Исповедь детдомовки

Но кто меня будет слушать? Ремень с диким свистом пролетал в воздухе и проходился по моему детскому телу, оставляя кровавые следы, как после ударов плети. Сил сопротивляться уже не было, и я просто орала после каждого его удара, крепко стиснув зубы. Насладившись избиением, Андрей взял меня за шею оттащил в конец коридора.

– Сегодня ты ночуешь тут, – кинув меня в стеллажи кладовки, как маленького котенка, и напоследок громко хлопнув дверью, Андрей закрыл меня на щеколду.

Я сжалась в клубок и стала тихо плакать: боль по всему телу, страх в темной маленькой комнате наполнял меня страданиями ещё больше.

Вся эта ситуация напомнила мне моменты жизни с Анной. Лежа в кровати, если я отворачивалась от стенки в сторону компьютера, то меня скидывали со второго яруса и кидали ночевать в холодный коридор или заставляли полночи стоять на коленях, предварительно усыпав пол гречкой или горохом. И вот я снова избитая в холодной темной комнате.

Не знаю, сколько часов прошло в этой кладовке, но к двери кто-то подошел. Скрипнула дверная защелка. Я прижала ноги к груди и зажмурила глаза в ожидании новых побоев.

– Вставай, – сказала Валентина Петровна, – Пойдем, умоешься и ляжешь в кровать.

Молча кивнув, я встала с пола.

– Ах, пискнула я.

– Молча! – шикнула она на меня.

Опустив голову, я проследовала в ванную комнату. Подойдя к зеркалу и взяв расчёску, я аккуратно стала причесывать запутавшиеся волосы. К глазам подступили слезы, потрогав голову, я нащупала пару шишек. Наклонившись к раковине, чтобы умыться, я скрючилась от боли в шейной части. Дрожавшими руками я медленно притронулась к эпицентру боли. Рука моментально стала липкой.

– Ай, – вскрикнула тихо я.

Посмотрев на руку, я увидела кровь. Проведя пальцами по шее, я почувствовала небольшое углубление. У меня был порез от ремня. Лицо, руки, спина и ноги были покрыты багровыми следами от ремня. Более глубокие раны я промыла аккуратно водой и пошла в гостиную укладываться спать. Наутро ко мне зашел Андрей:

– Ты две недели не будешь ходить в школу, а кому-то вякнешь, что я тебя избил ремнем, убью на месте. Поняла?

– Да, папа, – тихо ответила я.

Так и закончились спокойные семейные дни в моей жизни. Юлия пришла ко мне и забрала все игрушки и журналы «Мир Волли», оставив мне только портфель с учебными принадлежностями. Я сидела целыми днями дома, смотрела в окно и выполняла домашнее задание, которое приносили мои одноклассники. На просьбу увидеться со мной они слышали:

– Она болеет и может вас заразить, – в один голос твердили Юлия и Андрей.

Когда все ссадины с отеками сошли с моего тела, я смогла выходить на улицу и посещать школьные занятия.

На дворе уже была зима. Для меня был большой глоток свободы вырваться из четырех стен и погулять на свежем воздухе со своими друзьями. Мы бегали по гаражам, резвились и наслаждались зимнему дню. Время близилось к ночи, все стали расходиться по домам. Я пошла в сторону своего дома, как обычно ввела код и открыла тяжелую дверь подъезда. Поднявшись на четвертый этаж, я стала стучаться в дверь. Тишина. Я стучусь более настойчиво. Дверь резко открывает Андрей и перекрывает мне путь:

– Девочка, ты кто? – Спрашивает он.

– Пап, это же я, Наташа, – удивленно ответила я.

– Ты ошиблась, пошла прочь, у нас все дома, – захлопнул передо мной дверь, сказал Андрей.

Звон от захлопывающейся двери стоял еще пару минут в воздухе и в моих ушах. К глазам подступили слезы. Я не знала, что делать. Стучаться снова было глупо, ведь меня только что прогнали. Спустившись на улицу, я стала скитаться по двору. Ко мне подошел взрослый незнакомый парень:

– Девочка, а почему ты так поздно гуляешь одна?

– Меня папа домой не пускает, – ответила я и стала горько плакать.

Он меня приобнял и стал успокаивать.

– Давай познакомимся? Меня Саша зовут, а тебя?

– Наташа, —шмыгая носом, ответила я ему.

– Тебе некуда идти? Может, есть знакомые? Давай я тебя провожу, – стал он меня успокаивать.

– Тетя Таня, она живет в соседнем доме.

– Пойдем, я тебя провожу.

Мы пошли к соседней девятиэтажке. В сорок первой квартире жила подруга моей биологической матери, и я надеялась, что она меня приют хотя бы на ночь. Но попытки прозвонить в домофон были тщеты, никто не отвечал, и моя надежда быстро улетучилась. Олег стал подбадривать меня позитивными рассказами о себе и жизни, мы гуляли по двору и грелись в соседнем подъезде. На дворе была уже глубокая ночь.

– Наташ, может, папа пошутил? Давай еще раз попробуешь постучаться? – убеждал меня Саша

Я кивнула головой, и мы пошли в сторону моего дома. Я поднялась на этаж и тихо-тихо стала стучать по раме входной двери. Задержав дыхание, я молилась, чтобы меня пустили домой. Дверь открыла Валентина Петровна, и на ее лице я увидела жалость:

– Заходи скорей домой, замерзла ведь.

Она проводила меня в комнату, помогла раздеться и что-то сетовала себе под нос:

– Пойдем на кухню, покушаешь, – сдерживая слезы, сказала она.

Только переодевшись в домашнюю одежду, я поняла, что не чувствую своих ног и каждый шаг по полу причиняет мне боль. Словно тысячи иголок впивалось мне в каждый сантиметр кожи. Сквозь боль и слезы я молча дошла до кухни и села на табурет, протянув ноги к батарее. На плите стояла кастрюля с закипающей водой, а на столе в тарелке лежал виноград. Я посмотрела на это все голодными глазами и жадно сглотнула слюну.

– Хочешь? – спросила Валентина Петровна.

Я кивнула головой.

– Кушай тогда, – она повернулась к плите и стала считать количество пельменей, которые закидывала в крутой кипяток.

Я жадно стала глотать виноградинки, не разжёвывая их.

– Не перебей аппетит, сейчас пельмени тебе отварю, поешь горячего, – тихонько говорила Валентина Петровна.

У нее был вид провинившегося человека. Словно это она выставила меня за дверь квартиры. Она не разговаривала со мной грубо, в ее интонации была жалость и соболезнование.

Поставив передо мной тарелку горячих пельменей, она села рядом и стала внимательно меня изучать. Что она думала в тот момент, для меня остается загадкой, мои мысли были заняты обжигающе вкусными пельменями, находящимися у меня под носом. Обжигая свой язык, я уминала пельмени одну за одной, не обращая внимание на обожжённый рот.

– Поела? – спросила она.

Я молча кивнула головой.

– Умываться и спать!

День за днем я жила в квартире как приведение. Меня не замечал и Андрей и Юлия. Валентина Петровна иногда разрешала зайти в ее комнату и поиграть в тетрис на телевизоре. Ее грубость в мою сторону изменилась на жалость и заботу. Она занималась со мной уроками и кормила в отсутствие «родителей». Я не помню, чтобы я сидела с ними за одним столом и ела. Вот так закончились наши семейные вечера.

Наступили летние каникулы, и мои мучения с уроками закончились. Все свободное время я проводила на улице с другими детьми. В один из теплых дней я услышала знакомый голос:

– Наташенька, доченька.

Обернувшись, я увидела на конце площадки Анну, которая протягивала свои руки и двигалась в мою сторону. Я молча подошла к ней, соблюдая дистанцию между нами.

– Доченька, ты на меня злишься? – удивленно спросила Аня

Я кивнула головой и к глазам подступили слезы. Она подошла ближе и прижала меня к себе:

– Солнышко мое, мама тебя любит. Просто мне плохо жилось с твоим папой, поэтому я была плохой. Но я исправилась, честно. Хочешь, пойдем со мной на озеро, как раньше? Будем купаться и есть шашлыки.

Прижавшись к ней, я кивала головой.

– Только давай договоримся, ты папе ничего не рассказываешь, это будет наш с тобой секрет? – сказала она.

– Я ему ничего не расскажу, честно, – всхлипывая ответила я.

– Ну и отлично. Завтра я за тобой приду во двор, ничего брать не надо, я все принесу, – она чмокнула меня в лоб и ушла домой.

Вечером я сидела в гостиной и меня не покидало странное чувство. Оно было похоже на предательство.

Ну, вот я завтра пойду с ней на озеро и не расскажу об этом Андрею, а если он узнает? Он опять меня изобьет или выгонит из дома?

Устав от размышлений, я легла спать, чтобы завтрашний день наступил быстрее. Несмотря на опасения, я безумно соскучилась по Анне и свято верила, что она исправилась и во всем виноват Андрей.

На следующий день я с трепетом в сердце ждала Аню во дворе и постоянно оборачивалась, ища ее глазами. Наигравшись с друзьями, я села на лавочку и стала гипнотизировать подъезд дома. В скором времени из двери показалась Аня.

– Мама, мама, – кричала я и бежала ее обнимать.

Она открыла свои руки для объятий и взяла меня на руки. За ее спиной показался мужчина кавказкой внешности. Я спрыгнула с ее рук и спряталась сбоку от нее, крепко сжав ее руку:

– Не бойся, это Сабир, он мой друг, с которым я живу, – улыбчиво сказала Анна.

Мужчина наклонился ко мне и с улыбкой на лице проговорил:

– Привет. Давай дружить? – сказал он и потрепал меня по голове.

Я отдернулась, поправила волосы. Такое знакомство мне не понравилось и, сжав по крепче руку Анны, я пошла за ней в сторону ж/д путей. Весь день мы купались на озере, ели шашлыки и разговаривали о жизни с Юлей и Андреем. Анна цокала и мотала головой, попеременно поглаживая меня по голове и прижимая к себе. Я расплывалась в улыбке и не хотела, чтобы этот день заканчивался, но время близилось к вечеру, и нужно было собираться домой.

– Так, давай суши полотенцем голову, чтобы отец ничего не заподозрил, – говорила Анна, помогая мне вытирать волосы на голове.

Благо на улице была жара и по пути к дому я полностью высохла. Подходя ближе к дому, я почувствовала, как моё сердце стало бешено колотиться от чувства страха. Зайдя за угол дома, я услышала крики Валентины Петровны на весь двор.

– Наташа, черт побери, – она кричала с балкона уже продолжительное время, судя по ее охрипшему голосу.

Я побежала со всех ног домой, при том что я прекрасно понимала, что меня ничего хорошего там не ждет. Не успев отдышатся, я открываю дверь и первое, что я ощущаю – сильнейшую пощечину по своему лицу.

– Мелкая гадина, где ты шлялась? Что за шаболда белобрысая с тобой была?

– Мама, – ответила я, держась за свою опухающую щеку.

Валентина Петровна взяла меня за шкирку повела вдоль коридора.

– Пожалуйста, только не туда, – умоляла я и упиралась ногами.

Она молча дотащила меня до кладовки, открыла ее и кинула туда, закрыв ее за собой.

Я безумно боялась темноты и замкнутого пространства. Бить руками в дверь, где мне никто ответит, было бесполезно, поэтому я села на пол и обняла ноги ждала того момента, когда меня выпустят и накажут. Целый день купания на озере дал о себе знать, и я уснула на холодном полу, прижав к груди колени. Позже сквозь сон я слышала диалог Юлии и Андрея.

– Либо я, либо она! – твердила она ему.

Щелк. Кто-то дернул за щеколду. Дверь открылась, и от яркого света глаза автоматически зажмурились. Андрей кинул в меня ветровку:

– Одевайся, ты переезжаешь.

В руках у него было несколько пакетов с моей одеждой и игрушками. Юля стояла в проеме сложа руки и провожала меня ехидным взглядом.

Что происходит?

Андрей, открыв входную дверь, ждал меня в подъезде. Судя по темноте на улице была уже глубокая ночь. Мы шли, молча к первому подъезду, открывали знакомую мне дверь и поднимались на знакомый этаж. Он достал ключи и открыл входную дверь.

– Заходи, – безразлично сказал он.

В его интонации не было никаких эмоций. Словно он был уже готов к этому дню.

Я смотрела на Андрея и на моих глазах проявлялись слезы. Он оставил в коридоре мои пакеты повернулся ко мне:

– Ты мне больше не нужна. Теперь ты живешь тут, – хладнокровно сказал он, молча хлопнув дверью.

В ушах стоял звон захлопывающейся двери и его удаляющиеся шаги на лестничной площадке. Мое состояние можно описать одним словом: «Опустошение». На ватных ногах я дошла до старого кресла и, уткнувшись в него, легла спать. Это единственное, на что я была тогда способна.

– Доча, солнышко. Ты что тут делаешь? – Аня трясла меня за плечи.

Открыв глаза, я увидела Сабира, державшего свечку, и обеспокоенный взгляд Ани.

– Меня папа сюда привел, сказал, что теперь я живу тут, и я больше ему не нужна.

Она стала меня обнимать, целовать в голову и параллельно материть Андрея. Я слушала возмущения Ани, какая он сволочь, что ночью, вот так выкидывать ребенка в квартиру, где нет света, горячей воды и электричества, может только монстр. Проведя меня на кухню, она усадила меня за стол:

– Кушать хочешь?

Я кивнула головой. Тогда она подожгла еще пару свечей и стала жарить на плите фасоль с куриными яйцами.

На счет отсутствия удобств в квартире. Андрей лично в квартире устроил такой холокост. Он перерезал провода в квартире, перерубил горячую воду, чтобы побыстрее выжить Аню из квартиры. Но она быстро приспособилась к таким условиям жизни.

Не зря она же в год крысы родилась. Такие животные быстро адаптируются к любым условиям проживания.

Мы поели, и я пошла спать на свою старую двухъярусную кровать. Первый ярус был завален вещами, поэтому я предпочла подняться выше.

Остаток лета я провела более-менее спокойно, но без нормальных условий для жизни. Днем я гуляла во дворе, а ночью в полной темноте сидела одна и ждала, пока они вернутся с работы, играя с огарками свечей.

Наступила осень, и нужно было возвращаться в школу. Первым делом я подошла к классной руководительнице и рассказала ей потрясающую новость:

– Марина Николаевна, я теперь с мамой живу, представляете, – радостно сообщила я ей.

Она встревожено на меня посмотрела.

– Наташ, давай я позвоню в приют, может, туда поедешь? – спросила Марина Николаевна.

– Нет, не надо, у нас все хорошо, – убеждала я её.

– Ты уверена?

– Конечно, я уже пол-лета с ней живу. Она изменилась.

Она неодобрительно на меня посмотрела и сказала:

– Если что-то случится, ты мне обязательно расскажешь? – спросила она.

– Хорошо, – сказала я и бодро пошагала в класс на уроки.

Приходя домой после школы, первым делом я бралась за уроки, пока на улице не стемнеет. Так продолжалось несколько недель. Пока кое-что не изменилось. Бывало так, что в выходные дни Сабир оставался со мной дома, пока Аня была на работе. За пару месяцев я привыкла к его присутствию и постепенно доверчиво стала относиться к нему. В один из дней он предложил мне поиграть в телефон. Мы резвились на кровати, и ничего не предвещало беды, пока он не предложил:

– Ты когда-нибудь видела, что у мальчиков в трусах? – спросил меня он.

Я помотала головой.

– Давай я тебе покажу, – игриво продолжил он.

Он снял с себя штаны. Я резко отвернула голову, это было слишком противно для моего детского сознания.

– Не бойся, давай ты его потрогаешь.

Он взял мою руку и стал водить ей по своему органу. На мои попытки вырвать руку, он сжимал ее сильнее.

– Мне больно, пожалуйста, отпустите мою руку.

– Я отпущу тебя, если ты кое-что сделаешь, – более грозно сказал он.

Мое сердце стало бешено колотиться, я понимала, если сейчас не выполню то, что он просит, меня могут избить. Он приподнял одеяло и схватил меня за шею.

– Теперь ты должна его поцеловать и облизать, как чупа чупс облизываешь. Поняла?! – сжимая сильнее мою шею, спросил он.

– Угу, – сквозь слезы ответила я.

Он томно вздыхал и все крепче сжимал мою шею, заставляя меня не останавливаться.

Я не могу описывать подробности того, что он заставлял меня делать и как. Мне просто очень тяжело вспоминать этот ужасный день в своей жизни. Я жалею, что не рассказала в суде об этом, не дала показания против него за изнасилование. Мне было стыдно об этом говорить до сегодняшнего дня. Для восьмилетнего ребенка это была сильная моральная травма и, если кто-то был жертвой насилия, то он поймет, что о таком не кричат на каждом углу, тут нечем гордится. Я просто старалась забыть этот момент, стереть его из памяти, но раз я исповедуюсь тут сейчас, мне нужно рассказать, что я чувствую и как пережила это.

25 сентября 2005 года этот день как черный день моей жизни. Это была суббота, мы с друзьями гуляли во дворе и решили пойти в магазин за мороженым. Так как денег у меня не было, я решила под шумок утащить себе стаканчик мороженного. На улице было бабье лето, мы с друзьями наслаждались последними теплыми деньками этого года. К вечеру все расходились по домам, я как обычно пришла домой, где никого не было, без света делать было нечего, и я легла спать. Проснулась я от резкой боли в голове. Аня с Сабиром были жутко пьяны. Анна скинула меня с кровати на пол и стала избивать ногами:

– Ах ты, маленькая тварь. Воровать вздумала. Мне в магазине все рассказали, – кричала она на меня.

Она опустилась на колени и когтями впившись в мой подбородок поднимала меня с пола.

– Денег тебе надо! – закричала она, а затем кинула меня в кресло, стоявшее напротив нее.

Рядом с ним стояла ракетка для большого тенниса (подарок моей бабушки), я автоматически стала прикрывать свою голову. Она схватила ее и стала меня ей лупить.

– Маленькая воровка, тварь, паскуда! – кричала она и била со всей дури меня по всему телу ракеткой. Хруст. Ракетка ломается, она кидает ее в сторону, берет меня за лицо, сжимая челюсть и запихивает в рот купюру:

– На, жри, тварь, деньги, – кричала она, запихивая купюру глубже мне рот.

Во рту почувствовался металлический привкус. Я не успевала даже осознать, что со мной делают. Она била меня по лицу и голове. Когда ее силы иссякли, в дело вступился Сабир. Пока он наматывал на руки эластичный бинт, Анна громко смеялась.

– Не надо, пожалуйста, мама, я больше так не буду. Прости меня, пожалуйста, – молила я.

Но мои мольбы никто не слышал. Сабир поставил напротив меня большого плюшевого медведя и стал через него бить меня по голове. Он смеялся и хвастался Ане тем, что занимался борьбой. Пластиковый нос плюшевой игрушки от каждого удара бил меня в переносицу. Дальше я ничего не помню.

Из судебных дел позже узнаю.

«Со слов соседей,, детский крик продолжался на протяжении часа. Милицию не вызывали, так как семья была неблагополучной, и на выезд милиция постоянно отказывались приезжать в данную квартиру».

Утро воскресенья. В глазах плыло, шевелиться было физически больно. Как оказалась в кровати – не помню. Вся ночная потасовка была как кошмарный сон. Ко мне подошла Аня, и я забилась в угол кровати:

– Слышь, тварь, скажешь всем, что упала с велосипеда. Или я тебя убью. Поняла?

Сглотнув слюну, я кивнула головой. Выдохнула я только тогда, когда услышала, как ключи закрывают входную дверь. Приподнявшись на кровати, я обернулась строну шкафа и стала искать на нем свое маленькое зеркальце. Зажмурив взгляд, я поднесла его ближе и открыла глаза. На голове была кровяная корка, нос распух до размера картошки, на губах не было живого места. Я не узнавала своего отражения, слезы лились из глаз и лицо стало щипать. Убрав его, я спряталась под одеяло и провела весь день в кровати. Мне было страшно. Я боялась, что они вернутся в любую минуту и продолжат меня избивать. От боли во всем теле я проспала целый день. Дождавшись понедельника, я встала раньше всех, тихо собралась и убежала в школу. В подъезде встретила соседку бабу Валю.

– Доченька, – вскрикнула она, – Что с тобой?

– Я с велосипеда упала, – отчеканила я заготовленный ответ.

– С велосипеда так не падают, вот, держи.

Она протянула мне белую шоколадку «Воздушный».

Поблагодарив ее, я пошла в школу через дворы, чтобы меньше привлекать к себе внимание. Шоколадка была кстати, я не ела больше суток и уничтожила ее за считаные минуты. Я знала, что, придя раньше в школу, в классе никого не будет, так как в это время все дети гуляли на спортивной площадке с учителем. Свернув за угол школы, я направилась к футбольному полю. Увидев Марину Николаевну, я поспешила к ней. При виде меня Марина Николаевна отшагнула:

– Наташа! Что с тобой случилось? – испуганно спросила она.

– Я упала с велосипеда, – повторилась я.

И тут она засмеялась. Сейчас я понимаю, что это был истерический смех, но в тот момент мне показалось, что мое лицо показалось ей забавным. Я потеряла сознание. Дальше все как в тумане. Кабинет медсестры, директор школы, милиция, скорая, реанимация. У меня былое сильное сотрясение головного мозга, тупые травмы по всему телу и многое другое. Ко мне в палату почти каждый день приходил следователь и показывал фотографии мужчин, попутно допрашивая детали той ночи.

Этого ублюдка искали.

Позже ему дадут семь лет, а ее не найдут. Аня быстро поняла, что ее ждет и уехала на Украину. Андрей откажется от меня в суде и позже тоже переедет на Украину, чтобы избежать суды и выплаты алиментов.

Около месяца я провела в больнице. Одноклассники носили мне гостинцы, навещали меня и постоянно подбадривали. Бабушка приезжала ко мне со своей подругой Галей, сидела со мной часами и уверяла, что всех их найдут и накажут. Каждый ее приезд сопровождался баулами сладостей, и в какой-то момент я не могла на них смотреть, поэтому раздавала их другим детям по палате.

Чего пропадать добру.

В день выписки за мной в больницу пришла Бела Борисовна, обняла меня, как в старые добрые времена, и повела меня в стены родного мне приюта «Преображения». При виде меня брат только обозлился и ушел на улицу. Я снова ощутила внутренний удар. В тот момент я потеряла всех, кроме бабушки, и для меня она была последним лучом надежды на что-то хорошее в этой жизни.

Тянулись дни, недели, месяца, пока после очередного занятия с психологом ко мне не подошла Бела Борисовна:

– Собирай вещи, ты едешь в детский дом, – ошарашила она меня.

Что такое детский дом? Я не хочу туда ехать, а как же мой брат?

В коридоре стоял сервант с зеркалом, я забилась в него и спряталась за куртками.

– Не хочу в детский дом. Я не поеду без Стаса! – кричала я.

Услышав это, он фыркнул в мою сторону и ушел. Он даже не попрощался со мной, из-за этого я стала еще громче плакать и брыкаться. Это было так больно, ведь мы больше никогда не увидимся. Мне хотелось его объятий, но я была ему чужой. Ко мне подошла Вика Шмелева и сунула плюшевую игрушку.

– Возьми. На память обо мне.

Я прижала к себе её подарок. Бела Борисовна стояла в проеме, и я понимала, что мне всё равно некуда деваться, поэтому стала одеваться. Она взяла меня за руку и проводила в машину, которая ждала меня на улице. На улице мел снег, я смотрела в окно и мысленно прощалась с приютом, который уходил всё дальше из моего поля зрения. Я прощалась со старой жизнью, братом и всеми родными и близкими, ведь меня ждал новый этап. Детский дом.

Глава III

Золотая клетка, или тюрьма для малолетних

Это было девятое февраля 2006 года. Мы подъехали к бетонному розовую забору.

– Теперь это твой дом, – обратилась ко мне Белла Борисовна.

Я грустно посмотрела на свой новый «дом». Он был похож на замок.

А как правильно пишется в сказках, в замке находился злобный дракон, он охраняет замок, и спасти принцессу может только прекрасный принц. Но это не та сказка, в которую меня привезли, и вряд ли меня ждал там хэппи-энд.

Въезжая на территорию, я обратила внимание на большое количество детских площадок, но меня это все равно не радовало. Я хотела обратно в маленький и уютный приют.

Мы вышли из машины, где нас ожидали взрослые.

– Вам нужно пройти на второй этаж в кабинет медсестры для осмотра, – сказала одна из встречающих Белле Борисовне.

Она одобрительно кивнула и, взяв меня за руку, повела внутрь здания. Проходя большие лестницы и коридоры, мы попали в кабинет медсестры, где меня второпях осмотрели мою медкарту и меня.

– Вам теперь в другой конец здания, там кабинет директора. Её зовут Наталья Николаевна, – проинформировала нас медсестра.

Пока мы шли по длинному коридору, я быстро оглядывалась по сторонам и пыталась запомнить всё, что попадалось в моё поле зрения. Над дверьми мелькали таблички:

Кабинет психолога, музей, спорт зал, кастелянная комната, замдиректора по УВР, и вот мы, наконец-то, дошли до кабинета директора. Открыв дверь, мы попали в узкий коридор, который вел в большую приемную секретаря.

– Наташ, присядь пока вот сюда на диван, а я пойду поговорю, – обратилась ко мне Белла Борисовна.

Я послушно села на кожаный диван около стойки и стала выжидать.

– Наталья Юрьевна, срочно пройдите в кабинет директора, – прозвучал голос диктора из селекторного оповещения.

Повернув голову, я увидела, как секретарь кладет микрофон около шкафа и присаживается на своё рабочее место. Тут никто никому не улыбался, все ходили хмурые и косо смотрели на меня. В какой-то момент мне захотелось забиться в угол и не ощущать на себе таких прожигающих взглядов людей. Спустя пару минут меня попросили пройти в кабинет. На ватных ногах я встала с дивана и постучалась в дверь: