1942 – 94

Михаил Бычков

1942 – 94

Глава 1

Четвертые сутки они ждали машину с обеспечением. Запасы продовольствия подошли к концу – остались только соль и сода. Последний “сухпай” прикончили еще позавчера, а есть хотелось очень сильно. Вспомнили рассказы дедов и пробовали жевать кору с деревьев, но кроме противной горечи во рту, никаких ощущений это не добавило. И как только во время голода люди выживали таким способом?

Напряжение последних дней было велико; ночью постреливали, и поэтому от голода нельзя было спастись ни наяву, ни во сне. Где-то происходили стычки, но, не смотря на это, мирная жизнь все еще проходила и проезжала мимо поста, хотя взгляды у людей были направлены под ноги. Никто не здоровался, ничего не спрашивал и ничего не отвечал, стараясь быстрей обойти блокпост. Приходилось сидеть и ждать, глядя, как проезжают мимо телеги, груженые бидонами с молоком и другой незамысловатой сельской продукцией, не имея возможности даже подать вид, что на блокпосте наступил голод. А жрать хотелось все сильнее.

Хуже всего было то, что аккумулятор в радиостанции полностью разрядился, и уже не было никакой возможности связаться со "своими", чтобы уточнить, когда прибудет провиант, да и вообще – узнать, что происходит вокруг. Кто-то робко высказал мысль покинуть этот чертов кордон и пробиваться к части, но все прекрасно понимали абсурдность затеи и предпочли остаться здесь, на горной дороге. Ведь, как говориться – надежда умирает последней.

Дальше по дороге располагалось несколько селений. Дома – приземистые, основательные, с глухими железными воротами, за которыми заходились лаем невидимые собаки. Не видно было и людей, – вообще, ни живой души. Только хлопали деревянные ставни на окнах. Казалось, вот она – еда, рядом, только протяни руку, но мысль отлучиться с поста, чтобы попробовать выменять, или попросту купить ее на придорожном рынке, ни у кого не возникала. Шанс получить не то, чтобы кусок отравленного мяса, а попросту пулю в спину был очень высок. Да и менять не на что было. На патроны, как это делали зеленые новички, впервые попавшие в патруль, и горящие желанием купить травки или местного самогона от улыбчивых и очень доброжелательных стариков, не позволила бы совесть, чтобы потом мучиться от мысли, чем обернется это для русских солдат.

Старший прапорщик Дымов, начальник блокпоста расположенного в районе села Шаро-Аргун, сидел на ящике из-под снарядов и, насвистывая некий популярный мотив, пытался соорудить примитивную удочку. До командировки он являлся старшиной одной из рот богом забытого отдельного батальона, расквартированного в каком-то захолустном городке, но из-за пристрастия к "огненной воде" был сослан в эту дыру. Внизу, на дне ущелья, вдоль которого протянулась охраняемая дорога, протекала небольшая речка. Возможно, в ней водилась рыба. Может даже форель. Обитала ли она в этих местах – особо никто не задумывался, мечтали об ухе, и свято веря в обещания Дымова вернуться с уловом, помогали, как могли.

– А леску-то где возьмете, товарищ прапорщик? – давясь слюной, в предвкушении предстоящего ужина, поинтересовался сержант Кучеров.

– Настоящий солдат всегда имеет под рукой суровую нитку, – не поднимая головы, поучительно произнес тот. – В бурной реке и она сойдет. И вообще, если старший прапорщик Дымов сказал, что рыба будет – значит, она будет!

– Хотелось бы верить, – вздохнул рядовой Климов, он же Клим, наблюдая за манипуляциями старшины. Он всегда был чем-то недоволен. И сейчас, особенно. Проклиная все на свете, думал о том, каким был идиотом, поддавшись на уговоры матери “отслужить как все”, и благополучно вернуться домой. Теперь, это виделось слишком далеким, а мать успела сотню раз пожалеть, о том, что выбрала такой способ воспитания 'непутевого сына'

– Не ной, Клим, – бросил Кучеров. – Без тебя тошно.

Сержант, вообще, являлся уникальной личностью в группе. Уже месяц, как он должен быть гражданским человеком, красуясь перед девушками в парадной форме, попивая холодное пиво у ларька. Но, в общей суматохе, воцарившейся вокруг, про него попросту забыли. Впрочем, как и обо всех на этом посту. Странное время – странные поступки.

– Ну, вот и готово, – вскоре объявил Дымов, осматривая свою поделку. – Подайте ведро, господа! Я отправляюсь на рыбалку.

– На что ловить собрались, сударь, – резонно спросил сержант. – Думаете, при виде вашего рыболовного инструмента, добыча добровольно сдастся в плен?

– Дурак ты, Кучер, – плюнул прапорщик. – Зелен ты, и глуп. Горная рыба, как ворона, клюет на блестящее – то бишь на блесну.

– А где блесну-то возьмете?

– “Отличник боевой и политической” на моей груди – вполне подойдет. Хорош воду мутить – давайте ведро, и я – пошел.

– Удачи!

Начальник блокпоста направился к речке, а его недавние спорщики вернулись на свои места.

Дымов поставил на прибрежные камни ведро и принялся ловко забрасывать самодельную снасть в бурную хрустальную воду. Не хотелось верить, что война рядом и в то, что кто-то там, за горой, тоже смотрит на тебя через стекло оптического прицела.

Он не обманул, (что еще больше укрепило его авторитет в глазах подчиненных), вернувшись с парой небольших рыбин. Конечно, это была не благородная форель, но это особо никого не смутило. Пока ароматное варево весело клокотало в котелке, личный состав обступили костер, глядя, как постепенно темнеет вода, вбирая в себя вкус рыбы, не в силах отойти от еды ни на шаг. Разлили по чуть-чуть, переживая, как отзовется кишечник на нечаянную радость, после нескольких дней голодовки.

– Душевно, – отставляя котелок в сторону, произнес Кучеров. – Никогда бы не подумал, что обычная рыбная похлебка так сильно порадует организм.

– Человеку, для счастья, нужно не так уж и много, – усмехнулся прапорщик. – Смотря, какими категориями это самое счастье измерять.

– В смысле? – дохлебывая бульон, поинтересовался Климов.

– Смысл прост, как и все вокруг. Дома ты каждый день хавал пельмени со сметаной, и не чувствовал от этого кайфа, а сейчас – рыбной похлебке рад. Категория!

– Чего дураку объяснять прописные истины, – махнул рукой сержант. – Потом сам допрет. Давайте спать.

– Кто на пост?

– Каму мы на хрен нужны, Клим! Ты, кроме меня и старшины, за последние два дня видел, кого-нибудь?

– Вот это и стремно! Знаешь, перед чем затишье обычно бывает?

– Дрыхните, – вмешался в разговор Дымов. – Посижу. Все равно не спится в последнее время.

Он вспоминал жену и дочку, что остались дожидаться в гарнизонной общаге. Странная вещь война – вроде сидишь на посту, отгоняя мух и ковыряясь в носу, а затем, бах – только успевай магазин в 'калаше' менять. А поймаешь пулю в голову – и деньги даром не нужны. Только, молодых пацанов жалко. Двое сейчас спят рядом и не думают о том, что жизнь их в данный момент находится в руках старшего прапорщика Дымова.

Тяжелый армейский грузовик, пыхтя, натужно вполз в гору. Остановился у шлагбаума, заглох, и скинул лишний воздух из ресивера – словно выдохнул с облегчением, что дальняя дорога завершена. Водитель – контрактник, выбрался из кабины, громко хлопнув дверью. Засунув руки в карманы, в развалку подошел к мешкам с песком, что обозначали присутствие блокпоста.

– Здорова, братья по оружию, – протягивая ладонь для приветствия, воскликнул он. – С голоду тут еще не подохли?

– Сейчас тебя съедим, – беззлобно ответил сержант Кучеров, обмениваясь рукопожатием. – Чего привез?

– Что послали, то и привез. Где старшой?

– Уже пошли будить. Спит. Всю ночь нас охранял.

– Ладно, тогда ты бумаги подпиши, – он достал из-за пазухи несколько бланков. – Ручка-то есть?

– Кто это у тебя в кабине сидит, – поинтересовался сержант, подписывая документы. – Напарник?

– Пополнение ваше…

– А, чего не выходит, стесняется?

– Сам и спроси, – посоветовал водитель, – Я сейчас обратно махну. До темноты успеть хочу. Неспокойно стало в этих краях, того и гляди подстрелят на дороге.

Кучеров подошел к 'Уралу' и, открыв дверь, распорядился:

– Ну, давай, пополнение, вытряхивайся. Машину разгружать будем.

Солдат с готовностью покинул кабину и предстал перед ним во всей красе: форма сидит как влитая, уверенный взгляд направлен прямо в глаза сержанта, без тени сомнения на лице. Молодое пополнение не обладает таким характером.

– Да, – протянул Кучеров, – Вижу, не простой фрукт нам прислали. Контрактник, что ли?

– Тебе какое дело, сержант?

– Хорош языки чесать, – забирая накладные из рук Кочерова, произнес подошедший прапорщик. – Ты лучше иди вещи собирай, раз уж замену тебе прислали.

– Это я мигом, – воодушевленный он, направился в палатку, долгие месяцы служившую крышей над головой

– Счастливый, – с нескрываемой завистью, вздохнул Климов. – Скоро дома будет.

– Не дрейфь – тоже домой поедешь, – успокоил Дымов. – Но, попозже.

Он вернул подписанные листки обратно водителю и распорядился:

– Приступайте к выгрузке. Появится Кучеров, пусть присоединяется. 'Дембельский аккорд' – вещь святая!

Первым делом Дымов воспользовался стоящей в грузовике рацией и связался с дежурным, сквозь зубы высказав свое мнение о начальстве, не обратившем внимание на замолчавший блок-пост.

По ходу решено было работающую рацию оставить себе, несмотря на возмущения водителя грузовика.

Вскоре ящики с припасами перекочевали из кузова грузовика на импровизированный склад. После этого состоялись проводы сержанта Кучерова. Отправили, как положено: посидели за накрытым столом, испили спирта (приятель с технического склада, прислал Дымову небольшой презент, в виде пятилитровой канистры). Все, кроме водителя, выпили, мешая в тостах пожелания и советы, в основном пошлые, о том, что сержанту в первую очередь необходимо сделать на гражданке. Новенький пил мало, и особо не притронулся к еде, думая о чем-то своем, и лишь иногда усмехаясь особенно громким взрывам смеха. Его не трогали.

Когда машина, поднимая столбы пыли, скрылась за поворотом, Дымов подошел к сидящему в сторонке Наумову и, устроившись рядом, спросил:

– Как служить будешь, солдат?

– Как в уставе написано.

– Послушай меня, Ваня. Твое прошлое меня не интересует, но нормального человека сюда силой не загнать – значит, биография у тебя не особо чиста. Это твои личные проблемы. Теперь, нам вместе жить, а – время, оно покажет – кто есть кто на самом деле. Ты понял?

Тот кивнул. На несколько минут воцарилось молчание.

– Пойдем, – поднимаясь, вздохнул прапорщик. – Отметим теперь твой приезд. Все равно время обеденное.

Когда они уже лежали на брезенте, заменившем и стол и стулья столовой, пришлось встать и открыть шлагбаум старенькому белому мерседесу и двум 'Жигулям', украшенных свадебными лентами.

Сидящие в машинах смотрели прямо, и когда прапорщик, через открытое окно, дежурно поздравил молодых, жених только слегка наклонил голову.

И этот эпизод никогда бы не отложился в голове у Дымова, если бы на следующее утро не приехала комиссия из штаба.

Сгоревший продырявленный грузовик обнаружили в часе езды от блок-поста, на обочине. Обезглавленные тела водителя и сержанта Кучерова лежали на дороге.

Комиссию больше всего интересовало, кто разрешил забрать радиостанцию из машины, будто она как-то могла спасти ехавший без прикрытия грузовик от двух очередей прошивших кабину насквозь.

Пробыв три часа на посту и собрав объяснительные, начальство уехало восвояси, и, как только улеглась пыль под колесами штабных УАЗов, все стихло. Будто ничего и не было.

Когда Наумов окончил военное училище, мир казался прекрасным. Щеголяя перед бывшими одноклассниками и друзьями парадной офицерской формой, сидевшей на нем как влитая, он и подумать не мог, что дальнейшая служба доставит массу неприятностей. Отгуляв положенный отпуск и отправившись к новому месту службы, он как новоиспеченный командир мотострелкового взвода, после представления командиру части, ' проставился' своему непосредственному начальнику – командиру роты, капитану Васюкову. Сколько пили – он вспоминал с трудом, да и для него, воспитанного в семье учителей иностранных языков, слово 'водка' было малознакомым. Поначалу все складывалось вполне нормально. Вскоре его назначили временно исполняющего должность командира роты. Обычные армейские будни затянули с головой.

Все изменилось спустя несколько месяцев. Прибывшая в часть комиссия, выявила огромные недостачи в 'артвооружении', а в частности в роте Васюкова. Только в тот момент осознал Наумов, что принял верную ему технику и вооружение существующую только на бумаге. Все остальное было разворовано и давно продано. Далее был суд, лишение офицерского звания и 'зона', страшная и беспощадная.

Об этом сейчас думал бывший командир мотострелкового взвода, бывший лейтенант, бывший заключенный – Иван Наумов, лежа на драном матрасе, на краю Аргунского ущелья. Жизнь порою выписывает крутые виражи, переворачивая все с ног на голову. Жаль, что не всегда возвращает на исходную позицию.

Выросший на среднерусской равнине, в горной местности он был впервые. Необычная тишина поражала. Вместо гулких камнепадов, рисовавшихся в сознании, тишину эту нарушали только мелкие ручейки гальки, ненавязчивый шепот горной речушки, и храп рядового Климова, дрыхнущего рядом, после принятия дозы спиртного, убойной для его организма. Иногда доносился до ушей крик какой-то птицы и тихий посвист старшего прапорщика Дымова, напевающего очередную песню. Стойкий мужик, ничего не скажешь.

Не спалось. Лежал, прислушиваясь к окружающему миру, и вспоминал Лену, когда- то бывшую ему женой. Она ушла. Ушла, узнав, что лишив звания, суд отправил его на лесоповал. Нелепый и отвратительный случай. Но время – лучший целитель, кто бы не говорил против этого. Вернувшись, устроился на предприятие, сменив не одну работу на гражданке, вскоре понял, что, по сути, он человек военный и не приспособлен к жизни в новом обществе, где главной ценностью стали деньги. Пытался оправдаться и вернуть звание, обивая пороги различных инстанций. Все было тщетно. В итоге – воспользовавшись помощью старого друга, подписал контракт и отправился сюда, на Северный Кавказ, надеясь, что участие в боевых действиях поможет в реабилитации.

– Спишь, Наумов? – неожиданно раздался голос Дымова.

– Нет.

– Тогда давай ко мне, – предложил он. – Поговорим.

Он направился к мешкам с песком, где у Дымова был сооружен небольшой командный пункт.

– Ты присаживайся, не стесняйся. Субординация отменяется, тогда, когда этого захочет командир, – старший прапорщик плеснул из чайника в стакан спирт и, пододвинув ближе к Ивану, приказал: – Пей!

Тот выпил, аккуратно закусил тушенкой и спросил:

– Сигарету разрешите, товарищ прапорщик?

– Перестань, все, что на столе – бери не стесняясь. Может, последний день живем. Кто его знает?

Наумов в ответ промолчал. Кесарю – кесарево…

Выпили еще по паре, и Дымов, понимая особым чутьем, что перед ним не совсем обычный солдат-контрактник, не выдержал и спросил:

– Я уже говорил, что не мое это дело, но, убей, хочется знать, кому спину подставляю. Двадцать лет родине отдал. Дома жена и дети ждут, а я тут загораю. Хорошо, пока спокойно, стреляют редко. Может, дотяну до срока, целый домой вернусь. Не хочется малых сиротами оставлять. Хотя, сам виноват. Запил понимаешь, но как не запить, когда такое кругом творится – не угла своего нет, ни достатка в семье. Денежное содержание месяцами не выплачивали, жена совсем запилила.

– Понимаю, в жизни всякое случается, – кивнул Наумов. – Главное, духом не падать. А обо мне и рассказывать нечего. Я ведь лейтенантом был. А потом стандартная постперестроечная история – недостача в роте, сшили дело и в тюрьму. Звания конечно лишили. Вышел – работы нет. Да и что кадровый офицер умеет делать? Поскитался, помыкался, затем решил, что лучше в армию – рядовым, чем в бомжи. Так, тут и очутился.

– Достойная альтернатива, – кивнул Дымов. – Не всякий выберет такой путь.

– Это личное, – заметил Иван. – Если думать, что в жизни все предопределено заранее, хорошего – не жди. Человек сам кузнец своего счастья. Определяет приоритеты, реализует желания. То есть, поступает, как заложено в сознании.

– Раньше сознание было массовым…

– В смысле?

– Сначала комсомол, затем Партия – они определяли сознание. Все было проще – поступай, как прописано в правилах, и достигнешь определенных вершин.

– Не всем покорялись эти вершины, – заметил Наумов. – Независимо от желания. Я не сразу понял это. Только в колонии, когда было время для размышления. А его там было предостаточно.

– Да, уж.

– Темнеет, – заметил Иван, после небольшой паузы. – Не пора ли по койкам?

– Ты, иди, ложись, – кивнул Дымов. – А я, еще немного тут посижу.

Наумов выбрался из-за стола и отправился к лежаку на открытом воздухе, сооруженному из ящиков. Устроившись, стал глядеть в небо, где уже зажглись первые звезды, необычайно яркие и чужие. Дома, он часто наблюдал за звездами, и сейчас казалось, что здесь, в этих краях, похожих нет, что они остались далеко, за горными хребтами. Еще какое-то время, любовался ночными красотами, но вскоре дневная усталость и алкоголь сделали свое дело – он заснул.

Проснулся от неясного шума – то ли ветка хрустнула, то ли камень, скатившись с уклона, хлопнулся обо что-то твердое. Открыл глаза и, оглядевшись по сторонам, увидел Дымова. Тот показал знак 'тихо', приложив палец к губам. Иван, аккуратно, стараясь не шуметь, поднял лежащий рядом автомат, и принялся всматриваться в темноту. Но, как не старался, все равно не смог ничего разглядеть, только вскоре от напряжения, перед глазами залетала цветная мошкара. Сколько времени они провели в ожидании, не шевелясь и почти не дыша, сказать трудно. Когда темнота вокруг посерела, разбавленная первыми лучами восходящего солнца, немного расслабились, но до утра больше не заснули. Молча, лежали, сжимая автоматы, и оглядывались по сторонам.

Как только солнце полностью взошло, Дымов отправился осмотреть окрестности, на предмет каких либо следов ночного визита. Ивану же досталось приготовление завтрака, (а так же обеда и ужина), и в завершение его первого наряда на новом месте – мытье посуды. Служба – есть служба.

Вскоре аромат солдатской каши окутал ближайшие подступы к посту, и на запах этот из палатки выполз похмельный Климов.

– Привет, Иван, – поздоровался он, присаживаясь к костру. – Кашу готовишь?

– Больше ничего в голову не пришло, – пожал плечами Наумов. – Да и выбор продуктовый не располагает к изыскам…

– Брось, – махнул тот. – Мы последнее время одной тушниной питались, причем, как правило, в холодном виде – лень разогреть было. Так, что горячей каши я сейчас с удовольствием поем.

Иван снял дымящийся, источающий аромат котелок с огня и, поставив на стол, произнес:

– Давай, угощайся. Я пока чайник вскипячу, там вроде кофе прислали. По утрам ободряет.

– Меня сейчас кое-что другое ободрило бы, – вздохнул Климов. – А кстати, где наш старшина?

– На разведку пошел, – подмигнул Иван. – Скоро вернется.

Дымов и в самом деле вскоре вернулся. Прислонил АКМ к брустверу и, потянув носом воздух, констатировал:

– Знакомый аромат, но доселе забытый. Уже ощущаю первые плюсы твоего появления, Ваня.

– Кушайте на здоровье, – театрально поклонился тот. – Хороший завтрак укрепляет боевой дух.

– Кстати, насчет духа, – вспомнил прапорщик. – Один такой нам неподалеку подарок оставил. Прямо на спуске к реке…

Он полез в карман и извлек ручную гранату. На предохранительном кольце болтался кусок тонкой лески.

– Растяжка, – догадался Климов. – Видать видели, как мы тут уху варили.

– Она самая, – подтвердил Дымов. – Я не всю местность проверил, так, что – кто в сортир захочет отлучиться, под ноги внимательней смотрите. А еще лучше, где-нибудь неподалеку нужду справлять, и непременно с автоматом. Так спокойней. После завтрака проведем небольшую перепланировку поста, а сейчас – давай, накладывай, пока не остыла. Жрать охота – мочи нет!

Кашу прикончили быстро.

– Хорошо, – вздохнул прапорщик, отставляя пустую тарелку. – Если мне еще плеснуть в кружку кофе, то я посчитаю, что на сегодня жизнь удалась.

– Ваня у нас волшебник, – захихикал Наумов. – Исполняет все пожелания.

– Не я, – отмахнулся он. – Скажите спасибо вашему начпроду.

– Ну, если рассматривать в данном ключе, то этот человек не волшебник, скорее он бог. Для кого-то милостивый и всемогущий, для других злой и жадный. Вот, например, у нас в бригаде… – он не успел договорить. Послышался шум автомобильного двигателя и вскоре, на дороге, со стороны поселка показалась раздолбанная легковушка. Взяв оружие, Дымов вышел навстречу, остальные наблюдали за происходящим, укрывшись за мешками с песком. Машина, грохоча, подкатила к закрытому шлагбауму и, остановившись, заглохла. Водитель, пожилой мужчина, с трудом открыл ржавую, помятую дверцу и, выбравшись наружу, поднял вверх пустые ладони, показывая тем самым, что не вооружен.

– Кто такой? – подойдя ближе, спросил прапорщик.

– Я не бандит, – замотал тот головой. – На свадьбу еду к внуку. Он за перевалом живет.

Лицо Дымова окаменело, но он продолжил спокойно разговаривать, только рука переместилась поближе к оружию.

– Вижу, что не бандит. Чего везешь?

– Подарки везу. Оружия не везу.

– Открой багажник, – распорядился Дымов, – Посмотрим.

Старик с готовностью исполнить приказ, засеменил обратно к машине.

– Приготовься на всякий случай, – прошептал между тем Иван, обращаясь к Климову. – С этими лучше держать ухо востро.

Между тем, досконально проверив автомобиль, и не обнаружил ничего подозрительного, прапорщик подал условный знак на пост. Подняли шлагбаум, и старый драндулет беспрепятственно проследовал дальше, окутав все вокруг клубами густого, едкого дыма.

– На свадьбу он едет, – подходя, усмехнулся Дымов. – Видали мы таких врунов.

– А что не так, товарищ прапорщик? – поинтересовался Климов.

– Все не так, – махнул рукой тот. – Куча мелких деталей, совпадающих с ночной возней вокруг поста, уже наводят на мысль. Да и не поверю, что старик совсем сирота, и на свадьбу едет один, без родственников. В этой горной стране не бывает одиноких стариков – не тот менталитет. Да и машина – на дорогу в один конец…

– Да, уж, – подтвердил Наумов. – Это не вяжется с тем, что я слышал о кавказском воспитании…

– И что же все это значит?

– Нас явно проверяют на бдительность. Сначала ночью, а теперь – круглосуточно. Думаю, они что-то задумали.

– Кто – 'они'?

– А от кого, ты послан охранять дорогу?

– От бандитов, – неуверенно высказался Климов. – Но, нам в учебке особо не разъясняли – от каких именно.

– И правильно, что не разъясняли!

– Это почему же?

– Знаю я эти 'учебки', – отмахнулся Дымов. – Одно очковтирательство, а толку никакого.

Развить дискуссию по этому вопросу, помешала неожиданно ожившая радиостанция. Установленная на прием, она захрипела, затем сквозь помехи послышался голос:

– Как меня слышите, Дымов? Прием…

– Хорошо вас слышу, – ответил прапорщик. – Прием…

– Как дела там у вас, все нормально? Прием…

– Пока – да. Есть небольшое движение, но пока тихо. Прием…

– Ребята с пеленгатора обнаружили в вашем районе повышенную активность. Может что-то намечаться. Вышлем на патрулирование пару вертушек, так что особо не пугайтесь. Прием…

– Принято. Если, что выйдем на связь. Прием…

– Хорошо. Конец связи, – станция замолкла, снова перейдя в режим ожидания.

Тревога прапорщика усилилась, он задумчиво поскреб подбородок и решительно поднялся на ноги.

– Слышали? Знать, не так просто суета возникла. Как ты думаешь, – обратился он к Ивану, – С чем это связано?

– Понятия не имею, – пожал тот плечами, – Но, если поразмышлять логически – кому-то очень понадобилась эта дорога. Не зная данной местности, могу предположить, что это единственный путь через перевал. На ишаке, в принципе, проехать можно везде, но тяжелому грузовику с боеприпасами нужна нормальная, ровная трасса.

– Замечание верное, – одобрил Дымов. – Поэтому, слушайте приказ: во-первых, укрепляем пост подсобными средствами, во-вторых: без моего ведома дальше десяти метров ни шагу…

– А если по нужде приспичит? – спросил Климов.

– По нужде – вон за тем камнем. Уйдешь дальше – возвращаться будет не на чем.

– Как это? – удивился тот.

– Я подходы к посту заминирую…

– Так бы сразу и объяснили. А то все какими-то загадками…

Они трудились до самого вечера, изредка останавливаясь, чтобы перекурить и отдохнуть. Дымов растворился в окрестностях, устанавливая растяжки для незваных гостей, попутно рисуя план их расположения, чтобы потом самому не попасть в свой же капкан, а Наумов с напарником таскали тяжеленные валуны, пытаясь сделать из блокпоста, неприступный средневековый замок.