Информационное телевидение в политическом процессе постсоветской России

По мере развития электронных СМИ и информационных технологий в науке дискуссия о функциях и роли информации в жизни общества ведётся всё более активно. В числе апологетов информационного будущего цивилизации два учёных – Маршалл Маклюэн (Канада) и Элвин Тоффлер (США).

Взгляды М. Маклюэна отличает мнение об информационных технологиях как о главном факторе, влияющем на формирование социально-экономической основы нового общества. Телекоммуникационные и компьютерные сети будут играть роль своеобразной нервной системы в становлении так называемой глобальной деревни – единого безбарьерного мира, связанного информационными сетями. Говоря о перспективах развития средств массовой коммуникации в информационном обществе, М. Маклюэн неоднократно подчёркивает тенденцию усиления активной роли массмедиа. Массовая коммуникация как структурно оформившаяся сфера жизни общества видится им в недалёком будущем, с одной стороны, его частью, с другой – таинственной, но могущественной силой, имеющей над этим обществом всё возрастающую власть. По сути дела, не столь важно, что передают СМИ. Точнее, не менее важным становится сам факт их существования. Отсюда знаменитый афоризм М. Маклюэна: «The medium is the message», т. е. «Канал сообщения и есть само сообщение»78.

Э. Тоффлер предлагает собственную схему исторического процесса. В книге «Третья волна» он выделил в истории цивилизации три волны: первая – аграрная (до ХVIII века), вторая – индустриальная (до 50-х гг. XX века), третья – постиндустриальная (начиная с 1950-х гг.): «Ближайший исторический рубеж так же глубок, как и первая волна изменений, запущенная десять тысяч лет назад путём введения сельского хозяйства. Вторая волна изменений была вызвана индустриальной революцией. Мы все – дети следующей трансформации, третьей волны»79. Последняя обозначилась в результате разворачивающейся информационной революции.

Постиндустриальному обществу, по мнению Э. Тоффлера, присущи деконцентрация производства и населения, резкий рост информационного обмена, превалирование самоуправленческих политических систем, а также дальнейшая индивидуализация личности при сохранении солидарных отношений между людьми и сообществами.

Традиционным громоздким корпорациям Э. Тоффлер противопоставляет малые экономические формы, среди которых он особенно выделяет индивидуальную деятельность на дому, поскольку надёжная и эффективная информационная инфраструктура делает ненужной централизацию индустрии.

Выгоды от подобного разукрупнения следующие: уменьшение транспортных проблем, общего объёма передвижений и связанного с этим загрязнения окружающей среды, возможность получить работу в любой точке мира и, как следствие, снижение уровня безработицы, расширение возможностей трудоустройства людей с ограничениями по состоянию здоровья.

Новый этап в развитии концепций глобального информационного общества пришёлся на рубеж 1980-х и 1990-х гг. Этот период знаменателен двумя именами – Питер Дракер и Мануэль Кастельс.

П. Дракер, известный американский экономист, один из отцов-основателей современной теории менеджмента, принимал участие в бурных футурологических дискуссиях ещё в начале 1970-х гг. Однако свой теоретический вклад в проблему он внёс позже, опубликовав книгу «Посткапиталистическое общество».

Ядро концепции П. Дракера – идея преодоления традиционного капитализма. Основными признаками происходящего сдвига он считал переход от индустриального хозяйства к экономической системе, основанной на знаниях и информации, преодоление капиталистической частной собственности, формирование новой системы ценностей современного человека и трансформация национального государства под воздействием процессов глобализации экономики и социума. Нынешняя эпоха, по его мнению, представляет собой время радикальной перестройки прежнего уклада жизни, когда с развитием новых информационно-телекоммуникационных технологий человечество получило реальный шанс преобразовать капиталистический строй в общество, основанное на знаниях80.

М. Кастельс в качестве исходного пункта своих размышлений использует глобальную экономику и международные финансовые рынки как основные признаки формирующегося нового миропорядка. Его фундаментальное исследование «Информационная эра: экономика, общество и культура» посвящено развёрнутому анализу современных тенденций, которые приводят к формированию основ общества, названного им «сетевым».

Исходя из того, что знание по своей природе легче других ресурсов проникает через всевозможные преграды и границы, информационная эра рассматривается им как эпоха глобализации. При этом сетевые структуры становятся одновременно и средством, и результатом глобализации общества.

В противовес существующим концепциям информационного общества (information society) M. Кастельс выдвигает собственную концепцию т.н. информационального общества (informational society). Различие он видит в следующем. Теории информационного общества, подчёркивающие определяющую роль распространения знаний, не открывают, по сути, ничего нового. Информация и обмен ею сопровождали развитие цивилизаций на протяжении всей истории человечества и имели довольно высокое значение наряду с другими ресурсами. Что касается зарождающегося информационального общества, то оно изначально строится таким образом, что сбор, анализ и передача необходимой информации становятся «фундаментальными источниками производительности и власти»81, т. е. фактически основным ресурсом.

К теме глобального информационного общества неоднократно обращались и отечественные учёные, которые разработали собственные определения и концепции его формирования.

А. И. Ракитов в конце 1980-х гг. писал, что переход к информационному обществу предполагает превращение производства и использование услуг и знаний в важнейший продукт социальной деятельности, причём удельный вес знаний будет постоянно возрастать. Главной целью информационного общества является обеспечение правовых и социальных гарантий того, что каждый гражданин, находящийся в любом месте и в любое время, сможет получить всю необходимую для решения своих нужд информацию.

По мнению советского учёного, основными критериями информационного общества могут служить количество и качество имеющейся в обработке информации, а также её эффективная передача и переработка. Дополнительным критерием является доступность информации для каждого человека, которая достигается снижением её стоимости в результате развития и своевременного внедрения новых телекоммуникационных технологий. Залогом успешного функционирования экономики постиндустриального общества станет её информационный сектор, который выйдет на первые позиции по числу занятых в нём трудящихся82. С учётом этого, развитие, прежде всего, сектора производства и накопления знаний позволит значительно ускорить интеграцию отдельно взятой страны в глобальное информационное общество.

Д. С. Черешкин и Г. Л. Смолян в разработанной ими концепции к основным признакам нового общества относят:

формирование единого информационного пространства и углубление процессов информационной и экономической интеграции стран и народов;

становление (и в дальнейшем доминирование) в экономике стран, наиболее далеко продвинувшихся на пути к информационному обществу, новых технологических укладов, базирующихся на массовом использовании сетевых информационных технологий, перспективных средств вычислительной техники и телекоммуникаций;

повышение уровня образования за счёт расширения возможностей систем информационного обмена на международном, национальном и региональном уровнях и, соответственно, повышение роли квалификации, профессионализма и способностей к творчеству как основных характеристик труда83.

Вместе с тем в концепции особое внимание уделяется вопросам информационной безопасности личности, общества и государства, созданию эффективной системы обеспечения прав граждан и социальных институтов на свободное получение, распространение и использование информации.

Н. Н. Моисеев считал, что без свободного доступа всех людей к информации вообще не имеет смысла говорить о построении постиндустриального общества, или «общества коллективного интеллекта планетарного масштаба». Однако эта труднейшая социально-политическая проблема, на его взгляд, не может быть решена в рамках современных цивилизаций, в которых большая часть людей не всегда готова делиться знаниями, даже если это жизненно важно для остальных. Необходима смена шкалы ценностей и менталитета. «Информационное общество – это такой этап развития истории человечества, когда коллективный разум становится не только опорой развития Homo sapiens, но и объектом целенаправленных усилий по его совершенствованию»84.

Детальная разработка и окончательное оформление описательной и нормативной теории информационного общества ещё предстоит. Все перечисленные концепции – лишь начало этого процесса. Преимущественно главная задача всех данных работ – доказательство постулата о резко возрастающем значении информации и коммуникативных технологий. Вне всякого сомнения, с точки зрения экономических явлений (массовое распространение творческого, интеллектуального труда, качественно возросший объём и значение научного знания и информации, развитие средств коммуникации, преобладание в структуре экономики сферы услуг, науки, образования, культуры над промышленностью и сельским хозяйством) информационное, или постиндустриальное, общество – явление, скорее, уже сегодняшнего, а не завтрашнего дня. Тем бо́льшая потребность возникает в дальнейшем развитии и корректировке уже имеющихся теорий.

Пока конкретные особенности формирования информационного общества рассмотрены лишь частично. Бо́льшая часть этих особенностей носит экономический характер. Гораздо меньше исследованных областей в сфере политики, культуры, морали и психологии. Как можно заметить, подавляющее большинство учёных дают социальным, политическим и экономическим изменениям в процессе информационной революции однозначно положительную оценку. Противоречивость этого явления и риски, связанные с ним, по большей части либо выпадают из внимания, либо остаются на периферии исследований. И это несмотря на то, что подобного рода неоднозначность оценок становления общества массового знания находила своё отражение в работах классиков современной философской мысли ещё с середины ХХ века.

Возможно, любому зарождающемуся общественному феномену нужны как свои критики, так и свои апологеты. Становление информационного общества началось относительно недавно, поэтому свидетелям и непосредственным участникам процесса может быть свойственен изрядный оптимизм, если не эйфория, относительно будущего, поскольку издержки ещё не успели сказаться в полную силу. Возможно, именно поэтому в центре внимания оказываются апологеты информационного общества, и именно на них ссылается бо́льшая часть политических деятелей и публицистов, когда речь заходит о становлении постиндустриальной эры.

Футурологический оптимизм характеризует и то, каким образом вопросы информационного общества находят своё отражение в международной политике. В середине 1990-х гг. подавляющее большинство промышленно развитых стран разработали и приняли национальные программы перехода к информационному обществу. Уже в июле 1994 г. страны Европейского сообщества выработали совместное руководство к действиям – документ под названием «Европейский путь в информационное общество. План действий»85, который также называют «Инициативой Бангеманна» по фамилии одного из руководителей Комиссии ЕС, занимавшейся разработкой этой программы.

Основные задачи, сформулированные в разных концепциях, в целом схожи: улучшить условия для бизнеса с помощью эффективной и согласованной либерализации политики в сфере телекоммуникаций; создать необходимые условия для внедрения электронной торговли; обеспечить переход к обучению в течение всей жизни путём реализации инициативы «Обучение в информационном обществе»; осознавая важность глобального информационного сотрудничества, установить правила построения информационного общества, которые должны затрагивать права на интеллектуальную собственность, защиту данных и тайну личной жизни, проблемы вредного и незаконного содержания распространяемой информации, а также проблемы налогообложения в электронной сфере86.

Азиатские концепции интеграции в информационное общество предполагают большее по сравнению с западными вовлечение государства в рынок и вмешательство власти в принятие решений в области крупных инвестиций. Однако в целом западный и восточный подходы к социально-экономическим изменениям не сильно отличаются друг от друга87.

В России имеется Концепция государственной информационной политики, разработанная в 1998 г., Концепция формирования информационного общества в России, одобренная Государственным комитетом РФ по связи и информатизации в мае 1999 г., Доктрина информационной безопасности Российской Федерации, утверждённая президентом России В. В. Путиным 9 сентября 2000 г., и многие другие документы. Они устанавливают нормативные рамки и задают цели информационного развития страны.

С момента распада СССР России удалось достичь большого прогресса в данной сфере, хотя стоит признать, что этот прогресс во многом был частью общемировой тенденции к ускорению развития информационных технологий и в намного меньшей степени обусловлен технологическими достижениями самой России. Поэтому приходится констатировать, что на всём протяжении постсоветского периода вплоть до настоящего времени наблюдается значительное отставание нашей страны от ведущих промышленных держав и по количественным, и по качественным показателям.

В начале 2000-х гг. для оценки степени информационной обеспеченности государств мира использовался так называемый индекс технического развития (ИТР), состоящий из пяти показателей: число персональных компьютеров, аппаратов факсимильной связи, мобильных телефонов и телевизоров на тысячу человек населения, а также число интернет-хостов на десять тысяч граждан. Индекс рассчитали для 110 стран. Максимум (100 баллов) получили США, минимум (0 баллов) – Мозамбик88.

Показатели США: 320 персональных компьютеров, 55 факс-аппаратов, 116 мобильных телефонов, 808 телевизоров на тысячу жителей и 293 интернет-хоста на десять тысяч граждан. Данные по России: на тысячу человек – 12 персональных компьютеров, 0,3 факс-аппарата, один мобильный телефон, 381 телевизор и три интернет-хоста на десять тысяч россиян. Согласно этим показателям в распределении стран по ИТР, проанализированным в ежегодном экспертном докладе Всемирного экономического форума в Давосе по основным технологическим параметрам (электронная коммерция, инфраструктура и интернет), в 2001 г. Россия заняла лишь 59 место89, оказавшись таким образом ближе к отсталым развивающимся, чем к передовым развитым странам.

Тем не менее Россия – не всегда и не во всём безуспешно – пыталась играть свою роль в создании глобальной информационной цивилизации. Международное признание этой роли (пусть и намного более скромной, чем у развитых западных государств) отражено, в частности, в «Окинавской хартии глобального информационного общества», принятой 22 июля 2000 г. «Большой восьмёркой» (в которую тогда ещё входила Россия). В документе сказано, что информационно-коммуникативные технологии являются одним из наиболее важных факторов формирования общества двадцать первого века и «жизненно важным стимулом развития мировой экономики»90. Смысл информационной революции авторам документа видится в оказании содействия людям и обществу для более полного использования знаний и идей человечества, а также для максимальной либерализации информационного обмена. Также в документе делается попытка распределить обязанности в строительстве и жизнедеятельности глобального информационного общества между государством и частным сектором экономики.

Таким образом, первые попытки исследователей охарактеризовать сущность и цели информационного общества, равно как и текущая международная политика в этом отношении, доказывают ведущую роль информации и средств её массовой передачи во всех областях жизнедеятельности современного человеческого общества.

§ 3. Массовая коммуникация и политическое сознание в новейшей истории политической мысли

Следует вновь обратить внимание на то, что все концепции информационного общества, о которых говорилось выше (разработки Ю. Хаяши, Д. Белла, Т. Стоунера, Э. Тоффлера, М. Кастельса и др.), основываются на экономических факторах информационной революции: смещение приоритетов из области материального производства в область интеллектуального, возрастание роли сферы услуг, оптимизация инфраструктуры. Само по себе распространённое понятие «постиндустриальное общество» свидетельствует о том, что отправной точкой футурологических изысканий служит производственный процесс и его трансформация.

Другими словами, теоретики информационного общества (за редким исключением) рассматривают возрастающее значение информации и процесса массовых коммуникаций как фактор экономического благосостояния. В то же время влияние интенсификации информационных потоков на общественное сознание и культуру, как правило, остаётся вне поля зрения. Даже несмотря на тот бесспорный факт, что именно сознание лежит в основе поведения человека как существа, наделённого разумом. В конечном итоге влияние информации на сознание человека является влиянием и на его политическое поведение.

Хозяйственные изменения в жизни человечества, о которых говорят авторы концепций информационного общества, до сих пор являются делом будущего. Несмотря на возрастающую роль высоких технологий, в первую очередь информационных, и бурного становления информационной инфраструктуры, говорить о том, что они уже стали ядром экономической системы и коренным образом трансформировали производственные отношения, преждевременно.

Между тем культурные и социально-психологические последствия информационной революции уже имеют место. Можно утверждать, что общественное сознание уже подверглось серьёзным изменениям вследствие резкого увеличения информационного воздействия. Зависимость политического сознания как части общественного сознания от процессов, протекающих в коммуникативной среде, в настоящее время представляется главным фактором, определяющим роль средств массовой информации в политическом процессе. Некоторые аспекты этой зависимости позволяют говорить о том, что СМИ (в первую очередь телевидение как наиболее массовый и комплексный канал коммуникации) превратились в один из системообразующих элементов политической структуры.

Безусловно, в общем развитии современной политической и философской мысли можно выделить тему взаимосвязи СМИ и общественного, в том числе и политического сознания. С 1950-х гг. человечество успело накопить солидный багаж нормативных общественно-политических теорий, в которых роли и значению СМИ (особенно телевидения) уделено значительное внимание.

Середина ХХ века в качестве точки отсчёта выбрана не случайно. К этому времени весь мир уже успел познакомиться с регулярным телевещанием (первые системы начали работу в середине 1930-х гг., в СССР – с 1939 г.). Подлинный триумф телевидения ещё предстоял, передовые умы того времени лишь делали прогнозы, отталкиваясь от свидетельств потенциальных возможностей. Зато радиовещание, которое начинает свой отсчёт с начала 1920-х, к тому времени уже полностью доказало своё информационное и политическое могущество, особенно в ходе пропагандистских баталий времён Второй мировой войны. Примечательно, что по мере развития электронных СМИ политические теории отводят им всё более значимое место, доходя порой до абсолютизации их роли.

Мы не ставим перед собой цели доказать преимущество какого-то определённого подхода к проблемам информации. Однако хотелось бы подчеркнуть, что каждая концепция вносила существенный вклад в пополнение инструментария научного анализа, совершенствовала методологический багаж. Многие выводы, сделанные в рамках различных исследовательских подходов и касающиеся механизмов функционирования общественных институтов, также блестяще выдержали проверку практикой и временем. Имеет смысл рассматривать эти теории в комплексе, как дополняющие друг друга, дающие приближение к объективной картине и имеющие множество фактических доказательств в политической реальности.

Особо значимыми с точки зрения внимания к взаимоотношениям СМИ и политического сознания масс представляются труды ряда представителей так называемой критической философии (Г. Маркузе, Ю. Хабермаса), классиков современного либерализма (П. Данливи, Д. Роулс) и консерватизма (т. н. группа Солсбери), последователей «лингвистического переворота» в философии и культурологии (Р. Барт), некоторые выводы относительно структурного подхода к общественным институтам, сделанные Ж. Дерридой, а также своеобразное отражение смены социально-политических эпох в работах постмодернистов (Ж. Бодрийяр, Ж. Делез и др.).

Критическая теория о СМИ

Критическая теория – продукт группы немецких неомарксистов, неудовлетворённых состоянием марксистской мысли в первой половине XX века (главным образом их сильным уклоном в экономический детерминизм). Позднее эта группа получила название Франкфуртской школы, поскольку все её представители в начале 1920-х гг. работали в Институте социальных исследований во Франкфурте. Среди наиболее известных представителей Франкфуртской школы – её основатель Теодор Адорно, а также М. Хоркхаймер, Г. Маркузе, Э. Фромм, Ю. Хабермас и другие. Для представителей «первой волны» критической теории было характерно отношение к СМИ как к мощному, но несамостоятельному средству подавления в руках у господствующих классов.

Пожалуй, из всех представителей первого поколения Франкфуртской школы наибольшим авторитетом среди широких слоёв общественности пользовался Герберт Маркузе (1898–1979). Известность ему принесли сочинения «Эрос и цивилизация» (1955) и «Одномерный человек» (1964). Многие историки называют Г. Маркузе главным теоретиком «новых левых» – массового протестного движения, захлестнувшего Европу и США в конце 1960-х гг.

Как и прочие критические теоретики, главным злом современной цивилизации Г. Маркузе видел приверженность принципу «технологической целерациональности»: формальная рациональность не имеет ничего общего с разумом, целью общественного развития является укрепление господства, эксплуатации и принуждения. Формальная рациональность, несмотря на технологические достижения, разрушает индивида, деформирует его способности и потребности, лишает его свободы и самореализации: «Никогда прежде общество не располагало таким богатством интеллектуальных и материальных ресурсов и, соответственно, не знало господства общества над индивидом в таком объёме»91. Мир балансирует на грани полного самоуничтожения (красной нитью сквозь его работы проходит тема возможной ядерной войны). Следовательно, формальная рациональность иррациональна, если не абсурдна.

Каким образом удаётся поддерживать и воспроизводить иррациональный порядок? По мнению Г. Маркузе, это возможно с помощью колоссальной подмены понятий, искусственного сужения мыслительных горизонтов, локализации общественного недовольства и, главным образом, внедрения в сознание чуждых потребностей (то есть теми приёмами манипулирования общественным сознанием, которые активно применяются в наши дни).

Ведущую роль в этом процессе играет техника, главным образом СМИ: «Наши средства массовой информации не испытывают особых трудностей в том, чтобы выдавать частные интересы за интересы всех разумных людей. Таким образом, политические потребности общества превращаются в индивидуальные потребности и устремления, а удовлетворение последних, в свою очередь, служит развитию бизнеса и общественному благополучию»92. По схожему сценарию и с аналогичными целями в России в середине 1990-х гг. проходил процесс перераспределения информационного ресурса в руках различных группировок политической и экономической элиты93.

Развитие техники ведёт к появлению новых, весьма эффективных и даже более комфортных для индивида методов контроля над ним. Телевидение закладывает «небиологические, репрессивные, продиктованные борьбой за существование» потребности уже на уровне социализации. Предлагаемый продукт обладает внушающей и манипулирующей силой, распространяет «ложное сознание, имеющее иммунитет против собственной ложности»94. Базис в виде искусственно вложенных потребностей постоянно подкрепляется пропагандой, оперирующей понятиями «свой – враг». Языковыми и технологическими приёмами размываются границы между политикой, бизнесом и развлечениями, облегчая тем самым осуществление враждебного человеку курса правящей элиты.

В том же направлении, только с позиций психологии, статистики и теории информации, строил свои рассуждения А. Моль, придя в итоге к аналогичным выводам – в частности, о формировании под воздействием СМИ «некритического мышления». Подробнее об этом будет рассказано в следующем параграфе данной главы. Некритическое политическое сознание способствует деидеологизации и деполитизации политики. В третьей главе этот процесс будет проиллюстрирован на примере российской избирательной кампании 1999–2000 гг.