bannerbanner
На качелях времени
На качелях времени

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 5

– Хотелось бы узнать, как тебе удалось успокоить разбушевавшегося пациента?

– В Зимчуруде он не считался больным, – ответила Махваш. – Мне кажется, его наказали. Я его простила, и мы с ним мысленно поговорили. Дядя Берди успокоился, извинился, обещал стать хорошим и справедливым.

– Получается, мы с ним столько времени справиться не смогли, а ты раз – и вылечила?! Ты уникальный человечек! Передача мысли на расстоянии… Но я об этом не смогу никому рассказать. И отдать тебя в чужие руки для обследований тоже не могу. Как же быть? – задумался Алексей Тихонович.

Вдруг в конце коридора послышались крики. Махваш вздрогнула. И вот уже толкотня у дверей кабинета, уговоры Светланы Ивановны непрошеных посетителей. Миг – и дверь нараспашку, а заплаканная Холида, в съехавшем набок платке, ворвалась к главврачу. Увидела Махваш и кинулась на неё, сжав кулаки.

– Это ты виновата во всём, колдунья проклятая! – будто каркала она вороньим голосом. – Из-за тебя Берди сошёл с ума и оказался здесь. Ты – полоумная! А ведь мы его уже похоронили! – затряслась она в рыданьях.

– Успокойтесь, тётушка Холида! Дядя Берди в здравом уме, он просто на время потерял память, скитался и вот попал сюда.

– Махваш попыталась усадить её рядом. Но Холида вырвалась и продолжала рыдать, вперемешку с проклятьями. Тут в кабинет вошёл её сын Ризо, обхватил мать за плечи.

– За тобой не угонишься, всю больницу на уши подняла, – стал он успокаивать разбушевавшуюся мать. – Мне стыдно за тебя! – Ризо огляделся вокруг, увидел врача и Махваш и добавил: – Вы уж извините маму, она до сих пор не верит, что папа жив.

– Так значит, вы – жена Берди-непомнящего, а ты его сын? – обратился к ним Тернопольский. – Скажите спасибо Махваш, а то бы никогда его не нашли. Он в порядке. Вчера пришёл в себя. Понаблюдаем за ним три дня и отпустим, с условием, что будете с нами на связи. Сейчас идите погуляйте во дворе, а я приведу главу вашего семейства.

– Никогда тебя не прощу, слышишь? – уже не кричала, а сипела на Махваш Холида. – Родилась у обрыва под деревом в полнолуние, ведьма! Из-под земли тебя достану и накажу!

Ризо вместе с мамой вышли из кабинета.

– Девочка моя, не обижайся на неё, не в себе женщина, – стал успокаивать Махваш Тернопольский. – Вот что я тебе скажу: ты уникальное создание, и я хочу, чтобы это служило на благо людям. Отправлю тебя к жене Ольге в Москву. Она тоже психотерапевт. Недавно уехала домой оформлять пенсию. И скучает одна. Мы с ней вчера по телефону о тебе говорили. И моя Ольга Владимировна ждёт тебя, как бесценный клад.

– А как же мама? Она меня от себя не отпустит. И с учёбой проблемы будут. Я же училась в таджикской школе.

– Ты прекрасно говоришь по-русски. Думаю, перейдёшь на класс ниже, пересдашь несколько экзаменов. Ты всё сможешь, не переживай. И мама всегда будет рядом. С её навыками и опытом работы она там без зарплаты не останется. Понимаешь, тебя здесь оставлять нельзя. В Москве ты будешь под наблюдением, определишься с профессией. Тут же только одержимой тебя воспринимать будут. Поверь мне, я уже столько лет здесь работаю. А ты обязательно должна поступить в медицинский, я тебе это настоятельно советую. Теперь мне надо идти. Дать разрешение на встречу родственников с Берди, – сказал Алексей Тихонович.

Махваш пошла к себе в палату. Там её, кроме матери, ждал Акбар Шодмонович.

– Милая, я слышала угрозы и крики Холиды. И на меня она хотела наброситься, но сын её силком увёл на улицу. Нам нужно уезжать. Холида нас в покое не оставит, – с тревогой сказала Мутриба. – Поневоле Хайяма вспомнишь: «Язык у человека мал, но сколько жизней он сломал».

– Мама, не переживай, со мной всё в порядке, – стала успокаивать её Махваш.

– Нам надо быстрее уехать куда-нибудь подальше! Я очень боюсь за тебя – свою кровиночку у меня больше нет никого на свете. Я не позволю никому тебя обидеть. Махваш, надо собираться, а то все будут знать, что ты в Кукташе лечишься. Холида три дня здесь будет с Берди и сыпать проклятия на тебя. И мне покоя не будет от её проклятий.

– Мамочка, джонам, потерпи немного, Алексей Тихонович отправит нас в Москву. А на таких, как тётя Холида, не обращай внимания – пусть говорят!

– Ну, дорогая пациентка, теперь ты у нас и доктор. На тебя возлагаются большие надежды, – решил поменять тему Акбар Шодмонович. – Представляете, Мутриба, мы так долго лечили нашего безродного Берди, а ваша дочь его успокоила и вернула память. Это феномен, который интересно будет исследовать.

– Я думала и тётушку Холиду смогу успокоить, но не получилось. А это значит, что не на всех работает мой феномен, – задумалась Махваш.

– Забудь обо всём, доченька, – посоветовала Мутриба.

Во дворе послышались голоса. Все подошли к окну. Картина была – и смех, и грех! Берди стоял с опущенной головой, как нашкодивший ребёнок, а Холида, размахивая руками, громко ругала его:

– Я столько времени ходила в траурной одежде, целую корову зарезала на твои поминки, а ты отдыхаешь в таком красивом месте! Ну ничего, тебе многие в Зимчуруде должны, заберёшь долги с процентами, купим корову.

Берди стоял прямо и всё поправлял с глаз поседевшую прядь волос. Куда делся его хитроумный взгляд хищника? Он открыто смотрел на мир грустными глазами, и горькая складка залегала возле его губ. Не было на лице и усиков Раджа Капура, которыми он гордился раньше.

– Нет, Холида, я не хочу забирать никаких процентов и давать в долг, я не ростовщик, – обратился он к жене. – Буду работать и всё купим. Это меня Бог наказал за все мои грехи. Главное, что я теперь здоров.

– А кем ты будешь работать? У нас там новый председатель сельпо! Все тебя с радостью похоронили – обрадовались, что теперь никому не должны. А колдунья Махваш может опять сменить гнев на милость. Сегодня ты здоров, а завтра – опять с ума сойдёшь? Эту девчонку надо в милицию сдать, она занимается чёрной магией, – не унималась Холида.

– Хватит! Ты не рада, что я жив, здоров и память ко мне вернулась? Если не хочешь, чтобы я поехал домой, носи и дальше свой траур, а я останусь в городе, – обиженно ответил Берди.

– А может быть, ты влюбился в эту злую ведьму?

– Не видишь, что ли? Наш сын Ризо в неё влюблён. Это я всю жизнь жил со злой ведьмой. Благодари Бога, что отец твоих детей жив, а ты до сих пор меня оплакиваешь. Сядь на скамейку и подумай хорошенько – будет мир в семье или нет? Если нет, то возвращайся без меня!

Холида села и тихо заплакала. Ризо её успокаивал. Грустно было смотреть на эту картину. Берди сел рядом, обнял её и всё старался поправить сбившийся платок на её голове.

– Слава Богу, – сказала Мутриба. – Может быть, и нас оставит в покое…

– Нас тётя Холида больше не увидит, мама, я в этом уверена. Но и не простит, – сказала Махваш.

– Ну, мне пора домой. После дежурства очень устал. До завтра! – сказал Акбар Шодмонович.

Они попрощались с доктором. Зашла величественная Светлана Ивановна и позвала Махваш на приём к специалистам:

– Первым делом пойдём к окулисту.

– Да, конечно, я же лунная акула, – пошутила Махваш.

Мутриба улыбнулась и сказала:

– А я буду собираться, так хочу побыстрее отсюда уехать. Боюсь за тебя, моя родная.

Махваш долго не было. Мутриба решила поговорить с Алексеем Тихоновичем. Терпеливо ждала у дверей его кабинета. Он пришёл вместе с Махваш.

– Очень хорошо, что вы здесь. Пройдёмте в кабинет, – пригласил Тернопольский.

Все сели, он взял результаты анализов и записи врачей, осмотревших Махваш. Долго читал заключение окулиста. Подошёл к окну и посмотрел снимки головного мозга.

– Махваш, у тебя нет никаких отклонений, ты самая здоровая девушка. Но в тебе много умственного потенциала. Не хочу ничего говорить про возможности твоей мозговой деятельности, это будут изучать мои коллеги-учёные. Скажите, есть ли у вас деньги на билет в Москву?

– Да, Рахим Халилович дал мне отпускные и ещё материальную помощь. Он сказал, что купит в Зимчуруде наш дом, а деньги пришлёт, – ответила Мутриба.

– Тогда я закажу билеты на ближайший рейс. Вас встретят и отвезут ко мне домой. Моя Ольга Владимировна ждёт, не дождётся, хочет посмотреть на Махваш – таджикский феномен. Вам, действительно, необходимо уехать, здесь таким «необычайно» здоровым не место, – с улыбкой сказал Алексей Тихонович и добавил: – Выписку и письмо моё передайте жене.

Мутриба с дочерью стали собираться. Мохира Асадовна собрала им в дорогу из фруктового сада больницы яблоки и груши.

– А эти лепёшки я пекла сама, они долго сохраняются свежими, – сказала она и протянула небольшой свёрток. – Хан-атлас для Ольги Владимировны. Она долго работала у нас. Передайте ей, что здесь её все помнят и любят.

Вечерним рейсом Мутриба и Махваш улетели в Москву.

Глава третья. Мы не одни во Вселенной

Весь полёт Мутриба наблюдала за Махваш. Она глаз не сомкнула и смотрела в иллюминатор: Синее облако вдалеке над горами как будто провожало их. Дочь общалась с ним. Облако то превращалось в маленькие сердечки, то в большой глаз с каплей слезы, то в птицу, парящую над облаками. Махваш и улыбалась, и грустно закрывала глаза, и, по воле облака, радостно смотрела в сторону гор. Мутрибе показалось, что с ними прощается Карим. На глаза навернулись слёзы. Махваш прижалась к матери:

– Ты тоже увидела? Они мне поведали, что было с папой. Ты же никогда об этом не рассказывала. Не смогли ему помочь и извиняются. Не поняли, почему папа так крепко держался за барашка, а когда поняли, было уже поздно. Зато запомнили все его последние мольбы – защищать тебя и меня. И ещё Синие друзья говорят, что только тело отца разбилось, а душа его с нами или что-то похожее на это.

– Я до твоего рождения ходила к обрыву, но никогда ничего не замечала. Теперь знаю, что твоё безболезненное появление на свет во время сна в ту ночь у обрыва – это дело друзей, Синих огоньков. И папины мольбы, – ответила Мутриба.

Когда самолёт летел уже над степями, облако становилось меньше, а потом и вовсе исчезло.

В Москве мать с дочерью встречала Ольга Владимировна: сразу их узнала и подошла. Высокая, сероглазая, белокурая, с красивой осанкой. Тепло улыбнулась и внимательно посмотрела на Махваш. Та уважительно опустила глаза.

– Узнаю своих таджичек! Воспитанные, стеснительные и уважающие старших. И какие красивые! Я столько лет работала в Таджикистане, что для меня это не секрет. С приездом, девушки, дустони ман![2] – поприветствовала своих гостей Ольга Владимировна.

– И нам очень приятно видеть вас. Извините, что пришлось встречать в такую рань, – смущаясь, сказала Мутриба.

– Кто рано встаёт, тому Бог даёт! – светло улыбнулась Ольга Владимировна. – В Москве время бежит очень быстро, а нам с вами многое надо успеть.

Она остановила такси и пригласила Мутрибу с дочерью в салон. Сама села вперёд. Посмотрела на побледневшую Махваш и спросила:

– Первый раз летела на самолёте?

– Да, но там мне было хорошо. А здесь не хватает воздуха, боюсь, что меня сейчас вырвет, – ответила Махваш и что-то про себя шепнула.

Тут же подул ветерок, и из окон машины повеяло прохладой. Махваш глубоко вздохнула и заснула.

Мутриба и Ольга Владимировна переглянулись.

– Как же хорошо лечить людей не лекарствами, а словом! Меньше химии в организм. Махваш – просто уникальный человечек. Вы, по рассказам, тоже без боли её рожали?

– И об этом вы знаете?

– А как же! – светло улыбнулась своей удивительной улыбкой Ольга Владимировна. – Алексей Тихонович рассказал мне про десятистраничную историю болезни.

– Я родила дочку во сне. Были ли боли, не знаю…

– Всем бы так! – вклинился в разговор таксист. – Наверное, молитву прочитала и заснула роженица. Это Бог помог!

– Да, – поспешила ответить Мутриба, – всё в руках Всевышнего.

– Вот мы и приехали. – Ольга Владимировна взглянула на спящую Махваш, – и та тут же проснулась.

Вышли из такси у подъезда многоэтажного красивого здания. Махваш стала считать этажи и заявила:

– Хочу на последний этаж пешком подняться, как в гору! – И легко пошла по лестницам.

– Мы поедем на лифте и встретим тебя наверху! – крикнула ей вслед Мутриба.

– Эту квартиру на предпоследнем этаже мы получили взамен ветхого жилья. После третьего этажа пришлось переехать аж на пятнадцатый. Так непривычно! Алексей Тихонович сразу после новоселья вернулся в Душанбе, а я осталась. Теперь вот судьба мне вас послала.

Только вышли из лифта, а Махваш тут как тут – стоит на лестничной площадке прямо у входной двери Тернопольских.

Ольга Владимировна гостеприимно распахнула дверь:

– Прошу, входите, азизони ман![3]

Мутриба только ахала от восторга, обходя просторные, уютные, красиво убранные комнаты. Потом, спохватившись, достала из сумки отрез хан-атласа – подарок медперсонала лечебницы в Кукташе, протянула Ольге Владимировне, а та прижала к груди, переливающуюся всеми цветами радуги, ткань, и глаза её заблестели от слёз:

– Сошью себе платье и буду дома в нём гостей принимать, да зелёным чаем угощать.

А с веранды послышался голос Махваш:

– Можно я буду жить здесь?

– Конечно, располагайся, джонам, пока тепло. Принесём сюда кресло-кровать, небольшой столик. Под ноги положим кошму, которую я привезла из Таджикистана, а на неё – небольшой палас. Согласна?

– Как скажете, холаджон![4] – обняла хозяйку Махваш. – Я и зимой здесь буду жить, холодов не боюсь. Со значением глянула на застеклённую стенку лоджии, будто окно в другой мир, и подскочила к Мутрибе:

– Мамочка, посмотри, внизу за окном трёхэтажное здание кажется таким маленьким!

– Это школа, – пояснила Ольга Владимировна. – Завтра отнесём туда твои документы. Будем договариваться, какие экзамены тебе придётся пересдать. Ещё надо поставить тебя на учёт к врачу. И по магазинам походим – поищем вам с мамой подходящую тёплую одежду. Зимы здесь холодные!

– Я и не мечтала о таком повороте событий. – Мутриба прижала руки к сердцу. – Мир не без добрых людей! Бог посылает их нам, чтобы помогали в трудных испытаниях.

– А ты как думаешь, моя девочка? – спросила Ольга Владимировна.

– Мама верно говорит. Но я тоже расскажу вам многое, потому что доверяю. Алексей Тихонович обещал, что вы поможете мне во всём разобраться, – ответила Махваш.

– Очень на это надеюсь, ведь я буду постоянно наблюдать за тобой. Хотя не вижу в тебе признаков какой-либо психической болезни. Что-то здесь не так… Я лечила пациентов с болезнью сомнамбулизма. Ничего подобного в тебе не нахожу. Однако посмотрим. – Ольга Владимировна сделала строгое лицо, погрозила пальцем:

– Запомните! – но не выдержала и улыбнулась светлой лучистой улыбкой: – Никуда я вас от себя не отпущу! Будем жить вместе!

Житейские вопросы потихоньку решались. Махваш успешно пересдала экзамены, и её приняли в школу в десятый класс.

Дни были заняты разными хлопотами, но ночи… Махваш расположилась на веранде, просторной и прохладной. Ольга Владимировна постоянно наблюдала за ней. Первое время девушка засыпала, а в полночь во сне вставала к окну и смотрела вдаль. Чувствовалось, что она с кем-то общается: то грустит, то улыбается, то машет руками. На небе светилось красивое Синее облако, и вдруг из рук Махваш появлялся яркий синий комочек света и соединялся с облаком. Облако резко исчезало и появлялось через час-полтора. Всё это время Махваш смотрела на небо и ждала его возвращения. Когда синий комочек садился на руки и растворялся, она ложилась на кровать и спала до утра.

Ольга Владимировна не отпускала Мутрибу и Махваш от себя, говорила, что не хочет оставаться одна. Рассказывала, что много лет жила в таджикских семьях и везде её принимали за родную. Не дал ей Бог своих детей. И родня вся по миру разбрелась. Теперь её черёд приютить своих новых таджикских друзей.

Наблюдая за Махваш, Ольга Владимировна вела записи. А ещё попросила своего преподавателя – профессора, лучшего психотерапевта страны Елену Сергеевну Бахтину консультировать необычную пациентку. Елена Сергеевна – пожилая, седая и очень красивая дама – заинтересовалась ею. Их беседы были похожи одна на другую, но профессор чувствовала, что Махваш рассказывает не всё. Она ждала момента настоящего откровения.

Успокаивала Мутрибу, уверяя, что дочь её не больна и здесь что-то другое:

– Человеческий мозг имеет огромный потенциал и до конца не изучен. У Махваш мозг воспринимает в разы больше обычного и использует такие ресурсы, которые для нас пока закрыты.

– Что же она скрывает? – спросила Мутриба.

– Мне кажется, всё связано со смертью отца, хотя это надо изучать.

– Но ведь Махваш не видела отца! Она родилась после его смерти.

– Много вопросов, дорогая моя, – обняла Мутрибу за плечи Ольга Владимировна. – Вместе будем раскрывать тайну сновидений.

Прошёл год. Махваш поступила в медицинский институт, а Мутриба стала работать в клинике у Елены Сергеевны в отделе кадров.

Однажды Махваш неожиданно встретила на улице своего одноклассника Ризо. Они не виделись с того шумного скандала в Кукташе, когда Холида проклинала Махваш. Ризо подбежал к девушке, взял за руку и взволнованно взглянул ей в лицо:

– Я так ждал этой встречи! Хотел написать тебе письмо, но не знал куда. Отчаялся найти тебя здесь, в Москве. А я поступил в Бауманский университет.

– Рада за тебя. – Махваш высвободила свою руку из его горячей ладони и засыпала Ризо вопросами: – Как там наши одноклассники? Как Рахим Халилович? А Зимчуруд на месте? Мне так не хватает здесь заоблачных гор!

– Всё хорошо! Наши просили передать тебе привет. А Рахим Халилович надеется, что ты свяжешься с ним. Лучше спроси, как там обрыв? Хотя о нём тебе наверняка больше меня известно, – торопился с ответами Ризо, боясь, что девушка повернётся и исчезнет.

– Думаю, после того сна под большой чинарой с друзьями ты тоже кое-что понял. Скажи честно, вы хотели сбросить меня в пропасть?

– Да ты что! Только попугать хотели, но нам помешали. Помню, что нас заволокло в синий туман. А потом мы с друзьями проснулись под большой чинарой. Помню голос, как эхо: «Ты станешь други-и-и-м». Но ведь я и правда изменился, ответь мне, только честно?

– Точно! Два разных человека! – подтвердила Махваш.

Они засмеялись. Пошли в парк, посидели в кафе, им было, о чём поговорить.

– Расскажи о своём отце, Ризо, – попросила Махваш.

– Его совсем не узнать, теперь такой справедливый и набожный стал. Рассказывает всем, что Бог его миловал. В этом году решил совершить паломничество. Мама стала более спокойной. Но характер – не сахар и на язык острая. Нет-нет, да и вспомнит о тебе. Я подшучиваю, тебе бы с такой невесткой, как Махваш, рядом пожить – сразу изменишься. Может, святой станешь. Она сердится и иногда со скалкой за мной бегает. Но отец успокаивает маму и говорит, если бы не Махваш, ты бы при живом муже вдовой ходила.

– Да, и грустная, и весёлая история получилась, – сказала Махваш. – А мы больше года живём с Ольгой Владимировной. Она – сама доброта. Никуда нас не отпускает. В квартире огромная библиотека. Какие собрания сочинений! Больше всех мне нравятся Антон Чехов и Оскар Уайльд. И, конечно же, как жить без Хайяма и Хафиза?

– Я очень мало читал раньше, ты понимаешь почему. Всё моё детство прошло перед твоими глазами. Думал, что в этой жизни деньги решают всё. Но теперь взялся за ум. Последний год в Зимчуруде был для меня испытанием. Я стал усердно заниматься. Какой-то голос постоянно напоминал мне про ту ночь у обрыва и предупреждал, если не поменяю жизнь, окажусь опять у пропасти, – вспоминал Ризо.

– Мы с тобой потом напишем рассказ «У обрыва», – засмеялась Махваш. – Весёлая будет книжка!

Они стали часто видеться, и Мутриба в выходные иногда тенью ходила за ними, переживая за дочку. Махваш это замечала и понимала маму. Но судьба сделала своё дело: Махваш и Ризо полюбили друг друга.

Так прошли студенческие годы. Ризо закончил университет, а Махваш осталась в ординатуре. По совету Ольги Владимировны она выбрала кафедру психотерапии и медицинской психологии, а руководителем её в исследованиях стала профессор Елена Сергеевна Бахтина.

За это время произошло много событий в стране. Бывшие союзные республики провозгласили суверенитеты, и Советский Союз распался. Начали менять паспорта.

Везде было неспокойно, но больше всего тревожных вестей передавали из Таджикистана. Каждый день в программах радио и телевидения шли сообщения о беспорядках в столице и на юге республики. Махваш переживала за Ризо, просила остаться работать в Москве.

– У меня распределение в Душанбе – инженером-программистом на алюминиевый завод. Родителей и родных надо повидать, – возражал Ризо.

– Мне страшно отпускать тебя. Я тоже очень скучаю по родному краю, но мне некуда возвращаться. И учёбу надо заканчивать. Хочу, чтобы мы всегда были вместе, – грустно твердила Махваш.

– Завтра к шести вечера мне надо сдать комнату в общежитии. Приходи – вместе легче собираться в дорогу. – Он потянулся к Махваш и крепко обнял. – Я очень тебя люблю! Заберу при первой возможности отсюда, а пока подготовлюсь к свадьбе. Помни, мы всегда будем вместе. Давай вечером пойдём к тёте Мутрибе и я попрошу у неё твоей руки.

– Мама очень этого ждёт. Ты же знаешь наши обычаи? Думаю, она будет рада, ведь хочет моего счастья и знает, что я тебя полюбила. А вот будет ли рада твоя мама – тётушка Холида? – спросила Махваш. – Ты должен поговорить с родителями. Но мне непременно надо закончить учёбу. Как говорят Ольга Владимировна и Елена Сергеевна, мои эксперименты и научные исследования только начинаются.

– Ты не скучаешь по своему обрыву? – с улыбкой спросил Ризо.

– Очень скучаю, любимый. Думаю, что это он нас связал сердцами и душой. Если бы не обрыв, многое было бы по-другому.

Махваш заторопилась домой, попрощалась и пообещала:

– Буду ждать своего жениха за красиво накрытым столом! Ты только приходи ровно в семь вечера, чтобы я всё успела.

Махваш зашла в магазин, накупила продуктов и сладостей. Никогда она не была так счастлива, как сегодня.

Вечером все были в сборе. Ольга Владимировна радовалась и с сияющей улыбкой приняла гостя. Ризо пришёл с двумя букетами роскошных роз и большим пакетом в руках. Первый букет он галантно протянул изумлённой хозяйке дома. Второй – будущей тёще. Мутриба приняла его со слезами на глазах, пояснив, что это от счастья. Когда они сели за стол, в комнату вошла Махваш – скромная, с опущенными глазами в ярком национальном платье из хан-атласа и золотошвейной тюбетейке, вокруг которой красиво уложила свои роскошные косы. Белое лицо её было залито нежным румянцем.

Ризо встал с места, подошёл к ней и, взяв за руку, сказал:

– Конечно, по нашим обычаям первыми должны были прийти мои родители. Но они далеко, и я решил взять инициативу в свои руки. Тётушка Мутриба, я знаю, что для вас Махваш – бесценное сокровище, вы бережёте её как зеницу ока, не мыслите жизни вдали от неё. Я возвращаюсь домой, поговорю с родителями, и знаю, они будут рады моему выбору. Я прошу руки вашей дочери сперва у вас, а потом у неё, как положено по нашим обычаям. Мы любим друг друга. Обещаю, сделаю всё, чтобы Махваш стала самым счастливым человеком на земле.

Он опустился на одно колено и открыл свою правую ладонь. На ней была маленькая коробочка. Махваш открыла коробочку и увидела серебряное колечко с красным камешком. Надела его на безымянный палец, потянула жениха за руку, чтобы он встал. И они оба вернулись к столу.

– Как романтично! Ризо, ты сегодня такой джентльмен! Просто преобразился. Впервые вижу тебя в костюме и при галстуке. А какая красивая белоснежная рубашка! Такой сияющий и счастливый! Вот что делает с людьми настоящая любовь, – с восхищением сказала Ольга Владимировна.

– Ризо, я, конечно же, не против, но и твои родители должны дать вам благословение, – вздохнув, продолжила разговор Мутриба. – Ты поедешь в Зимчуруд, посоветуешься с родными и с их согласия мы сыграем свадьбу. Я буду молиться за вас. А где будете жить – потом договоримся. Я свою единственную кровиночку никогда не оставлю, буду с ней везде. Принимаешь мою Махваш с таким «приданым»?

– Я знаю, Махваш тоже никогда вас не оставит. Буду только рад иметь такое «заботливое приданое», – улыбнулся Ризо.

За столом много говорили о будущем. Но понемногу радостная тема поменялась на тревожную. Новости из Таджикистана были неутешительными. Ольга Владимировна рассказала, что просила Алексея Тихоновича срочно вернуться в Москву, но он ответил, что очень переживает за больных, не может их оставить.

Ризо тоже думал о родных. Отец ему жаловался, что мама с соседками пошла на одну из площадей города митинговать: рядом с их селением когда-то построили правительственную дачу и митингующие требовали, чтобы земли раздали селянам.

– Я должен забрать маму из Душанбе домой. Добром это не кончится. Лет сорок этой даче, мы все летом подрабатывали на ней. Смотрели по вечерам кино в летнем кинотеатре, играли в футбол и настольный теннис. Женщины стирали белье, работали в столовой, шили зимой курпачи – одеяла, а мужчины следили за чистотой территории и бассейнов. Рядом был пионерский лагерь с большой передвижной библиотекой. Вы же всё помните, тётя Мутриба? А теперь что будет: ведь там всё пригодно только для лета? – с беспокойством говорил Ризо.

На страницу:
3 из 5