Глаза странника

Глаза странника

Маргарита Дорофеева

© Маргарита Дорофеева, 2021

ISBN 978-5-0053-9143-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глаза странника

Моему кумиру…

Знаю, знаю: со страниц Библии некий неземной лик укоризненно качает головой… Что ж… Mea culpa!

Позволь прожить одну из тысячи наших жизней с тобою… без тебя…

Мы пришли в этот мир ради нашей любви, и невозможно уйти из неё, не подарив ей жизнь.

Я попытаюсь сделать это в одиночку.

Пролог

Лёгкий ветерок пробежал по верхушкам деревьев…

Нежные зеленые кроны зашелестели, тихонько и загадочно перешептываясь меж собой.

Лес оживал, наполняясь гомоном проснувшихся птиц, шорохами трав и кустарника.

Блики рассвета превратили капельки росы на листьях папоротника в россыпь сверкающих алмазов, которые, собираясь в более крупные капли, норовили упасть и разбиться о травинки, вновь становясь мельчайшими крупицами драгоценностей.

По едва заметной тропинке шли двое, ведя меж собой неспешную беседу…

Странным мог показаться их разговор.

Но вокруг – никого. Только звери лесные да птицы…

Впрочем, понял бы кто-либо из живущих на Земле их речь?… Была ли она человеческой?…

И кем на самом деле являлись эти два путника, неторопливо, но целенаправленно продвигающиеся в глубь леса?

Доведётся узнать сию тайну кому-либо?

Трудно сказать….

– Ты всё же решился?

– Почему нет? Ведь мы одно целое, разобщенное завесой тайны. Они и есть мы… Забыл как будто? – один из них, слегка наклонив голову, вопросительно взглянул на другого.– Забыл, как плутал во тьме бездушия и неверия, и, страждущий, искал выход?

– И нашёл…

– Нашел? Х-м, вернувшись сюда… Нет ничего проще- я не прав? Они тоже найдут. Уверен, это случится там… Как думаешь, понятия «здесь» и «там»… будут ли иметь тот же смысл?…

– Согласен! – нетерпеливо воскликнул другой. – Но когда? Для них не существует бесконечности! Все имеет своё начало и свой конец… Полная обречённость…

– Не торопись с выводами, брат… Прекрасно знаешь – сила в их руках. Они позабыли об этом. Что ж, таков замысел… Однако помочь пусть одному из них обрести её… Понимаешь, это желание стало непреодолимым.

– Сила… «Там» до сих пор не хотят иметь о ней ни малейшего представления. Уверен, что сможешь достучаться хотя бы до одной души в их безумном мире? А жизнь?… Они убивают эоны лет на поиски её смысла. Что результат?… Время – непреложный и чудовищный закон, превращающий всё происходящее в необратимость!…Оно однонаправлено!!! Мир, где царит неизбежность, обречен!!! Наконец, любовь? Во что превращена она?!..

– Ты не веришь в них, а, значит, и в себя… Прекрасно знаешь- всё задумано не просто так… Разве не помнишь? Отголоски недавно оставленной земной жизни не дают тебе покоя!… А та, что осталась ждать?.. Её, частицу самого себя, ты тоже забыл?

– Она… – нежность засветились в его улыбке. – Скоро вернется… Её путь в потоке времени утратил смысл.

– Отчего же? Ей есть, над чем поработать. И есть, что вспомнить. Ведь ты не захотел.

– Mea culpa! Не сумел. Там, где убито сознание, самая созидательная сила во вселенной, я потерялся! Рай для них – легенда, призрачная мечта, которую они надеются встретить на небесах, не понимая, что сотворить его можно только в своем сердце и нигде более.

– Опять судишь. Причем, себя в первую очередь. И столь строго… Познай ад, чтобы понять, что есть рай… Разве мы не этого хотели? Ад- элемент познания, фантом воображения, под влиянием мысли и поступка принимающий реальные очертания, не более. К такому пониманию нужно прийти, причем, каждому своим путем. Сознание их живо, лишь предрассудки и догмы затуманили его… Но только пока, пойми!… Согласен, они неверно понимают мир, порождая своими деяниями и мыслями то, что потом называют пороками… И путь к истокам для них пока труден и непостижим… Но, сумев помочь одному, тем самым помогу многим…

– Ты возвращаешься к ней, ведь так?… Скажи, что к ней…

Лик провожавшего изменился: чувство сожаления от предстоящего расставания заменил свет любви и надежды.

– Да, не трудно догадаться… И к себе тоже… – тихо добавил первый.– А кто ты и кто я, помнишь? Свое единство мы разделили временем и пространством… Постараюсь достучаться до неё… Она непременно обретёт своё счастье. Вижу, не терпится спросить, каким образом? А ведь прекрасно знаешь – сценарии жизней пишутся на небесах, но режиссеры судеб мы и только нам предоставлена возможность полностью поменять сюжет.

Во взгляде второго путника промелькнула тень боли.

– Мы любим друг друга вечность. Не устал от игры?

– Ни в коем случае… А как иначе распознать тайну нашей сути, ответь?..

– Став «им» и «ей»… Заблудиться в потоке противоположностей и понять, наконец, что это лишь иллюзия…

– Что может быть прекраснее… и проще, не правда ли?

На опушке леса меж стволов вековых сосен проглянули рубленые стены избушки.

Путники присели на поваленное дерево, положили на плечи друг другу руки.

Белые светящиеся лучи, струящиеся из глубины их глаз, встречаясь посредине, превращались в облако света. Оно разливалось в пространстве, окутывая загадочных пришельцев прозрачной дымкой…

– Итак, туда, где бушуют страсти?

Первый промолчал в ответ, едва заметно кивнув головой.

– Удачи тебе, брат…

– Рад, что проводил меня…

– Не мог не сделать этого. Ты же знаешь…

– Знаю… Ещё бы не знать! До встречи…

– Кто говорит, что мы расстаёмся?

– Нет, конечно же, нет, – улыбнулся он. – До встречи «там».

Фигура одного из них начала постепенно таять, пока не исчезла совсем, оставив после себя лёгкую призрачную дымку…

А, может, это просто испарение, исходящее от влажной земли, нагретой летними лучами земного светила?

Тот, что остался, поднялся и направился к избе.

Встав у приоткрытой двери, задумчиво и долго смотрел на великолепие леса, окружившее лесное жилище, глянул на кусочек неба, просвечивающий между кронами деревьев, и, улыбнувшись, тихонько шагнул за порог, притворив за собою дверь…

Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут тревожно-

Живёшь в заколдованном диком лесу,

Откуда уйти невозможно.

/ В. Высоцкий/

– Э-э-й, ты спишь?

Тихий шепот, будто шелест ночного ветерка, доносился из-за приоткрытой ставни.

Я вздрогнула спросонья, приподнялась в кровати, настороженно прислушиваясь – уж не приснился ли мне этот голос?

Ничего подобного – стекло тихонько звякнуло, занавеска подалась в сторону. Я открыла рот, втянула в себя побольше воздуха, но, к счастью, переполошить весь дом испуганным воплем не успела.

– Т-ш-ш… Не бойся! Я это, Олька.

– Олька… – выдохнула я облегченно, ежась от внезапно накатившей внутренней дрожи.– Напугала до смерти! Нельзя же так!

– Не серчай Бога ради! Не подумала! Спишь, как младенец! – Олька раздвинула занавеску и облокотилась на подоконник по другую сторону окна. Слегка наклоненная голова, в обрамлении светло-русых с золотым отливом волнистых волос, пухлые губы, чуть приоткрытые в улыбке, невинно распахнутые бирюзовые глаза… От моего мимолетного гнева, вызванного испугом, не осталось и следа.

– Да перелезай же, наконец! – я торопливо вскочила, притворила дверь, дабы ненароком не разбудить домашних, накинула халатик и плюхнулась на тахту. – А тебе чего не спится? Ночью в гости захаживать стала! Весь день тебя не видела! Вчера тоже… Где пропадаешь, подруженька? С суженым, поди, на новой тачке по просёлочным дорогам гоняете, всё на свете позабыли! – упрекнула я.

Олька побледнела, в свете полной луны я заметила, как изменилось её лицо. Она прижала пальцы к губам.

– Знала бы, что за тачка нам досталась!

Не далее как на прошлой неделе Олька с Антоном прикупили на местном авторынке подержанную «семерку» – Антоха решил подарок к свадьбе справить. Цена бросовая, а машина, как игрушка – на вид, будто только с конвейера. Односельчане прямо диву давались, несказанно повезло, говорили…

Глядя в испуганное лицо подруги, я поняла, что всё оказалось далеко не так ладно.

Что же вывело из равновесия мою Ольку, идущую по жизни с радостной улыбкой врожденного оптимиста?

Молча встала, включила торшер. Его приглушенный свет разлился по комнате, разгоняя полуночные тени и Олькин страх.

– Неужто сломалась? На рынке машину брать- что кота в мешке! Только с виду хороша!

«Святая наивность! – тут же одернула я себя, ещё раз взглянув на подругу. – У Ольки лицо белее мела, а ты «сломалась- сломалась!»

– Не, не сломалась… Только вот… – глухо отозвалась та, но тут же осеклась и замолчала.

– Говори- не томи! Стряслось что?

– Ох!!! – Она тяжело вздохнула и закусила губу. – Не знаю с чего начать… Понимаешь, не все с «семерочкой» нашей чисто. А, может, дело и не в ней вовсе… В общем, по порядку давай.

Во вторник решили мы с Антошкой прокатиться. Развлечься захотелось… Тачка всё же новая!

Вечерело. Решили по шестой трассе до М. доехать и назад. Скоростью побаловались. Радовались- «семёрка» резвая попалась!

Я укоризненно покачала головой.

– Брось! Антон – водила что надо… Да и не в этом дело.– сбивчиво продолжала Олька.– Дальше слушай. Так вот, едем назад… Стемнело. Антон фары включил, скорость сбросил.

Вдруг! Ох, у меня и сейчас мурашки по коже! – Олька лихорадочно заломила руки. – Мариш, не поверишь, крик внутри салона! Истошный, жуткий, ужасом пропитанный! Детский и женский… Как будто, смерти в лицо глянули.

Антон по тормозам: в «семёрке» -то, кроме нас- никого. Выскочили, огляделись. Как назло, вокруг ни души! Темень и тишина… Смотрим: метрах в ста окошечко светится- пост ГАИ. Мы обрадовались, бегом к нему… Гаишник увидел, вышел из своего «скворечника», нехотя так. Наверняка подумал – машина встала. А Антон ему сходу: так мол и так- кричали, женщина и ребенок. Гаишник рассмеялся: «Да вы что, ребята! – говорит. – В такое время здесь и лешего захочешь повидать, не встретишь.»

Впрочем, походил, поаукал.

– «Документики…».

Антоха ему все бумаги, какие есть, выложил.

– «Машину на рынке брали?» -спрашивает.

– «На рынке, на местном.. Новёхонькая! Почти…» – похвастался Антон.

– «В том то и дело, что почти… – задумчиво произнес лейтенант. – Узнайте, расспросите кого или ещё как, про хозяев вашей „семёрочки“. Что с ними? Живы? Здоровы? И поподробнее желательно.– он протянул Антону документы, и, чуть помедлив, добавил нерешительно, будто что-то лишнее сболтнул. – Впрочем, так это я… Поступайте, как знаете…»

Вернулись мы к тачке, сели. Всю дорогу молчали, будто призраки меж нами встали… Короткий поцелуй у порога, и так же молча, разошлись по домам.

А сегодня мой Антошка чуть свет на порог.… Зашел, гляжу – сам не свой! Лицо вытянутое, испуганное…

«Олюшка, -говорит.– С тачкой новой влипли по самое что ни на есть!»

Я стою, только рот от удивления раскрыла, а он:

«В прошлом году где-то в это же время две смерти она в одну семью принесла: мать с пятилетним сыном погибли… Их… – задохнулся Антон.– Ведь их-то мы и слышали! Некого больше!»

«Думай, что говоришь!» – я аж заикаться начала.

А он кулаком по столу: «На СТО её возил, понимаешь? На СТО! Узнали нашу „семерочку“! Сразу! Слатали, говорят, из ничего, из лепешки, можно сказать! Тогда лишь отец выжил! Да и то чудом! Инвалид-колясочник… Брат его машину отремонтировал, деньги вложил, естественно! И на рынок толкнул!»

Мариш, а они всё кричат, бедолаги! Почему?.. Кто растолкует? Наука в умных книжках скажет одно… Батюшка в церкви —другое… Или бабу Веру, к примеру, расспросить? Говорит- всё знает…

– Какую бабу Веру?

– Ту, что на краю деревни живет и наговоренной водой от всех болячек лечит. Интересно, она-то что ответит?

– Олька, не спрашивай ты никого! Заморочишь голову, а тут ещё одни толкователи нагрянут, психиатрами зовутся. У них свой ответ на твой вопрос имеется.

Олька истерично схватила мою руку, порывисто сжав запястье:

– А как же тогда? Кто мы, в конце концов? Принято считать, что, умирая, исчезаем, так ведь?

Я согласно кивнула:

– Вроде того…

– Исчезает плоть, мозг, кости тоже когда-нибудь исчезнут. Всё! Нет нас, как ни крути! Тогда откуда голоса, тени, запахи? Попробуй, догадайся! Да ни за что! А знать-то как хочется! Почему некоторым дано услышать тех, кто уже ушел? По сути, не должно остаться ни голоса, ни дыхания… Но остаётся, понимаешь? И это не страшилки, которыми девчонки-малолетки по ночам, накрывшись с головой одеялом, друг дружку запугивают, поскольку настигает тебя внезапно, словно врывается из ниоткуда, переворачивая все наши прежние представления о мире! Так что же такое наша жизнь? А смерть? Почему они все ещё кричат от ужаса? Неужели до сих пор покоя не нашли? А, может, слышится всего лишь эхо? Впрочем, эхо таким не бывает. Мариш, не могу забыть! И жить в знаке вопроса тоже трудно. Я в этом году техникум закончила, ты школу. А что с того?..

– Олька, уймись, наконец! – я притянула её к себе, почувствовала, как та дрожит от возбуждения.

Мы примостились в уголке дивана, обняли друг друга, долго сидели в тишине, окутанные аурой тайны, словно дети, потерянные во вселенной, огромной, пугающей своей загадочностью.

Я нарушила молчание первой.

– Олька, порой мне кажется, да что там кажется, я почти уверена- не исчезаем мы…

Она удивленно выгнула брови:

– Не исчезаем, говоришь? Как понимать прикажешь?

– Неизвестно где, но жить продолжаем, или ждем чего, а, может, в моменте каком увязаем… Кто знает? Только чувствую, не приходили бы мы в этот мир лишь затем, чтобы рано или поздно сгинуть в никуда, и дело с концом. Бессмыслица получается. Никчемность какая -то…

– Маришка моя! Думаем ли мы когда о чём-то подобном? Ну, хотя бы иногда? Неа… Никогда!.. Живём себе, стремимся куда-то, ищем бог знает чего, смеёмся, если на душе легко, а взгрустнется иль обида какая- плачем; чуда ждем, а сами в чудеса-то и не верим… Разве не так? Рождаемся, живем, умираем… Будто расписанию какому следуем. А прикинуть – не на прогулку же пришли в этот мир! Слишком бы всё просто выходило. От простоты такой душу наизнанку выворачивает! – подхватила Олька мою мысль.

Так и просидели мы с ней до первых петухов.

– Ну вот, подруженька, не выспалась ты нынче из-за меня. Глянь, светает уже… Ночь ушла, исчезла сказка. Свет разгонит тени, рассеет наваждения. И мысли наши вернуться в привычное русло, покинут неизведанное, оставив неразгаданными тайны тьмы…

Она встала, потянулась, зевая.

– Пойду я, Маришка… Не спиться мне теперь: стоит глаза сомкнуть – голоса слышу… Лишь к утру, как петухи прокричат, засыпаю, а утро летом короткое, сама знаешь.

Проснулась я ближе к обеду. С чашкой горячего чая стояла у окна, постепенно приходя в себя после бессонной ночи и Олькиной с Антоном истории…

– Цыгане, цыгане!..– захлебывался соседский пацан Вовка, несясь во весь опор к дому. Он вихрем влетел на крыльцо, что-то тараторя и энергично жестикулируя. Галина, на мгновение прекратила переливать воду из ведра. Наполовину наполненный черпак выскользнул из рук, облив босые ноги:

– Ишь, засуетился! На кой они тебе сдались? Вот смотри, утянут за собой, и поминай… Ой! – она прикрыла рот рукой.– Типун мне… Ты, слышь, смотри! Сегодня со двора ни ногой! Хорошо меня понял?

Вовка юркнул в приоткрытую дверь.

– Мам, Вовка про цыган каких-то…

– Они здесь каждый год останавливаются. Табор на берегу разбивают. На день- два, иногда всего лишь на ночь. А там поминай, как звали…

– Чтобы цыгане в этих краях!? Первый раз слышу!

– Что же ты хочешь? – улыбнулась мама.– Мы в деревне наездом, не постоянно живем. Мне Галина давно про них рассказывала. Вроде не трогают никого… Только сегодня на берег не ходи, ладно? Мало ли… В саду качели есть… С цветами повозись…

Но я пошла.

Мое любопытство било через край. Я зарылась в куст боярышника, безобразно исцарапав колючками все незакрытые части тела, раздвинула ветки и, не отрываясь, заворожено, наблюдала чужую, незнакомую мне, жизнь: резкая гортанная речь, крики чумазых ребятишек, ворохи тряпья, храп лошадей у кромки берега. Пестрота, хаос и запах… Особый запах только что разожженного костра, конского навоза, помятой травы, незатейливого цыганского варева, немытых тел. Его привезли эти люди и, кто знает, может быть, уже завтра увезут, скроют за горизонтом вместе с собой. Исчезнет частица иной жизни, эпизоды которой я сейчас жадно выхватываю взглядом, ловлю обонянием и слухом.

Как и прежде, запахнет лугами, водой, разогретой солнцем землей. Аромат моего мира, непреходящий, вечный, любимый…

Старая цыганка…

Не слышала, как она подкралась сзади, будто материализовалась из воздуха.

– Любопытно? Пробовала нашу жизнь к себе примерить?

Моё испуганное «Ой!» превратилось в нечленораздельный хрип.

– Ишь, побледнела!

Я подняла глаза: она смотрела на меня в упор, нахмурив густые с проседью брови. Мои руки мгновенно стали ледяными, кровь гулко застучала в висках. Я застыла, словно пригвожденная к месту, лишь глаза жили отдельной жизнью, машинально отмечая детали её внешности. Судя по морщинам, избороздившим лицо, цыганка была довольно стара- из-под выцветшего платка выбивались серебряные пряди волос, бесконечное множество юбок различной длины напялены одна на другую, гирлянды бус и украшений- амулетов обвивали старческую шею…

– Т-ш… Молчи. Старая Зара не сделает тебе ничего плохого.

Она подошла вплотную, чуть склонилась, пытаясь разглядеть меня поближе. Я вскочила на ноги, выпрямила затекшую от долгого сидения в одной позе спину, резко отстранилась. Почувствовала, как по спине сбегает, щекоча, струйка пота.

– И вправду напугалась. Напрасно… Поди и сядь вон на тот большой камень, видишь?

Камень и впрямь был огромен, плоский и широкий. Цыганка явно намеревалась подсесть рядом.

Я молча повиновалась, а она следом пошла.

– Садись, не бойся. А то за страх накажу! – рассмеялась.

– Накажете?..

– Угу…

Она примостилась рядом со мной.

– Дай, красавица, погадаю…

Знакомая песня… Надо полагать и сюжет будет развиваться по давно прописанному сценарию.

– Да нет, не так, как все, – возразила она, будто услыхав мою мысль.– Не так, как думаешь… Руку дай, вот эту….– цыганка схватила крючковатыми пальцами кисть моей левой руки, развернула ладонь и поднесла к глазам.

Я дернулась, оголяя этим непроизвольным жестом свой страх.

– Не бойся, говорю! Не мешай старой Заре!

Пришлось сдаться. Меня удивляло её упорство в желании посмотреть мои руки. Я тупо глядела перед собой, отстранённо наблюдая, как та, подслеповато щурясь, вперилась в хитросплетение линий на моей руке.

Потом старая цыганка заговорила…

– Две линии жизни, красавица, две их у тебя… И эти, глянь, головы или ума зовутся, тоже две…

Старуха повернула мою ладонь сначала в одну сторону, потом в другую, продолжая пристально изучать извивы моего ещё не начавшегося жизненного пути.

Подняла голову. Черные, как смоль, глаза поймали мой взгляд, стараясь удержать. Я съёжилась.

– Не понимаю…

– А кто понимает? – она хохотнула, дернувшись всем своим грузным телом.– А? Правую покажи…

Я и охнуть не успела, как её заскорузлая ладонь уже крепко держала мою руку, на сей раз правую.

– Да не бойся ты! Дрожишь, как осиновый лист. С детства, поди, страшным цыганьём напугана! Не иначе… Мы детей крадем, проклятья страшные насылаем, порчи и корчи разные… Да, деньги ещё… Уж больно деньги любим, а после, как сквозь землю… Так оно? Молчишь… Знаю, что так.

– Мне почти семнадцать уже… – выдавила я.– Попробуйте…

– О ты ба-а… Как много-то! Думаешь, захочу, не уведу? – она расхохоталась.

Я попыталась вскочить с камня. Не тут- то было! Её рука крепко сжала моё запястье.

– Сядь, красавица. – заговорила она нараспев.– Неужто и впрямь старая Зара до смерти может перепугать? Не стану я тебя красть, так и знай. И денег у тебя нет ни копеечки, чтобы, как водится, на руку положить. Только цветы полевые… Не нужно мне, старухе, ничего от тебя. А вот сказать кое-что, скажу. Хочешь, слушай, а хочешь, мимо ушей пропусти. Тогда и жизнь, одна из них, лучшая, тоже мимо… Ага… Дай вот только…

Отпустив мои руки, цыганка выпростала пачку сигарет из бездонных недр навьюченного на ней тряпья. Закурила… Молчит и глядит мне в глаза, делая одну затяжку за другой.

Сигарета. За ней вторая…

Снова заговорила.

– Так вот, красавица, две на руке-то твоей линии. А жизнь-то вроде, одна. Так оно? Считается, так… Две линии- два времени… А мы не знаем, как одним распорядиться.

Вновь замолчала. Этот пытливый, сверлящий душу, взгляд… Я недоуменно пожала плечами, опустила голову – трудно выносить слишком пристальное внимание, особенно, если ты едва знакома с человеком, который пытается разъяснить тебе нечто недоступное пониманию. Во всяком случае, то, что я услышала, вовсе не походило на обычное гадание.

– Скольких встречала с двумя линиями, – цыганка, наконец, прервала затянувшееся молчание, – а жизнь одну проживали… Все… Говорят, вторая линия —оберег, хранительница. А так ли? Шли по разбитой, накатанной колее. Шли и не ведали, что рядом иная дорога тянется. И ждет… Ждет, когда с накатанной съедут и на неё попадут. Мало кому удалось. Многие не поняли и удачей нечаянной назвали, а которые так совсем заблудились.

– Тарабарщина… – непроизвольно прошептала я.

Цыганка не расслышала. Возможно, моя реплика была ей просто неинтересна.

– Если бы все понимали… – продолжила она.– Вот что, красавица, знаю только – судьба это не начало и конец, а между ними неизбежность. Пойми, судьба это то, что хочешь ты. Хочешь радости – радуешься, а если слёз хочешь- плачешь.

И запомни, девочка, две линии – два времени. В одном ты одна, в другом другая. Можешь быть такой, какой можешь, а можешь, какой хочешь. Я так, думаю, каждому это дано. Свыше дано. Только не на каждой руке, как на твоей, четко прописано. От человека всё зависит.

Вспомни об этом, когда в жизни твоей тучи соберутся, и небо с овчинку покажется. Взгляни на ладошку. Вот они – линии-времена. И сверни, непременно сверни. Спросишь куда свернуть-то? Тут только душа подскажет. Не зря же дано….

– — – — – — – — – — – — – — —

Юность. Гораздо позже приходит понимание, насколько она прекрасна, безмятежна и светла! Давно забылся Олькин кошмар, улетучился как мимолетный сон… А вместе с ним, казалось, канула в Лету встреча со странной цыганкой на берегу… Я ни разу не вспомнила о ней, посчитав обычным приключением, не более.

И кто бы мог подумать что, спустя много лет мне всё же придётся воскресить в памяти этот летний день, табор у реки, старую Зару, её цепкую руку, раскрывшую мою ладонь и слова «дано» и «вспомни».

Дано?.. Что? Кем и когда? А ещё- для чего?

Вспомнила я цыганку, не могла не вспомнить… А с ней и Ольку, облокотившуюся на подоконник по другую сторону окна…

Вспомнила лишь потому, что в мире не стало тебя…

Твой последний вздох. Он остановил течение времени, оставив меня наедине с собой. Я не сумела смириться со случившимся, вернее, не пожелала.

Где бы я ни была, куда бы ни заносила меня судьба – чувствовала – ты где-то рядом. Мои глаза в пустом пространстве ловили твой ускользающий взгляд. Слова – ты слышал каждое из них. Новое платье- ты любовался мной, не отводя восхищенного взгляда. Духи- и опять же ты и только ты вдыхал их аромат.