Белая магия любви

– Как я могу втянуть тебя в неприятности? Это просто другой путь. Если бы я пришел к вам домой, это создало бы путаницу, которую увидел бы даже Вандеркиф.

– Нет—нет, в самом деле, – запротестовала она. – Я не могу остановиться, чтобы объяснить сейчас. Не будь таким подозрительным, Чанг. Я буду здесь завтра утром … нет, в студии. Пит, то есть Хэнк, может последовать за мной сюда. И теперь, когда ты знаешь, кто мы такие, разве ты не видишь, что нет никаких причин для…

Она кокетливо рассмеялась и умчалась, прежде чем он успел повторить свой отказ. Окликнуть ее означало бы предать.

На следующее утро, когда он работал на обычном месте возле каскада, она наткнулась на него со стороны студии. – Как ты меня напугал! – Воскликнула она, падая на траву в нескольких ярдах от него. – Я поднялась в студию, как и обещала.

Он поклонился ей с некоторой формальностью. Его тон был отчетливо жестким, когда он ответил, – моя работа вынудила меня быть здесь. Во всяком случае, мисс Ричмонд, мне ясно, и вам должно быть ясно, что наша дружба должна прекратиться.

– Ты не смотришь на меня, когда говоришь это, – сказала она, явно не впечатленная всерьез.

– Мне неприятно говорить вам такие вещи, – ответил он. – Но ваш приход снова, когда вы не должны этого делать, заставляет меня быть откровенным.

– Почему? – Спросила она, обхватив колени руками. – Почему наша дружба должна прекратиться?

– Есть много причин. Одной достаточно.

– Какой ты противный сегодня утром, Чанг!

Он укрылся в тишине.

– Ты, конечно, не ревнуешь к Хэнки? – Спросила она с дерзким озорством.

Он проигнорировал это.

– Не смотри так кисло. Я просто пошутила. Ты сердишься, потому что я заставила тебя помочь мне сказать… то, что было не совсем так?

– Мне не нравятся такие дела, – сказал он, неубедительно усердно орудуя кистью.

– Мне тоже, – сказала она. – Но что мне было делать? Знаешь, ты заставил меня обручиться с ним.

Он прервал работу и уставился на нее. Свет или что-то в этом роде в то утро больше всего подходил ей, маленькой, стройной, желтоволосой эльфийке, наиболее тревожно подходил.

– И если бы я не приехала сюда, чтобы стать твоей моделью, у меня не было бы неприятностей. И, войдя, что оставалось делать, как не выйти, как можно меньше повредив чувства бедного Питера?

Затем она посмотрела на него невинными глазами, как будто произнесла неоспоримое.

Роджер смотрел на нее с восхищением.

– Ты-предел! – Воскликнул он. – Предел!

– Но разве то, что я сказала, не правда? – Настаивала она. – А что еще я могла сделать?

– Правда? Да, верно, – сказал он, делая жест покорности. – Я признаю все-все, что угодно.

– Ну, будь же благоразумен, Чанг! – Упрекнула она. – Где это неправда?

– Если я позволю себе поспорить с тобой, то через пятнадцать минут буду бегать по лесу. Скажи, кто-нибудь в твоей семье или среди твоих знакомых когда-нибудь спорил с тобой?

Она задумалась, игнорируя иронию в его тоне.

– Нет, – сказала она, – я не думаю, что они так делали. У меня есть свой собственный путь.

– Я бы поклялся в этом, – воскликнул он.

– Ты единственный, кто когда-либо противостоял мне, – сказала она.

– Я? О, нет. Никогда! Но в одном я должен. – Он стал серьезным. – Рикс, я не буду иметь никакого отношения к тому, что ты обманываешь этого милого молодого человека. Это категорично и окончательно.

– Ну разве он не милый! – Воскликнула она. – Он мне всегда нравился с тех пор, как был маленьким мальчиком в школе танцев, с такой вежливой, тихой манерой шмыгать носом. Он терпеть не может сморкаться. Ты знаешь, есть такие люди. Я бы ни за что на свете не обидела его чувства. Видишь ли, все не могут быть такими суровыми и жесткими, как ты. Теперь ты получаешь позитивное удовольствие, говоря неприятные истины.

– Я не лжец, – коротко ответил он.

– Мне это в тебе нравится, – воскликнула она с энтузиазмом. – Это заставляет меня чувствовать такую уверенность. Ты единственный человек, которого я когда-либо знала, которому я верила.

Он посмотрел на нее с откровенным удивлением и подозрением.

– К чему ты клонишь? – Спросил он. – Ну, не смотри так невинно. Долой это!

– Я не понимаю, – сказала она, улыбаясь.

– Прошу прощения, но ты знаешь, точно. Чего ты добиваешься?

– Как мы можем быть друзьями, – взмолилась она, – если ты все время подозреваешь меня?

– Мы не будем друзьями, – решительно ответил он. – Это здесь и сейчас – конец.

Было очевидно, что его слова повергли ее в шок, странный шок удивления, как будто она ожидала совсем другого приема от своего предложения. Однако после недолгого размышления она, казалось, пришла в себя. – Как может такой умный человек, как вы, быть таким глупым? – Возразила она. – Ты прекрасно знаешь, что мы просто не можем не быть друзьями.

– Друзья—да, – признал он. – Но мы не увидимся.

– А что я скажу Питу?

– Что-нибудь умное и приятное. Кстати, как тебе это сошло с рук, когда ты добралась до дома?

Она радостно рассмеялась. Она выглядела самой невинной, самой юной.

– О, было такое! – Воскликнула она. – Мама … Ты не знаешь маму, поэтому не можешь оценить. Но ты поймешь, когда узнаешь ее. Это был треугольник : Гек, мама и я. Гек засиял перед тобой, так что он действительно был наполовину на моей стороне. Я рассказала, как познакомилась с тобой, всю историю, только не сказал всей правды о картине.

Ее взгляд был таким странным, что он встревоженно спросил, – что ты рассказала о ней?

– Мы поговорим об этом позже, – ответила она, и его знание ее методов не позволило ему спокойно воспринять это поспешное требование отсрочки. —Мама хотела знать, кто ты, и, конечно, я не могла ей сказать ничего такого, что удовлетворило бы такую женщину, как мама. Она запретила мне когда-либо видеть тебя снова. Я сказала ей, что, напротив, увижу тебя сегодня утром. Она бредила, боже, как она бредила! – И Рикс разразился хохотом. – Ты должен был слышать! Она такая обычная. Она обвинила меня—но ты можешь себе представить.

– Да, могу, – сухо ответил он. —И она права, абсолютно права. Мы больше не увидимся.

– О, но она хочет тебя видеть, – возразила мисс Ричмонд. – Ей самой не терпится увидеть тебя. Она ужасно боится, что ты не придешь.

Роджер позволил своему абсолютному недоверию отразиться на лице. Где-то должны быть границы тому, чего может достичь эта находчивая и решительная молодая девушка. Ее утверждения выходили за эти рамки—далеко за их пределы.

– Так оно и было, – продолжала мисс Ричмонд с невинным, но глубоким удовлетворением от собственной сообразительности. —Я сказала ей, что, если я не пойду к тебе и не продолжу позировать, Хэнки – это Питер Вандеркиф -поймет, что я дико флиртовала с незнакомым мужчиной, которого подобрала в лесу, и разорвет помолвку. И мама настроена на то, чтобы я вышла замуж за Питера. Поэтому сегодня утром она сама отослала меня и взяла на себя заботу о Питере, чтобы он был в безопасности. Разве я не умна?

– Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал по этому поводу, – мягко заметил Роджер. – Я действительно ошеломлен!

– И мама тоже, – сказала она с невинным, юным торжеством. – И она использовала именно это слово. Вот тебе записка от нее.

Мисс Ричмонд достала из кармана пиджака письмо и протянула ему. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы подойти и забрать его у нее. Вместо этого он сделал жест, который был началом осуществления мальчишеского порыва заложить руки за спину.

– Хочешь, я встану и принесу его тебе? – Спросила она.

– Я не хочу иметь с этим ничего общего, – холодно сказал он. – Я не знаю твою мать. Я не сомневаюсь, что она достойная женщина, но у меня нет времени расширять круг моих знакомых.

Мисс Ричмонд снова, казалось, была поражена этим безошибочным доказательством намерения с его стороны окончательно покончить с их дружбой. Она недоверчиво посмотрела на него, потом вопросительно, потом надменно. Она положила записку в карман, поднялась и встала очень прямо и с достоинством.

– Это невежливо, – сказала она.

– Да, это невежливо, – признал он. – Но ты не оставила мне выбора. Есть только один способ избежать вовлечения в обман, который мне наиболее неприятен.

Она посмотрела на него, словно оценивая его волю. Она не видела никаких признаков уступки.

– Ты презираешь меня, не так ли? – Спросила она снова дружелюбным тоном.

– Я не берусь судить тебя. У тебя своя схема жизни, у меня – своя. Они разные—вот и все. Я не прошу тебя принять мою. Ты не должна просить меня принять твою. Ты не должна, не должна, впутывать меня в свои дела.

Она прислонилась к дереву, задумчиво глядя на радугу, появляющуюся и исчезающую на маленьком водопаде. Когда она вернулась к нему, ее лицо было милым и печальным. Он оторвал взгляд от своей работы и поспешно снова уставился на нее.

– Ты прав, абсолютно прав, – сказала она. – Я всегда поступала так, как мне нравилось. И все вокруг меня: семья, слуги, гувернантки – все ублажали, ласкали меня и поощряли идти своим путем.

– Я понимаю, – сказал он. – Чудо в том … – Но он счел разумным не говорить, что это за чудо.

– Ты действительно не можешь винить меня, Чанг, не так ли, за то, что у меня вошло в привычку думать, что все, что я хочу сделать, правильно?

– Конечно, я не виню тебя, Рикс, – мягко сказал он. – Учитывая, через что ты, вероятно, прошла, ты потрясающая. В тех же обстоятельствах я был бы не в состоянии жить.

– Ты не презираешь меня? – С жаром спросила она.

– Презирать тебя? Да я и не мог никого презирать. Это просторный мир – комната для всех видов.

– Я тебе нравлюсь? Не любовь, – поспешила объяснить она.

Он улыбнулся своей самой дружелюбной улыбкой.

– Конечно! Ты, пожалуй, самая милая девушка, которую я когда—либо встречал – когда захочешь.

– Спасибо, – сказала она со слезами на глазах и снова погрузилась в задумчивость, а он продолжил свою работу. Между ними возникла долгая пауза—пауза, заполненная пением птиц, толпящихся в листве над ними и вокруг них, и мягкой музыкой падающих вод.

– Иногда мне кажется, что это ужасно плохо для людей иметь столько денег, сколько они хотят, – быть богатыми, – задумчиво сказала она. – Это одна из проблем нашей семьи.

– Ты же говорила, что выходишь замуж из-за денег, – удивился Роджер. Он ненавидел лжецов; ему не хотелось верить, что она солгала ему.

Она выглядела ужасно смущенной.

– Ты не совсем понял, – поспешно ответила она. – И я не могу объяснить, не сейчас. Ты не должен спрашивать меня.

– Спрашивать тебя? Это не мое дело.

– Я не хотела … я не хотела тебя обманывать, – взмолилась она. – Но … я не могу сейчас объяснить.

– Не думай об этом больше, – сказал он, небрежно взмахнув одной из своих длинных кистей. Не было ничего нового в том, что люди, считавшиеся богатыми, просто боролись на краю пропасти бедности.Бедное дитя, приносящее одну из тех отвратительных жертв на алтарь снобизма! Или, скорее, приносящееся в жертву, потому что она была слишком мала, чтобы в полной мере осознавать, что она делает. Тем не менее, Питер Вандеркиф не так уж плохо оценивался, как материал для мужа.

Молчание длилось несколько минут; она снова сидела и изучала его сильное, красивое лицо с его сосредоточенным, поглощенным выражением—сосредоточенным, властным. Она не решалась заговорить, пока он случайно не взглянул на нее с отсутствующей улыбкой. Затем она ласково спросила:

– Могу я спросить тебя кое о чем?

– Давай.

– Не будешь ли ты так любезен прийти завтра к нам на ужин? Вот о чем мамина записка. Это было бы для меня большим одолжением. Это все уладит. Тебе больше не придется обманывать.

Он продолжал свою работу. Через некоторое время он спросил, – твой Питер думает, что ты его любишь?

Краска залила ее щеки. Но она ответила с оттенком правды, – он знает, что это не так.

– А если бы я приехал, мне не пришлось бы обманывать его относительно того, что ты о нем думаешь?

– Нет, клянусь честью.

Он посмотрел на нее. – Нет, этого вполне достаточно, – сказал он таким тоном, что она затрепетала от гордости. – Я думаю, что ты говоришь правду.

– И я … с тобой, – сказала она, и выражение ее лица было самым лучшим. – Мне было бы стыдно лгать тебе. Не то чтобы я всегда была очень—очень болезненно точна…

– Я понимаю. Мы с тобой имеем в виду одно и то же, когда говорим правду.

– Ты придешь?

– Да. Где вы живете?

Она рассмеялась.

– Ну, мы же Ричмонды. Разве ты не догадался?

Она кивнула, как будто для нее прояснилась какая-то тайна. – О, теперь я понимаю, почему ты вел себя совсем не так, как я думала, когда узнал.

Он слабо улыбнулся. – Полагаю, мне следует знать. Но я здесь чужой. Когда я был здесь мальчиком, городские юристы и торговцы не имели привычки приезжать сюда и снимать на лето фермерские дома. Вы живете в пансионе или у вас есть собственное жилье?

Она сильно покраснела и опустила голову. Очевидно, она сильно страдала от смущения.

– В чем дело, Рикс?

– Я … я думала … после вчерашнего … ты вроде как … понял нас, – пробормотала она.

Он ободряюще рассмеялся.

– Господи, не будь снобом, – воскликнул он. – Какое мне дело до того, где ты живешь? Я выбираю своих знакомых не по тому, что у них в карманах, а по тому, что у них в голове. Некоторое время назад ты сказала, что богата, а потом сказал, что нет.

– О, я так расстроена, – перебила она. – Не обращай внимания на то, как я себя веду. Мы живем на Красном холме. Дом там, наверху, принадлежит отцу.

– Этот большой французский загородный дом? – Удивился Роджер. – Я видел его. Я буду рад увидеть его поближе. – Он рисовал несколько минут. – Я полагаю, ты там очень стильно одеваешься. Ну, у меня где-то в сумке есть вечерний костюм. Я иногда надевал его в Париже, но не часто. Париж не занимается формальностям, по крайней мере, не тот Париж, который я знаю.... Во сколько ужин?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.