Полная версия
Создатель миров (гпбо)
Она пыталась поднимать руку или ногу, но они были нестерпимо тяжелыми, словно к ним привязали массивные оковы.
Инок заметил страдание на лице Леты.
– Не пытайся. Гравитация будет давить на тебя еще очень долго. Надо привыкать, тренировать мышцы, – он подсел на кровать.
– Да, я вижу… Ты такой…– она не могла подобрать слова, разглядывая его полуобнаженный торс.
– Мощный? – он улыбнулся.
– Да, такой сильный… Теперь я понимаю, зачем это здесь. У нас там другие идеалы.
– Видел ваши райские души. Ни парень, ни девушка… Я сам такой был.
– Ты тоже оттуда? – Лета удивилась.
– Само собой. Я стал Живым так же, как и ты.
– И сколько здесь таких, как мы? – поинтересовалась Лета.
Инок отвернулся, встал с кровати, будто вспомнил, что должен что-то сделать.
– Не много. Еще увидишь… – он спешно сменил тему. – Тебе надо поесть. Ты, наверное, догадываешься, что теперь придется постоянно есть.
Он поднес ей чашку с чем-то вроде каши или пюре.
– Что это? – видно было, Лете не очень приглянулось содержимое посуды.
– Все необходимые для физического тела ингредиенты. Поначалу может не понравиться. Но со временем привыкнешь.
Лета взяла в руки и слегка отхлебнула, закашлялась, но старалась не подать вида, что похлебка была отвратительной.
Инок рассмеялся.
– Да-да, знаю. Мерзопакостно. Но если хочешь здесь выжить, придется привыкать… – ему снова пришлось сменить тему. – Итак, будем знакомиться? Я – Иннокентий или просто Инок, смотритель планетарной базы «Ковчег», слежу, чтобы ваш корабль с миллионами виртуальный душ не плюхнулся на землю, – он протянул девушке свою большую ладонь.
– Лета, помогаю искусственному интеллекту нашего корабля придумывать что-то новое. Это единственное, чему машина так до сих пор и не научилась, – она вложила в его ладонь свою малюсенькую ручку.
Они посмотрели друг другу в глаза. И смутились.
И тут Лете стало плохо. Ее затошнило.
Инок прыгнул за спец пакетом.
– Все нормально. Такое будет повторяться. Гравитация – неприятная штука. Я отвернусь.
Он слышал, как ее стошнило. Его глаза были полны грусти.
14
Инок сидел за пультом в полумраке, постукивая по клавишам компьютера и отбирая данные, всплывающие в воздухе в виде голограммы. На виртуальном мониторе отражалась условная звездная карта и путь станции по орбите.
Здесь же в комнате, еле различимая в тусклом свете, спала Лета. Она стонала.
Смотритель базы с грустью взглянул не нее.
– Федор-1 и Федор-2, идем со мной, – полушёпотом скомандовал Инок.
Роботы шумно активировались.
– Тише, вы, безмозглые железячки!
Машины застыли в причудливых позах.
Инок сорвал со стула куртку и выскользнул из помещения через металлический люк. Федоры нырнули за ним.
Они поместились в грузовой дрон. Инок активировал голосовое управление и указал точку следования:
– Склад № 12.
Летательный аппарат поднялся в воздух. Город снизу был похож на огромный завод. В цехах копошились сотни роботов. Сверху над всем этим индустриальным пейзажем нависал циклопических размеров купол.
– Как думаете, железяки, можно к этому привыкнуть? – завел разговор с роботами Инок, обведя рукой картину техногенного пространства вокруг.
Федоры, занимающие каждый свое место в нишах дрона, повернули механические головы друг на друга, их глаза-мониторы округлились.
Федор-1 поинтересовался:
– Кому отвечать?
– Елки, сами решить не можете?
Федор-2 взял инициативу:
– Исходя из вашего эмоционального состояния, этот вопрос не касается вас.
– Как ты догадался? – съязвил Инок.
– Если говорить о новенькой девушке, то по данным статистики «оживления» с вероятностью в 99% она умрет.
Инок опустил голову на грудь.
– Как этого избежать? – процедил он сквозь зубы.
– Есть только один способ выживания здесь. И вы его знаете, – металлическим голосом доложил Федор-1.
Кажется, в этих фразах машины слышалось сочувствие. Или Иноку этого хотелось слышать.
15
Лета спала и видела реальный сон. То было совсем не похоже на фантазии, в которых она купалась, когда подключалась к ИИ на космической станции. «Реальный сон» был куда реальнее и от этого тяжелее, мрачнее… Словно в нем тоже появилась гравитация. Теперь она понимала, на что себя обрекла. Не только ее физическое тело налилось свинцом, но и мысли, видения и сно-видения пропитались земным притяжением. Лета узнала, что есть и другая сторона существования. Кроме полета, невесомости, красок и цветных фантазий мир наполнен невыносимым грузом темноты, страдания, кошмара, отчаяния и безысходности.
В своем сне она блуждала в этой темноте, и силы ее покидали.
Она закричала.
И вдруг поднялся ветер. Она услышала оглушительный скрежет и грохот. И в этом грохочущем мраке вдруг начали открываться массивные ворота, и в темноту хлынул свет. В этом столпе светового ветра она увидела фигуру человека.
«Помоги мне!» – как будто донеслось до нее в потоке воздуха.
И фигура пропала, словно упала в ослепительную реку, утонула в ней.
Лета заметила падающую сосновую ветку. Ворота с грохотом закрывались, и летящая ветка оказалась между двумя темными створками, в исчезающем свете. Тьма сомкнулась, зажав веточку в тисках. Похожую на широко раскрытую кисть руки. Словно тьма раздавила не ветку, а человека.
Лета в ужасе проснулась.
16
Лука бежал по коридорам больницы.
– Вам туда нельзя! – закричала женщина-врач.
Но он ворвался в палату.
Лука свалился на колени перед кроватью Зои, схватив ее за руку с введенным в вену катетером.
Ее лицо было разбито, глаза затекли лиловым синяком.
В ее затухающем взгляде читалась мольба.
– Помоги мне, – прочитал он по губам.
Санитары стали вытаскивать его из палаты. Он пытался вырываться, кричать. Но его скрутили.
Уже через несколько часов в тишине приемного покоя он услышал убийственный голос доктора:
– Молодой человек, кто она вам?
– Моя девушка, – прошептал он.
– Примите мои соболезнования. Авария была страшная. Сплошная груда металла. Никаких шансов. Мы сделали все, что смогли. Мужайтесь, – врач положил ладонь на его плечо.
Лука съежился и заплакал, закрыв глаза.
17
Когда Лета открыла глаза, Инок сидел у изголовья и трогательно наблюдал за ней.
Ее губы дрогнули.
– Молчи! Ничего не говори! Я все вижу, – предупредительно выпалил он. – Я тут вывез со склада антигравитационную камеру, – он указал на капсулу, чем-то напоминающую ту, откуда он достал Лету накануне. – Она может помочь постепенно перестроить твое тело.
В ответ ему грустно улыбнулись.
– Ты меня вынул из одной, чтоб потом засунуть в другую. Нет уж. Будь что будет, – и Лета с усилием воли приподнялась.
Он подложил под ее спину подушку, чтоб ей было комфортнее находиться в состоянии полулежа.
– Эта оболочка, – она рассматривала свое тело. – Кажется такой хрупкой, но такая тяжелая. Откуда она взялась?
Видно было, что ее вопрос смутил Инока.
– Технически (только технически!), ты – как бы моя сестра.
Теперь наступила очередь смущаться Лете.
– Понимаешь, мы берем биологический материал из нас самих, – оправдывался Инок. – Стволовые клетки костного мозга. Из них выращивается тело. В твоем случае, так вышло… В тебе мои клетки… – он покраснел.
– Забавно. Что-то мне это напоминает, – Лета пыталась вспомнить, но не смогла. Она усмехнулась. – По мне, лучше б я не была твоей сестрой. Ну, генетически…
Они оба потупили взор.
Лета попыталась шуткой прервать момент смущения:
– В следующий раз возьми другие клетки, – она постаралась засмеяться, но боль внутри делала смех мучительным. – Я хочу увидеть, что там снаружи. Хочу увидеть других Живых. Но мои ноги… – она с сожалением посмотрела на свое бессильное тело.
– Есть идея, – Инок прищурился. – Федор может заменять экзо-скелет. С помощью него, кстати, можно постепенно включить твои мышцы.
18
Лета шагала, встроенная в Федора-1, по стальным подмосткам и переходам индустриального муравейника. Статный, высокий Инок был даже ниже нее. Она могла смотреть на него чуть свысока.
Они вышли на смотровую площадку. Внизу копошились сотни роботов. Эта картина машинного конвейера тянулась во все стороны, казалось, бесконечно далеко.
– Что они делают? – недоумевала Лета.
– Задача одна: терраформирование. За пределами купола, – Инок показал рукой вверх, – тысячи километров безжизненного пространства. Вспышка сверхновой уничтожила всё. Люди выжили благодаря переходу в виртуальную реальность. Но когда-нибудь мы вернемся на планету.
– Да, мы повторяем это там наверху, на орбите, как мантру. Но никто даже близко не представляет себе, как здесь мрачно, – Лета вся напряглась, будто ее охватила тяжелая мысль. – Но я видела во сне. Здесь должен быть выход. Он ведет к свету.
Она повернулась к Иноку, посмотрела на него так пронзительно, будто это была не она, а кто-то другой внутри нее, и беззвучно, одними губами произнесла:
– Найди его!
Инок смотрел на ее изменившееся лицо. Какая энергия исходила сейчас от Леты!
Но в мгновение ока черты смягчились.
– Где же другие Живые?
Ее вопрос совсем выбил его из колеи.
– Покажу. Потом, – пробубнил он.
– Инок, ты что-то не договариваешь. Ответь начистоту: тут кто-то еще есть?
Он ответил еле слышно, подавленно:
– Нет.
Наступило молчание, которое оглашалось машинной работой снизу.
У Леты пошла кровь носом.
Он выхватил гигиенические салфетки из кармана и приложил их к алой струйке.
Лета смотрела на него, не моргая.
– Причина в этом? – стискивая зубы от боли, прохрипела она.
– Да. Твое тело разрушается. Никто не выживает. После жизни в виртуальной реальности сознание не принимает тело, – Инок потупил взор.
Ей стало совсем плохо. Лета закатила глаза и лишилась чувств.
19
Они летели в дроне под самым куполом. Инок держал ее на руках.
– Я найду выход, – прошептал он ей на ухо.
Лета очнулась.
Ее рука была в его руке.
– Поцелуй меня, – разобрал он ее слова.
С прикосновением его губ тело Леты обмякло, словно он отпустил ее.
– Сос-но-вая вет-ка, – последним усилием выдавила она из себя.
И затихла. Глаза остекленели.
20. Машу́ Дивад
На входе в небоскреб LuCorp красовался знакомый логотип сосновой ветки. Как только лимузин главы корпорации остановился, его сразу окружила толпа репортеров.
Двери авто открылись, из него вышел изрядно возмужавший, но довольно лощеный Лука. Сколько же лет прошло с того момента, как он бедным студентом с горящими глазами блуждал по тайге в поисках загадочных скал? 10 лет? 20?
Вспышки камер отражались на его лице.
– Господин Вознесенцев, вы действительно совершили прорыв в полной оцифровке человеческого мозга? – выкрикивали репортеры, пытаясь быть услышанными.
– Вы можете утверждать, что сознание теперь реально переместить в виртуальную реальность?
Пока охранники пробивали ему путь к входу, Лука с милой улыбкой кидал в воздух фразы:
– Сегодня на презентации вы все увидите… Наберитесь терпения, господа…
Наконец глава смог пройти в двери своей корпорации. Репортеры и вспышки камер остались снаружи, отгороженные стеклянным фасадом.
Лука быстрым шагом поднимался по широкой лестнице в сопровождении свиты советников.
Полушёпотом он спросил одного из них:
– Все готово?
– Да. Пациент Машу́ Дивад подключен к системе. Согласие родственников получено, – советник склонился к уху Луки. – С умирающим сейчас его мать.
На спину главы накинули белый халат.
Процессия остановилась перед дверями палаты. Лука поднял руку:
– Прошу всех оставаться здесь. Я войду один.
Интерлюдия
Звонок: Машу́ Дивад
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу…
(Данте Алигьери
Божественная комедия)
– Вот эта дверь…
– Спасибо, – Машу́ Дивад хотел было поблагодарить спутника, подсказавшего дорогу, но тот уже показал спину.
Машу́ усмехнулся и глубоко вздохнул, проглотив легкое сожаление. Впрочем, на улице светило солнце, чирикали птицы и дул свежий весенний ветерок. Для грусти не было никакого повода.
Машу́ посмотрел на дверь, за которой ждала его работа. Деревянная, возможно дубовая, с замысловатым искусно вырезанным рисунком: диск звезды с разлетающимися во все стороны лучами был одновременно и лицом старца, а лучи – его волосами и бородой.
Машу́ нажал на кнопку звонка. Смешной джингл чем-то напоминал эхо: Ау-ау-ау…
Было слышно, как по лестнице кубарем сбежали. Тяжелая дверь как-то очень легко широко распахнулась, и вместо патлатого и бородатого старика на Машу́ уже смотрело детское лицо. Озорные голубые глаза и светлые слегка курчавые волосы.
– Ты Гоб?
– Да, – звонким голосом ответил мальчик.
– А где родители?
– Они ушли, кажется, за покупками или в церковь.
– Я – Машу́, твой репетитор. А когда они вернутся?
– Да все нормально. Они сказали, чтобы я вас встретил. Заходите, – мальчик посторонился, продолжая улыбаться.
Машу́ второй раз за сегодня усмехнулся. Какой-то странный и веселый денек сегодня.
– Ты прямо самостоятельный мальчик! Сколько тебе лет? – он протянул руку.
– Не считал, – Гоб с готовностью поздоровался. – Целая вечность!
– Ты еще и умный!
Похоже, они друг другу понравились, отметил Машу́. Хорошее подспорье в учебе.
Гоб перехватил у гостя чемодан и покатил по дощатому полу.
– Родители сказали: сразу покажи воспитателю комнату и дай ему отдохнуть с дороги.
На двери будущего жилища Машу́ был вырезан рисунок огромного дерева. А за дверью – много солнца, света и пространства. За свою работу Машу́ привык жить в тесных чуланах – хозяева не особо жалуют наемную рабсилу. А тут, можно сказать, хоромы. Ох, удачный сегодня день!
– Отдыхайте, – Гоб исчез, но его лучезарная улыбка все еще стояла перед глазами гостя.
Машу́ сбросил туфли, скинул пиджак и, блаженно закинув руки за голову, с наслаждением потянулся.
Большое окно приятно затеняло от яркого солнца разлапистая яблоня. Улица была безлюдна, отсюда из комнаты она больше походила на уютный садик. Машу́ осторожно присел на край кровати. Но она потянула его к себе. Он зазевал и, не выдержав, плюхнулся, не раздеваясь, на подушку. Он не заметил, как заснул.
Лес. Ему снился лес. Из далекого почти забытого детства. Такие давние воспоминания возможны только во сне. Кажется, это был самый первый раз в его жизни, когда он оказался в лесу.
Студеное июньское утро. Мокрая холодная трава. Тишина. Лес просыпался, пригреваемый солнцем. И начинал пахнуть: росой, землей, улитками, прелой листвой. Машу́ с азартом заглядывал своими щенячьими детскими глазками в траву и рассматривал, как краснобокая земляника пытается прятаться в зеленом домике. Только бы он не заметил ее.
– Машу́, ау… – прикрикивала мама.
– Я тут! – пронзительно откликался мальчик и, вскочив, бежал на ее голос.
Но тут загрохотал гром. И он проснулся.
Вот тебе на – уже стояла ночь. Сколько он проспал?
В комнате было тепло и умиротворенно. Но за окном бушевал ветер и надвигалась гроза.
Остатками сна в голове все еще слышалось: Ау-ау-ау…
В сумерках улицы Машу́ разглядел тень фигуры перед дверью дома. Кажется, там был еще кто-то. Или нет. Показалось.
Человек отчаянно прикрывался от порывов ветра и начавшегося ливня. Наконец, его впустили.
Кто это был? К кому он пожаловал посреди ночи? Так как домики на улице стояли стена к стене, было не ясно, чей это был вход. Может даже того самого дома, где поселился Машу́. Хотя, вряд ли. Ведь изнутри стояла тишина и покой. Ни скрипа, ни хлопанья. Здесь, похоже, все мирно спали.
Машу́ вернулся на кровать.
Из головы не уходила картина полуночного человека перед дверью, заслонявшегося от бури и ливня. Бедняжка. Несмотря на ураган за окном в комнате Машу́ было так умиротворенно, словно вчерашний весенний день не уходил из нее, лишь разлапистая яблоня в саду плотнее прикрыла собой лучи солнца. Сон снова одолел Машу́.
О боже, он все проспал!
Машу́ вскочил. Утро уже во всю буйствовало вокруг. Зеркало из приоткрытой двери ванной комнаты слепило глаза солнечными зайчиками. Машу́ пошел туда и обдал лицо прохладной водой из крана. Он явно выглядел отдохнувшим и даже помолодевшим: и седины не заметно в темно-русых волосах, и светло-карие глаза блестят энергией и живостью. Ну, прямо лет тридцать дашь, ну ладно, тридцать три. А ведь еще вчера казалось, что жизнь была кончена. Разве? Машу́ Дивад даже никак не мог вспомнить, что же было до того, как он попал на эту улицу, к этому дому. Словно новая жизнь как по звонку началась вчера, в весенний солнечный день. Он не узнавал себя, разглядывая в зеркало молодое, полное сил лицо: грустные, чуть впалые глаза, большой ровный нос, четко очерченные скулы, аккуратные бородка и усы цвета пшеницы. Хорош!
Он осмотрелся вокруг. Уютная, светлая ванна. Да, здесь, в его комнате была и собственная ванна. И сама комната – такая большая, полная воздуха. Машу́ медленно разглядывал обстановку и не мог поверить своим глазам. Это было похоже на сказку.
Совершив круговой обзор, он вернулся к своему отражению. Машу́ видел себя и не узнавал. Даже знакомый шрам на лбу стал совсем незаметным. Так, ладно. Потом про шрам. Пора приступать к обязанностям воспитателя.
Машу́ схватил пиджак и вышел в коридор.
Наверху слышалась беготня ребенка. И голоса: мужской и женский:
– Гоби, поторопись. Мы с мамой уходим! – похоже, это был отец.
– Будь умницей, – ему вторила мамочка.
Раздался хлопок двери. Неужели родители уже уехали. Машу́ снова с ними не встретился. Какая досада. Он поспешил в гостиную, но увидел, как на входе колыхался от порыва ветра медный колокольчик.
– Ушли, – с досадой выпалил Машу́.
– Определенно, – позади раздался звонкий голос Гоби.
Машу́ обернулся. Его воспитанник стоял прямо за спиной и озорно улыбался. Как ему удавалось появляться и исчезать так мгновенно. Дети – как ветер. Только что здесь, а уже там.
– Ты как комета. Летаешь со скоростью света, – похвалил Машу́ ученика.
– Кометы не летают со скоростью света, – парировал Гоби.
– Вон оно как! Я же говорил: ты умник!
Учитель примирительно развел руками.
– Даже не знаю, с чего начать наше обучение. Может подскажешь? – Машу́ подмигнул.
– Легко, – мальчик с готовностью присел на диван, чтоб слушать. – Расскажите о себе.
– Это так скучно: родился, учился, работал, – Машу́ сел рядом. – Для такого смышленого мальчика – скучная игра.
– Я хочу узнать себя через вас, а вы, может, узнаете себя через меня, – снова сумничал Гоб. – Хорошая игра?
Эти слова, как удар током, вонзились в сознание Машу́. Они пронимали насквозь. И почему-то в голове снова всплыло утро на поляне и послышался голос мамы.
Гоб внимательно смотрел на чуть повлажневшие глаза учителя. Голубые зрачки мальчика были совсем недетскими.
Но тут же он по-ребячьи улыбнулся и показал пальчиком на улицу.
– Там такое солнце! Я слышал, оно очень горячее. Но под ним так тепло играть. Скорей заниматься – а потом гулять!
Машу́ не заметил, как оказался на улице. Первый урок принес чувство удовлетворения и, что интересно, умиротворения. Довольный, он шел по улице и вспоминал их разговор про звезды, планеты, мир животных и растений, законы появления жизни во вселенной. И через весь урок в ушах Машу́ звучал голос мамы.
Он был с ним и сейчас на прогулке: «Машу́, ау…» Как-будто мама была где-то рядом.
И тут он услышал то ли какой-то сигнал или звонок, то ли далекий вой или лай и через мгновение заметил, как фигура выплыла из-за угла. Хромой человек скрывал лицо под капюшоном. Впереди прохожего на поводке ковылял черный пес. Они надвигались на учителя и, казалось, от их приближения, от каждого шага в сторону Машу́ портилась погода. Лучи солнца пожирались невесть откуда набежавшими тучами, кроны деревьев застонали от порывов ветра. Все сразу стало напоминать предгрозовую прошлую ночь, когда в дверь стучался бедный путник.
Хромая фигура с черным псом на поводке почти поравнялись с Машу́. И тут он увидел еще одного персонажа. Он был сзади грозной парочки и не бросался в глаза. Это был кот, облезлый, драный. Он то семенил за хозяином, то застывал, подняв лапу, и не добро глазел на учителя.
Машу́ обдало холодком, может, потому что стало зябко на улице, а может и от жутких случайных встречных.
Он попытался отвести взгляд, но, бог ты мой, увидел еще одного персонажа. По деревьям, растущим вдоль дороги, за троицей скакала белка. Она ловко перебиралась с одной ветки на другую, точно следуя по пятам компании.
Вся эта процессия вконец озадачила Машу́, и он ничего не придумал лучшего, как глупо улыбнуться и громко поздороваться.
В ответ раздалось угрожающее полурычание-полузавывание черного пса, чем-то похожее на сигнал тревоги.
Машу́ в страхе отшатнулся и вдруг как будто на мгновение потерял сознание. В глазах потемнело. И тут вой собаки превратился в электронный писк, а сознание Машу́, словно пробиваясь сквозь завесу, озарили несколько вспышек: над ним склонились несколько человек: чернокожий, бородатый старик и молодой очкарик. Бах. Бах. Бах. А потом еще человек с пронизывающим взглядом. Но он не смог разглядеть его лицо. Бах!
Так же неожиданно Машу́ очнулся. Он стоял на солнечной улице. Обернувшись, он, кажется, сумел поймать кусок плаща зловещей фигуры, завернувшей за угол.
Учителя все еще колотил жуткий озноб. Но теплые лучи брали свое – холодок в крови улетучивался.
Когда Машу́ подходил к дому Гоби, тот безмятежно сидел на крыльце, словно ждал.
– Там… Я встретил. Хромой человек.
– Сосед? Ты про Люци и его свиту? Испугал? Это он на первый взгляд немного страшный. Много повидал. Так-то он хороший. Я его знаю. Считай, брат мне, – как ни в чем не бывало выдал Гоб.
– Брат? – Машу́ усмехнулся.
– Страшные у меня братья? – засмеялся мальчуган.
– То ли еще у тебя там в твоей маленькой жизненной истории, – с опаской, но по-доброму поинтересовался Машу́.
– Только у меня ключ от шкатулки с моими историями. Если кто попробует вставить туда свой ключ – то раздастся звонок, сработает сигнализация. А когда я сам открываю тот ларец, я чувствую – там все свое, родное. А как родное может пугать?
Мальчик снова обдал Машу́ током мудрости. Защемило сердце. Мама, мамочка… Маленький Машу́ сорвал землянику, закинул ее в рот и закричал: «Я тут, мама!»
– Где я? – учитель стоял перед Гоби в растерянности, выбитый из колеи.
– А ты не догадываешься? – спросил мальчик серьезно, будто он был совсем не ребенок.
И снова мальчуган стал мальчуганом.
– Пойдемте же в дом. Нужно уже доесть эту клубнику, – он взял учителя за руку и открыл тяжелую дверь с изображением седого старца.
Веселый колокольчик, как всегда, возвестил, что они переступили порог.
На столе в столовой виднелась тарелка с земляникой. Машу́ инстинктивно пошел туда. А Гоби вприпрыжку побежал куда-то в другую сторону.
Учитель заметил на столе письмо. Оно было распечатано и открыто. И Машу́ сразу узнал форму рекомендации, которую родители запрашивают, когда ищут репетитора для своего ребенка. Он машинально стал читать. Там все было очень похоже на него. Но это была не его история.
В поле отправителя стояло имя Машу́ Дивад.
– Но это не я… – пробормотал Машу́.
– Точно. Не вы, – Гоби снова появился откуда не возьмись и забрал письмо. – Выбросим его в огонь? Вы готовы?
Оказывается, в столовой горел камин.
– Это тот самый человек, который стучался ночью?
– К нам много кто стучится, но мы сами решаем, кого впустить.
– Но имя…
– А разве мы не бываем чужими самим же себе? – Гоби протянул письмо Машу́.
– Ты хочешь, чтоб я попрощался с прошлой жизнью? – у Дивада дрожали руки, пока он держал бумагу.
– Не я… Ключ от ларца только у вас. И вы в ответе за то, что там хранится.
Машу́ Дивад смотрел на огонь.
– Ну вот и все. Прости, приятель, – сказал он письму, как самому себе, и бросил его в огонь.
21. Машу́ Дивад (продолжение)
Раздался продолжительный сигнал, и на экране потянулась унылая сплошная линия пульса.
Лука Вознесенцев искоса взглянул на мать Машу́ Дивада.
Команда ученых за стеклянной стеной доложили ему в наушник, что полное сканирование и перенос закончен. Он одобрительно посмотрел на них: смуглолицый компьютерщик Роих, профессор Расат, похожий благодаря патлатой седой шевелюре и такой же седой бороде на облако, и молодой медик очкарик Рапса сделали свое дело. Первый оцифрованный человек должен сейчас воскреснуть в виртуальном мире.