Точка Скольжения. Архипелаг. Часть первая

– Йялла… – вслух выругался Нинкоро, открыв последние три страницы. Чёрно-белые снимки, на сей раз, судя по подписям – из памяти бортового компьютера уже не корабля даже, а авиалёта палубного базирования. Кто-то из пилотов включил запись видеопотока, получаемого с экрана прицеливания. И на снимках значилось то, что спутать было невозможно: Генератор Точки Скольжения, гигантская ромбовидная рамка устройства, создающего электромагнитное поле такой частоты и напряжённости, что в пи́ке, в резонансе, там искажалось пространство.

Такая технология относилась не просто к разряду высокой. Это была технология высшая, нет, наивысшая из существовавших на планете, настолько сложная, что никто из ныне живущих не понимал до конца, как и почему это работает. Автор изобретения оставил чертежи, методики расчётов, инструкции, даже описания неисправностей – но не основополагающие законы. Просто сжёг тетради с записями перед тем, как покончить с собой, сразу же, как смог переместить через две Точки в качестве эксперимента собственный катер с живым домашним питомцем – вакко на борту. Сжёг, успев убедиться, что вызванные им свидетели зарегистрировали успех эксперимента. Умер, пережив момент своего триумфа – когда вакко на другом конце Скольжения тявкнул во включённый микрофон рации.

Чертежи, оставленные им, позволяли перемещать массы от тысячи до ста миллионов лянов. Всё, что было легче, разрывало полем в клочья. Всё, что было массивнее, сжигало Генераторы.

Так что то, что держал в руках Нинкоро, было не просто очередным рапортом из той области, что заинтересовало бы Организацию. Это было сродни пакету со взрывчаткой, на которой включен таймер – и числа на этом таймере никто не мог распознать.

Генератор Точки Скольжения могли установить в Жингконе только специалисты Интернациональных Вооружённых Сил. Но, во-первых – и Ниас знал это наверняка – его Организация ничего такого не делала и не планировала. Во-вторых, если кто-то смог сделать это в обход Интерсилы и у неё под носом – стало быть, речь идёт о грандиознейшем провале в истории существования агентурной сети. Ведь Архипелаг попросту не мог создать даже половины необходимых запчастей – слишком много высоких технологий, таких, как проводники и изоляции, выдерживающие высокие температуры, сердечники электромагнитов со сверхбыстрым намагничиванием, генераторы тока ультравысоких частот необходимой мощности. Откуда это у островитян, до сих пор использующих на полях тягловую силу?

Это было важнее и куда интереснее денег, появляющихся в Селлестии из ниоткуда… постойте, а уж не связано ли это?

Половину лейса назад, спроси кто-то у Ниаса, возможно ли такое чисто теоретически, Нинкоро рассмеялся бы такой нелепости. Однако, вот же оно – невозможное возможно, а невероятное очевидно.

– Это… засекречено? – подал голос Амондо, читавший рапорт.

– Разумеется, – ответил Вишиани, – Селлестийцы, к счастью, не понимают до конца, что именно они нашли. Иначе бы мы всей Резидентурой уже стояли строем вдоль стеночки у Ребалтаса в кабинете и кричали: «Что прикажете? Рады исполнять!». И мы бы с вами не обсуждали сейчас ограничительные меры в отношении Селлестии. Они могут строить лишь догадки, от нашей внутренней ошибки до того, что не настоль это и важно, если мы не будем подавать виду и придавать этому значение. Понимаете?

А Нинкоро уже всерьёз, было, подумал о том, как собрать всех агентов и бросить в Жингкон…

Но следовало соблюдать тишину и работать, как обычно, словно ничего и не случилось. Архипелаг не находился в ведении какой-то конкретной Резидентуры. Но находку совершили селлестийцы, добавим сюда и необъяснимые доходы в области высоких технологий, а стало быть.… Стало быть, разгребать это всё их Резиденту.

– На Дивэдо уже знают? – уточнил Нинкоро на всякий случай.

– Да, разумеется. И там, кстати, Академия задалась одним ещё вопросом: недавно был зафиксирован всплеск энергетики глобального масштаба да ещё и такой мощности, что колыхнулась даже Пространственная аномалия, кинувшись на аппаратуру защитного барьера. Помните?

Как же не помнить. Даже имя ассоциировалось – Аунис Тваччи, тот самый, что изучал Пространственную Аномалию и аппаратуру Барьера на островах, что долгое время звались не иначе, как «проклятыми», вечно скрытыми туманом, где всегда сходили с ума магнитные компасы, и отказывала любая электроника. Только шестьдесят лет назад Интерсила, тогда ещё не всемирная организация, а всего лишь нечто вроде независимого вооружённого корпуса с собственной научной базой, снарядила на «проклятые острова» экспедицию. И нашла. И Аномалию, и аппаратуру Барьера. Первая же попытка определить возраст находки дала сотни лет.

А потом был Аунис Тваччи, изобретший способ защиты электромагнитных приборов от воздействия электромагнитного поля Аномалии. И была его экспедиция. И его выводы, перевернувшие всю физику и математику того времени. Точнее, они отправляли всю работающую фундаментальную науку в мусор. Они оставляли только геометрию, и то – сам Аунис заявлял, что нужная геометрия ещё не создана.

И тогда заподозрили, что у Тваччи не то с головой. Излучения? Элементарные частицы? Он смеялся, когда слышал эти слова, и утверждал, что их не существует. Далёкие звёзды? Иные миры? Он истерически хохотал, говоря, что вся Вселенная находится на расстоянии вытянутой руки.

Врачи подтвердили – Аунис не в себе. Постоянное нервное перенапряжение. Возможно, сказалось долгое нахождение возле Аномалии. Остальные члены его экспедиции проводили в непосредственной близости гораздо меньше времени.

И Тваччи, получив пожизненное содержание в качестве компенсации, был отстранён от науки. Надежд на выздоровление не было – от лекарств тот категорически отказывался, злоупотреблял крепкими напитками и словно свихнулся, раз разом прося отправить его обратно, на «проклятые острова».

А потом изобрёл Скольжение.

И покончил с собой.

Как нельзя кстати, появилась и кухарка, внося на подносе крепкие напитки – аганжи, два с ягодами умули, один с молоком. С молоком пил старший аналитик. Нинкоро взял кружку с уже распарившимися в кипятке ягодами.

Глотнул и даже не поморщился. С аганжи надо было быть осторожным – подстёгивая нервную систему, его активные вещества вызывали потом нечто вроде похмелья, и краткий прилив сил, бодрости и ясности мыслей потом сполна восполнялись подавленностью и сонливостью. Но сейчас необходима была не просто свежая голова, а такое напряжение мозга, которого давненько не требовалось. Хотя, признался себе вице-резидент, если бы принесли хмельное покрепче, вроде кренбо или кшадо, он бы тоже не отказался. Случай был такой, что можно всё.

– … когда стали исследовать, что это было за возмущение в энергетике планеты, – за своими мыслями Нинкоро упустил слова Резидента, – то определили координаты его источника.

– Эти? – ткнул пальцем Амондо в нижний угол снимка Генератора с авиалёта, повернув лист так, чтобы всем было видно.

– Да.

В нижнем углу снимка отображались текущие координаты крылатой машины, выводимые бортовым компьютером прямо на запись видеопотока с камеры, дающей необходимое для прицеливания увеличение.

Настала очередь Нинкоро вчитаться в рапорт геирсея. В принципе, уже понимая, о чём идёт речь, он не столько читал, сколько пробегал его глазами. Читая, поймал себя на мысли, что сделанное геирсеем, фактически, являлось военной провокацией против Архипелага. С другой стороны, виноватых тут искать – дело то ещё… Неясный приказ, истолкованный командиром крейсера по-своему, а потом действия, которые вполне можно было оправдать и целесообразностью с точки зрения безопасности корабля. С другой стороны – военная база на Ситае, призванная охранять Генератор, вполне была себе прямым и явным нарушением нейтралитета Договорной Зоны.

А вот в конце стало совсем интересно. Двое из Жингконского плена, с одним всё понятно, а вот второй… Интерес представлял не только доклад первого, глайнеса из числа десантников, который, по указанным датам, выходило, что засёк момент аварии на Генераторе, совпадающей с точностью до лейса с тем самым «всплеском», что так заинтересовал учёных-всезнаек из Академии. Интересен был и второй, который, как выходило, вообще непонятно откуда там взялся, и вообще ничего объяснить не мог, ссылаясь на потерю памяти. Парень с необычным именем мог знать куда больше, чем собирался рассказать… А не вызвать ли его прямо сюда с борта корабля, где, как выходило, он до сих пор находился?

– Что скажете? – нарушил тишину Вишиани.

– Похоже, нам пора собираться, вот что, – хмыкнул Нинкоро.

Резидент молча перевёл взгляд на Амондо.

– Мне-то уж точно, – сказал старший аналитик, опершись на стол. В его возрасте, с таким весом, стоять даже какое-то время было тяжело, – Мне некого отправить на этот Генератор. Талантливой молодёжи в отделе полно, но такое дело я им не доверю.

– Вызвать оперативников? – уточнил Вишиани.

– А смысл? – возразил Амондо, – Что они там сделают? Затопчут сапожищами место, которое нужно аккуратно осмотреть, или сметут своей энергетикой важные следы? Нет, мне нужен кто-то не из наших. Желательно, со знанием местного языка. Если я всё правильно понимаю, местные боевики на Ситай не сунутся ещё долго. Если кто и появится, то местные – в поисках того, чем можно поживиться в разбомбленном лагере. Оперативники пусть лучше транспорт обеспечат и находятся где-нибудь поблизости. Так, чтобы высадили меня с провожатыми и вернулись по моему вызову. А я возьму вольнонаёмных. Группу Артинеса, он на островах как дома.

– Резонно, – согласился Вишиани, – А ты, Ниас, куда собрался?

– А мне хорошего агента из числа интуитов, умеющих чувствовать ложь. Хочу поговорить со свидетелями событий.

– Лично? Других дел нет?

– Я туда и обратно, могу вылететь вместе с мастером Амондо до базы Восточного Флота в Юнжи Срит, а назад своим ходом доберусь. И займусь уже работой по первому вопросу, откуда в восточных городах Селлестии взялись излишние деньги и не связано ли это с появившимся из ниоткуда Генератором.

– Значит, решили, – подытожил Резидент, – Собирайтесь, к обеду в порту будет наш борт.

Нинкоро поставил чашку, и, захватив отчёт, вышел.

Селлестия, остров Тихуес,

два дня спустя

Остров Тихуес – восточная граница Селлестии. На исходе лета он утопал в зелени, густо покрывшей сопки в центре этого клочка суши. С западного берега материк было уже не видно – да и неудивительно, всё же географически Тихуес принадлежал к Архипелагу Жингкон. Впрочем, исторически – тоже. Но после Континентальной Войны, когда чуть ли не вся карта Геллии оказалась перекроена вдоль и поперёк, усилиями дипломатов остров отошёл Селлестии, ещё тогда понимавшей всю стратегическую важность Тихуеса, которую так и не осознали островитяне.

Жингкон имел здесь две небольшие деревушки. Селлестийцы же построили города. Юнжи Срит – миллионник в сердце острова, давал стране в изобилии морепродукты, строил корабли, как гражданские, так и военные. А заодно и служил главной базой Восточного Военного Флота. На севере острова лежал городок поменьше, который от Жингконцев сохранил только название в честь деревушки. Камо-Фрай располагался как раз на торговом пути в Сиборсию, здесь постоянно останавливались на денёк-другой корабли из Динджи и Тея, из Кассаринадо и Мелиании, Вивии и Андикана – все, кто не рисковал идти проливами Жингкона, опасаясь разбоя и пиратства. Зачастую здесь происходил обмен груза – часть оставалась в Селлестии, на борт загружался Селлестийский груз и корабль шёл дальше – в Сиборсию.

Юнжи Срит спокойно наблюдал за суетой в Камо-Фрай, отбирая себе всё самое лучшее из обилия товаров. Здесь тоже был порт, но не международный, а внутренний. Камо-Фрай лежал на вдававшемся в море мысе на севере острова, а Юнжи Срит – на восточном берегу. Сообщение между большой землёй и Тихуесом шло в основном маленькими судёнышками, а стоянка в Юнжи была для таких корабликов гораздо удобнее. Отсюда они переправлялись через пролив, к городу Нерáнис, лежавшем на восточном берегу материка. И только потом, уже оттуда расходились по стране.

Впрочем, так было далеко не всегда. Большую часть груза всё же оттягивал на себя город Лангес на северо-востоке страны. Тем не менее, остров Тихуес не бедствовал, города росли, в распадках сопок широкого острова всё чаще стали появляться посёлки – и не случайно именно здесь, в полосе между Камо-Фрай и Юнжи Срит – там, где сопки сменялись пологими холмами, и расположились военные базы Восточного Флота.

Юнжи Срит помимо прочего был знаменит и обилием злачных мест, где так любили скоротать увольнение в город военные. В отличие от Камо-Фрай, стремящегося сохранить лицо перед иностранцами, здесь с лёгкостью можно было оторваться на всю катушку. Ночью город отнюдь не затихал – пожалуй, жизни в нём было не меньше, нежели днём. Военные, вырвавшись за стены баз или за переборки кораблей, денег на загул не жалели – и ночной бизнес здесь процветал как нигде в Селлестии.

Днём город кишел самым, что ни на есть, разным людом – и экипажи транспортов, ожидающих погрузки-выгрузки, и команды боевых кораблей, и обычные жители – все куда-то спешили, куда-то опаздывали. Только в небольших тенистых парках, которые были по сути своей просто не вырубленными деревьями, наблюдался хоть какой-то покой. Круглый год на острове было тепло, круглый год он утопал в зелени – и выпавшие дожди тут же стекали по склонам сопок, на которых стоял город, на запад, к морю. Полосы зелени вокруг таких ручейков решено было не трогать – это и были парки, где под сенью листьев люди отдыхали, куда молодые и не очень мамы выводили детишек порезвиться.

Даже в небе здесь царила суета – проплывали крупные корабли и совсем мелкие судёнышки, выше них мелькали катера и челноки, высоко в небе проносились авиалёты – как пассажирские, так и грузовые, а иногда и военные. Воздушный коридор на высотах больших, нежели те, на которых сновали челноки и катера, но меньших, чем высоты для авиалётов, предназначался птицелётам. Диспетчерам всех мастей, областей и рангов всегда хватало работы в Юнжи Срите. Управиться со всей этой массой пролетающих, поднимающихся или садящихся машин всех видов, типов и тоннажей было нелегко. Но к чести диспетчерской службы города, сбоев и огрехов в работе диспетчеров не было давно – вся эта масса воздухоплавающих и воздухолетающих аппаратов расходилась безопасными курсами, приближающимся машинам своевременно указывался коридор, в котором они должны держаться, курс и скорость, которым им надлежит следовать. Для этого потребовалось отдать гражданским службам некоторые мощные военные радары и локаторы, покрывавшие верхушки чуть ли не каждой второй сопки. Впрочем, военные по поводу потерянных радаров особо не грустили – на вырученные с передачи деньги они понастроили более новые, а дотаций от правительства хватило и на то, чтобы все без исключения старые радары ушли гражданским, и военная служба полностью обновила радиолокационное оснащение. Решись противник уничтожить эти электронные глаза военных, чтобы ослепить систему обороны острова, он просто потерялся бы от обилия целей и вряд ли различил бы, где военный объект, а где гражданский…

Один из таких радаров сейчас спокойно наблюдал за небом, где как всегда царила ежедневная, рабочая суета. Сразу десять аппаратов в настоящий момент просили разрешить им изменение курса: среди них были и транспорт среднего класса, и катера, и три птицелёта, один из которых был военным.

Птицелёт, трепеща алюминиевыми крыльями на манер металлической стрекозы, выровнялся в воздухе, закончив разворот. Вид на город пропал из иллюминатора, открылся вид на дальний рейд, где покачивались на якорях висящие в воздухе громадины крейсеров и транспортов большого тоннажа. Где-то там ожидал отправки в док потрёпанный в недавнем бою «Пасгедас», с палубы которого и взлетел птицелёт.

Мелькнул под брюхом пригород Юнжи Срит – и пропал за склоном следующей сопки. Птицелёт шёл невысоко, да и не требовалось сейчас особой высоты – всё равно скоро на посадку. Машина, принадлежавшая к серии военно-транспортных птицелётов, отличалась маневренностью и плавностью полёта. Принятая на вооружение пятнадцать лет назад, она и сейчас была одной из лучших среди своих аналогов. Птицелёты серии «Венетс» могли перевозить шестнадцать человек, были неуязвимы для стрелкового оружия и несли два скорострельных пулемёта и блоки неуправляемых реактивных снарядов по восемь штук в каждом. Использовались они для высадки десанта, при чём могли высадить его хоть в самую гущу боя, предварительно перепахав снарядами предназначенную для высадки площадь. При всём этом для пилотирования был нужен всего один человек, который, кстати сказать, имел сейчас самый, что ни на есть, мрачный вид.

– Почти прибыли! – объявил пилот, явно недовольный тем, что его военно-транспортную машину погнали в такой пустячный рейс – доставить одного человека на Приёмную Базу. Второго пассажира даже и доставлять не требовалось – он просто сопровождал первого. Пилот с тоской посмотрел на экран вида назад – там остался Юнжи Срит, город, где располагалось злачное местечко с девочками и романтичным названием «Ночная Гавань». Туда пилот захаживал всякий раз, как выдавался денёк-другой увольнения в город. А на «Пасгедасе» это случалось не так уж часто – крейсер то и дело гоняли туда-сюда, совершенно не давая покоя. То караван в Сиборсию сопроводить, то в Сэнассию с дружеским визитом, то ещё куда-нибудь, как в этот раз – крейсеру сразу после ремонта предстояло идти в Немвал на совместные учения с войсками исторического союзника.

«Архак бы подрал этого Мейлиша!» – подумал пилот, вспомнив, как торопит командир процедуру отправки крейсера в доки, – «Вон на „Саттасе“ уже месяц в никакие походы не мотаются, стоят себе на ближнем рейде да каждый день в город ходят! И каким же надо было быть идиотом, чтоб продлить этот Архаков контракт ещё на три года! Знал бы, что переведут на „Пасгедас“ – послал бы их всех к Архаку. И в первую очередь – Мейлиша!»

От грустных мыслей немного отвлекли воспоминания о Лакуре – девочке из «Ночной Гавани», постоянным клиентом которой вот уже год числился пилот. В память чётко врезался образ девушки – чёрные волосы, пышные формы, капризно искривлённые губы, откровенная одежда… Лакура не просто выглядела – она была по-настоящему доступна, и единственной преградой на пути к обладанию её телом была приличная сумма, которую та брала за свои ласки. Но пилот ни разу не пожалел о потраченных деньгах. Он бы и вдвое больше заплатил бы, если б та попросила. Потому что…

«Потому что, Архак меня подери, ты стоишь этого, красавица!» – мурлыкнул под нос пилот, улыбнулся и стал размышлять над давно мучившим его вопросом: а не предложить ли Лакуре бросить эту «Ночную Гавань» да поехать с ним, когда кончится его контракт, куда-нибудь в тихий городок типа родного Тракоро на западе страны…

Проплыли под брюхом верхушки деревьев, венчавших сопки, и показался распадок, на пологом склоне которого стояло оцепленное бетонным забором сооружение. По углам забора было видно сторожевые вышки, за которыми проглядывал квадрат посадочной площадки. Это оторвало пилота от размышлений, приведших его к выводу, что сделать такое предложение нужно обязательно, всё-таки контракт кончается через полтора года, а с переводом на «Пасгедас» возможностей потратить деньги со счёта стало меньше, и сумма накопилась неплохая, а за оставшийся срок контракта она возрастёт вдвое… А там уже согласится Лакура или нет – её дело, в конце концов, мало ли их, таких, как она.

– Борт «Венетс Пс-2» вызывает диспетчера Приёмной Базы! – позвал пилот, включив передатчик рации.

– Слушаю вас, «Венетс Пс-2».

– Подхожу с юга, высота сто, вы у меня в прямой видимости, прошу разрешения на посадку!

– Цель прибытия? – уточнил диспетчер.

– Доставляю новобранца, желающего поступить на службу, по приказу командира крейсера.

Удивлённый диспетчер замолчал на миг. Новобранцев доставляли автотранспорт из Юнжи да рейсовые птицелёты Базы из Камо-Фрай, но никогда на памяти диспетчера не было такого, чтоб новобранцев – да ещё и одного! – доставляли с борта крейсера на военно-транспортном птицелёте. Поэтому не знавший, что в таких ситуациях делать, диспетчер достал из ящика стола должностную инструкцию и быстро отыскал в ней нужный пункт. Инструкция гласила, что если прибывший борт вызывает сомнения, то следует связаться с тем, кто этот самый борт отправил.

– Подождите немного, сделайте пока круг над базой, – сказал диспетчер пилоту, а сам быстренько связался с радиослужбой базы по телефону внутренней связи.

– Это диспетчер, – представился он, когда на другом конце провода ответили, – Тут сомнительный борт просит разрешения на посадку, говорит, что отправили его с «Пасгедаса». Так вот, не могли бы вы связаться с «Пасгедасом» и уточнить? … Что?… Хорошо, жду! – и положил трубку. Подумал, а не сообщить ли на всякий случай дежурному командиру базы, но отказался от этой мысли. Инструкция на этот счёт никаких указаний не давала, а, следовательно, и беспокоить командира незачем. Ведь, скорее всего, ничего не случится, а за то, что зря побеспокоил, можно и получить нагоняй – мол, что ж ты за диспетчер, сам справиться с ситуацией не можешь.… Ну, а если что-то случится, то и тогда он не виноват – ведь действовал он строго согласно инструкции.

Это немного успокоило диспетчера – ведь у него и не было мысли, что пилот его сознательно обманывает. Не было такого в жизни диспетчера, как не было и у других жителей Эмиадии – прямая и умышленная ложь давным-давно была искоренена стараниями Церкви, ибо мерзость такую Творец не потерпит, да и по светским правилам лжец – это всё равно, что смертельно больной, разносящий заразу. Поэтому следующая мысль диспетчера была логичной донельзя:

«Скорее всего, просто какая-то нелепая ошибка» – подумал он, но вызов от радистов эту мысль опроверг.

– Диспетчер слушает! – ответил он на вызов.

– Всё верно, птицелёт с «Пасгедаса», отправлен к нам для доставки желающего поступить на службу.

– Хорошо, – удивлённо сказал диспетчер, и положил трубку. Снова надел гарнитуру рации на голову и вызвал пилота.

– Слушает «Венетс Пс-2» – отозвался тот.

– Посадку разрешаю, – сказал диспетчер, – Четвёртый сектор площадки.

– Понял, – отозвался пилот и повёл машину на снижение.

Сделал он в лучших традициях десантных войск – резко повёл машину вниз, а перед самой землёй резко задрал нос, гася скорость, потом завис на миг и плавно опустился. Слыша, как бывалый десантник в пассажирском отделении машины выругался по поводу военных пилотов, он улыбнулся.

«А вот знать будете, как военную машину по таким пустякам гонять», – злорадно подумал он, представив, как тех тряхнуло в момент резкой остановки снижения. Даже стал думать, что он ответит, если те решат высказать ему своё мнение, но пассажирам, видимо, было абсолютно наплевать на него. Те говорили о своём.

– Ну, удачи тебе, Серёга. Даст Творец – увидимся когда-нибудь, – сказал Кигас, пожимая на прощание плечо Дементьеву.

– Лёгкой разлуки, дружище, – на Селлестийский манер попрощался Серёга, пожимая плечо в ответ. Кигас дружески улыбнулся.

– На выход давай, я что, торчать тут должен? – крикнул пилот.

– Выхожу уже, – улыбнулся Серёга, – Дай с другом попрощаться!

– Всё, иди, не задерживай малую авиацию, – сказал Кигас, и Серёга, открыв дверь птицелёта, с небольшой сумкой в руках спрыгнул на то ли бетон, то ли асфальт – Архак их, Эмиадийцев, поймёт – посадочной площадки.

Птицелёт, ровно взмахивая крыльями на манер большой металлической стрекозы, поднялся в воздух и резко развернулся в сторону крейсера. Серёга остался один. Он поправил сумку, в которой лежали небогатые его пожитки – принадлежности для мытья-бритья, которыми его снабдили на «Пасгедасе», старая форма, вывезенная ещё с Жингкона – чисто выстиранная, знаки различия отпороты напрочь, да пара полотенец. В боковом кармашке лежала стопка бумаг – заключение бортового врача с крейсера о том, что Дементьев действительно страдает постшоковой амнезией. Заключение СБС о том, что Дементьев никаких подозрений не вызывает. Справка от них же, что он действительно провёл два месяца в плену в Архипелаге. Удостоверение личности с пометкой о Селлестийском подданстве, процедуру принятия коего в первый раз в своей жизни провёл Мейлиш. К слову, бумаги о том, что он – Сергей Дементьев, национальность неопределённая, место рождения неизвестно, биологических лет восемнадцать – по Эмиадийской, разумеется, мерке – дата рождения хоть условная, но в точности напоминает дату, когда его взяли в плен… Ну да и направление сюда, на Приёмно-Распределительную Базу Восточного Флота, на окраине города Юнжи Срит, на острове Тихуес – бывшей территории Жингкона, которая после войны отошла Селлестии.