Мир Маньяка

– Вот и всё… – сказал вслух Ву.

Не стало ещё одного больного, хотелось бы сказать – ублюдка.

Вспомнилась улыбка Костьки – сам он был не красавец, а вот улыбка!

Ву был уверен: его приятель там, где ему лучше, и он добавил:

– Кость, это не месть за тебя, извини, это – остановка. Я его просто остановил, и он не пошёл дальше по трупам. По трупам…

Глава 32. Ву ищет убийцу, то есть – себя. И за ним внимательно наблюдают

Ву от раздумий отвлёк звонок.

– Дырокола нашли! – Кот так волновался, что попутал клички, голос его был взволнованный, но радостный – его другу теперь ничто не угрожало! – Знаешь, как будто громадный груз упал с моих плеч, ещё немного – и полечу. Приедешь?

– Это точно он? Конечно, приеду. Куда? – Ву был лаконичен, ещё недавно он продумывал каждое действие, теперь то же самое надо делать с каждым словом.

– Место сброшу на телефон. Опознаешь заодно этого гада. Мы-то его сильно издалека видели, а ты точно опознать сможешь.

– Тогда почему решили, что это он?

– Не поверишь! Пролезал через дырку в заборе, как видно, зацепился ногой, упал, а в руке его верный дырокол оказался, и – прямо в сердце! – Кот засмеялся.

Наверное, грешно смеяться над смертью человека. Но уж слишком была велика радость, что другу теперь ничего не грозит, да и называть это существо человеком для майора было сомнительно.

– Да, трудно поверить в такое невезенье – или, вернее, везенье? – для нас. А других версий нет? – маленькая разведка не мешала в этой ситуации.

– Эта всех устраивает. Маньяк найден и наказан, правда, он сам себя наказал, ну это уже не в нашей власти!

– Согласен, еду, скинь локацию.

Ву не спеша ехал и так же не спеша рассуждал: «Вот же как происходит? Когда приезжаешь не просто на место убийства – это со мною уже было много раз, а на место, где я могу оказаться главным подозреваемым – это впервые… Как в этом случае ведёт себя убийца, как он смотрит в глаза людям, которые ищут его, но пока не знают, что ищут именно его… Как смотрит он со стороны на труп, который ещё недавно оттаскивал и укладывал, создавая ложную картину преступления. И что происходит у него в этот момент внутри? Появляются незнакомые ощущения? Это приятно? Или волнует? Или пугает? До озноба, до рвоты, которая выворачивает тебя, стремясь выкинуть тот страх, который пропитывает всё твоё тело, мешая двигаться и думать…».

И вот Ву на месте, полностью в другой одежде, без грима и даже на другой машине. И всё же – это он, который ещё недавно был здесь, это было то же сердце, и та же голова. Конечно, уже поставлены ограждения, много народа за ними, ведь всегда есть желающие поглазеть на смерть, видимо, ужасы по ТВ уже не щекочут их нервы.

И внутри ограждения центр внимания всех, ещё не накрытый и не уложенный в мешок. И лежащий несколько по-другому.

Ву точно помнил: он положил труп лицом вниз, теперь же голова лежала на боку, и один глаз был приоткрыт. Он как бы подмигивал.

– А труп не трогали? – спросил он у знакомого оперативника.

– Поднимали, думали, что человеку плохо, увидели в сердце железку и уложили как было.

– А кто нашёл? Мне надо поговорить с ним, – надо сказать, что пока на месте преступления не появлялся какой-нибудь сверхначальник, Ву считали за своего, и вовсе не из-за того, что он никогда не отказывал в билетах и контрамарках на всякие закрытые показы и фестивали и отлично платил за любую помощь на съёмках, а за то, что глаз у него был очень зоркий, и он часто видел то, что другие упускали. А вкупе с замечательным аналитическим мышлением на месте преступления он был не просто полезен, а незаменим. Поэтому все просьбы его выполнялись сразу.

– Да вот, ребята, – сержант с готовностью указал на свидетелей: чуть поодаль стояла молодая пара – парень и девушка.

– Привет, молодёжь! У меня всего один вопрос. Когда вы нашли его, он лежал точно так? Или чуть-чуть не так? – Ву специально повторял очень важные для него слова.

– Я на медицинском учусь… – девушка была побойчее, и ответила она. – Увидела, хотела помочь. Подняла, а он – мёртвый уже, пульса нет. Ну я и положила, так как было. Я же в фильмах видела, это важно – ничего не трогать. Ну а вдруг он живой был? Я бы смогла ему помочь. Смогла бы… Но он уже мёртвый… Был.

– Вы всё правильно сделали. Он так и лежал?

– Да, голова набок и подмигивает. Я даже удивилась: в его состоянии подмигивать – очень странно… Без пульса, а взгляд такой, вроде как усмехается… И подмигивает.

– Вы перевернули, а затем так же положили? – Ву никак не мог поверить в то, что произошло с трупом.

– Ну да! – подтвердила девушка. – А можно нам домой? Устали мы здесь.

Парень как будто отошёл от ступора, в котором находился последнее время.

– Мне, может быть, показалось… – он замялся.

– Продолжайте, продолжайте… – подбодрил его Ву. – На самом деле важно всё, и особенно то, что вам показалось.

– Я тут, было, начал рассказывать, но только рассмешил всех…

– А я вот на месте преступления не смеюсь и даже не улыбаюсь – не то место, – Ву серьёзно и вдумчиво посмотрел на парня – именно микромелочи обычно и упускаются, хотя именно они служат в дальнейшем серьёзными зацепками.

– В позе человека была неестественность… – парень продолжил более уверенно.

«Конечно, он ведь был мёртвый…», – подумал Ву, но вслух ничего не сказал.

– Было такое ощущение, что эту позу ему придали нарочно, лежит и подмигивает. Как бы говорит: «Ничего, брат, это не конец…». Но это же глупость? Просто показалось? – снова оробел парень.

– Дима – художник, – девушка погладила парня. – И воображение у него сильно развито.

– И понимание языка тела, – добавил Ву очень тихо. – Спасибо, вы очень помогли. Подойдите вон к тому мужчине, и он отпустит вас, – и крикнул Коту. – Майор, отпусти ребят, они закоченели уже.

– Слушаюсь! – шутливо сказал Кот и подошёл к Ву. – Что скажешь?

– Это сто процентов он. Сомнений нет. Тот самый Бегокол.

– И всё? Больше мыслей нет?

– Ты знаешь, есть мысли, но пока они глупые и требуют шлифовки.

– А улыбка? Ничего не напоминает тебе? – Кот терпеливо ждал ответа.

– Давай потом. Последние дни непростые выдались, даже для меня. Очень хочется расслабиться и не алкоголем, а попариться по-настоящему и умные мысли послушать.

– Кто О позвонит насчёт баньки?

– Такое впечатление, что ты его боишься!

– Иногда побаиваюсь.

– Ну, иногда – и я. Хорошо, позвоню. А сейчас – я домой.

Кирилл внимательно наблюдал за их разговором. На ВДНХ он попал, следуя за Николаем Усовым, убийствами которого он «питался» последнее время. Именно питался, поскольку они нужны ему были почти как еда. И даже нужнее.

Хотя его «поводырь» – так он называл тех, за кем следовал – не убивал на своих пробежках в Ботаническом саду, но на всякий случай Кирилл следовал за ним и там.

Вдруг он встретит какую-нибудь знаменитость?

И убьёт её.

И хотя всё случилось наоборот, всё же Кирилл получил то, что хотел – Николай никого не убил в тот день, просто убили его. Когда он пролезал в прорешину в заборе. Неожиданно и быстро. И что главное – абсолютно спокойно, а это означало только одно: Кирилл получил нового поводыря, взамен старого, причём – одномоментно.

А этот новый…

Он даже был симпатичней прежнего. Гибкость, точность движений, ясный и спокойный взгляд – всё это предвещало много новых и интересных…

Убийств.

Причём – однозначно много, потому что поймать его будет сложно, а может быть – и невозможно.

Он вспомнил произошедшее…

– Попался! – сказал он радостно и по-доброму, как старому другу, осторожно выглядывая из-за дерева. – Теперь я – твоя тень!

Когда всё закончилось – а произошло это очень быстро – Кирилл подошёл к телу. Вокруг никого не было.

– Надо передать «новому» поводырю привет. Пусть знает, что он – не один, и я всё знаю о нём… – на минуту задумавшись, он посмотрел вокруг, как смотрит художник на чистое полотно холста, и придал телу положение человека, улыбающегося и подмигивающего всем к нему подходящим.

Жутко и не смешно…

Получалось именно так, ведь он это делал уже не раз.

После этого достал из кармана старенький кнопочный телефон и набрал номер:

– Полиция, тут человек лежит, по-моему – мёртвый. Где лежит? А, забудьте! Кто говорит? Я же сказал – забудьте. И с Новым годом! – он выключил телефон. – Пожалуй, не буду сообщать, – и счастливо засмеялся.

Глава 33. Настоящая русская баня[66]

К Юрию Мефодьевичу Сенцову майор и режиссёр ездили стабильно. Чтобы поговорить. Учитель, психотерапевт, друг и просто хороший человек в одном флаконе. Вот кем он был для них. Хотя и непростой порой, да и не стали бы они прислушиваться к простаку.

Чаще всего они называли его просто – О.

Почему О?

Прозвища, клички, погремухи даются разные, но задача у них одна – несколькими словами рассказать о человеке многое. Пусть и гротескный, но создающий образ мудрого Учителя Мастер Йода. Интересный персонаж ассоциировался с Учителем, мудрость которого была просто безгранична. Привычка сокращать, и Йода превратился в Йо, какое-то сильно американо-реперское слово, которое почти сразу трансформировалось в Ой, ведь он действительно был «ой! какой!». Но не всегда ведь! И осталось просто О, что-то бесконечное, как змея, кусающая свой хвост, и ещё напоминающее звук Ом.

Жил их друг за городом, рядом с лесом, если не сказать – в лесу. А рядом была вода, большая вода.

Его дети уже давно выросли и разлетелись по свету. Поэтому вместе с О жила только его жена – молодая, стройная девушка с характером. Относился он к ней как к непослушной дочке – воспитывал, жалел и ухаживал.

Они оба пылали одной страстью – самосовершенствованием, хотя понимали эту задачу по-разному: как путь так и цель.

Всё на этой планете у Юрия Мефодьевича делилось на три категории: живое, неживое и иное. Нет, иное – это были не инопланетяне или иные, которые с лёгкой – и надо сказать, талантливой! – руки писателя-фантаста Лукьяненко заполонили умы на десятки лет. А это были неживые предметы, к которым он относился с душой и никак не хотел признавать в них отсутствие оной. Может, поэтому его недорогие машины не ломались в пути, простенький, но любимый фотоаппарат делал удивительные снимки, которые невозможно было отличить от профессиональных, сделанные дорогущими камерами. А уж о бане и говорить было нечего. Все, побывавшие в ней, поголовно сообщали, что такой баньки они не видали никогда.

Баня для Юрия Мефодьевича была и не помещением для помывки, и не рюмочно-распивочной, и уж точно – не переговорным помещением. Она была для него храмом души и тела. И рассказывать о ней он мог бесконечно.

И вот, после всех последних своих приключений друзья с удовольствием скинули с себя в прихожке одежду, а вместе с ней – и плохие мысли, которые в хорошей баньке не только не приветствуются, но и строго возбраняются.

– Мефодьевич, давай о чём-нибудь душевном, без глубокого копания поболтаем, что-то намаялись мы, так всё закрутилось да накрутилось, что запутаться можно… – Кот устало зашёл в баньку.

– Тогда о баньке поделюсь, о настоящей русской баньке. Записываю я более яркие свои ощущения. Почитаю вам, а что-то расскажу, да на вопросы ваши поотвечаю, коли они будут. А вы – вместе с Банным[67], – меня послушаете…

Тут О сделал паузу и через секунду продолжил:

– Спроси́те меня: как душу почистить можно? А вы сходите в правильную баню да с правильным человеком, там всё и поймёте, в бане мы ведь настоящие, если, конечно, пришли попариться, а не вопросы решать да водку хлестать. В чём мать родила, без прикрас – задумайтесь над этим. И очищение это – не только телесное. В баньку я ходил с детства – в общественную, на юге строить домашние бани как-то не прижилось – где пар подавался из трубы. Ещё в юности спасла она меня от гайморита – другу операцию сделали, я же парной жёсткой обошёлся. Уже позже довелось париться с сибиряком в бане при стадионе, он-то и вдохнул в меня Парной Дух. После баньки зрение обострялось, красоту природы стал замечать, будто пелена с глаз упала, звуки чётче, а состояние – вроде сто грамм выпил – приятность и расслабленность есть, а тяжести нет. Когда был непростой период тяжёлой работы – считаю, что только банька и давала мне силы. Ещё позже появилась и своя: полоки из осиновых полубревен покрывал воском с льняным маслом, а потолок рубленный – из брёвен осины, да сводчатый, а печь – из кирпича. Пар был хороший, но топить её было очень долго, да и дров уходила уйма. Следующая банька в традиции вошла поглубже… Полоки из осинушки так и остались – это любовь ещё с прошлой баньки – пусть всю отрицательную энергию забирают, да и мя-я-ягко на ней лежать. Их так же обработал воском с льняным маслом…

Друзья расположились на лавках и стали внимательно слушать.

– Париться можно и одному – погладить веником, конечно, некому, зато темп выбираешь для себя правильный, никто не зовёт тебя в жар, когда хочется ещё полежать, да и из парной выходишь по самочувствию, в общем, ничего «за компанию» не делаешь. Но можно и компанией – разные это парения. ПАрить в бане и пари́ть в воздухе – какая интересная игра слов. И действительно, после хорошего парения – я парю́ в воздухе. В парной – лучше потемнее, так и погружение больше.

А если где и появятся потемнения или мусоринка – а я не увижу – меня это не расстроит. А ещё вместо лампочек – свечи расставить и немного музыки, только обязательно лёгкой и незаметной, как вуаль.

– Ты прям так тепло рассказываешь, давай заходить в парную погодим, продолжай, первый разогрев от твоего рассказа будет, – сказал Кот и поудобнее лёг на лавку.

Он разве только не мурлыкал от удовольствия, так было здесь спокойно. А голос О звучал, как мантра. Он убаюкивал и завораживал, а вовремя расставленные паузы в его рассказе придавали особое очарование повествованию, давая слушателям возможность и представить, и прочувствовать услышанное.

В комнате отдыха не было привычных кожаных диванов, так любимых в саунах. Только широкие лавки из толстых осиновых полубревен, на которых лежали матрацы с душистой травой, застеленные простынями. Сама же комната была увешена травами, да так сильно, что, казалось, была сделана из них. Основную часть потолка занимали различные веники, обрамлённые золотой пижмой, рубиновыми вкраплениями ягод рябины да белой бахромой ромашки. А какой при этом стоял аромат!

– Легко рассказывать душевно о душевном, – продолжал О. – Баня – это и традиция, и здоровье, и удовольствие, и счастье, если хотите. Обычно в голове всё время крутятся разные мысли, так называемая «мыслемешалка» работает, а тут банный день – всё! Он мой! И я полностью принадлежу ему, из головы выметается всё лишнее. «С утра я рад, чего-то жду. Ура! Ура! Я в баню иду!»… И какое безмерное удовольствие, да что там удовольствие – счастье, после недели работ лечь на тёплые полоки и почувствовать, как мышцы расслабляются, как бы растекаясь по досочкам, а сверху тебя уже накрывает невесомым одеялом волна горячего пара. Парок мягонький такой, а веничек – как бабочка крылышками машет. Может, я и не столько Парной, сколько Банный. Просто посидеть возле печечки, которая мурлыкает сухими дровишками, подышать ароматом баньки, полежать на полоках, когда тепло только пошло, и, конечно же – экспериментировать. Этакая банная жизнь на целый день. Настоящий выходной! А ещё… Русская баня по-праздничному – многие забыли, что это такое. Потеряна связь времён. Делали её так: косили траву обычную и раскладывали на полоки, затем топили печь и давали траве отдать свой сок в воздух, образовывая густой, травяной дух. К концу протопки трава высыхала до состояния сена, и её укрывали чистыми простынями. Получалось мягко, не горячо и гигиенично – пот оставался в траве, которую после парения выбрасывали. Лучшая была та трава, которая отдавала свой сок при высыхании, то есть – любая. Только надо не переборщить с запахами – образно говоря: если всё уложить мятой или полынью, то от такого обилия… Хотя – дело вкуса… А по-праздничному называли потому, что так готовили баню для молодожёнов на свадьбу.

– Дизайн твоей баньки – Приют Ведьмака[68] прям. Может, когда-нибудь поснимаю здесь, для фильма? – режиссёрский глаз Ву и тут видел чудную натуру.

– Слово дизайн как-то не вяжется с банькой, скорее подходит – атмосфера, – не согласился с другом хозяин и продолжил. – По мне – это деревенская банька, такой медвежий угол, чисто мужской. Не вылизанная, стены не отшлифованы в безупречную плоскость и гладкость, но без заноз, а балки не начищены до блеска, кое-где даже кособокая, но такая уютная и родная, всё просто и ничего лишнего, хотя всё что надо – есть. И обязательно – лавки, ведь в комнате отдыха и парной – только лежать. Намоленное веником – такой цвет дерева должен быть в парной. Комната отдыха также важна, как и парная. С правильным духом и местом для лежания, где можно после парной расслабиться, улёгшись на лавке, ведь хорошая банька – это такое расслабление! Для тела и головы. По большому счёту баня – это уход в другой мир…

Тут О даже вздохнул, но стал рассказывать дальше:

– Аромат – важная составляющая атмосферы бани. Только открыв дверь и вдохнув его, человек должен переключиться и погрузиться в этот удивительный мир. Даже с закрытыми глазами человек должен почувствовать: это – баня, а для этого она должна быть напоена запахами трав – свежих, сушёных и запаренных. И эти запахи надо беречь. Кроме фруктов и травяных настоев, из еды больше ничего в баню не заносить. А ещё… Очень здорово, когда мои гости, только открыв дверь в баню, говорят: «А запах!»… Заходишь в предбанник, там травяной дух встречает, вместо «вагонки» – потолок, как нарисованный художником из разных трав да цветов и веников.

Люблю тысячелистник за его долгоиграющий запах, полынь, иссоп – его и в чай, и в соленья хорошо добавлять, иван-чай хорош, но рвать его надо пораньше, а то пухом отблагодарит. Конечно, не каждому надо обвешивать свою любимую баньку разными травами. Но на мой взгляд: травы и баня – вещи неразделимые. Недавно стала захаживать в баньку и моя половинка, говорит: «Ты среди этих сушёных трав – как Ведьмак!», – приятный комплимент. Мне же с травками очень уютно, они не только запах дают, но и атмосферу особую создают… Чаёк из трав в бане – это то, что нужно! В этом году в наших местах просто «бесчинствует» зверобой – его уж очень много, хотя мужчинам с ним надо и поаккуратней, напомню, что он естественный антидепрессант, но в тоже время – растение слабо-ядовитое. В этом году я его ферментировал. Хотя прохладная погода очень этому не способствовала. Фантастический запах от ромашки, причём – когда вешаешь её свежую, она почти не пахнет, запах начинается через несколько часов, его можно прямо резать кусками, такой он душистый и плотный – это интенсивно начинает выделяться межклеточной сок… Сидишь, бывало, в баньке и думаешь: «Вот и настало время густых ароматов, которые не только наполняют баню, а распирают её и напитывают…». Дух от сушащихся трав иногда кажется даже немного чрезмерным, но таким упоительным. Лучше только, если лечь в полевое разнотравье в жаркий день. Трав море – стараюсь жадность к собиранию их умерить. К обычным для меня травкам: мелисса, зверобой, иван-чай, иссоп, прибавилось одно открытие – таволга.

– Думал, что про травы ты всё знаешь, и открытий уже быть не может, – Кот даже удивился.

– Человек познаёт бесконечно, осознанно и неосознанно. Ну да я продолжу? – ответил Мефодьевич.

– Конечно, конечно! – ответили хором Кот и Ву.

– Перец очень люблю, наверное, это самое вкусное, что ел когда-либо, а вот с перцем чай стал делать, пожалуй, случайно. Обычный чай не люблю, поэтому – чтобы в компании «чаёвщиков» тоже что-то пить – пью свои любимые травки. Любой чай состоит из основы, ароматных добавок и вкусовых. Поэтому берём какую-нибудь любимую траву или несколько их – у меня это таволга и иван-чай – смешиваем одну с другой, это и будет основа, затем добавляем горький перец и каркаде. Для аромата можно добавить что-то душистое – чабрец, иссоп. Получается душисто-тёрпко-кисло-горький вкус. В баньке – это само то. О горьком перце мнения расходятся. Для меня это самый энергетический овощ. Просто попробуйте чаёк с ним, и несмотря на экзотический вкус, этот напиток станет для вас любимым… Баня, после которой разве что крылья не вырастают – состояние лёгкости совершенно сумасшедшее. И складывается оно из многих, многих мелочей… Только, оказывается, ароматы моей бани не только мне нравятся. Как-то залетела пчела, я выгнал её – ласково, а она возвращается с подругой, я к двери – а там уже целая эскадрилья их. На улице тепло, значит, не погреться летели, ничего съестного в бане нет, получается, что запахи бани их прельстили шибко. Обманулись они, думали, мёда наберут… Некоторые парятся без веника. Без веника? Это же самое вкусное! Когда сотня ласковых лапок, отрывая от одеяла пара комочки тепла, бросают их на тело, вызывая в мозгу «У-у-ух!» или «О-о-ой!»… Когда сотня мягких сабелек или бархатных иголочек полосуют огненным паром… Когда бурунчики жары прокатываются по телу от сильных шлепков… И мягкий шелест, и волна запаха… Мгновенный взрыв тепла и передышка… Только бы не задохнуться… От счастья…

Тут О на несколько секунд замолчал, глядя куда-то вверх, как будто видел где-то в незримой дали то, о чём рассказывал.

Друзья не перебивали разговором эту паузу, боясь неловким словом разрушить очарование рассказа Мефодьевича, а тот продолжил:

– Срезал я как-то берёзовый веничек прям перед банькой, лежу на полоках, банька ещё не разошлась, мягкая такая, да не жаркая, веником прикрыл лицо – ловлю первые запахи: повеяло ландышами… Я аж вскочил, откуда запах-то такой, ещё разок втянул в себя воздух через веник – берёзка и ещё несколько неуловимых тонов – с запахом цветов, наверное… Или нет? А в голове засечку оставил: свеженький веник да в первый пар – весьма хорош. От берёзового веника такой дух, что и непонятно мне, зачем все туалетные воды? Это я имею в виду то, что продаётся, а не воду из туалета…

О засмеялся, и смех принадлежал не старику, а молодому и весёлому мужчине. И этот смех – мягкий и ненавязчивый – он предлагал разделить себя на троих, сделаться общим для друзей.

Отсмеявшись, Кот и Ву чуть ли не хором воскликнули:

– А дальше?

– Ладно, слушайте… – ответил О и стал рассказывать:

Но мне нравится и другой запах – эвкалипт. Может, конечно, поднадоесть – силён больно – но сейчас моя банька просто купается в его аромате… Веник из крапивы, хоть из без сильных ароматов, но вместе с паром! Когда спинку прихватывало – я её крапивкой, крапивкой! Крапивный, да не запаренный, а живой. Это как горячим льдом ошпариться! Но только после хорошей пропарки… Нарезал ёлки и сосны – запаха маловато, а так веники понравились, сосна – такое опахало, а на конце – коль-коль иголочками, вместе с эвкалиптом – прелесть. Один покалывает – сильно не стегаю – второй похлёстывает. А рябиновый! Хлестнул – и… Бархатный, мягкий, ласковый – назвал я его Кошачьи Лапки. Это было открытие. Конечно, он не заменит дубовый и берёзовый, но для особо чувствительных – сильно рекомендуется!

– У тебя тут такие ароматы… Просто не надышишься! – Кот с удовольствием втянул воздух.

– Ароматы – ну куда от них деться. Только захожу в баньку – вдохнул – и я полностью весь её. Запах от рябинового веника меня очаровал: очень похож на вкус рябины – терпкий, горьковатый, душистый. Запаривал с эвкалиптом – очень интересная разница ощущений. Один – как скопище тупых ножей, другой – бархат, а вместе? Так пробуйте, пробуйте! Мало кто знает, что для веников подходит всё. Только одни уж больно недолговечные, другие – неароматные. Мой любимец – дубовый: нравится захват пара, долговечность, аромат, а вперемежку с ним эвкалиптом хлестаюсь, да крапивкой полирую… Но если есть возможность притащить в баньку различные веники – это сласть как хорошо! Иногда балую себя смородиновым. Веник сложный – перегреешь, и ушёл аромат. Недолговечный. Но дух от него! Ромашка сейчас – для веника не очень, хотя кто запрещал пробовать, а вот охапку на полоки пристроить… Сами попробуйте, может, и описать это удовольствие получится.

– У тебя к бане прям любовь бескрайняя, – Кот вставил свою фразу, чтобы рассказчик знал, что слушают его внимательно.

– Да как же не любить баньку? – ласково ответил рассказчик и продолжил. – Открываешь дверь – и в другом мире оказался, все заботы и проблемы за порогом остались. А тут ещё плеснуло в тебя парным духом… И вот лежишь, огонь трещит – сказка! Потом поддал водички первый раз – пар к потолку взлетел и смотрит, кто там внизу, признал и мягко так обнял – ложись, мол, лучше будет. На самом деле – это здоровканье самое замечательное. Лёг я – нежарко, однако. И веничком – вертолётиком. Кручу как вентилятором – пар уже не здоровается, а обнимает, да к полокам прижимает. И тут веник падает на тело. И волны разлетаются от него по всему телу. А дальше – пар. Разный он получается… Люблю кусачий, когда влажности побольше – он как крапивкой проходится – точечками покалывает, и я слегка дотрагиваюсь веником, чтоб мороз по коже, но если переборщить с влажностью, то это уже – как пчёлки кусаются, и листики веника превращаются в раскалённые пластинки – париться невозможно, волна пара накатывает то мягко, то энергично, то жёстко – можно выбирать. В общем, от этого удовольствия не оторвать. Мне всегда нравилось жаркое одеяло пара, медленно опускающееся и обжигающее, теперь же, пуская пар из замечательной вещи пароиспарителя под полок, направляю я его на какой-нибудь душистый пучок травы и получаю полный и мягкий прогрев снизу в виде тёплого душистого облака, а сверху опускается волна, похожая на крапивное одеяло – это пар с камней, но из-за поддавливания снизу мягкого пара он держится гораздо дольше и опускается медленнее, а ты лежишь между ними, ощущая всем телом: и какие они разные, и какие по-своему прекрасные. Конечно, верхний пар – тот, что с камней – поглавнее будет, но нижний тоже хороший помощник, смесь этих вариантов пара – просто нет слов! Назвал я его Бутербродик. Парюсь я по ощущениям – никаких подвигов, после первого парения – никаких холодных процедур, это только кажется, что очень жарко, и уже прогрет хорошо, тепло только шкуру вашу прогрело, и нам надо подождать, пусть тепло вовнутрь тела зайдёт поглубже. А вот после второй пропарки можно и на улицу, да в купель, где вода, чем холоднее, тем лучше, и – на лежанку. Отлёживаюсь долго – не спешу.