Что мне сказать тебе, Мария-Анна

Мальчик горько усмехнулся.

– Интересно как, если ты не лекарь, не знахарь, а обычный рыбак. Разве что ты поймал золотую рыбку.

Гуго усмехнулся.

– Нет, Роберт, золотой рыбки у меня нет. Но я действительно очень хочу помочь тебе.

Мальчик посмотрел на него устало, измученно, почти затравленно.

– А ты действительно можешь как-то помочь? – Тихо спросил он.

Сердце Гуго вздрогнуло. На какой-то миг в этом серьезном детском лице, в этом маленьком человечке терпеливо выносящем выпавшее ему страдание он увидел что-то пронзительно знакомое, близкое. Не то чтобы себя, но какое-то родное ощущение возникло в нем, острое чувство сопереживания и сочувствия. Солидарности.

– Я не знаю могу ли. Но я сделаю всё что только в моих силах чтобы попробовать. Но мне нужно чтобы ты доверял мне.

Мальчик пожал плечами и бесхитростно произнес.

– Я доверяю тебе.

22.

Мария-Анна, вся исполненная нетерпения, встретила Гуго сразу за дверью опочивальни принца.

Она требовательно поглядела на мужчину.

– У тебя прекрасный сын, Мари,– сказал он.

Женщина подошла ближе.

– Я знаю. Ты… ты принял решение?

– Мари, у меня просьба к тебе. Позволь мне провести эту ночь в капелле Святого Мартина, я хочу побыть наедине с богом. А завтра по утру я всё решу.

На лице королевы проступила явная досада. Мария-Анна не желала ждать еще целую ночь. Она отвернулась.

– А если бог не ответит тебе? – Глухо спросила она.

Он приблизился к ней со спины, почти вплотную.

– Позволь мне сделать это, – попросил он.

Она резко развернулась, оказавшись лицом к лицу с ним.

– А одного вида моего несчастного сына тебе недостаточно чтобы понять чего ты хочешь?! Тебе нужна подсказка от бога?

Её глаза ярко сверкали, то ли от гнева, то ли от подступивших слез. Он взял её за предплечья и прижал её руки к своей груди. Она попыталась отстраниться, освободиться, но он удержал её. Она затихла.

– Мари, я очень хочу помочь твоему сыну. И еще больше теперь, когда увидел его. Но ты ведь сама сказала, что дело не в поцелуе, а в прощении. И оно должно быть совершенно искренним и глубоким. Я не держу на тебя зла и, как мне кажется, вполне простил тебя. Но теперь, раз от этого зависит жизнь этого мальчика, я хочу убедиться, что это действительно так, что моё прощение действительно чистое и искреннее, я хочу побыть в святом месте, в покое и тишине чтобы услышать его, чтобы испытать его. – Он посмотрел ей в глаза. – Я очень хочу чтобы Роберт выздоровел. И сделаю всё что только в моих силах чтобы помочь ему. И только для этого мне нужна эта ночь.

Они долго смотрели друг другу в глаза. Она подняла правую руку и погладила его по щеке.

– Да будет так, Гуго Либер, – сказала Мария-Анна.

Затем отвернулась и направилась к двери. Возле двери она остановилась и, не глядя на Гуго, сказала:

– Но ты не должен покидать капеллу, понимаешь? Тебе не стоит бродить по дворцу.

– Я понимаю.

– Протикторы присмотрят за тобой.

23.

Капелла Святого Мартина была одной из домовых церквей дворца Фонтен-Ри. В высоту она занимала два этажа и располагалась недалеко от покоев принца и королевы.

После того как Гуго немного перекусил, он прошел туда в сопровождении всё того же Родвинга. Капелла имела только один вход и выход и потому Родвинг, запустив Гуго внутрь, закрыл за ним тяжелую, обитую серебром дверь и со спокойной душой опустился на ближайшую лавку. Лейтенант Ольмерик приказал ему выпустить Гуго из капеллы только на рассвете и молодой протиктор предвкушал себе вполне спокойную безмятежную ночь.

Гуго, со свечой в руке, медленно шагал по плитам из разноцветного мрамора, вдоль центрального прохода между двумя рядами внушительных дубовых скамей по направлению к алтарному возвышению. В часовне было невероятно тихо, сумрачно и пыльно. Слева и справа ввысь уходили роскошные белые коринфские колонны и казалось что дальше за ними бездонная тьма. Вечерний свет еще проникал сквозь огромные цветные витражи, но уже почти ничего не освещал, внося лишь в царивший сумрак какую-то ноту ирреальности и сказочности. Гуго зажег несколько свечей возле алтаря и на постаментах возле стен и задул свою. После чего опустился на правую переднюю скамью и задумчиво поглядел на огромный витраж в одной из стрельчатых арок, изображающий Бога-Отца передававшего младенца Христа ангелам, слева коронованная стоящая на серпе месяца прекрасная Дева Мария, справа громадный дракон о семи головах, хвост которого упирается в землю, а из одной пасти вытекает река.

Гуго закрыл глаза. На сердце было тяжело. Она поверила ему. Действительно поверила, что он простил её и хочет помочь. Стояла прижавшись к нему, не отнимая рук от его груди, заглядывая ему в глаза с этой робкой и безумной надеждой что он совершит для неё чудо. Эта эгоистичная коварная безжалостная хищница становилась обычной слабой женщиной, когда дело касалось её ребенка. Её следовало раздавить как ядовитое насекомое, унизить, уничтожить и это было бы не просто справедливо и правильно, это было бы почти божественно. Но был еще этот мальчишка, клявшийся мечом Эль Сида и с горящими глазами и открытым ртом слушающий истории о сказочной Африке. Гуго чуть улыбнулся, он тоже в детстве бредил Африкой и мечтал путешествовать по ней. Как же там было… "расскажи мне красивая белая леди о своём милосердном боге, а я расскажу тебе о самом страшном на свете – о черном бешенном носороге". Гуго с каким-то сопротивлением чувствовал что этот худенький мальчик, такой чистый, наивный, такой бледный, почти прозрачный, с такими родными серыми глазами вдруг стал значить для него очень много. И даже казалось что и нет ему уже никакого дела до Марии-Анны, что она отошла в тень, осталась в прошлом, стала глупой и бессмысленной со всей своей жаждой власти и злобой, и только этот ребенок имеет теперь значение. Нужно непременно сделать всё возможное чтобы спасти его. "Но конечно я лгу себе", подумал Гуго. Всё дело всё-таки в ней, в этой прекрасной женщине и если она даже падший ангел она всё равно ангел, единственный ангел которого я встретил в своей жизни.

Гуго открыл глаза и долго смотрел на Бога-Отца, протягивающего в своих больших ладонях улыбающегося младенца крылатым ангелам. Он оглядел капеллу утопающую во мраке. Мария-Анна всегда пыталась всё контролировать, всем управлять, всё знать, во всё вникать, всё предусматривать. Даже когда она была еще совсем юной и жила в доме звездочета и гуляла по сиреневым полям. Но теперь она совершает ту же ошибку что и он двенадцать лет назад. Она сама впустила его к себе, открыла ему двери, позволила заглянуть в глаза, в сердце, прикоснуться, войти в спальню. Его рука погладила эфес меча. И сама вручила ему оружие. Она словно птичка, загипнотизированная змеёй.

Гуго отрицательно покачал головой. Нет, конечно же не так. Ничего подобного. Она просто пытается использовать его. Точно также как использовала, когда рвалась к трону. Как она сказала: "Как ты мог прочитать столько книг и не стать мудрее?" И уперевшись тяжелым взглядом в темноту над алтарем, он сказал про себя: ну нет, Мари, теперь я мудрее.

Затем он снова закрыл глаза и прошептал: "Третья скамья справа, восьмой кирпич снизу, два кирпича влево от ниши." И повторил снова: "Третья скамья справа, восьмой кирпич снизу, два кирпича влево от ниши." И снова.

Теперь ему нужно было дождаться глубокой ночи.

24.

В эту ночь Мария-Анна спала очень плохо. Она ворочалась, металась на своей необъятной кровати, скидывая на пол подушки. То ей было невыносимо душно и она отбрасывала прочь пуховое одеяло, то ей становилось нестерпимо холодно и она натягивала одеяло до головы и сворачивалась клубком, иногда ей казалось сквозь сон что где-то гремит гроза, потом ей слышались чьи-то крики и кто-то смотрел на неё из темноты, а потом всё заглушал вой ветра. Наконец утром она проснулась от того что где-то за дверью действительно что-то гремело или кто-то топал и слышались очень громкие голоса.

Мария-Анна оторвала голову от подушки и сердито поглядела в сторону дверей, недоумевая кто это смеет вести себя подобным образом у самого входа в её опочивальню. И как это её верные протикторы допустили что кто-то в её покоях буйствует и кричит.

Высокие двери распахнулись и в комнату почти вбежала Луиза Бонарте. Девушка была растрепана, помята, не умыта, бледна и встревожена, одета лишь в ночную рубашку и распоясавшийся халат. Теперь, когда двери были открыты, королева более явственно слышала мужские и женские голоса словно бы о чем-то спорившие, она различала грозный голос своего Верховного командора, сдержанный бас лейтенанта Ольмерика, причитание своей статс-горничной и кажется еще голоса лекаря Дорэ и Марты Сонстер – кормилицы принца.

Луиза приблизилась к кровати, глядя на Марию-Анну огромными голубыми глазами.

– Ваше Величество…, – голос фрейлины дрожал.

Мария-Анна села на постели, тяжелое предчувствие сдавило ей грудь.

– Ваше Величество, – повторила Луиза чуть не шепотом и королеву накрыло чудовищное понимание.

Роберт мёртв! Мария-Анна словно лишилась всех костей, в один миг полностью обессилев. Она не могла даже вздохнуть, казалось что всё горло плотно забили тряпками. Расширенными до предела глазами она глядела на белокурую девушку с таким ужасом и отчаяньем, что Луиза просто окаменела. Мария-Анна хотела кричать, но не могла. Безмолвный крик разрывал ей голову. Ей стало страшно, так страшно как никогда не было в жизни, весь этот мир, вся эта реальность, в которой больше нет её сына ужаснула её до такой степени что сознание начало заволакивать тьмой, оно отказывалось принимать такую реальность. В комнате стало темно, жарко, зыбко, душно и только солнечные волосы хрупкой девушки сияли королеве последним маяком надежды. Мария-Анна умоляюще протянула вперед дрожащие руки, из глаз потекли слезы. Луиза бросилась вперед и обняла женщину. Мария-Анна прижалась головой к груди девушки, словно пытаясь спрятаться. Ошеломленная, взволнованная Луиза и сама уже не в силах удерживаться от слез, ласково обнимала королеву, гладила её по голове и нежным голосом шептала что всё будет хорошо, что всё образуется, что бог не оставит их, что мальчик обязательно найдется. Тьма в голове Марии-Анны стала отступать, рассеиваемая теплом и сочувствием другого человека, и до женщины постепенно начал доходить смысл слов. Она подняла голову и посмотрела на свою первую фрейлину. Пошмыгав носом и смахнув с глаз слезы, Мария-Анна спросила:

– Что?

– Бог не оставит нас, Ваше Величество. Я уверена Его Высочество обязательно найдут, – повторила Луиза, всё ещё обнимая королеву.

Мария-Анна отстранилась от девушки, высвободившись из её рук, и села прямо. Вытерев обеими ладонями лицо и глаза, она поглядела на Луизу и снова спросила, на это раз более четко:

– Что?!

Луиза растерянно глядела на королеву.

– Его Высочество нигде не могут найти, судя по всему во дворце его нет. Я… я решила что вы знаете. Когда вы… заплакали.

Повисло молчание. Мария-Анна пристально глядела на свою фрейлину.

– Что произошло? – Спросила королева.

– Я не знаю, Ваше Величество. Лекари как обычно до рассвета пришли проведать Его Высочество и нашли его кровать пустой. Его повсюду искали, но нигде не нашли.

Тяжкий, не дающий даже сделать вдох, ужас отпустил Марию-Анну. Вместо этого где-то в глубине рождалось что-то похожее на ледяную ярость. Но она еще не знала на кого направить эту ярость.

Луиза, увидев как окаменело лицо королевы и подернулись холодом её глаза, торопливо добавила:

– И Гуго Либер тоже исчез. Граф Шон Денсалье считает что это он похитил Роберта.

– Граф Шон Денсалье так считает? – Тихим, но каким-то зловещим голосом проговорила Мария-Анна.

– Да, Ваше Величество, – испуганно ответила Луиза.

Мария-Анна помолчала, разглядывая юную фрейлину так словно видела её в первый раз. Затем сухо и официально повелела:

– Прикажи умываться и одеваться. Платье испанское, "черный гранат". Желаю видеть в восточном аудиенц-зале графа Ливантийского, мэтра Дорэ, Марту, начальника дворцовой стражи, капитана ночного караула. – Она чуть помолчала и добавила: – И также пригласи графа Рене Согье.

Луиза встревоженно поглядела на королеву. Сорокавосьмилетний Рене Согье был главой Судебного ведомства, мрачного и безжалостного государственного учреждения, призванного хранить и оберегать порядок внутри огромной страны, защищая её от разбойников, убийц, воров, изменников, бунтовщиков, интриганов, чернокнижников и прочих нечестивцев и еретиков. Ведомство занималось выявлением преступников, проведением расследований, вынесением приговоров и исполнением наказаний; занималось очень усердно и рьяно. И по мнению многих граф Согье был таким же мрачным и безжалостным как и всё его учреждение. Луиза его откровенно боялась. Граф, невысокий, чуть обрюзгший, с красным лицом, большим расплющенным носом и выпученными глазами производил на неё отталкивающее впечатление. Но дело было даже не во внешности, её отвращала сама его манера холодно и окаменело разглядывать людей, словно те какие-то странные насекомые. А кроме того находясь рядом с ним, ей чудилось что от него исходит какой-то легкий неприятный запах, омерзительно сладковато-тошнотворный запах бойни. Она уверяла себя, что это ей конечно просто кажется, немыслимо представить чтобы человек такого уровня собственноручно занимался пытками и истязаниями тех кто попал в казематы его невесёлого учреждения. Луиза несколько раз, сопровождая королеву, посещала огромное массивное здание Судебного ведомства и по мнению девушки это было одно из самых ужасных мест во всём королевстве. Мария-Анна, желая побеседовать с некоторыми особо гнусными и известными преступниками, спускалась в бесконечные подвалы этого здания и хотя она не брала Луизу непосредственно на допрос, девушка достаточно насмотрелась и наслушалась в этих жутких коридорах, чтобы дрожать от страха при одном лишь упоминании о графе.

– Может еще позвать мэтра Сансена? – Как бы раздумывая, с неприятной усмешкой проговорила Мария-Анна.

Мэтр Сансэн многие годы был придворным палачом, по сути личным палачом королевы, который убивал людей без всяких судебных разбирательств, по одному её слову, по её древнему святому праву на высший монарший суд.

– Позвать? – Пролепетала Луиза.

Мэтр Сансэн жил при дворце, в особом небольшом домике, хотя за городом у него было большое поместье и семья. Но так повелось издревле что тот кто состоит на должности королевского палача всегда находится рядом с монархом. Господин Сансэн пугал девушку не меньше чем граф Согье и она лишь успокаивала себе той мыслью что ей не придётся идти за ним лично, она всё-таки Первая фрейлина и имеет власть послать к нему одну из служанок.

Но королева, передумав, отрицательно покачала головой.

– Ступай.

25.

Она стояла перед большим, во весь рост, венецианским зеркалом и смотрела на себя. Затянутая в черное, идеально подогнанное по фигуре, блестящее платье с расшитым алым бархатным корсажем, вздымающим упргую грудь, с черными, изящными сережками из арабского оникса в ушах, с черной шелковой лентой на нежной шеи, она была невыносимо прекрасна. Она знала это. Всегда знала. Она видела это. И даже не в бесчисленных дворцовых зеркалах. Она видела это во взгляде любого мужчины, молодого, старого, нищего оборванца, владыки мира, великолепного самоуверенного красавца и жалкого несчастного калеки. Все они смотрели на неё одинаково, с жадностью, с восхищением, с какой-то щенячьей радостью и восторгом. Словно бы благодарные богу за то, что на свете существует столь прекрасное создание. Её красота повелевала ими точно также как её королевская власть. И пусть уродливая немощная старость уже маячила на горизонте, это уже ничего не изменит. Она получила от своей жизни сполна, она получила столько любви, обожания и преклонения что этого хватило бы на сотни обычных жизней. Она на вершине мира. И когда старость придёт чтобы уничтожить её, она плюнет ей в глаза и рассмеётся в лицо. Она знала это. Она верила в это.

Но сейчас, разглядывая себя в зеркале и веря в своё женское совершенство, хоть ей уже и шел тридцать седьмой год, она с некоторой неприятной тревогой думала о том что кажется совершила большую ошибку. Роковую ошибку. В первые минуты когда она узнала об исчезновении Роберта, она готова была растерзать всех вокруг. Она готова была казнить их всех. И протикторов и дворцовых стражников и караульных у ворот и кормилицу принца и его служанок и лекарей. Но сейчас в её душе наступила некая отрезвляющая тишина. И пришло четкое понимание что всё это только её вина. Она еще сопротивлялась этой мысли, отказывалась верить в это, но логика здравого смысла утверждала только одно: Гуго Либер обманул её. И от осознания этого ей становилось невыносимо стыдно. Ведь она поверила ему, поверила каждому его слову, она даже позволяла себе тешиться приятными мыслями что он всё еще влюблён в неё, что сила её прекрасного образа столь велика, что даже мужчина, которого она столь цинично предала, которого она обрекла на муки одиночного заключения и бог знает еще какие страдания, тем не менее всё ей простил и снова смотрит на неё с обожанием и конечно же вожделением. Господи, какая же она дура! Особенно её выводило из себя воспоминания о том как возвышенно он говорил о прощении и о том что ему нужно побыть наедине с богом в капелле. Говорил и глядел на неё почти с нежностью. А сам в этот момент конечно же потешался над ней, обдумывая свою месть.

Её не сильно интересовало как ему это удалось. Она понимала что этот подлец гораздо лучше знает Фонтен-Ри и его окрестности и видимо есть какие-то дворцовые тайны которые он не открыл ей тогда, двенадцать лет назад. А сейчас использовал это. И по большому счету, будь она умнее, она должна была это предусмотреть. Но сейчас её волновало только одно: что он намерен сделать с Робертом. И она понимала, что не знает ответа. Тот человек, которого она знала двенадцать лет назад ни за что не причинил бы мальчику зла. Но того человека больше нет, он наглядно это доказал.

Ещё её снедала жуткая тревога что Роберт без всех своих лекарей и лекарств долго не протянет. И Гуго конечно это тоже понимает, размышляла она, а значит жизнь принца его нисколько не тревожит. И её всю выворачивало наизнанку при воспоминании о том как подло и лицемерно Гуго говорил о том что жизнь и здоровье мальчика для него самое важное и он сделает всё что в его силах чтобы помочь ему выздороветь. А теперь выходит он обрекает его на смерть.

Мария-Анна пыталась найти хоть какой-то проблеск надежды во всей этой ситуации и не находила. И тогда её сердце затапливала ярость. Она клялась себе что перевернет мир, но найдет этого проклятого Гуго и тогда жизнь в Сент-Горте покажется ему раем. Она прикажет мэтру Сансену убивать его месяцами, годами. Руки королевы дрожали от переполнявших её чувств. Она пыталась как-то успокоить себя, говорила себе что может он и не намерен убивать Роберта, ведь тогда он мог бы это сделать здесь во дворце, зачем всё так усложнять. Может он хочет наказать её разлукой с сыном. Но неужели он не понимает какому риску подвергает мальчика, оставляя его без надлежащего врачебного ухода. На глазах женщины появились слезы. Она вытерла их и решительно отвернулась от зеркала.

Как бы то ни было она не может забывать о том что кроме того что она мать, она еще и королева.

Первая фрейлина молча ожидала её распоряжений.

Сейчас, когда спала пелена отчаянной ярости и желания казнить всех и вся, по сути дела за свою собственную ошибку, она отчетливо осознала в какую сложную ситуацию себя поставила. Конечно же скоро все узнают, что принц пропал и что в этом замешан некий странный человек, которого она привезла из Сент-Горта. Ей следовало сделать всё возможное чтобы не привлекать внимание к Гуго Либеру, а теперь о нём непременно начнутся разговоры и люди станут гадать кто он такой. Да, она не обязана никому ничего объяснять, но если хоть в одной голове родиться догадка недалекая от истины, ей придётся весьма потрудится чтобы прекратить все слухи и пересуды которые моментально вспыхнут. Впрочем, это маловероятно. То что является истиной любому здравомыслящему человеку покажется бредом, слишком много лет прошло, в первую очередь ей следует переживать о сыне. И всё же она решила что задуманное ею собрание в аудиенц-зале совершенно ни к чему, сейчас лучше всё делать самым приватным образом, приводя в действие все нужные механизмы исключительно через личные беседы и доверенных лиц.

Королева задумчиво глядела на застывшую Луизу. "Хороша чертовка", подумала Мария-Анна мимоходом и также мимоходом ощутила укол сожаления о навсегда утраченной молодости, о навсегда утраченном ощущении обладания вечностью.

– Встреча в аудиенц-зале отменяется, – сказала она и белокурая девушка взглянула на неё чуть удивленно. – Однако графа Согье пригласи. Я поговорю с ним лично часа через два. Пусть ожидает меня в библиотеке.

– Слушаюсь, Ваше Величество.

– Как там вообще? – Неопределенно проговорила королева. – Тихо во дворце?

– В целом всё как всегда, – также неопределенно ответила Луиза. – Правда вот граф Денсалье и лейтенант Ольмерик едва не сошлись в поединке.

– Что?!

– Верховный командор распорядился взять под стражу каких-то солдат из караула, которые, по его мнению, виновны в том, что допустили исчезновение Его Высочества. Также он хотел арестовать того протиктора что должен был охранять господина Гуго. Но лейтенант Ольмерик воспротивился этому и почти силой вырвал своего протиктора у солдат. Тогда и случился конфликт.

Королева усмехнулась.

– И что? Кто победил?

Луиза пожала плечами.

– Никто, Ваше Величество. Граф и лейтенант некоторое время спорили, затем… ну в общем командор счел себя оскорбленным и вынул меч. Кажется он хотел силой забрать виновного протиктора. Но лейтенант преградил ему дорогу и тоже взялся за оружие.

– И?

– Все вокруг очень испугались, Ваше Величество. Но благодарение богу Его Светлость герцог де Моранси вмешался и остановил это безумие.

– Канцлер?!! Он что здесь?!

– Да, Ваше Величество. Уже с полчаса как прибыл. Расспрашивал всех о принце и о том что произошло.

– Вот же хитрый лис. Всегда всё знает. Кто, интересно, в моём дворце так своевременно оповещает его обо всём? – И королева очень выразительно поглядела на Луизу.

– Неужели вы думаете на меня, Ваше Величество? – Обиженно проговорила девушка.

Королева отрицательно покачала головой.

– Нет, не думаю. Ты одна из немногих кому я еще верю.

Взволнованная Луиза хотела что-то сказать, но Мария-Анна прервала её:

– Ступай, позови мне командора. И ради бога не говори ничего канцлеру. Как бы этот пройдоха не обхаживал тебя.

– Слушаюсь, Ваше Величество. – Девушка присела в реверансе и удалилась из кабинета.

26.

Верховный командор неспешно вошел в кабинет и поклонился.

– Ваше Величество.

Он выглядел вполне спокойным и даже более: он явно чувствовал себя победителем и на свою повелительницу взирал уверенно и с достоинством.

Теперь, когда вероломство человека, которому он не доверял с самого начала, доказано столь явным образом, граф видимо полагал что имеет право на некоторое самолюбование и самодовольство.

– Расскажите кратко, командор, всё что знаете об исчезновении принца, – сухо попросила Мария-Анна.

– Конечно, Ваше Величество. Мэтр Дорэ, как обычно, перед рассветом зашел проведать Его Высочество, но постель принца оказалась пустой. Мэтр разбудил Марту и служанок и велел найти мальчика. Когда они не смогли найти его, Дорэ, зная что я поблизости и не решаясь тревожить вас, оповестил меня. Я приказал дворцовой страже немедленно начать поиски по всему Фонтен-Ри. Но также разбудил госпожу Бонарте и попросил её осторожно проверить не находится ли мальчик в вашей спальне, Ваше Величество. Я подумал что быть может Его Высочество удалился к вам. Надеюсь вы не сочтете это дерзостью с моей стороны.

Мария-Анна нетерпеливо махнула рукой.

– Дальше, граф.

– Пока шли поиски, – с готовностью ответил Шон, – я размышлял о том что могло произойти и Господь помог мне. Я знал что этот негодяй, Гуго Либер, проводит ночь в капелле Святого Мартина. И я направился прямо туда. У входа я встретил этого молодого протиктора Родвинга, которого назначили стеречь Либера. Протиктор выглядел сонным и явно больше предавался утехам Морфея нежели нёс службу. Мы вошли в капеллу и она оказалась пустой. Конечно же я сразу понял что произошло…

– И что же?! – Перебила его королева.

Командор взглянул на неё чуть удивленно

– Совершенно очевидно, что этот висельник Сент-Горта похитил принца, – пояснил он.

– Как же ему это удалось, если у единственного входа в капеллу стоял этот Родвинг?

– По-видимому он заснул, если не предположить худшее, – терпеливо, словно объяснял ребенку, сказал граф. – Факт в том что капелла была пуста и значит Гуго Либер так или иначе вышел из неё. Как только это выяснилось, я немедленно вызвал начальника караула и приказал опросить всех караульных у ворот что происходило ночью, не случилось ли чего-то необычного, не видели ли они кого-то выходящим с территории дворца.