Полная версия
Планета на распутье. Фантастические рассказы
– Бендер! Ты работать устроился или дрыхнуть в мэрии?
Остап вскочил и увидел перед собой совершенного незнакомого человека в поношенном красном костюме и в тапочках на голую ногу.
– Вы кто? – спросил Остап. Лицо у незнакомца исказилось гримасой неудовольствия, как будто он считал, что в здешних местах его знали абсолютно все, включая грудных младенцев.
– Я – Калашников! – веско произнес он и проследил за реакцией Остапа.
– А я – Остап Говоров! Будем знакомы. И не зовите меня Бендером, я не Бендер!
– Я – Калашников! – побагровел незнакомец, не ожидавший, видимо, отсутствия элементарного чинопочитания.
– Так вы тот самый Калашников? – что-то сдвинулось во взгляде Остапа. – Вы, кажется, изобрели автомат для войны?
– Вы – невежа, господин Бендер! Никакого отношения к автомату Калашникова я лично не имею. Я здесь руковожу районной библиотекой.
В каморку электрика заглянула Оксана Петровна и строго произнесла:
– Гражданин Говоров! В нашей библиотеке перегорели пробки, Николай Дмитриевич пришёл за вашей помощью. Вы собираетесь идти в библиотеку или мне оформить вам увольнительную записку?
– Ах, пробки! – воскликнул Остап. – Так бы и сказали! А то разорался здесь: я – Калашников, я – Калашников! – и мстительно добавил: – А автомат-то другие изобрели!
Остап мимо библиотекаря и помощницы мэра протиснулся к выходу. Уже вне мэрии он дождался заведующего здешним пунктом просвещения и произнес в пространство:
– Ну и где здесь собраны ваши сокровища? Далеко ли расположены фолианты древних рукописей от главного здания города?
От таких слов из уст молодого парня Николай Дмитриевич Калашников даже пошатнулся. С виду он даже слегка потускнел.
– Да нет там никаких рукописей! – произнес он извиняющимся тоном. – Просто меня никто не учил менять электрические пробки. И несколько дней желающие вечером не могут насладиться чтением того небольшого количества литературы, которую отписали нам из области. Так! Мура всякая!
Они быстро дошли до библиотеки, расположенной всего в полусотне метров от места основной дислокации Остапа. Захвативший с собой новые пробки, Остап вкрутил их на место старых, подёрнутых зелёной плесенью, дом просвещения осветился, и на радостях Калашников предложил выпить за великую русскую литературу. Но Остап, помня о судьбе предыдущих электриков городка, резво отказался и, простившись, пошёл вечерять к Пелагее. Первый рабочий день прошёл как будто удачно.
* * *
Гудение машин не умолкало ни на секунду. «Неужели и ночью здесь так? – подумал Остап, спускаясь к дому Пелагеи. – Сегодня я спал с дороги крепко, ничего не слышал, а к утру – как пчелиный улей!»
Деда Ивана у дома не было, собаки тоже. Пелагея одна сидела на улице под окном и чистила огромные картофелины. Она с любопытством взглянула на постояльца и спросила:
– Я вижу, что тебе, Бендер, вроде у нас как бы понравилось? Или ошибаюсь? Машка Фунтикова передала мне, что ты на работе отличился, все задания выполнил. Хвалю!
Остап немного стушевался от похвальбы, присел напротив:
– Слушай, бабуль! А где ты такую картошку достала? Ведь двумя руками не обхватить!
– Из погреба, откуда же ещё? Нонешний урожай картофеля ещё не созрел. А то, что крупная картошка у нас – так это дед мой придумал в прошлом году. Он ведь не подумай, что старый и дурной, когда-то здесь председательствовал, деревня при нём была знатная, образцовая. На ВДНХ возил он экспонаты выставлять, выращенные на этих полях. Там я с ним и познакомилась. Влюбилась по самые уши! Иван тогда шустрый был, сразу мне ребёночка подарил в гостинице – короче, обрюхатил – и удрал в свою деревню. Не знал, с кем связался, мне найти его было нетрудно. Сынок наш Федя сейчас в Африке, в какой-то стране при посольстве работает, через два-три года прилетает проведать. И каждый раз с новой негритоской – весь в папу кобель оказался. Хорошо хоть, черных внучат ещё не привозит.
– Ну и как дед Иван такую картошку вырастил? – нетерпеливо уточнил Остап.
– Да откуда мне знать-то? У него свои секреты, у меня – свои. Что-то он там на огороде посыпал перед посадкой, какое-то зелье, что Федя последний раз ему привёз со своих африканских югов, и урожай дюже хороший получился! Сначала одна картофелина в ведро не влезала, а на следующий год я Ваню попросила, и он по-другому что-то сделал, а то чистить неудобно и слишком надолго одной хватало – на неделю. Теперь-то, смотри, три штуки всего берёшь и на обед, и на ужин, да и Жучке хватает.
Вдруг Пелагея забеспокоилась:
– А чтой-то у тебя с рукой, Бендер?
– С какой рукой? – испугался Остап. Он осмотрел обе руки и, действительно, на левой руке ниже мизинца обнаружил небольшую ранку с запекшейся кровью. – Так это, наверное, проводом в мэрии поцарапался. Пройдёт!
– Нет, дружок! – твёрдо сказала Пелагея. – У нас это может и не пройти. Говорю тебе, мы здесь все заколдованные, ничего нас не берет в нашем Егорьевске. А чужаков город не любит. Так что обязательно полечить надо, не то загноится.
Она дочистила третью картофелину, помыла под умывальником руки и подошла к сидящему на прежнем месте Остапу.
– Давай руку!
Остап недоуменно взглянул на неё:
– Зачем?
– Лечить буду. Давай, давай, не боись!
Остап недоверчиво протянул ей левую руку. Пелагея внимательно осмотрела царапину, слегка помассировала руку, затем отпустила со словами:
– До свадьбы заживёт!
Остап с любопытством проверил ранку, но ничего не обнаружил, она исчезла.
– Ну, ты, бабуль, даёшь! – восхитился он. – Как это тебе удалось?
– Да ладно, пустое! – отмахнулась Пелагея, забирая со стола кастрюлю с чищеной картошкой и направляясь в дом. – Семечки это, а настоящее тебе только предстоит увидеть.
Остап задумчиво прошёл на огороженный участок за домом. Растения, которые он увидел, потрясли его не хуже гигантских картофелин. И огурцы здесь росли и помидоры, и даже арбузы. На одной единственной яблоне висело несколько десятков таких крупных яблок, каких ни в одном московском магазине Остап не встречал. Он не так удивился тому, что в этих краях вырастили арбузы, как их размеру. Для сравнения он сел на травку рядом с ближайшим плодом и оказался ниже его.
– Охренеть! – не удержался Остап от восхищённого возгласа.
Вернувшись к дому, он застал утреннюю картину: дед Иван и хозяйская псина лежали рядом с открытым пластиковым пузырём и дремали.
Поужинав с Пелагеей, Остап в своём углу с удовольствием тоже задремал, хотя времени ещё и восьми часов вечера не было. Но спать хотелось дико, наверное, с чистого деревенского воздуха и от чувства хорошо выполненной работы.
* * *
Придя утром на работу, Остап первым делом зашёл в кабинет помощницы мэра. Ему нужно было кое-что уяснить.
– Оксана Петровна! – спросил он с порога. – Разрешите обратиться?
– Разумеется, Остап Иванович! – вежливо ответила Петровна, направив на него свой пронзительно-изучающий четырёхглазый взгляд.
Остап всегда считал людей, пользующихся очками, четырёхглазыми, частенько говорил им об этом в лицо, хотя не всем это нравилось. Были, правда, и такие, кто на подобное обращение хохотал до упаду, но обиду затаивал.
– У меня возникло несколько вопросов за первый рабочий день. Вначале хочу уточнить, кто мой непосредственный начальник?
– Все задания будете получать через меня, – твёрдо заявила хозяйка кабинета.
– Ещё такой вопрос: вы с мэром люди приезжие или коренные, местные?
Оксана Петровна поднялась из-за стола, сдвинув ворох канцелярских бумаг в сторону, подошла к окну и, глядя куда-то вдаль, задумчиво проговорила:
– Мне ваш вопрос, Остап Иванович, очень понятен. Ответ на него простой: мы – здешние, родом с деревни Егорьевки, затем ставшей поселком Егорьевским, затем городом. Но, конечно, отличие егорьевчан от пришлых людей сразу бросается в глаза, – она поправила свои линзы, – причём мы понимаем, в чём наше отличие. А другим этого не дано понять. Пелагея меня сегодня предупредила, что вы захотите всё узнать, но местные тайны не выдаются! Может, кто-то и откроется по доброте душевной, но таких у нас очень мало.
Остап удивился:
– Когда это Пелагея с вами могла сегодня переговорить? Она же всё время дома сидит, а я сразу в мэрию помчался!
– Не удивляйтесь! – улыбнулась одними глазами Петровна. – Вам ещё многое придётся не по душе, но, поверьте, жить здесь можно, даже среди таких, как Пелагея. Кстати, она не одна у нас в Егорьевске такая. Её способностями владеет, как минимум, каждая вторая женщина. а уж в её-то возрасте..!
Остап перестал удивляться ещё после вчерашнего вечера. Он только уточнил:
– А сколько же Пелагее годков стукнуло?
– Что вы? – в глазах Петровны промелькнуло странное выражение. – Кто же это может знать? И ей это вряд ли известно…
После этих слов Оксана Петровна будто поняла, что сказала немного лишнее, решительно села к столу и склонилась над своими отчётами:
– Идите, дорогой, идите! Сегодня у вас ремонт внутридворового освещения вокруг здания мэрии.
С тем Остап и поплёлся в свою конуру – весь озабоченный странными загадками. «Подожди, – подумал он, – найду у кого справки навести!».
С фонарными столбами он разобрался быстро, к тому же сразу в своей коптёрке нашёл когти для лазания на верхотуру. Пришлось, конечно, повозиться, но, когда от выключателя ярко вспыхнули все четыре фонаря, Остап почему-то обрадовался. Так он не радовался даже при удачном побеге из СИЗО под Москвой. И даже при бесконечно лёгкой краже в тот же день кем-то брошенного у магазина велосипеда. Ему показалось, что само по себе работать не так уж и плохо. К тому же знаешь, что тебя накормят, положат спать, оденут. Если бы ещё не странность местных жителей с ихними тайнами, да не удивительные загадки на каждом шагу заколдованного города…
«Заколдованного?.. – подумал Остап. – А ведь я сам назвал его заколдованным! За кем-то повторил…». И он стал вспоминать, кто первый произнёс это слово совсем недавно. Но не вспомнил и решил пройти на пруд, посмотреть, что там нового. К сожалению, до пруда он не добрался, а встреченный вчерашний парень-рыболов очень удивился:
– Это какой пруд ты, Бендер, ищешь? У нас в городе пруда никогда не было! Если только в Маслово тебе съездить на своем трандулете, но ты же его ещё не починил?
«Ну, конечно, – подумал Остап, – откуда здесь быть пруду? Они же все меня за дурака держат!». А вслух он спросил:
– А ты, часом, не знаешь, кто может мой велик привести в порядок? Там инструмент только нужен, а у меня ничего нет.
– Да без вопросов у матросов! – ответил парень. – Тащи ко мне, во-он дом на краю видишь? С белой трубой и дисковой антенной? Вот туда часам к восьми вечера…
И пока Остап рассматривал трубу и антенну рядом с трубой, парень исчез, как будто его и не было…
* * *
Перекусив в обед дома у Пелагеи, Остап перед уходом в мэрию спросил осторожно:
– Бабуль! А правда говорят, что ты выглядишь значительно моложе, чем по своим годам? Вот я тебе больше, чем семьдесят лет ни за что бы не дал!
– Ладно тебе, Бендер! – сразу отозвалась Пелагея от плиты, где готовила какую-то похлебку. – Ну, кто же у женщины о возрасте спрашивает? Молодой ты ещё, потому не понимаешь и интересуешься. Какая тебе разница? Ты что, жениться на мне собрался? – видя, что Остап отчаянно замахал руками, она добавила: – Вот видишь? К тому же у меня законный супруг имеется.
– Тогда скажи, сколько лет твоему законному стукнуло? – не отставал Остап.
Сначала Пелагея задумалась, но всё-таки ответила:
– Тоже трудно сказать. Он ведь здешний, у них – в Егорьевске – много таких чудных – и на пятьдесят лет тянут на взгляд, а то и на все сто. А на самом деле… Точно могу сказать только одно: при мне Ванька помирал всего три раза.
– Как помирал? – всё-таки удивился Остап, хотя дал себе зарок в этих местах больше ничему не удивляться.
– Обычно. Как все помирают: в гроб его клала с соседками, отпевали вместе, а к утру смерть уходила, видно, боится она его.
– Да что ты, бабуль, мне сказки рассказываешь? Как это может быть, чтобы смерть уходила? Помер человек и помер! А Иван что делал, если помер? В гробу полежал, а утром на работу побежал? Или в огород картошку сажать? А может, смерть самогона боится и Ивана не берёт? Что же это за город такой – ни от кого правды не добьёшься!
Остап махнул рукой и пошёл на работу. Подойдя к мэрии, он увидел двери запертыми, а на видном месте висел листок, отпечатанный с помощью компьютера:
«Остап Иванович! Мы с Георгием Васильевичем уехали в область к губернатору. Ключ лежит слева под кирпичом. Проверите освещение по всем кабинетам, затем загляните на чердак – там бывший мэр когда-то устроил себе комнату отдыха, необходимо всё там отключить, провода обрезать». Подписи не было.
Остап достал ключ, пошёл заниматься делом. Кабинеты были открыты, в туалете он тоже всё проверил. Приставная лестница привела его через тонкую дверь в запущенное помещение под самой крышей, здесь было сумрачно из-за малой площади оконного проёма. Но электрический светильник был исправен и пришлось всё демонтировать, а концы обрезанных проводов изолировать.
После проделанного Остап посидел немного у своего стола. Он всё время удивлялся тому, что в мэрии ни разу не звонил телефон, хотя в обоих кабинетах он присутствовал: и у мэра, и у Оксаны Петровны. Остап даже проверил один – в трубке слышался длинный гудок станции.
Он вышел на улицу и сел около входной двери, облучаемый летним солнышком. Остап никогда не приучался к куреву, а без него время тянулось обычно очень медленно.
С проспекта Калинина свернул к одинокому зданию мэрии высокий мужик во фронтовом кителе и брюках с лампасами. Остап вскочил, вытянулся и отрапортовал:
– Здравия желаю, товарищ генерал! За время вашего отсутствия мэр поехал к губернатору!
Мужик внимательно поглядел на Остапа, потом на свою одежду, сказал:
– Да не генерал я, всего лишь пастух! Одежду по случаю купил, досталась очень дёшево, зато коровы меня в ней здорово слушаются, – он обратил внимание на открытую дверь. – Откуда знаешь, что мэр к губернатору подался?
Остап с достоинством ответил:
– Так здесь на двери записка имеется! – и он закрыл дверь. Записки не было.
– Ну-ну! – не удивился генерал-пастух, сплюнув на обочину тротуара. – А на чём же он поехал-то? Его машина в гараже ремонтируется, сейчас сам её видел…
– Не могу знать! – растерялся Остап. И записка пропала, и мэр пропал, и Оксана Петровна пропала! Что за дела!?
Пастух потоптался у порога с минуту и ушёл обратно на проспект, в самую гущу мчащихся машин.
«Сделал дело – гуляй смело!» – подумал Остап и повернулся запереть дверь. Вставляя ключ в замочную скважину, он обратил внимание, что записка оказалась на месте. После основного текста ниже на три интервала оказалась допечатка:
«Ключ оставьте, где взяли. Вот телефон трогать не надо было!»
Остап поозирался вокруг, но ближе полусотни метров кроме кучки гусей никого не было. Он пошёл к Пелагее готовить остатки велосипеда к ремонту. Пройдя часть пути, Остап совершенно непроизвольно оглянулся. На зрение он никогда не жаловался, но готов был поклясться, что закрытая дверь мэрии была девственно чиста – записка опять пропала…
У дома его поджидал дед Иван, как всегда небритый и разящий самогоном. На лавке рядом с ним стояла полная мутной жидкости полторашка.
– Ну что, Бендер? Выпьем за хорошую погоду?
– С удовольствием бы с вами выпил, дедуль, – проникновенно сказал Остап, – но я совсем непьющий. Да и к тому же мне велосипед в ремонт нужно отнести.
– А! Колька согласился починить твою технику? – спросил дед Иван неприязненно. – Зря ты самогонкой нашей брезгуешь! Она же целебная! От неё все болячки вмиг отлетают…
– Спасибо большое! – заторопился Остап. – Сейчас у меня и болячек-то нет.
– Будут! – сурово провозгласил дед и отвинтил пробку. Тут же из открытой двери дома к нему подбежала любимая псина-собутыльница.
Собрав остатки от велосипеда и связав их найденной во дворе верёвкой, Остап не спеша пошёл искать дом с белой трубой и дисковой антенной.
* * *
Остап ещё ни разу не перебегал в Егорьевске проспект Калинина. Нужды такой пока не было, так как все объекты, которые он посещал, находились в восточной стороне городка. Проспект, как всегда, шумел непрерывным потоком машин, Остап боязливо поглядывал на это со стороны и радовался, что работу ему нашли рядом с местом проживания. Потихоньку дошёл он и до дома весёлого Николая. Дом был ладный: двухэтажный, с пристройкой и приусадебным участком. Приподняв щеколду, Остап прошёл по дорожке к дому и остановился, не зная, что предпринять, так как на входной двери висел амбарный замок.
Замок сегодня уже встречался Остапу и не помешал работе, поэтому Остап пригляделся получше, нет ли записки про ключ под кирпичом или ещё в каком-нибудь неожиданном месте. Во дворе наблюдалась стерильная чистота, не как у Пелагеи. Никаких тебе бумажек в виде старых этикеток с бутылок и полторашек, никаких собак, никаких мисок для кормёжки домашних животных. Похоже, что здесь за порядком следят исправно. Но где же хозяин, ведь условились на восемь вечера? Остап прошёл за дом поглядеть, нет ли Николая в саду-огороде. Опрятный участок вновь поразил чистотой, ровными грядками, ухоженными растениями. Несколько удивило Остапа наличие десятка культурно возделанных кустов крупного красного винограда. Не ожидал он встретить южный сорт виноградной лозы, предназначенный, видимо, для изготовления хорошего красного вина. «Недурственно было бы попробовать…» – подумал Остап. И сразу сзади раздался знакомый голос:
– Извини, что задержался! – Николай появился весь замазанный какой-то глиной, руки были по локоть в чём-то липком, наперевес он держал совковую лопату. – Обязательно угощу вином, оно у меня особенное!
Остап понял, что хозяин такой же экстрасенс, что и Пелагея, но хотя бы не скрывает этого.
– А зачем скрывать? – удивился такой мысли Николай. – Мы здесь все народ открытый. Пелагея-то приезжая, как и ты, поэтому у неё не всё как у людей. А нам скрывать нечего. Сказать ничего плохого, правда, про Скороваровых я не хочу, сам-то он прекрасно когда-то с деревней управлялся. Котяра, правда, рассказывали, был хороший, но как Пелагея его здесь отыскала, так сразу и исправился, перестал блудить. Пойдём в дом, заодно занесёшь в мастерскую велик, я им позже займусь – сегодня сильно устал. Работа у меня не постоянно бывает, то много её, то совсем нет. Денёк выдался трудный. Два дня ничего не было, а сегодня пришлось троих закопать.
– Это как? Ты кем работаешь? Если не секрет, конечно…
– Да какой секрет, нет никакого секрета: работник кладбища я, от мэрии тружусь, в ней и бабки получаю – по тридцать баксов за каждого жмурика! На жизнь хватает. Бывает ещё всякая подработка: кому машину починить или трактор, бытовую технику, вроде телевизора, компьютера.
– Значит, ты похоронил троих?
– Ну, это как назвать! Одного-то точно похоронили его родственники: из Москвы привезли и похоронили на родине, здешний он, а в столицу на заработки отправился когда-то. Там какой-то химии наглотался в исследовательской лаборатории и помер. А ещё двоих так просто пришлось закопать. У меня денег нет им пышные похороны устраивать.
– А откуда они взялись – эти мертвяки? – полюбопытствовал Остап.
– Да черт их знает! – откликнулся Николай, отмывая руки в тазе с тёплой водой. – Обычно на окраине города порой появляются всякие. Когда власти наши обращаются в областную администрацию с просьбой забрать, установить причину смерти, расследовать обстоятельства, завести уголовное дело, то никто там и пальцем не шевелит. У вас, говорят, случилось, сами и расследуйте, у вас там такие вещи творятся, что лишнего жмурика похоронить будет не проблема. Ну, зарываю их и крест ставлю за счёт заведения…
– Какого заведения?
– Ну, мэрии, какого же ещё? Так, хватит о пустом, делом давай займёмся. Сейчас вина принесу – попробуешь, и проверим технику твою.
Николай полез в погреб, расположенный в доме. Из погреба повеяло холодом, как из рефрижератора. Остап помог Николаю, забрав бутыль из рук и поставив её на стол. Закрыв крышку погреба и накрыв её, как и была, толстым куском ватного одеяла, хозяин достал из серванта два больших бокала и, откупорив бутыль, разлил по полной.
– Я столько не буду! – испугался Остап. – Только попробую!
– Да не бойся! Бендер, я ведь тогда пошутил – про утопленника. На самом деле тот электрик элементарно повесился, что-то с головой у него не так было. Сам посуди: разве у нормального электрика ток наоборот по проводам мог идти?
– Как это? – уточнил Остап.
– А так! Да ты пей, это урожай позапрошлого года, самый мой удавшийся. Всей деревней, то бишь городом, пьём, а оно не кончается. И нацедил всего двадцать литров, а не кончается и всё! Вроде три-четыре бутыли выпьем с приятелями, а наутро они опять полные – чудеса, да и только! Тот электрик – его кликуха была Миклухо-Маклай – приехал к нам на попутке и остался, потому что его водитель забыл, а, скорее, не захотел забирать дальше и оставил специально. Трудно сказать! Одно я знаю точно: они заглянули в наше кафе, выпили по банке американского пива, и Миклуха отошёл в туалет всего на пару минут. А водитель сразу – только туалетная дверь затворилась – как рванул из кафе, рысью добрался до дохленькой копейки и сразу ударил по газам! Миклуха вышел – никого нет! Он у всех стал справки наводить, а никто и внимания не обратил на эту парочку, все смолчали. А я тоже промолчал – ведь всё равно человек уехал, чего говорить-то? К тому же понятно было, что парень клёвый, в электричестве разбирается. А у нас кризис с электриками! Так и остался у нас работать. Но ток у него как-то странно шёл от лампочки к источнику. И город никогда не платил за использованную электроэнергию. Здесь всякие комиссии приезжали, скандалы закатывали. Как Миклуха повесился – так всё снова наладилось…
– Врёшь ты опять? – с надеждой спросил Остап.
– Обижаешь, Бендер! Зачем мне это? – Николай вылил остатки вина в бокалы и споро отнес бутыль в погреб, видимо, для её самонаполнения.
После этого они стали рассматривать велосипед. В голове у Остапа появился пьянящий угар, и он заявил, что пойдет домой. Николай не возражал, проводил его до забора, а на прощанье сказал:
– Ты, Бендер, не переживай: всё починю! И всё с тобой будет нормально, ты этому деду Ивану не верь. Он у нас большой болтун, у него вся сила на Пелагею когда-то ушла, и он угрожает просто так, знает, что ничего не будет. Пугает просто!
– А что? Он меня пугал? – Остап ничего такого не помнил.
– А-а! Ты даже не заметил? Ну и хорошо, иди спокойно домой…
Через полчаса Остап уже спал в своём углу, нагретом до него Жучкой.
* * *
Наутро Остапу пришлось подняться раньше обычного. Разбудил его какой-то шум в прихожей. Он слышал из спальни басовитый храп деда Ивана и лёгкое посвистывание Пелагеи, что указывало на присутствие хозяина и хозяйки в доме. Псина, полюбившая местечко рядом с Остапом, напротив, отсутствовала. Шум со стороны входной двери продолжался, как будто её пытался взломать своим плечом могучий богатырь из старинных русских сказок.
За окнами было уже давно светло. Остап поглядел в обе стороны, ничего подозрительного на улице не заметил. Прямо перед домом в полусотни метров резво проскакивали по проспекту Калинина легковые и грузовые автомашины, создавая характерный для автотрассы звук. Поскольку во входную дверь по-прежнему бухали чем-то тяжёлым, Остап, даже не заглянув в прихожую, пошёл в спальню и разбудил лежащую с краю широкой семейной постели Пелагею. Она перестала посвистывать. Открыла глаза и сразу насторожилась, прислушиваясь.
– Опять злыдень по нашу душу?! – полувопросительно проговорила она загадочную фразу, отстранила Остапа и поднялась с постели. В рубашке для своих неизвестно каких преклонных лет тело Пелагеи выглядело даже очень прилично. Она покосилась на глядевшего на неё Остапа и сказав:
– Иди, приляг на своё место, а то ослепнешь! – пошла из комнаты, прихватив стоящий в углу под иконами большой топор.
«Странно, – непроизвольно подумал Остап, потупясь, – здесь в дверь ломятся, а она пошла дрова рубить!». Он вышел вслед, но ложиться не стал, присел прямо в трусах и майке на босу ногу к столу, наблюдая одновременно за хозяйкой и за окнами.
Пелагея отворила внутреннюю дверь в прихожую, вышла и стала кому-то, находящемуся вне дома, громко выговаривать:
– Что ты опять припёрся? Я же тебе русским языком сказала: оставь ты нас в покое! Ни Ванька, ни я в твоей смерти не повинны! Ищи виноватых в другом месте, а нас не тронь.
Остапу показалось, что Пелагее кто-то ответил на тарабарском языке и во входную дверь опять кто-то долбанулся.
– Да мало ли, что я умею! – повысила голос Пелагея. – Поди прочь! Я не могу определить того, кто приложил свою руку в этом кровавом деле! Иди, иди с миром!