Полная версия
Прикладная венерология
Андрей Шляхов
Прикладная венерология
«Люди умирают не от любви, а от ее последствий»
Ги де МопассанГлава первая. В начале славных дел
– Ты сам не понимаешь, что творишь! – сердился отец. – На кой тебе сдался лечебный факультет?! Конкурс выше, лишний год учиться и никаких перспектив!
Мама придерживалась другой тактики – гладила непутевого сына по голове и ласково уговаривала не совершать «чудовищной ошибки». Согласно традициям, заложенным еще прапрадедом по отцовской линии, в роду Зубковых сыновья продолжали дело отцов – становились зубными врачами или стоматологами[1] и женились на зубных техниках. Никакого жесткого предписания по поводу женитьбы не существовало, просто так было очень удобно – в результате брачного союза рождалась не только новая ячейка общества, но и новая стоматологическая бригада.
– Ты же – Зубков! – напоминал отец. – Какой из тебя терапевт с такой фамилией!
Произнося слово «терапевт», отец презрительно кривил губы – ну что это за специальность?
Говорящую фамилию получил прапрадедушка Яков Давыдович, сын бердичевского сапожника, выучившийся на дантиста и перешедший в православие. Согласно семейному преданию, Яков Давыдович хотел сменить «сапожную» фамилию Шустер на Зубов, но чиновник, рассматривавший его прошение вставил посередине букву «к» и приписал на полях: «Жирно будет!». Понимать этот комментарий следовало так: нечего выкресту претендовать на славную дворянскую фамилию.
– Скажи своему главврачу, чтобы он уступил тебе свое место и шел кувалдой махать! – дерзко отвечал непутевый сын (главный врач поликлиники, в которой отец заведовал отделением, носил фамилию Кузнецов). – Фамилия – это наследственное родовое имя. Имя! А не профессия.
Устав негодовать, отец перешел к увещеваниям.
– Ты еще очень молод, Миша, и многого не понимаешь. Например – не понимаешь, что продолжать династию выгодно. В институтах многому не учат, потому что есть важные знания, которые можно передавать только из уст в уста. Очень важно, чтобы в самом начале твоей карьеры рядом был опытный человек, который может указать правильный путь и предостеречь от ошибок, свойственных всем начинающим. А кто подходит на эту роль лучше родителей? Никто! Люди продолжают династии не из-за слепого следования традициям, а для того, чтобы иметь более выгодные стартовые условия.
– Именно так! – поддакнула мать, поочередно улыбаясь сыну и мужу. – Если ты станешь стоматологом, то мы тебя и пристроим на хорошее место, и поддержим, и клиентуру поможем набрать…
– Взять хотя бы меня! – отец стукнул себя кулаком в грудь. – Я заведую отделением в одной из лучших московских стоматологических клиник. Имею степень, уважение и солидную клиентуру. А кому я должен сказать за это «спасибо»? В первую очередь – моим родителям. Без их поддержки я работал бы сейчас в какой-нибудь окраинной зубодралке… И жил бы соответствующе, а не так, как сейчас.
Мать страдальчески закатила глаза – не дай Бог такой жизни!
– Я все прекрасно понимаю, – ответил непутевый сын. – Но я не хочу быть стоматологом. Я не хочу всю жизнь стоять или сидеть в неудобной позе, не хочу ковыряться в зубах и, тем более, выдергивать их…
– Может, тебе вообще работать не хочется? – ехидно поинтересовался отец.
– Мне хочется другой работы, папа. Умственной и не настолько утомительной. Да и дедушка советовал…
– Да забудь ты то, что он советовал! – вспылил отец. – Дедушка по характеру был ворчун. Когда состояние здоровья вынудило его отойти от дел, стоматология ему сразу же разонравилась…
– Но это была психологическая реакция! – вставила мать. – Вполне закономерная. Сидеть без дела ему было скучно, а с больной спиной и дрожащими руками много не наработаешь. Но пока дедушка был здоров, стоматология его полностью устраивала.
– Еще бы! – хмыкнул отец. – У терапевтов заработки совсем другие, а работа гораздо беспокойнее. Пропустишь инфаркт или, скажем, пневмонию – и огребешь люлей по полной программе. Выпавшая пломба или даже необоснованно удаленный зуб на скамью подсудимых тебя никогда не приведут. Психологию тоже нельзя сбрасывать со счетов. Геморрой или камни в почках окружающим не видны, а зубы – они всегда на виду и по состоянию зубов судят о человеке. Это как визитная карточка…
Непутевый сын слушал, не перебивая, соглашался с родительскими доводами, виновато улыбался, но мнения своего не изменил. Не помог даже подкуп – в случае поступления на стоматологический факультет и успешного окончания первого курса отец пообещал сыну «приличную тачку». Марка не уточнялась, но приличное в понимании отца начиналось с тойоты RAV4.
– Не нужна мне машина, – ответил упрямый сын. – По Москве на транспорте передвигаться удобнее.
Отец выразительно посмотрел на мать и пожал плечами – ну что с ним будешь делать?
– Миша, может мы с папой чего-то не знаем? – проникновенно-вкрадчиво спросила мать. – Может, есть какая-то девушка, которая поступает на лечфак[2] и тебе хочется учиться вместе с ней?
– Мама! – строго нахмурился непутевый сын. – Я уже не ребенок! Мне семнадцать лет и профессию я выбираю без оглядки на девушек! Я хочу быть врачом, но не хочу иметь никакого отношения ни к стоматологии, ни к хирургии вообще. Мне это не нравится.
– Скажи иначе: «мне нравится быть бедным», – с сарказмом посоветовал отец. – Люди охотно платят за то, что сделано руками – за запломбированный зуб, вырезанный аппендикс или за аборт. А вот терапевтам за рекомендации платят туго и мало. Зачем вообще ходить ко врачу для того, чтобы узнать, как лечить гипертонию, если можно у соседа спросить или у Гугла? А вот зуб сам себе не запломбируешь, не говоря уже о чем-то более сложном.
– Терапевтом я быть не хочу, выберу себе какую-нибудь узкую специальность. Кардиологи с невропатологами тоже неплохо зарабатывают.
– Неплохо, – согласился отец. – Но в стоматологии заработки выше. Ты сравни стоимость клинической ординатуры по разным специальностям. Самая дорогая ординатура у стоматологов и гинекологов, но, при том, места нарасхват. Объяснить, почему так или сам догадаешься? И учти, что в кардиологии я тебе помочь не смогу. Да, конечно, знакомые у меня есть во всех сферах медицины, но только в стоматологии я знаю все ходы-выходы и ниточки, за которые нужно дергать для того, чтобы обеспечить моему единственному сыну светлое будущее. Учтите это, Михаил Владиславович!
Отец был довольно несдержан на язык, а у матери даже слово «дурак» считалось неприличным. Если папа награждал расшалившегося или провинившегося сынишку каким-нибудь ругательным эпитетом, то сразу же получал суровую нахлобучку от мамы. После нескольких семейных сцен отец в случае выраженного недовольства поведением сына стал обращаться к нему по имени-отчеству и на «вы». Против этого матери нечего было возразить, а сын понимал, что он переступил черту дозволенного.
– И проходной балл на лечфак выше! – добавила мать, не зная, чем еще можно пронять сына.
– Я прохожу, мама, – ответил сын, с тихой гордостью отличника-медалиста. – А если бы и не проходил, то поступил бы где-нибудь не в Москве, но на стомфак все равно бы не пошел. Не мое это.
– Поступай, как знаешь, – сдался отец, – но учти, что обратной дороги у тебя не будет. Когда-то можно было переходить с одного факультета на другой и менять специальности, как перчатки, но эту вольницу давно пресекли. Сейчас все строго регламентировано. Поступил на лечфак – навсегда расстался со стоматологией!
«Не связывайся, Миша, со стоматологией, будь она трижды неладна, – советовал дедушка Сережа. – Выбери себе чистую умственную специальность вместо того, чтобы ковыряться в вонючих ртах. Посмотри на меня – голова у меня варит хорошо, силы тоже есть, только остеохондроз немного досаждает. Но если бы я был эндокринологом или гастроэнтерологом, то преспокойно продолжал бы работать до сих пор, а не маялся от скуки дома. Да и вообще такое ощущение, будто всю жизнь у станка простоял… Вспомнить нечего, одни зубы, зубы, зубы… Так что подумай хорошо, Миша. Семь раз отмерь, а потом решай».
Дедушкины слова гармонично накладывались на первые детские впечатления, которые обладают стойкостью былинных богатырей. Когда Мише стукнуло шесть лет, мама сделала ему подарок, о котором он давно мечтал – показала ему поликлинику, в которой она с мужем работали. Родительская работа представлялась ребенку чем-то сказочно-волшебным и радостно-приятным. Иначе и быть не могло, ведь у него такие замечательные мама и папа…
Знакомство началось с зуботехнической лаборатории, в которой трудилась мама. Ничего волшебного здесь не оказалось. За скучными столами сидели скучные дядьки и тетки и делали какую-то скучную работу. Что-то шумело, что-то стучало, пахло чем-то неприятным. Не дослушав маминых объяснений, Миша потянул ее за руку к выходу – пойдем к папе!
У папы оказалось еще хуже. В длинном коридоре сидели и стояли хмурые взрослые люди, похожие на злодеев из сказки.
– Мама, почему они такие злые? – испугался Миша.
– Они добрые, Мишенька, – успокоила мама. – Просто у них зубы болят. Вот папа с коллегами их полечит, и они станут добрыми.
Миша ускорил шаг. Ему захотелось как можно скорее увидеть превращение злых людей в добрых. Это же чудо, настоящее чудо. Но реальность снова разочаровала. В кабинете, который отец делил с другим врачом, лежали на странных креслах люди с перекошенными лицами, а врачи засовывали им в открытые рты какие-то железки. По глазам пациентов было видно, что им это не нравится, а когда тот, с которым занимался отец, сплюнул в плевательницу кровью, Миша заорал во всю мочь и выскочил в коридор. Пережитый шок пришлось купировать мороженым и впоследствии, когда дело дошло до лечения своих собственных зубов, Мишу можно было затащить в стоматологическое кресло только обещанием мороженого в дозе «сколько влезет». И ничего так влезало – по четыре порции за раз. Мама озабоченно хмурилась, но поделать ничего не могла, ведь обещания нужно выполнять. Только просила не торопиться и не заглатывать лакомство большими кусками.
Короче говоря, у Михаила Владиславовича Зубкова отношения со стоматологией не сложились с детства. Да и сам отец, беззаветно преданный своему делу, частенько называл свою работу «каторжной». Дважды на Мишиной памяти пациенты до крови прокусывали отцу пальцы. После каждого случая отец в течение полугода ходил смурной, регулярно сдавал анализы и спал на диване в гостиной. Мише было его жаль – ну что за люди такие? Кусаются, будто собаки! А пару лет назад Миша увидел, как отец украдкой пристально рассматривает растопыренные пальцы рук – уж не дрожат ли они, как у покойного деда? Нет уж, простите пожалуйста, дорогие родители, но не тянет вашего сына и наследника к стоматологии, несмотря на все плюшки и пряники. Не на ней одной белый свет клином сошелся и вообще…
И вообще Михаил Владиславович привык с малолетства жить своим умом, не прислушиваясь к посторонним советам. Даже если люди советуют от чистого сердца и искренне желают тебе добра, как, например, родители, то все равно их советы не могут считаться руководством к действию, ведь они смотрят на все со своих пеньков и руководствуются своими предпочтениями. Нет уж, с собственного пенька видно лучше, то есть – правильнее. В восьмом классе Миша точно решил, что он непременно станет врачом, потому что это очень хорошая профессия, и никогда не станет стоматологом, потому что есть профессии и получше. Неясно какие именно, но есть, в этом Михаил был твердо уверен. И сколько бы ни сокрушались родители – ну какая муха тебя укусила, сынок? – нужно настоять на своем. Потому что твоя жизнь – это твоя личная собственная жизнь, единственная и неповторимая. И как ты проживешь эту жизнь, зависит только от тебя самого.
С выбором специальности Михаил не спешил. Сначала надо поступить на лечфак и проучиться года три, если не четыре, а уже затем можно определяться, выбирать специальность себе по душе. До получения диплома можно менять свое мнение сколько угодно раз, но к моменту получения нужно определиться окончательно, чтобы поступать в клиническую ординатуру по нужному профилю. Отец прав, когда говорит, что в наше время нельзя менять специальности, как перчатки. Оно и правильно, специальность нужно выбирать, как и жену – один раз и на всю жизнь. Михаил давно решил, что на враче он жениться не станет, ни за какие коврижки. Иначе это получится не жизнь, а черт знает что, полное погружение в медицину. Взять, хотя бы, отца с матерью, которые и дома, и во время отпуска, говорят только о работе и рабочих проблемах. С одной стороны, вроде это и хорошо, ведь приятно работать вместе с близким человеком и постоянно чувствовать его поддержку. С другой же стороны жизнь не замыкается на одной лишь работе. Как говорил дедушка Сережа: «не живи для того, чтобы работать, Мишенька, работай для того, чтобы жить». Своим куцым детским умом Миша не мог понять всей мудрости дедушкиного наставления, но сердце подсказывало ему, что дедушка прав.
Большинство родительских знакомых имели отношение к миру стоматологии – одни лечили, другие изготовляли протезы, третьи торговали оборудованием и расходными материалами. Новость о том, что единственный сын Владислава Сергеевича и Ирины Михайловны поступил на лечфак Московского государственного медико-стоматологического университета, широко известного под неофициальным названием «третий мед», была воспринята знакомыми примерно так же, как воспринимается известие о чьей-то неопасной, но неприятной болезни – со сдержанным сочувствием. Михаил однажды услышал, как мамина подруга сказала маме: «Я тебя понимаю, Ирусик, но лечфак это все же не Лестех». Он запомнил это выражение и начал использовать его как щит против родительских укоров, которые время от времени приходилось выслушивать в прямой или завуалированной форме. Например, засядет он готовиться к экзамену по анатомии, разложит на столе в раскрытом виде все тома синельниковского атласа,[3] а отец мимоходом обронит, что на стомфаке анатомию изучают в сокращенном виде. Или же скажет сын в сердцах, что учеба его утомила, а мать напомнит, что на стомфаке учатся на год меньше. Только отцовский однокурсник дядя Игорь, доцент кафедры ортопедической стоматологии Университета Дружбы народов, неожиданно одобрил выбор Михаила.
– А Миша-то у вас молодец, – сказал он родителям в присутствие Михаила. – С дальним прицелом парень. Настоящую карьеру в медицине можно сделать только с лечфаковским дипломом.
Родители на похвалу отреагировали кисло, потому что в роду Зубковых карьеристов никогда не было. В рядовых всю жизнь оставаться не стоит, но и высоко забираться тоже не следует, потому что чем выше заберешься, тем больнее падать.
– Заведование отделением – это идеальный уровень, – говорил отец. – Я, как заведующий, могу следить за всем, что происходит в моем отделении и поддерживать в нем порядок. А главный врач уже не может уследить за всем учреждением, ему приходится полагаться на заведующих, среди которых попадаются разные люди… Очень мне нужно отвечать за чужие ошибки? Нет уж, увольте!
Иногда отец объяснял свое нежелание подниматься выше заведующего отделением иначе.
– Заведование позволяет сохранять навыки и клиентуру. А у главного врача нет возможности работать с пациентами. Навыки быстро утрачиваются, клиентуры нет, так что в случае снятия с должности человек остается у разбитого корыта. В нашей поликлинике, к слову будь сказано, на моей памяти четыре главных врача сменилось, и всех «ушли» по-плохому…
По этому вопросу Михаил был полностью согласен с отцом. Отвечать нужно только за собственные ошибки, а клиентура – это самое ценное, что может быть у врача.
Огорчив родителей выбором факультета, сын радовал их своими успехами. Круглый отличник, активный член студенческого научного общества и вообще спокойный беспроблемный юноша – на бровях домой сроду не приползал, если ночует не дома, то непременно предупредит, сомнительных знакомых не имеет, связывать себя брачными узами до окончания учебы не намерен и вообще не сын, а подарок судьбы.
Когда Михаил на пятом курсе устроился медбратом в частную клинику, то родители решили, что это уже чересчур.
– Миша, ты у нас с мамой единственный ребенок, – сказал за ужином отец, – и мы, слава Богу, не бедствуем. Если тебе нужно больше карманных денег, то просто назови сумму. У мамы сердце кровью обливается от того, что после занятий ты, голодный и уставший, несешься в клинику и работаешь там до девяти вечера. Это очень похвально, что ты стремишься зарабатывать самостоятельно, но все должно быть в разумных пределах.
– Дело не в деньгах, а в практике, – ответил Михаил. – Хочется посмотреть на медицину изнутри и определиться с выбором специальности. Универ такой возможности не дает, там все словно бы через витрину. Что же касается «голодного и уставшего», то это, мама, твои заботливые выдумки. После занятий я плотно обедаю, а про усталость и говорить нечего – я же не лес валю, а в аудиториях штаны протираю.
– Надеюсь, что ты обедаешь, как положено – с супом? – с надеждой спрашивала мать, строго придерживавшаяся старых взглядов, согласно которым обед без супа – это не обед.
– Непременно с супом! – честно отвечал Михаил, избегая уточнять, о каких именно супах идет речь; мама была сторонницей бульонов и щей-борщей, а сыну нравились густые, острые и жирные восточные супы, вроде харчо или шурпы.
Глава вторая. Ординатура
С расспросами относительно ординатуры родители начали приставать еще в конце пятого курса – пора, мол, и определиться уже, – но Михаил не спешил посвящать их в свои планы. Что толку делиться надеждами, особенно если есть вероятность того, что эти надежды будут встречены «в штыки»? Лучше поставить родителей в известность после, когда дело будет сделано. Рубикон перейден, пути назад нет, примите и смиритесь!
Родители почему-то решили, что Михаил будет поступать в клиническую ординатуру по кардиологии. Скорее всего, к такому заблуждению их подтолкнула премия имени академика Василенко, полученная Михаилом за научную работу, посвященную коррекции диастолической дисфункции левого желудочка[4] у больных ишемической болезнью сердца. Большинство людей склонны делать выводы, не имея для этого достаточных оснований. Премия Михаила порадовала. Приятно, когда твою работу называют лучшей, да и тридцать тысяч рублей сумма солидная, но кардиологию он вычеркнул из перечня своих предпочтений одной из первых. Специальность хорошая, востребованная, перспективная в научно-карьерном плане, но не такая уж и «хлебная», как может показаться на первый взгляд. Но отец, находившийся в плену своих заблуждений, полюбил рассуждать о том, как хорошо в наш «сердечно-сосудистый» век иметь сына-кардиолога. Михаил слушал и вежливо улыбался. Родители истолковывали его молчание как согласие.
В честь получения сыном диплома отец устроил банкет. Михаил сопротивлялся этому как мог, язык стер, убеждая родителей в том, что лучше бы отпраздновать это событие в узком семейном кругу, тем более что кроме них троих никого оно особенно и не касается. Но отец был непреклонен в своем стремлении «закатить пир на весь мир». Мир – не мир, а собралось около полусотни гостей и каждый из них, поздравляя Михаила, поинтересовался планами на будущее. Планы уже дошли до той стадии, когда их можно было и огласить, но Михаилу не хотелось портить родителям праздник, ведь это был больше их праздник, чем его. Он получил высшее образование, а у родителей сбылась мечта – почувствуйте разницу.
Банкет устроили в субботу, а в воскресенье состоялось продолжение – торжественный обед в узком семейном кругу – родители, Михаил и персидский кот Тихон, которого больше интересовал не повод, а колбаса и селедка, без которых в доме Зубковых не обходилось ни одно застолье – отец любил пропустить рюмочку-другую под закуски, а уж затем переходить к главным блюдам. Хорошо понимая, кто в доме главный, Тихон усаживался рядом с отцом и сопровождал каждую поднятую рюмку душераздирающим мяуканьем, от которого кровь стыла в жилах. Для того, чтобы спокойно выпить-закусить, нужно было нейтрализовать свирепое животное очередной подачкой с хозяйского стола. Чаще всего отец, игнорируя укоряющий взгляд матери, ставил перед котом одну из тарелок с нарезками – уймись, зверь лютый!
– Можно подумать, что его не кормят, – вздыхала мать, наблюдая за тем, как упитанный десятикилограммовый котяра одним махом слизывает с тарелки ее содержимое.
– У него тоже должен быть праздник, – замечал Михаил и ставил перед Тихоном очередную тарелку.
– Ему же нельзя этого! – ужасалась мать.
– Он лучше нас знает, что ему нельзя, – успокаивал отец.
Оно и верно, от перченой бастурмы или промасленных шпрот Тихон презрительно отворачивался и смотрел на хозяев с укором – ну разве можно предлагать уважающим себя котам такую пакость?
– Коллеги просто замучили меня вопросом о том, во сколько мне обошелся Мишин красный диплом, – сказал отец после первой рюмки. – А когда я отвечаю, что за все время ни копейки в универ не занес – не верят. Даже обидно немного. Неужели мой сын настолько глуп, что не мог получать пятерки самостоятельно?
– Стереотипы, – усмехнулся Михаил, вспомнив годы учебы. – Меня тоже постоянно спрашивали о том, сколько стоила очередная пятерка. Но мы-то знаем…
– Но мы-то знаем, что ты у нас умница! – подхватила мать. – Я уверена, что к тридцати пяти годам ты станешь дважды доктором![5]
– И будешь заведовать отделением в Кардиоцентре! – продолжил пророчество отец. – А то и кафедрой, чем черт не шутит! Короче говоря, мы с мамой можем не беспокоиться по поводу наших сердечных дел! Ты нас вылечишь!
«Пора! – подумал Михаил. – Дальше тянуть нет смысла».
– Я думаю, то есть мне хочется верить, что мне никогда не придется вас лечить, – сказал он, стараясь говорить как можно мягче. – Я хочу…
– Да это ясно! – перебил отец. – Всем детям хочется, чтобы их родители никогда не болели! Но жизнь берет свое и от этого никуда не денешься. С одной стороны мы ощущаем себя молодыми, а с другой иной раз так прихватит, что хоть на стенку лезь!
– Да, – грустно вздохнула мама. – Это не жизнь берет свое, а прожитые годы. Не успеешь оглянуться, а тебе уже пятьдесят пять…
– Да, годы летят, – поддакнул отец. – Казалось бы еще вчера мы обмывали мой диплом, а сегодня уже твой.
– Вы меня не так поняли, – мягче прежнего сказал Михаил. – То есть так, но не совсем. Разумеется, я хочу, чтобы вы как можно дольше оставались здоровыми и полными сил, но в любом случае мне бы не хотелось вас лечить…
– Почему? – удивленно и немного обиженно спросил отец.
– Потому что я буду венерологом! – ответил Михаил.
– Венерологом? – переспросила мать. – Господи, какой ужас!
– Да он шутит! – отец понимающе усмехнулся и подмигнул сыну. – А ты поверила.
– Я не шучу! – Михаил посмотрел серьезным взглядом сначала на отца, а потом на мать. – Я действительно решил стать венерологом.
Последовала немая сцена. Сначала родители недоуменно смотрели друг на друга, а затем стали сканировать взглядами сына.
– А что тут такого? – с вызовом поинтересовался Михаил. – Нормальная специальность, не хуже других.
– Нормальная?! – завелся отец. – Как бы не так! Венерологи имеют дело с проститутками, сифилитиками и прочим отребьем! Нормальному человеку у венеролога делать нечего. Вот я, например, за всю свою жизнь ни разу не обращался к венерологу!
– Искренне рад за тебя, папа! – сказал Михаил. – Но насчет отребья ты преувеличил. Заболеть может каждый человек, даже самый нормальный…
– Вот уж не знаю! – фыркнула мать. – Среди наших знакомых никто у венерологов не лечится, я уверена.
– А я уверен в том, что ты ошибаешься, – возразил Михаил.
– Нет, не ошибаюсь!
– Давай проверим, – предложил сын. – Позвони пяти своим подругам и скажи, что ты неудачно развлеклась на стороне и теперь нуждаешься в лечении. Уверен, что трое из пяти, если не все пять, сразу же дадут тебе номер телефона знакомого венеролога.
– Ты что – с ума сошел?! – возмутилась мать. – Зачем мне наговаривать на себя такие гадости? Владик, что происходит? Я не узнаю нашего сына!
– Ты уж действительно того… – укоризненно сказал отец. – Думай, что говоришь, фильтруй базар.
– Да я же никого не хотел обидеть, – растерянно сказал Михаил. – Я просто предложил произвести эксперимент…
В течение десяти минут разговор вращался по замкнутому кругу обвинений и оправданий, но в конечном итоге родители поняли, что их единственный сын в самом деле хочет стать венерологом.
– Объясни свои резоны! – потребовал отец. – Может мы с мамой чего-то не понимаем?
Резоны были обкатаны настолько, что слетали с языка автоматически.
– Во-первых, это весьма «хлебная» специальность, – Михаил загнул мизинец на правой руке, – во-вторых, это позитивная специальность – пациенты редко когда умирают от венерических болезней, – к мизинцу добавился безымянный палец. – В-третьих здесь есть широчайшие возможности для частной практики…