Его Лала не нуждалась во всей это мишуре, а что надо Олайе Дайонте, будущей императрице, он не знал.

– Не так давно вы хотели сделать избранницей другую девицу. Готовы были даже рискнуть короной ради нее.

Аурино смерил его тяжелым взглядом.

– Агния сбежала от меня перед самым Балом Цветов, – неожиданно признался он.

– Видимо, ей не очень понравилось, что вы хотите заключить союз с другой.

– Она ослушалась меня. Сделала то, чего не должна была.

– Расстояние от вашей благосклонности до немилости всего маленький шажок, – едко проговорил Дим.

Император проигнорировал его замечание.

– Она носит моего ребенка. Я сказал, что он не должен появиться на свет.

– Вы знаете, чем это решение может обернуться для нее.

– Я знаю, чем ее ослушание может обернуться для меня, – резко произнес правитель Астрэйелля.

– Зачем вы все это говорите мне?

– Я хочу, чтобы ты нашел ее. И вернул.

Дим едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Неужели Аурино всерьез считает, что он будет что-то делать для него?

– Если ты сделаешь это, – правитель словно прочел его мысли, – я благословлю твой союз с Олайей. Как тебе такая сделка?

Димостэнис изумленно смотрел на человека, стоящего перед ним и не мог поверить, что это тот самый Аурино, которого он знал столько аров.

Тот самый Аурино, который пришел ночью в его дом, чтобы рассказать о несчастной любви и просить совета. Тот самый Аурино, который не так давно благодарил его за спасение своей жизни. Тот самый Аурино, который просил не бросать его наедине с пятью наставниками, не дающими ему свободно жить. Тот самый Аурино, который мальчишкой вытащил его едва живого из подвалов его собственного имения.

Тот самый Аурино, для которого он навсегда превратился в Серебряного.

– Благословит Талла ваши дни, ваше величество, – склонил он голову и покинул императорские покои.

Император сильно просчитался, что ему интересна эта сделка. Это Аурино привык к людям относиться как к вещам. Для него самого желание Олайи – закон. Она отказалась от него – значит, пусть будет так. Нет смысла бороться за то, что тебе не принадлежит.

Людей во дворце стало больше, казалось, на каждом шагу он встречал кого-то. Сейчас ему это было безразлично. Он знал, что последний раз идет по этим коридорам, что больше никакая сила не заставит его вернуться сюда. Ему не нужно больше копаться в грязи, оставленной императорскими прислужниками, не нужно заботиться о благополучии его величества и его подданных, раскланиваться с теми, кого он не желал видеть. Просто уйти и навсегда вычеркнуть из жизни все, что связано с хозяином этих мест. Теперь он принадлежит лишь самому себе.

Димостэнис свернул в один из боковых коридоров, ноги сами вынесли его сюда. Террасы на заднем дворе. Здесь можно было вырвать несколько мгновений у суеты проходящих дней и сплести пальцы в мимолетном прикосновении, сорвать быстрый поцелуй, коснуться волос.

Одно незаконченное дело у него все же осталось.

Дим вышел на балкон, облокотился на перила, стал ждать. Легкие шаги и тихий шорох платья подтвердили его правоту. Он знал, что она придет сюда. Сплетни по этим длинным коридорам разлетаются гораздо быстрее, чем ноги успеют вынести из всех переплетенных закоулков.

Димостэнис повернулся.

– Приветствую вас, сэя, – сдержанно произнес он. Держаться надо было не долго, лишь выполнить то зачем он сюда пришел.

Олайя зажмурилась, пальцы непроизвольно сжали ткань платья. Потом ресницы дрогнули, и ее взгляд остановился на его лице. На глазах, щеках, губах, спустились на шею, вновь поднялся к губам. Она здоровалась с ним, ласкала глазами, окутывала в ту нежность, которой всегда так щедро одаривала его.

– Благословит Талла ваши дни, – прошептала Олайя. Ее губы дрогнули, она попыталась улыбнуться. Черты лица исказило отчаяние. – Я… я хочу попросить вас вернуть то, что принадлежит мне.

Упавшие слова разорвали плен, в который он попал, вновь увидев ее.

– Мою душу? – горько спросил Димостэнис. – Мое сердце? Всего меня?

Плечи девушки тихонько вздрогнули.

Зачем он говорит ей это? Ведь именно за этим он и пришел. Вернуть то, что она так неосмотрительно отдала ему.

– Простите, сэя. Я не позволительно веду себя.

Дим расстегнул сюртук, пальцы предательски дрогнули. Рванул платок, завязанный на шее, рубаху, нащупал шнурок, когда-то надетый ей самой.

– Нет! – воскликнула Олайя. – Нет! Нет! Нет! – она стремительно подошла к нему, положила ладонь на шнурок, останавливая. – Лилию. Я прошу вернуть мне лилию.

Они замерли. Ее пальцы опустились на грудь, лаская его, поднялись на шею, на лицо.

– Зачем, Лала? Зачем ты сделала это?

– Разве я что-то значила в вашей жизни? – горько усмехнулась она.

– Как ты можешь говорить такое?!

– Не вы ли признались императору, что я для вас всего лишь дочь Талла Дайонте и ключ к его книжному богатству.

Вот значит, как, ваше величество! В бою все средства хороши?

Дим пытался собрать разбежавшиеся мысли воедино.

– Ты поверила?

– Ты говорил?

– Говорил! Уже тогда у нас с ним были разногласия. Я не мог доверять ему и не хотел, чтобы тебя, наших отношений касалось то, что может их осквернить. Я хотел сберечь их только для нас.

Она, слегка отвернувшись от него, смотрела в сторону.

– Мне он сказал, что ты никогда не стала бы мой избранницей. Так как для тебя дороже положение в обществе, чем жить с изгоем и неудачником.

Он приблизился к ней. Потянул руку, касаясь волос.

– Я не поверил.

Олайя прикрыла глаза. Из-под закрытых ресниц предательски скатилась слезинка. Димостэнис коснулся ее губами.

– Родная моя, ангел, – он прижал ее к себе, – златовласка, что они сказали тебе? Чем напугали? Пообещали, что убьют меня?

Дим прикасался к ее щекам, носу, губам, подбородку беспорядочными, быстрыми, жадными поцелуями, понимая, что вдали от нее он не представлял даже десятой, нет сотой доли того, как он, на самом деле, соскучился.

Олайя положила руки ему на плечи, ее дыхание прерывалось, пальцы до боли впились в шею, губы терзали его. Она словно хотела вырвать его у обстоятельств, которые вдруг по каким-то нелепым причинам стали сильнее них.

– Помнишь, ты говорила, что мы можем сбежать? – Димостэнис мягко оторвал ее от себя, – давай сделаем это сейчас.

– Нет, – дрожащими губами прошептала девушка.

– Почему, Лала?! Там в пещере, в нашу последнюю встречу, ты говорила, что мы две половинки друг друга, что ты любишь меня, что ты только моя!

– Там в пещере, – Олайя решительным движением вытерла слезы, – я еще не знала, что могу стать императрицей!

Лучше бы его вправду убили. Как ему теперь дальше жить с этим признанием? Она всадила свои слова в сердце вернее всякой стали.

Олайя бросила на него последний взгляд и медленно пошла по длинному коридору.

Глава 3

Дим шел по белоснежным, строгим улицам столицы. Остановился, прислушиваясь к далеким, но все еще незабытым ощущениям. Сердце свела тоска, грусть от того, что уже никогда ничего не будет как прежде. Что уже ничего не вернуть. Бело-серебристых улиц, которые он привык не замечать, уютного дома, где его всегда ждал Хорун, величия дворца с его длинными прохладными коридорами.

Не вернуть Олайи. Ему не хватало Эфранора, потому что она была здесь. Жила в одном из домов, ходила по этим улицам. Он знал, что ему никогда не забыть золотых кос и веснушек. Царство голубых цветов и зеркальных озер. Как она закутанная в темный плащ с головы до пят каждый вечер проскальзывала в его дом. Ночи, проведенные без сна, невыносимость расставания с первыми лучами Таллы. Полеты на ярхе, когда она прижималась к нему, крепко обнимая за шею, и они взлетали под самые облака, отрываясь от всего мира.

Димостэнис повернулся лицом к дворцу. Там был тот, кто все это отнял у него. Каждый раз, когда он думал об этом, внутри него бушевала буря. Находясь в такой непосредственной близости, он почувствовал, как теряет контроль над запрятанной внутри себя силой. Как серебро вырывается наружу и больше он не властен над ним. Дим поднял глаза на дворец. Он весь состоял из нитей силы. Тысяч, десятков тысяч нитей, которые сияли и переливались, переплетаясь друг с другом, создавая энергетический щит.

Серебряный втянул в себя воздух, наполненный силой. Частицы стихий, живущие в нем, встрепенулись, ожили, потянулись к мощи, которую почувствовали. Он мог спасти свои мечты. Вернуть то, что у него отобрали.

Где-то очень далеко на краю сознания забилась мысль.

Это не поможет. Это не вернет. Она сама отказалась от него.

Димостэнис мучительно выдохнул. Как всегда, столь плотное соединение со стихиями отозвалось болью, вернувшей его в реальность. Перед ним вновь возвышалось всего лишь строение из бело-серебристого камня.

Димостэнис зашел в свой дом. Несмотря на его долгое отсутствие в нем не чувствовалось запустения. Теплый, ухоженный, блестящий чистотой и порядком. Увы, не живой.

Уже вечер и Дим к своему счастью мог побыть в одиночестве. Он быстрым шагом пересек гостевую комнату и поднялся на второй этаж в спальню.

Открыл дверь, постоял на пороге, обводя комнату глазами. В душе было так же пусто, как и в этих стенах. Он не чувствовал больше этот дом своим. Именно сюда он хотел привести будущую избранницу, именно здесь хотел выстроить свою дальнейшую жизнь.

Этот дом – часть его умершего прошлого. То с чем он распрощается, чтобы больше не вернуться. И не вспоминать.

На столе лежал конверт. Подойдя ближе, Димостэнис рассмотрел на нем герб своего Дома. Вскрыл. В послании была всего одна строчка, в которой сообщалось, что в ближайшие дни состоится помолвка между Элени Иланди и Ривэном Пантерри.

Замерев, Дим раз за разом перечитывал строки. Как будто от количества прочтений они могли измениться, обрести иной смысл, раствориться, превратившись в очередной дурной сон.

После ссоры с сестрой Дим больше ее не видел. Он много думал над словами Элени, вспоминал ее решительность, настрой, и ждал, пока она остынет. Ездил в Такадар, чтобы поговорить еще раз, но она отказалась, передав через своих воспитателей, что занята подготовкой к практическим занятиям. Так было несколько раз, и Дим оставил эти попытки, решив пообщаться с сестрой, когда та вернется домой на отдых.

Потом все закружилось: покушение на императора, поход, война, новый отъезд на север.

Димостэнис вышел на улицу, собираясь лететь в имение, не откладывая до завтра. Хоруна в стойле не было. Не имеющий доступ к хьярту, Дим не мог больше вызывать летуна, как обычно, и был вынужден ждать, когда тот вернется сам.

Это вызвало острый приступ раздражения. Когда же спустя лишь несколько сэтов, ярх расправив крылья, медленно приземлился во дворе, наездник был в полной ярости.

Хорун встал на лапы и подошел к нему, приветствуя, пытаясь ткнуться мордой.

– Я должен ждать тебя вечность? – холодно спросил Дим, отталкивая летуна.

– Уррр, – обиженно пророкотал ярх.

Однако крыло подставил, показывая всем своим видом, что не доволен тоном наездника. Дим, не обращая на это никакого внимания, как обычно, забрался на его спину и устроился в седельной части.

– Домой, – резко натянул поводья, показывая, что надо подниматься.

Маленькая любимая сестренка. Вряд ли она с радостью приняла такой поворот событий в своей судьбе. И все же ничего не смогла сделать против воли главы Дома. Почему мама не заступилась за свою любимицу?

Что вообще происходит?!

Жизнь рушилась. Кусочки, казалось когда-то единого крепкого целого, отваливались один за другим, угрожая превратиться в руины.

Хорун начал снижаться, Дим пригляделся и, на самом деле, увидел знакомые картины внизу. Земли, дома, родовое гнездо.

– Я не знаю, когда ты мне будешь нужен, – он слез с летуна. Потом сделал то, что еще ни разу не позволял себе с момента их первого общения – привязал ярха к стойлу, – но я не могу ждать тебя каждый раз, когда тебе вздумается нагуляться.

Димостэнис пошел к дому. Через пару шагов его заставило обернуться яростное рычание, треск ломающихся стоил и шуршание крыльев. Летун стремительно улетал в небо, унося за собой сломанный брусок, к которому был привязан.

– И лети! – заорал наездник ему в след. – Еще один предатель!

Холл родительского дома был пуст. Однако едва он зашел, появился прислужник, который почтительно кивнул ему, приветствуя, и удалился. Через несколько мен вышел отец.

– Димостэнис, рад тебя видеть, – приветливо произнес глава Дома.

– Чему именно вы рады? – едко проговорил тот. – Тому, что я здесь? Или, что меня нет на севере?

– Элени будет счастлива тебя видеть, – спокойно произнес Лауренте, не желая вступать в бой.

– С каких это пор, вас волнует такая мелочь – как счастье ваших детей? Вы когда-нибудь спрашивали, чего хочет Лиарен? Поверьте, сэй, вы очень удивитесь. О себе я молчу. Зачем же было Элени втягивать в ваши игры? Вам ее не жаль?

– Я не причиняю ей никакого вреда. Она – Иланди и ее союз должен быть полезен нашей семье. Это ее долг. Кстати, она не против.

– Ривэн Пантерри очень выгодная партия, – Дим вдруг понял, что очередной кирпичик знания встал в его кладку. Нет, на самом деле, он знал это раньше. Просто не хотел принимать, не позволял яду этого открытия проникнуть в душу.

– Твои комнаты готовы, – проговорил Лауренте, – спокойной ночи, Димостэнис.

Он развернулся, намереваясь уйти. Дим несколько громко раз хлопнул в ладоши, аплодируя.

– Браво, сэй! – дождавшись, пока отец обернется, он отвесил глубокий поклон. – Блестяще сыгранная партия!

– Ты о чем?

– О Бриндане Пантерри, конечно же! Вернее, об его убийстве.

– Какое же я имею к этому отношение, по-твоему?

– Самое что ни на есть прямое. Вы сами говорили, что Совет распадается и что между Великими Домами началась Великая грызня. Дайонте с Олафури объединились, а Элсмиретте пока тянет, но это ненадолго. Что, впрочем, не очень перевесит чашу весов в какую-либо сторону. Иланди с Пантерри тоже большая сила, с которой нельзя не считаться. Все бы ничего, но целитель вдруг решил уйти. Дом Иланди непредвиденно остается в меньшинстве. Элсмиретте присоединяется к коалиции. И главе Дома Иланди ничего не остается, как убрать главу Дома Пантерри, чтобы тот не срывал планы. Кому же поверит совсем молодой и наивный наследник? Конечно же доброму, старому другу отца, благородному Лауренте Иланди. Если же еще скрепить это доверие узами союза, то мальчишка и вовсе не соскочит. И вместо вечно сомневающегося, сбрыкивающего, очень хлопотного союзника, Дом Иланди получает мягкого, податливого, да и еще и благодарного вассала. Вся власть и сила двух Великих родов сосредотачивается в одних руках.

Лауренте молча выслушал эту пламенную речь, не сводя глаз с сына.

– Ты закончил?

Он не пытался отрицать, переубеждать в обратном, заверять в ошибочных суждениях.

– Спокойной ночи, Великий сэй, – Димостэнис снова поклонился и, не дождавшись от отца ни слова, пошел в свою башню.

Проснулся Дим рано. Открыл глаза, поднялся, дошел до окна, раздвигая плотные занавеси. На горизонте уже появились первые искры серебра, предвестники нового дня. Вышел из своих покоев и по переходу, соединяющему все четыре башни, дошел до владений сестры.

– Малышка, это я, – тихо постучался он, – открой, пожалуйста.

Несколько долгих мен ничего не происходило, потом он увидел, как поворачивается ручка и понял, что его просьба услышана. Он легко толкнул дверь и вошел в комнату.

Элени стояла у окна. Дим остановился. Холодные чужие глаз сестры не дали ему сделать больше ни шага.

– Мы не виделись ар, – он улыбнулся, – и я здесь уже целую ночь, а еще ни разу не услышал, как ты по мне соскучилась.

Девушка судорожно вздохнула. Выдохнула. И бросилась ему на шею.

Димостэнис обнял сестру, чувствуя, что ее тело уже начинает вздрагивать от рыданий, пока еще прятавшихся внутри нее.

– Пойдем, – он взял ее за руку и потащил из комнаты.

– Куда?

Он не ответил. Они бегом спустились по лестнице, пересекли огромный холл, выскочили на улицу. Дим остановился, вдыхая утреннюю прохладу полной грудью. Огляделся. Крыша дома уже начала сверкать серебром, сталкиваясь с первыми лучами Таллы, то тут – то там вспыхивали новые блики, перепрыгивали с башни на башню, заглядывали в окна. Верхушки самых высоких деревьев окутала серебристая дымка, и казалось, даже воздух весь звенит, наполненный первым светом звезды.

Элени счастливо засмеялась, забыв о своих горестях.

Димостэнис схватил сестру за руку, и они побежали по безлюдному саду. С каждым мгновением день все больше отыгрывал у ночи ее владения. Зеленые террасы, арки из цветов, фонтаны, ажурные мосты, клумбы с тюльпанами, большое озеро. Вот самый первый непоседа луч пробежался по траве и упал в воду, ломая ее зеркальную поверхность, и та вспыхнула сотнями искр.

Они бежали, пытаясь обогнать рассвет, еще хоть немного продлить волшебство этих мгновений. Элени хохотала, сжимая руку брата и стараясь не отставать. Наконец добежали до озера и вместе прыгнули в беседку. Глубоко дыша, стояли в свете взошедшей Таллы, смотрели друг на друга.

– Я по тебе безумно соскучилась.

– Это уже лучше.

– Я думала, ты все еще злишься на меня, – сестра смотрела на него цепким испытывающим взглядом.

Как же она повзрослела! Всего за один ар!

– Меня пригласили на твою помолвку.

– Я – представительница рода Иланди. Дочь самого Лауренте Иланди. Я должна соответствовать высокому статусу.

Научилась иронизировать.

– Этот союз, на самом деле, очень выгоден для семьи. К тому же Ривэн – хорошая партия. Он будет отличным избранником для тебя, – зачем-то повторил он слова отца.

Элени улыбнулась.

– Олайя Дайонте тоже будет хорошей избранницей для его величества?

Научилась делать больно.

Димостэнис отвернулся.

– Прости, – девушка прижалась носом к его плечу. Крепко обняла. Как много аров назад, когда совсем еще маленькая девочка прибивалась в компанию вечно хмурого и необщительного подростка и не уходила, несмотря на все попытки последнего прогнать ее. Когда зарождались узы любви, понимая, заботы, связавшие и сделавшими их по-настоящему родными. – Любимый мой братик. Тебе плохо. Тебе очень плохо. Я не заметила сразу. Прости меня.

– Наверное, не хуже, чем тебе, – он повернулся, посмотрел на сестру. – Это ты прости меня за эти слова. Они не мои.

– Я знаю, – Элени улыбнулась сквозь слезы. – Поэтому так и люблю тебя. У меня есть к тебе просьба.

Дим кивком головы показал, что слушает.

– Оставайся таким всегда. Не становись как они. Тем, кто считает, что можно сломать судьбу, разрушить жизнь только потому, что кому-то это может быть выгодно.

Димостэнис резко выдохнул. Он все еще не мог привыкнуть к общению с новой Элени.

– Каким бы я ни был, я всегда буду на твоей стороне. Ты это помни.

Сестра поцеловала его в щеку.

– Уже рассвет. Я должна идти. Ты же знаешь, у меня сегодня помолвка.

Дим вернул ей поцелуй, прикоснувшись губами ко лбу. Элени перепрыгнула на берег. Обернулась.

– Благословит Талла твои дни, любимый братик.

Димостэнис остался на озере, ощущая энергетику просыпающегося мира. Он хотел бы раскрыть хьярт и наполнить тело силой стихий, хотел вызвать Хоруна и взмыть к небу, слышать искренний смех маленькой сестренки, стоять посреди голубых цветов и прижимать к себе любимую женщину. Прошлая жизнь окончательно ушла в небытие. Будущая не имела ни смысла, ни целей.

Когда Дим вошел в дом, в гостевой комнате уже почти все были в сборе. Мама, Лиарен с Дианой, Ривэн Пантерри. Невесты пока не было. Отсутствовал и глава Дома. Он поприветствовал собравшихся и сел в одно из свободных кресел.

Тикали мены. Брат тихо разговаривал с избранницей. Она улыбалась в ответ на его слова. Он держал в руке ее ладошку и нежно перебирал тонкие пальчики. Они не были похожи на тех, кто вынужден терпеть друг друга только потому что за них решили их судьбу. Счастливые, влюбленные.

Жених, сжавшись в кресле, теребил полы сюртука. Явно он был счастлив не более Элени, но со своей участью смирился быстрее чем она. Впрочем, может и не мирился. Все же для него и его Дома этот союз очень выгоден. Защита, надежность и не надо самому думать о завтрашнем дне.

Есения Иланди смотрела в окно. Она не выглядела как счастливая мать счастливой невесты. И даже она не смогла помочь своей дочери избежать этого союза.

Послышались быстрые шаги. В комнату вошел хозяин дома. Чуть помедлил, потом ни на кого не глядя, прошел прямо к креслу, в котором сидел младший сын.

– Где она?

– Кто? – Дим поднял глаза на отца.

– Даже не смей мне здесь устраивать свои штучки! – зарычал Лауренте. – Где твоя сестра?

– Я не знаю.

Отец грозной скалой навис над Димостэнисом, тяжело положив руку ему на плечо.

– Я не буду терпеть все это! Я говорю с тобой, как глава Дома, к которому ты принадлежишь.

Дим, преодолевая силу отца, медленно поднялся с кресла.

– А не то, что? – тихо уточнил он. – Опять попытаетесь убить меня? Или для начала выкинете из своей Великой семьи?

– Как бездомного щенка, – разъяренно вскричал Лауренте, – лишу имени и покровительства Дома!

– Хорошие новости! – Димостэнис тоже повысил голос. – Тогда пусть все будут свидетелями: я отрекаюсь от рода Иланди. Прошу с этого мгновения не считать меня вашим сыном и лишить права называться вашим именем!

– Прекратите!!! – Есения все так же стояла у окна, зажав голову руками. – Прекратите оба! Что с Элени?

Глава Дома бросил еще один грозный взгляд на сына.

– Димостэнис? – мама тоже смотрела на него.

– Я не знаю, – ответил он ей, – около сэта назад мы с ней были в беседке на озере, разговаривали. Потом она ушла, сказав, что ей надо готовиться к празднику, – ехидно закончил он, бросив взгляд на отца.

Женщина обвиняюще посмотрела на избранника и, больше не сказав ни слова, покинула комнату. Диана последовала за ней. Меной спустя встал и Пантерри, видимо, решив, что будет лишним на семейном выяснении отношений.

– Что происходило здесь в последние дни? – спросил Дим, не обращаясь ни к кому конкретно. – Почему Элени вообще не в Такадаре? Учебный ар в разгаре.