Полнолуние

– Я понял, – кивнул Илья. – А что, девчонки разве не знают, что к ним на спор «подкатывают»?

– Почему не знают? Знают, конечно. Тому, кто чаще других выигрывает, ему каждый следующий раз вроде как все труднее выходит, потому что все про него знают, что он это на спор делает, а с другой стороны, проще.

– Это как? – удивился Лунин.

– А так! Он же самый крутой. А любая девчонка с самым крутым парнем быть хочет. Они же все надеются, что это со спора только начинается, а потом она его так поцелует, что он обо всех спорах забудет и только на нее смотреть будет. А ему держаться надо, если он не хочет, чтобы его другой обогнал, ну, тот, который на втором месте идет. – Пашка не по возрасту тяжело вздохнул и заключил глубокомысленно: – Непростое это дело – очки набирать.

– Это точно, – согласился Лунин, а затем осторожно поинтересовался: – И как, ты уже много очков набрал?

– Я еще не играю, – признался Пашка, – присматриваюсь пока.

– Знаешь, ты не спеши с этим делом, а лучше вообще не лезь, – посоветовал Лунин, торопливо пытаясь понять, что можно ответить на вполне закономерный вопрос «Почему?».

– Это с чего же? – уставился на него Пашка.

– С того, – недовольно буркнул Лунин, злясь на собственное неумение объяснить то, что, по его мнению, казалось очевидным. – На вот тебе денег немного, и будем разбегаться, а то тебя уже скоро искать начнут.

– До ужина не начнут, – легкомысленно отозвался Пашка, протягивая руку к зажатым в кулаке купюрам.

– Погоди-ка. – Илья переложил деньги в другую руку и ткнул пальцем в ячейку для мелочи рядом с рычагом переключения скорости. – Достань отсюда монетку. Не все разом, одну!

Пашка послушно достал из ячейки небольшую тускло поблескивающую монетку.

– Что там?

– Два рубля, – хмуро ответил Пашка, которому крайне не понравилось то, что бывшие уже такими близкими купюры куда-то исчезли, – на мороженое не хватит.

– Верно, – согласился Лунин, – возьми еще. Что там, десюнчик? Видишь, уже лучше. Давай дальше.

Окончательно помрачневший Пашка достал еще одну монету.

– Пятак, – презрительно бросил он, сжимая добытую мелочь в маленьком кулачке.

– Там еще что-то есть, – усмехнулся Лунин. – Возьмешь или лучше сразу тысячу?

– Чего спрашивать? – Пашка разом повеселел и протянул Илье раскрытую ладонь.

– Держи, – положив ему на ладонь купюру, Илья осторожно сжал мальчишеские пальцы. – Теперь понял?

– Нет, – честно признался Пашка.

– С поцелуями твоими все примерно так же. На мелочь не разменивайся. А то, знаешь, пока до чего-то стоящего доберешься, бац, а оно все уже занято окажется. Ладно, держи еще, – Илья сунул Пашке оставшиеся купюры, – и давай на выход.

– Видишь, – Пашка, широко улыбаясь, помахал зажатыми в кулаке тысячными, – и стоящего может быть много.

Придя к выводу, что его педагогические потуги провалились, Илья мрачно вздохнул. Он уже собирался поторопить Пашку, когда тот, спрятав деньги в карман, обвиняюще ткнул Лунина в бок пальцем.

– А ведь ты жулик! Я тебе первым вопрос задал, а ты мне так ничего и не ответил.

– Это ты про Ирину? – уточнил Лунин и тут же, спохватившись, добавил: – Владимировну?

– А кого ж еще? – кивнул Пашка. – Что, снится?

Лунин возмущенно засопел, не зная, что ответить смотревшему на него с улыбкой одиннадцатилетнему мальчишке, который задавал такие вопросы, которые, как казалось самому Лунину, задавать пока не должен. Он не знал, как сказать, что Ирина ему вовсе не снится, а несколько раз за последние пару месяцев снилась совсем другая женщина. Но это совсем ничего не значит, потому что та, другая, живет лишь в его воспоминаниях. А люди так уж устроены, что им чаще всего приходят во сне либо воспоминания, либо их страхи. А вот надежды, мечты, например, такие, как у него, в которых живет Ирина, снятся людям отчего-то гораздо реже. Не то чтобы совсем не снятся, вовсе нет. Но, во всяком случае, ему, Лунину, точно ничего подобного, к сожалению, во сне не является.

– Иди, – сухо скомандовал Илья.

– Обиделся? – Пашка еще раз ткнул Лунина в бок, на этот раз кулачком.

– Иди уже, – как можно мягче попросил Илья.

Но Пашка и не думал выходить из машины. Внимательно, снизу вверх посмотрев на Лунина, он неожиданно твердо произнес слова, смысл которых не сразу дошел до Лунина.

– Я помогу, можешь не сомневаться. И ей помогу, – Пашка распахнул дверь «хайлендера», отчего в машине сразу же стало холодно и неуютно, – и тебе.

Дверь автомобиля громко захлопнулась. Маленькая темная фигурка, быстро пробежав от калитки до подъезда, скрылась за стеклянной дверью, а Лунин все так же сидел неподвижно, удивленно размышляя о том, каким взрослым может быть одиннадцатилетний ребенок, и пытаясь вспомнить, каким он сам был в уже очень далекие и почти стершиеся из памяти одиннадцать лет. Так ничего толком и не вспомнив, он поехал домой, где его с нетерпением ждала Рокси. По дороге он сделал звонок Зубареву.

– Лунин, а до завтра наше общение подождать не может? – вовсе не обрадовался звонку приятеля Вадим. – Я тут немного занят.

– Библиотечное дело осваиваешь? – хмыкнул Илья. – Я коротко. Интернациональная, двадцать шесть, ты по этому адресу участкового знаешь?

– Интернациональная, – напряг память оперативник, – знаю, конечно. Там, кстати, нормальный мужик, не халтурщик.

– Нормальный, говоришь, – с сомнением пробурчал Лунин, – я тебе сейчас фотографию скину, там заявление от потерпевшей. Поговори с ним, пусть сходит, посмотрит, что там к чему, с мужем ее пообщается.

– Заявление, я так понимаю, на мужа, – догадался майор. – А как оно у тебя оказалось?

– Тут долгая история. – Илье почему-то вдруг не захотелось делиться подробностями собственного пребывания в ОП-3. – Я в отделе случайно оказался, а тут эта женщина.

– А в дежурке ее отфутболили, – закончил за него Вадим, – можешь не объяснять. Она что, твоя знакомая?

– Не важно. Ты поможешь или нет?

– Ох, какие мы гордые, – фыркнул оперативник, – спросить ничего нельзя. Ладно, сбрось заявление, я с участковым переговорю. Не дадим твою заявительницу в обиду, так ей и передай.

– До завтра, – бросил в телефон Илья, завершая разговор. Благодарить Зубарева он не стал. Какие уж между друзьями благодарности, когда речь идет о такой мелочи. Да и к тому же Вадик пока ничего и не сделал.

Глава 4

Здесь рыбы нет

Невыспавшийся Зубарев был немногословен. Буркнув короткое «Привет», он бросил сумку с вещами на заднее сиденье, уселся, скрестив на груди руки и закрыв глаза, и принялся усиленно изображать спящего. Минут через десять внутреннее состояние оперативника совпало с внешними проявлениями, и он наполнил салон оглушительным храпом, так что Илье не оставалось ничего другого, как выставить громкость музыкальной системы почти на максимальную.

Два часа спустя, заехав на последнюю, по мнению навигатора, приличную заправку и залив полный бак, он бесцеремонно растолкал оперативника.

– Уже приехали? – Вадим сонно огляделся по сторонам.

– Еще два часа пилить, – Илья достал с заднего сиденья предусмотрительно захваченный с собой термос с кофе, – а то и больше.

– И что, тебе потребовались услуги штурмана? – Поняв, что ехать еще долго, Вадим вновь скрестил на груди руки. – Все время прямо. А я еще чуток вздремну, если ты не возражаешь.

– Возражаю, – Илья протянул ему металлическую кружку с кофе, – ты храпишь слишком громко, уши закладывает.

– Так ты радио погромче сделай, и нормально будет, – попытался было отказаться от кофе Вадим.

– Вот от радио уши и закладывает, – отрезал Лунин, – пей.

– Ну, пей так пей, – согласился оперативник, – а закуска есть хоть какая? А то у меня от пустого кофе желудок сводит.

После того как было покончено и с лунинским кофе, и с лунинскими же бутербродами, «хайлендер» вновь устремился прочь от уже давным-давно скрывшегося за горизонтом Среднегорска. С каждым километром радиоприемник все хуже ловил сигнал, и в конце концов Илье не оставалось ничего другого, как его выключить.

– Тишина, скукота, тоска, – спустя несколько минут прокомментировал Вадим, – небось, и в Нерыби этой такая же канитель будет.

– Это предсказание? – Илья бросил короткий взгляд на приятеля и вновь сосредоточился на дороге.

– Это богатый профессиональный и жизненный опыт, – важно изрек Зубарев, – поверь мне, ничего интересного нас там не ждет. По сути, есть всего два реальных варианта. Либо эта потеряшка сама сбежала из этой глухомани, и я думаю, когда мы туда приедем, то поймем, что это нормальное желание для семнадцатилетней девицы.

– Либо?

– Либо ее папашка сам и прибил. Ну или, может, еще брат. У нее ведь братец-близняшка. В любом случае кто-то из своих. Так что тряханем их как следует, и все узнаем. Вот увидишь, завтра к вечеру кто-нибудь нам всю правду уже расскажет. Я лично ставлю на папашку.

– Ты, я смотрю, уверен, – хмыкнул, не поворачивая головы, Лунин.

– Ну а что ты хочешь? У мужика этого, Кноля, жены нет, кругом одни зэки да вертухаи, вот он и одичал малость. У них же там угрюм-река, угрюм-тайга, сплошной угрюм.

– Нерыбь.

– Что – Нерыбь? – не понял оперативник.

– Река так называется – Нерыбь. Как и поселок.

– Ах, Нерыбь. Ну да, тогда это, конечно, все меняет, – хмыкнул Вадим. – Ты, раз уж такой знаток географии, может, еще скажешь, откуда название такое взялось чудное – Нерыбь?

– От казаков, – порадовался возможности блеснуть знаниями Лунин, – они где-то там, где сейчас поселок, на зимовку встали.

– Казаки? – иронично переспросил Зубарев.

– Не все, конечно, казацкий отряд. Построили себе что-то вроде небольшой крепости, думали, зимой будут на охоту ходить да рыбу ловить.

– Но тут что-то пошло не так?

– Именно, – кивнул Илья, – снега выпало так много, что в тайге пройти было невозможно, а рыбы в реке так и не оказалось. Так что до весны, когда к ним пробилось подкрепление, весь отряд уже умер от голода.

– Какая история, – покачал головой Вадик, – эпическая. Ты, Лунин, прям кладезь знаний. Я вот вчера весь вечер в библиотеке провел, и то не в курсе, кто там чего ловил. Ты вот только скажи мне такую вещь… – Зубарев громко зевнул, прогоняя остатки сна. – Ежели эти казаки все перемерли, откуда стало известно, что они ни одной рыбины в реке не поймали.

– Понятия не имею. – Лунин пожал плечами. – Может, кто написал?

– Ага, я представляю, – неожиданно развеселился Вадик. – Приходит, значит, в крепость это подкрепление, там кучка обглоданных скелетов, а в тающий сугроб табличка воткнута: «Здесь рыбы нет».

– Ну очень смешно, – вздохнул Илья. – Ты мне скажи лучше, ты по этому Кнолю что-то узнавал или так весь вечер в библиотеке и проковырялся.

– Во-первых, в библиотеке я не ковырялся, я там культурно проводил досуг.

– Культурно-эротически, – фыркнул Лунин.

– А ты не завидуй. Придет и твое время. Вот в детской такие резвые старушки работают, тебе, Лунин, в самый раз с ними познакомиться.

– Высажу, – пригрозил Илья.

– Ага, так я и вышел, – нисколько не испугался Зубарев. – Ладно, не пыхти. Узнавал я по Кнолю. Немного пока информации, но кое-что есть. Он из второй категории.

– Из чего он?

– Ты что, не знаешь? Во ФСИНЕ[2] работают две категории. Первая – те, которых никуда больше не брали, а вторая – которых откуда-то выгнали. Вторые, сам понимаешь, поумнее первых. Порой их именно за это откуда-то и поперли.

– А Кноля, значит, поперли?

– Еще как, – ухмыльнулся Вадик, – его, можно сказать, вышибли пинком под зад, так что он аж до самой Нерыби и долетел.

– И откуда вышибали?

– О, друг мой, тут как раз самое интересное! И откуда вышибали, и как – одно другого круче. Этот наш Аркадий Викторович раньше знаешь где служил?

– Не тяни!

– Он командовал батальоном спецназа, номер части сейчас не помню, у меня в блокноте записано. В общем, под Красноярском они базировались. У вояк, сам знаешь, учения регулярно, чтоб сильно не расслаблялись. Ну вот, в очередной раз их всех куда-то погнали одних против других, а тут как раз комиссия из штаба округа. Оказывается, тот, который теми, другими, командовал, должен был по результатам учений уйти на повышение. И все вроде как про это знали.

– И Кноль?

– Думаю, что и Кноль, – кивнул майор, – у меня информация, конечно, неофициальная, но человека хорошо знаю, врать не будет. Он сказал, что в курсе были все. Ну а раз в курсе, то чего напрягаться? Красные бьют белых, ну или наоборот, уж не знаю, как сейчас правильно. Потом подбивают итоги, нужный человек получает нужное звание, остальные просто радуются, что отмучились. Уж не знаю, чего там с этим Кнолем приключилось, может, он фильмов героических насмотрелся, только он погнал свой батальон ночным маршем по какому-то болоту, утопил в нем половину техники, но зато с тем, что осталось, к утру вышел к штабу этих самых красных и повязал их всех тепленькими, включая того генерал-майора, на которого уже приказ о переводе пришел и новые погоны. В общем, примерно, все как у тебя с Хованским, только, конечно, без наручников обошлось.

– Можно без сравнений? – настойчиво попросил Лунин.

– Можно и без сравнений, – пожал плечами Вадим, – хотя с ними как-то точнее. Тебе ведь нужна точная картина?

– Можно и приблизительную.

– Уговорил, слушай дальше. Картина такая: с минуты на минуту должна появиться комиссия, генерал этот проигравший орет на Кноля, чтоб тот забирал своих охламонов и лез обратно в болото, вроде как его тут и не было. В общем, Кноль терпел, терпел и не вытерпел. Подъезжает к штабной палатке комиссия, выгружается, а генерала нет, только кусты шевелятся. Шевелятся и кричат таким тоненьким голосочком: «Помогите!» Пока комиссия сообразила, что к чему, из кустов появляется Кноль. Подходит строевым шагом и рапортует об итогах учений. Пока он рапортовал, и генерал выбрался. Конечно, малость помятый, но в целом без особых повреждений. Представляешь пейзаж?

– Приблизительно, – хмыкнул Илья.

– Кноль правильно сделал, что генерала в кустах мутузил. Если бы он это на глазах у комиссии сделал, всяко под трибунал угодил бы, а так его просто из армии культурно вышибли. Во ФСИНе, сам знаешь, у них толковых офицеров всегда дефицит был. Конечно, в само управление его не взяли, кому под боком такой борзый нужен, а вот в Нерыби как раз вакансия появилась, вот ему и предложили. А куда мужику еще деваться? Он же только и умеет командовать да морды генералам бить.

– Ну да, в Нерыби генералов нет.

– В Нерыби он сам себе генерал. Он там шесть лет уже как окопался. Говорят, вполне неплохо себя чувствует, и колония вроде как по всем показателям образцовая.

– Ни разу не был. – Илья немного сбавил скорость, проходя крутой поворот.

– Где? В образцовой колонии? Какие твои годы, еще успеешь. Только, Лунин, если что, тебя в другое место повезут.

– Я уже в курсе, – Илья усмехнулся, взглянув на приятеля, – Хованский рассказывал.

– Мудрый человек этот ваш Хованский, – отозвался оперативник. – Надо было ему тогда, когда ты наручниками пристегивал, еще и кляп в рот воткнуть.

– Зачем? – вздохнул Лунин.

– А потом сфоткать, – ухмыльнулся Вадик, – или видео снять. А что, был бы в тренде.

После того как обмен колкостями был завершен, вернее, оперативнику надоело посмеиваться над вяло огрызающимся Луниным, в салоне воцарилось ленивое, как это обычно и бывает после нескольких часов, проведенных в дороге, молчание. Зубарев дремал, почти до упора откинув спинку сиденья, Рокси негромко посапывала, скрутившись калачиком на заднем сиденье, сам же Илья беззлобно завидовал обоим своим спутникам, иногда отвлекаясь на размышления о том, сменит ли Хованский гнев на милость в случае удачного раскрытия этого дела. В конце концов Илья решил, что Хованский может многое, в том числе и подобную малость, но вот захочет ли он сделать то, что может, и сделает ли, – это был уже совсем другой вопрос, ответа на который в голове Лунина пока не было.

– Ты глянь, засада! – только что казавшийся спящим оперативник оторвал спину от кресла и ткнул пальцем в лобовое стекло. – Ждут кого-то. Уж не нас ли?

Оказалось, что ждали их, но не именно Зубарева и Лунина, а всех приезжих, возжелавших посетить Нерыбь – поселок, окруженный глухой тайгой и не имевший абсолютно никаких достопримечательностей, за исключением исправительной колонии номер пять, она же сокращенно ИК-5, или «пятерка». Собственно говоря, ради этой достопримечательности люди в Нерыбь и ехали. Нет, никому из них не было дела до того, что «пятерка» была открыта (преимущественно на вход и почти никогда на выход) в далеком 1937 году по личному распоряжению Николая Ежова, занимавшего в то время высокую должность народного комиссара внутренних дел. Всем было наплевать на то, что ИК-5 заслуженно славилась как самая большая по площади и числу «жителей» колония во всей Сибири. И никто даже не знал, что всего год назад коллектив исправительного учреждения был награжден переходящим вымпелом службы исполнения наказаний с торжественной и почетной формулировкой: «За успехи в трудовых показателях и деле исправления осужденных».

Люди ехали в Нерыбь совсем не поэтому. Причина у всех была одна и та же: их родственники, в крайнем случае, друзья, вынужденные провести некоторую, иногда довольно значительную, часть жизни на территории славной, награжденной переходящим вымпелом, самой большой в Сибири исправительной колонии. Хотя друзья к обитателям ИК-5 приезжали не так уж и часто. По какой-то необъяснимой причине круг общения людей, оказавшихся с внутренней стороны высокого, в три ряда, ограждения, всегда стремительно сокращался. Зачастую человек, еще не так давно бывший душой компании, неожиданно обнаруживал, что компанию ему на ближайшие пять, десять, а то и пятнадцать лет готовы составить совсем немногие. Мать, жена, дети. Причем этот, и без того достаточно короткий, список мог внезапно стать еще короче, а иногда никакого списка и вовсе не оставалось. Но и те, кому повезло больше, могли насладиться обществом приехавших к ним за сотни, а иногда и за тысячи километров не так уж и часто: раз в два месяца краткосрочное свидание, на котором только и можно, что увидеть близкого человека через стекло да поговорить с ним, прижимая к уху телефонную трубку, и раз в три месяца свидание длительное, если только можно считать длительными сутки или двое, проведенные вместе в небольшой, скудно обставленной комнате, где, впрочем, на мебель никто не обращает внимания.

Так или примерно так, с небольшими отклонениями в ту или иную сторону, обстояло дело с уже достаточно давних времен, возможно, оно обстояло бы так и дальше, но неожиданные, никем не предвиденные обстоятельства стремительно переменили ситуацию. Причем, как это часто бывает с переменами неожиданными и стремительными, переменили ее в худшую сторону. Как только стало понятно, что новый, еще не изученный врачами вирус уверенной поступью перешагнул границы государства и, сравнительно быстро овладев столицей, двинулся вглубь страны, исправительная система сделала то единственное, что она всегда умела делать, – с грохотом захлопнула даже те немногие двери и форточки, которые были едва заметно приоткрыты, полностью изолировав саму себя и своих обитателей от внешнего мира. Постепенно ситуация немного стабилизировалась, и краткосрочные свидания, как и прием посылок от родственников, были возобновлены, но в Нерыби, благодаря ее удаленности от всего остального мира, а также изобретательности полковника Кноля, существовала своя специфика, с первыми проявлениями которой Лунин и Зубарев столкнулись нос к носу на блокпосту, перекрывающем въезд в поселок.

По неофициальному, но от этого не менее весомому указанию Аркадия Викторовича въезд посторонних в поселок был полностью запрещен. Все машины приезжающих на свидания и привозящих посылки в колонию останавливались в трех километрах от Нерыби. Дальнейшее перемещение непосредственно до колонии было возможно исключительно на выделенном для этих целей автобусе, который отвозил пассажиров прямо к пропускному пункту, а затем возвращал обратно. Возможности посетить местный магазин или уж тем более переночевать в закрытой за ненадобностью гостинице у приезжих не было, как не было и возможности пообщаться, а заодно и заразить чем-либо жителей поселка. Все прочие, приезжавшие в Нерыбь по служебной необходимости, здесь же на блокпосту сдавали экспресс-анализ, после чего, прождав полчаса, могли ехать в поселок. Той же процедуре подвергались и местные жители, возвращающиеся домой из отпуска или командировки. Благодаря таким, с одной стороны, драконовским, а с другой – имеющим весомые основания мерам до начала ноября в Нерыби не было выявлено ни одного случая опасного заболевания, чем Аркадий Викторович Кноль, несомненно, мог гордиться. Он и гордился вплоть до тридцатого октября, того самого дня, когда пропала Алина.

Вадим еще вяло препирался с начальником караула, когда Лунин распахнул дверь видавшей виды «газели» с надписью: «Медицинская служба». Двадцать минут спустя, когда результаты теста еще не были объявлены, к перекрывшему дорогу шлагбауму вплотную подъехал белый «УАЗ-Патриот», из которого легко выскочил высокий, хорошо сложенный офицер с капитанскими погонами на плотно облегающей его широкие плечи камуфляжной куртке. Перекинувшись парой слов со стоящим у шлагбаума прапорщиком, офицер подошел к Лунину и протянул руку:

– Приветствую! Вы, я так понимаю, Лунин?

– Он самый, – Илья пожал протянутую ладонь и запоздало спохватился, – а мы ведь еще не проверенные!

– Беда. И что ж теперь делать с ней? – поднеся к лицу правую руку, капитан некоторое время разглядывал ее с отчетливым выражением брезгливости, которое несколько портило его в целом достаточно симпатичное, еще не обрюзгшее лицо. – Не отрубать же?

На лице капитана появилась задорная улыбка. Сделав несколько широких шагов, он подошел к медицинской «газели» и рывком открыл боковую дверь.

– Лариса Андреевна! Что там наши гости, незаразные?

– Незаразные, – послышался в ответ добродушный женский голос, – сейчас, я документы оформлю.

– Вы не спешите, я за бумагами завтра заскочу. Это ж из области приехали, – наклонившись ближе к невидимой от шлагбаума Ларисе Андреевне, капитан бросил несколько коротких фраз, очевидно, объясняющих цель появления в Нерыби двух «незаразных», после чего все с той же широкой улыбкой обернулся к Лунину и махнул рукой: – Все, можно ехать!

– Ну наконец-то, – оживился бродивший вдоль обочины Зубарев, – а то есть уже охота, сил нет. Обед, надеюсь, программой предусмотрен?

– Это с вами? – уточнил капитан, смерив Вадима быстрым оценивающим взглядом.

– Мы друг с другом, – отозвался за Илью оперативник, – майор Зубарев. Можно Вадим.

– Ох! – смутился капитан, обмениваясь с Вадиком рукопожатием. – Я же и не представился. – Капитан Ревенко, можно Женя.

– Так что, капитан, накормишь приезжих? – уже более требовательно уточнил Вадим.

– Накормлю, – на лице Ревенко проступило едва заметное замешательство, – только сначала надо будет Аркадия Викторовича посетить, сами понимаете.

– Понимаем, – не стал спорить майор. – Ладно, что время терять? Езжай вперед, мы за тобой.

Путь от блокпоста до ближайших построек занял всего несколько минут. По обе стороны от узкой, но пребывающей в неплохом состоянии полоски асфальта высились темные, почти черные шпили густого елового леса. Последний километр до Нерыби дорога начала подниматься вверх, и ели сменились соснами – более светлыми, вздымающими к небу купола могучих ветвей, словно приветствуя мчащееся по сине-голубой беговой дорожке огненное светило. Вырвавшись из чащи леса, автомобили почти сразу въехали в поселок и, сбавив скорость, покатили среди аккуратных двухэтажных домов, как один удивляющих идеально оштукатуренными и явно не так давно выкрашенными фасадами. Дома были относительно небольшими, двухподъездными, как быстро прикинул Илья, получалось, что в каждом доме живет всего шестнадцать семей. Между домами, как и на подъезде к поселку, росли сосны, но только не сплошным лесным частоколом, а значительно реже, будто какой-то великан с корнями вырвал каждое второе, а то и две трети из росших когда-то деревьев и дал возможность оставшимся расти не только ввысь, но и вширь, а под их мощными раскидистыми кронами тут и там разбросал разноцветные детские городки, спортивные площадки и уличные тренажеры, проложил вымощенные плиткой пешеходные дорожки и даже расставил вдоль них светильники на высоких кованых опорах.

– А тут недурно, – пробурчал, не отрываясь от окна, Зубарев, – прямо Кноль-Лэнд какой-то.

– Я думаю, дома построили еще до его приезда.

– Построили – да, – возражающим тоном согласился Вадим. – Только построить – это одно, а вот содержать все это – совсем другое. Ты смотри, какие домики!