Экспозиция чувств

– Ты опять в конторе ночевал? И, конечно, пренебрег гигиеническими процедурами типа душа?

– Да ладно тебе, чувачок. Зато я с семи за компом. Заценил бы, эксплуататор!

Леха практически жил в офисе. Жил в прямом смысле слова. Ему было лень возвращаться вечером в свою квартиру, хотя та и находилась в соседнем доме. Для Червя не было никакой разницы, где ночевать – в собственной постели или на узком офисном диванчике. Тем более, что господа учредители предусмотрительно оборудовали на фирме специальную комнату для отвязанных трудоголиков, типа Вормина – апартаменты с двумя диванами, туалетом и душем.

Рабочий стол Лехи, стоявший в обособленном закутке, был завален разным хламом. Компьютерные деталюшки мешались с недоеденным печеньем, разноцветными дротиками для игры в дартс (мишень висела на противоположной стене), скомканными бумажками от конфет и прочей дрянью. Но Леху этот бардак совершенно не раздражал. Он был одной из разновидностей порядка.

Глеб расчистил маленький уголок пространства, сдвинув хлам к центру, и брезгливо, бочком, уселся на Ворминский стол. Леха бросил на него недовольный взгляд: он не любил, когда кто-нибудь вмешивался в заботливо созданный им хаос. Вормин нехотя оторвался от монитора и уперся взглядом в Глебову забинтованную кисть.

– Ого, чо это с тобой приключилось, чувачок? Производственная травма?

«Личная драма» – отозвалось в голове Гордина, но вслух он произнес: «обжегся». И это было почти правдой. Он обжегся на той горячей штучке по фамилии Корбус.

С утра Гордин осмотрел свою располосованную ногтями кисть: четыре длинные вспухшие борозды уже покрылись кровавыми корочками. Придумать какое-то приличное объяснение их происхождению было невозможно. Слишком уж очевидно они свидетельствовали о горячей разборке. Причем, однозначно с женщиной. А значит, были поводом для нескромных вопросов и двусмысленных шуток. Глеб предпочел забинтовать руку.

– У меня к тебе дело на два миллиона, – начал Гордин.

– Угу, сначала два миллиона, и можешь излагать.

– Мне нужна кое-какая информация.

– Кто владеет информацией, тот владеет миром! Конкурентов будем мочить в сортире? А чево ко мне? У нас же Марго по инфосбору.

Глеб слегка замялся, но все-таки выдохнул из себя:

– Это не по работе. Это лично для меня. И так, чтобы без утечек.

– Па-а-анятно. А чо я с этого буду иметь?

– А ты, оказывается, меркантилен, Червячок.

– Жизнь такая! Мне мать надо поменять. Я тебе инфу, а ты мне заэпрувишь покупку новой материнки31. Ну как?

– Согласен.

– Угу. Тогда валяй, формулируй свою юзер-стори32.

– В общем, – замялся Гордин. – Мне нужно… Мне нужно что-то компрометирующее на… на одного человека. На одну…

– На одну человеку? Это ты не на ней обжегся? – Вормин кивнул на забинтованную руку.

У Лехи было уникальное, порой даже пугающее чутье и способность мгновенно выстраивать причинно-следственные связи. Глеб сам подставился, обратившись именно к Вормину, но альтернативы не было. Злобный Червь был лучшим сетевым охотником, не чуждавшимся и хакерства.

– Это не релевантно, – оборвал наметившуюся тему Гордин.

– ОКэ, не релевантно, так не релевантно, – покладисто согласился Леха, убедившийся в правоте своих подозрений. – Как фамилия твоей «человеки»? Кого будешь троллить?

– Корбус. Александра Корбус. 26 лет. Фотограф, победитель конкурса «Best of Russia» этого года. Достаточно?

– Более чем, чувачок, более чем…

– Могу еще номер мобильного дать.

– Не обязательно, но давай для экономии времени.

Гордин продиктовал номер Сашиного телефона.

– И когда будет готово?

– А когда надо? ASAP33? Завтра вечером пойдет? Раньше не могу, – зачем-то начал оправдываться Вормин. – Я подрядился Вовану помочь с его тасками34. А то он чо-то зашился.

***

На следующий день после работы Гордин снова заглянул в Ворминский закуток. Леха оторвался от монитора и улыбнулся хитрой улыбкой хорошо осведомленного человека:

– Ого! Какие люди и без охраны!

– Привет, Червячок. Как там наше дельце? Я тебе вчера заявку на материнку согласовал.

– Ага, я уже новую мать поставил. Улет! Ламборджини вместо Жигулей!

– А мои дела как?

– Твои – хуже, чем мои.

– Что так? – расстроился Гордин.

– Я пошарил… Инфы полно, но эта твоя Корбус – она чистенькая.

– Что, вообще ничего?

– Практически. В общем, конфига такая: она на контракте в Интеройле. Там ее папаша работает. Наверняка, он и пристроил. Но зарплата у нее там чисто символическая. Пособие на бедность. Так что здесь придраться не к чему. А в основном эта подруга фрилансит. Свадьбы-юбилеи. Знаешь, что ее дед – какая-то шишка в фотографии?

– Да, слышал.

– Угу. Живет она на Динамо. Снимает однокомнатную квартирку. Так, дешевка. Адрес в файле с инфой, я тебе на мыло сбросил. С ней обитается один чувак, зовут его Максим Данилин. Бойфренд. Она его часто фоткает как модель. Смотреть будешь?

– Это такой смазливый блондинчик? – догадался Гордин, вспомнив выразительные портреты парня с прозрачными глазами. – Видел я его.

– Па-а-анятно. А на хрена я парился?

– Я сказал, что видел, но не знал, что она с ним спит.

– Ого, расстроился? – снова проинтуичил Леха.

– Я? Из-за чего это?

– Ну, так просто…

– Просто так я не расстраиваюсь!

– И правильно, чувачок, и правильно! – сказал Леха тоном резонера.

– Давай дальше. Кто такой этот Максим? Он женат?

– А на него заказа не было. Я его не прокачивал.

– Согласен, проехали. Еще что-нибудь?

– Еще? С исламскими террористами твоя подруга не связана. Наркотики не употребляет и не распространяет. Шантажом не занимается, в подпольных борделях не подрабатывает. Даже порнуху и ту не снимает. Только легкую эротику. Но о-о-очень красиво! Тебе бы понравилось!

– Если это то, что выставлено на Фликре, то мне уже понравилось.

– Значит, уже видел. Па-а-анятно. Мейлы в ящике самые невинные: по работе, переписка с клиентами, лайки, комменты… Ну и спам, куда ж без него…Чувачок, а на той ее фотке, что на Раше победила, это ведь ты, правда?

Глеб вздрогнул от внезапности вопроса. Очевидно, что в своих поисках Леха не мог не наткнуться на ту злосчастную фотографию, с которой все и началось. И, естественно, узнал Гордина.

– Без комментариев.

– Па-а-анятно. Крутая фотка. Ты из-за нее на эту Корбус наезжаешь?

– Без комментариев.

– Па-а-анятно…

– Что тебе понятно, Червячок?

– Что без комментариев.

– Так неужели совсем ничего? – вернулся к интересующей его теме Глеб.

– Ну, недавно штраф в ГИБДД заплатила – за парковку в неположенном месте. Знаешь, наверное, что у нее – Матиз. Такая косметичка на колесиках.

– Нет, не знал.

– Теперь знаешь. Естественно, налоги с доходов не платит. Это сгодится? Можешь настучать на нее в Налоговую. Контора серьезная, крови много попортит. Если захочет связываться… Бабки-то там не миллионные.

– Нет, это уж слишком. Впутывать в личные разборки государство подло.

– А у тебя с ней личные разборки?

– Без комментариев.

– Слушай, Мегабосс, ты как какой-нибудь пресс-секретарь после того, как гуманитарный конвой случайно бомбанули. Сразу па-анятно, что все правда.

– А ты как журналюга гребанный – к каждому слову вяжешься.

– Ладно, не кипятись, чувачок. Чо бы ты хотел нарыть? – приготовился слушать Леха.

– Идеально было бы, если б она спала с каким-нибудь женатым мужиком.

– Па-а-анятно. Значит, твоя дама с фотографии замужем.

Глебу ничего не оставалось, как промолчать. Про него самого Злобный Червь узнал куда больше, чем про Корбус.

– Когда?

– Что «когда»? – не понял Гордин.

– Когда спала бы? Раньше или щас?

– Сейчас, конечно.

– Не, не катит. Щас она с этим своим блондинчиком. Нет у нее никакого женатого мужика. Есть папа-мама, младший брат, дед знаменитый и этот самый Макс Данилин.

– Ну а что еще может быть? – не хотел отступаться Гордин.

– Без понятия! То, что есть, тебе не нравится, а чево ты хочешь – того нет. Ты вон сам даже не знаешь, куда рыть.

– Не знаю, – вынужденно согласился Глеб. – Ладно, будем считать, что результат отрицательный. Помнишь, что без утечек?

– Угу. Помню, Мегабосс. Хошь, сам поройся.

– Я как-то не по это части.

– Да дело-то плевое! Вон она в сетях торчит. А там народ сам на себя стучит так, что просто мама не горюй. Кто с кем, куда, когда и зачем – все можно узнать.

– Я ее аккаунт на Фликре весь просмотрел, но ничего подходящего не нашел.

– Чувачок, так надо же не в профессиональных сетях, а в тех, что про жизнь. Типа Фейсбука там или В контакте. Чекаешь, чо она сама про себя постит: фотки, блоги. Шаришь, кто у нее во френдах и двигаешь на их аккаунты. Муторно, конечно, но там такие фичи35 можно собрать! Скажем, муж заливает жене, что ездил в командировку, а его любовница постит фотки, как они вместе в Турции жарились. Я бы сам пошарил, но, сам знаешь, у меня щас полный затрах.

– А доступ к ее почте ты мне дашь? И к СМС-кам, Вотсапкам?

– А надо? Дело стремное… Мне-то по фиг, откуда инфу добывать. А ты слегка… м-м-м… старомоден в манерах. Это ж все-таки нарушение прайваси. Могут и наехать. Точно хочешь?

– Хочу, – уперся Глеб. – Она тоже нарушила мои права.

– Значит, будешь мстить. ОКэ, ты – Мегабосс, я исполнитель.

– При чем тут Мегабосс? Я тебя как мужик мужика прошу!

– Убедил. Я тебе все организую. Будешь сам говно добывать. Ежли чо еще понадобится – велкам. Я бы еще монитор обновил.

***

Вот уже который день Гордин не мог забыть о безобразной сцене в кафе. На работе еще как-то удавалось отвлечься. Но как только Глеб переставал думать о текущих бизнес-проблемах, его начинало терзать недовольство собой. Он совершил поступок, которого стыдился. Стоило Глебу прикрыть глаза, и он с отвратительной отчетливостью видел себя в образе слюнявого безумца, напавшего на девчонку. И, пытаясь отделаться от этого мерзкого воспоминания, Гордин морщился, мотал головой, словно отрицая реальность произошедшего, болезненно мычал…

Как он только додумался укусить эту Корбус? Нет, ум тогда был совсем не причем. «Причем» был темный инстинкт, который требовал подмять нахальную соплячку под себя, отыметь, унизить… Наказать за хаос, который та устроила в Гординской жизни. И если бы эта очумелая дикая кошка не привела его в чувство, располосовав руку когтями, еще неизвестно, чем бы все закончилось.

Когда-то в детстве Глебу были свойственны такие импульсивные безумные выходки. В его жилах сливались два постоянно конфликтующих потока крови – жаркая армянская струя, унаследованная от деда по материнской линии, и холодная кровь питерского разлива со стороны отца.

Отец Глеба, инженер по профессии, был человеком рассудка и логики. Но, по известному закону притяжения, женился на полной своей противоположности. Мать, нервная эмоциональная женщина, мечтала о многодетной семье, но из-за проблем по женской части долго не могла забеременеть. Поэтому, когда после нескольких лет лечения, после трех выкидышей, ей наконец-то удалось выносить и родить здорового ребенка, она вложила в него всю свою любовь без остатка. Отныне ее жизнь была посвящена служению маленькому живому идолу.

Гордин-отец, лишенный внимания жены, нашел утешение в работе. Он стал пропадать в цехах и на испытательных стендах, много ездил по командировкам. Но появляясь дома, не мог не замечать, что всепрощающая материнская любовь формирует из сына домашнего монстра. После одной особенно шумной сцены, когда шестилетний Глебка, не желавший закончить игру и идти спать, повалился на пол, извиваясь, крича и топая ногами, отец осознал, что волей-неволей ему придется взять на себя ответственность за исправление дефектов женского воспитания. Тем более, что вскоре сына предстояло отдавать в школу… Так мать была ограничена в правах собственности на сына.

Жизнь Глеба в одночасье переменилась: в ней появились расписания, обязанности, наказания и тягостные разговоры с отцом. Отец не был жесток, но он был строг, требователен и абсолютно неумолим. Глеб не мог поверить, что его желания, бывшие императивами для матери, для отца ничего не значили. Он пробовал применять привычные ему способы протеста – скандалил, плакал, бросался на отца с кулаками –ничего не работало. Гордину-младшему противостоял невозмутимый человек с бесстрастным лицом, который видел сына насквозь и прекрасно знал, как заставить его подчиниться. И даже слезное заступничество матери не помогало: Глеб навсегда был изгнан из младенческого рая вседозволенности.

Примерно год Глеб ненавидел отца. Он упивался мечтой о побеге из дома (вместе с обожаемой мамой, естественно), и о том, как они будут жить в далекой горной Армении, где злой родитель не сможет их отыскать. Но постепенно Глебка притерпелся и к расписаниям, и к обязанностям. Наказания исчезли. Разговоры с отцом стали интересными и поучительными. Незаметно для себя перенимая отцовскую привычку рассуждать и анализировать, Глеб быстро взрослел. И мама гордо улыбалась, когда кто-нибудь из учителей хвалил ее «не по годам развитого мальчика».

Еще через пару лет отец стал для Глеба высшим авторитетом и примером для подражания. Гордин-младший старательно копировал лицом и повадкой отцовскую невозмутимость. Зато матери, с ее неумеренно пылкими проявлениями нежности, он стал стесняться. Хотя и испытывал потребность в ее ласке.

Изредка случались рецидивы, и жаркий темперамент гейзером выплескивался наружу. Так однажды, повздорив с мамой, Глеб в сердцах швырнул об стену банку с черешневым компотом. Та разлетелась сверкающими осколками и лиловыми каплями, засыпав и забрызгав все вокруг. Тогда отец, первый и единственный раз на памяти Глеба, вышел из себя и отвесил сыну тяжелую пощечину. Гнев обычно невозмутимого человека был так страшен, что урок запомнился на всю жизнь.

В период созревания, лет примерно с тринадцати, перед Гординым встала серьезная проблема. Горячий ток крови, подавленный, загнанный глубоко внутрь под панцирь самоконтроля, кипел и бурлил, стремясь выплеснуться наружу. И словно от этого внутреннего жара кожа Глебки стала обрастать густой экзотической растительностью. Волосы чем дальше, тем гуще покрывали его щеки, грудь, руки и ноги, не говоря уж о традиционных местах роста. Гордин ненавидел свою лохматость и частенько недобрым словом поминал армянского дедушку Амаяка. Тот был космат, как Кинг Конг, и шутил, что сама природа позаботилась, чтобы он, нежный теплолюбивый фрукт, не замерз в холодной Москве. Глеб же старательно выстригал, выбривал и запрятывал мятежную растительность под воротники, галстуки и длинные рукава. Он боролся с ней как с проявлением дикости, так же, как подавлял свою нецивилизованную эмоциональность.

Наверное, Гордин слишком передавил себя, потому что в прошлом году страстная половина взбунтовалась. Сначала с ним случилась Анна. Но с ней Глебу удалось сохранить имидж сдержанного человека. Да, он на время утратил контроль над эмоциями, он влюбился. И все-таки ему хватило силы воли, чтобы, не впадая в истерики, достойно уйти, когда Анна отказалась от него.

А теперь стало совсем худо. Несносная Корбус выманила наружу лохматого дикаря. Если б отец стал свидетелем сцены в кафе, то не избежать бы Глебу новой пощечины. Но самым ужасным было то, что Гордин получил от этого даже не удовольствие, нет, наслаждение. Он постоянно вспоминал, как девчонка вдруг затихла в его объятиях и раскрылась. Как ему мучительно хотелось распластать ее мягкое податливое тело по своей груди, вонзиться в него, искусать поцелуями, излиться в него соками. Глеб до сих пор ощущал горчащий вкус табака в ее дыхании, запах влаги на волосах… Но сильнее всего он слышал острый влекущий аромат ее желания. Она хотела его! А он хотел ее. Хотел до боли, до ломоты в гениталиях…

Кто и за что подсунул Глебу эту нахальную соплячку! Она погрузила его в хаос неуправляемых эмоций. Гордин злился, мучился, вожделел, презирал себя… И был готов совершать новые подлости. Мамин сынок, капризный шестилетний мальчик, спрятавшийся где-то на самом донышке Глебовой души, кричал взрослому мужчине: «Это все она, это она виновата! Ты должен ее наказать!».

Гордин снова открыл страничку Саши Корбус с уже знакомой аватаркой. Односторонне освещенное девичье лицо пристально смотрело на Глеба карим глазом и едва заметно улыбалось половинкой пухлых губ. Казалось, девчонка насмехалась над ним. Что ж, он готов принять вызов.

– Напрасно ты так самоуверенно улыбаешься, соплячка! Я с тобой не закончил. Мы еще встретимся!

Глава 11

Апрель 20Х2 г.

– Ну, что у тебя новенького? Ух ты, неплохо! Где это ты такое щелкнула?

Пока в микроволновке разогревался холостяцкий ужин из замороженных продуктов, Гордин сидел за кухонным столом и с интересом разглядывал на экране ноутбука новую работу Корбус. Ежевечернее «общение» с Сашей вошло у Глеба в привычку и скрасило его одинокие вечера.

На фотографии пожилой мужчина стоял на пороге, и стеклянная дверь резала его фигуру пополам. Лысая черепашья голова, вся в возрастных пигментных пятнах, высунулась на улицу и зеркально отразилась назад в витринном стекле. Мужчина смотрел на идущих мимо прохожих, а его перевернутое лицо так же пристально изучало бледное отражение жизни. Словно два мира – реальность и Зазеркалье. И старик, застывший на границе этих миров.

Глеб не переставал удивляться тому, что привычные вещи, увиденные Сашиными глазами и запечатленные ее камерой, представали перед ним совершенно по-новому. Ведь сам он прошел бы мимо обычной уличной сценки, не обратив на нее никакого внимания. Подумаешь, старик стоит в дверях! А теперь, внимательно разглядывая кадр, Гордин невольно задумался о трагической неизбежности перехода в иной мир. «Неужели девчонка сразу видит все эти нюансы? – восхитился Глеб. – Неужели образы складываются у нее в голове за те доли секунды, которые требуются, чтобы сделать снимок? Невероятно!»

Просматривая работы Корбус, Глеб все больше узнавал о ней самой. Она словно приглашала его радоваться или грустить вместе с ней, любоваться прекрасным, смеяться над забавным. Одни фотографии нравились Гордину больше, другие меньше, но интересны были практически все. Посещение «Best of Russia» обогатило его новым взглядом на фотоискусство: он стал обращать внимание на то, чего не замечал раньше – на детали, зашифрованные в изображении смыслы, рифмы и ритмы, которых в Сашиных работах было предостаточно. А иногда вместо изобразительной сложности его покоряла просто запечатленная эмоция. Как, например, в портрете спящего младенца, улыбающегося своим снам. Ну, о чем человечек, проживший на свете всего несколько недель, мог грезить? Чему так счастливо улыбался? Не иначе, как ангелы пели ему колыбельные.

Глебу непременно хотелось «дойти до самой сути»: понять, что именно привлекло Корбус в том или ином сюжете. Как она это увидела? Почему сняла то, что сняла? Почему из массы отснятого материала сочла достойным публикации один конкретный кадр? Почему, в конце концов, она выхватила из толпы его и Анну и почему отправила на конкурс ту самую фотографию… «Осень нашей любви»…

Между тем, выставка на Винзаводе закрылась, и развешанные по городу плакаты, угрожавшие спокойствию Глеба, заменили другой рекламой. Очередной раз пробегая мимо знакомой автобусной остановки, Гордин увидел на стекле анонс гастролей какого-то известного танцовщика фламенко. От ставшего болезненно-привычным образа обнявшихся любовников не осталось и следа.

Глеб послал Анне короткую СМС-ку «Ну как?» и получил такой же короткий ответ «Все в порядке». Неприятная нервная история благополучно завершилась, не причинив никому вреда. Гордин испытал огромное облегчение.

Казалось бы, теперь о мести «безответственной папарацци» Александре Корбус можно было бы забыть. Но Глеб уже не мог остановиться. Он втянулся в виртуальную слежку за девчонкой. Отказ от первоначальных намерений был бы равносилен отрешению от личной жизни и возвращению к скуке унылых одиноких вечеров, спасительно загруженных работой.

Сначала Глеб сознательно распалял свою ярость. Чтобы иметь оправдания для проникновения в частные тайны Александры Корбус. Но очень скоро он перестал нуждаться в оправданиях. Постепенно, день за днем, Глеб сроднился с девчонкой. Так телезрители привязываются к героям ежедневного реалити-шоу. Доступ к чужой почте стал казаться таким же естественным, как лента событий на новостном сайте.

Если б Глеба спросили, зачем он следит за Корбус, зачем читает ее переписку, он заученно ответил бы, что ищет в потоке информации компрометирующие факты. И однажды, когда найдется нечто скандальное, он покажет девчонке на ее собственной шкуре, как оскорбительно чужое вмешательство в личную жизнь. Но, на самом деле, гнев Глеба уже давно остыл, а делать гадости рационально, «по плану», было не в его характере. Он просто втянулся в «параллельную» жизнь. И чем дальше, тем больше Саша нравилась ему. Нравилась ее страстная увлеченность своим делом, ее талант, независимость, искренность. И даже взрывной темперамент, что оставил на Глебовой руке долго незаживающий след, напоминал ему пылкость материнской натуры.

Гордин с удивлением обнаружил, что скучает по девчонке. Однажды он даже позволил себе набрать номер ее мобильного. И пока Саша энергично аллокала в трубку, он слушал виолончель ее голоса, и наслаждался ощущением сконцентрировавшейся в этом миге жизни – ускоренным биением сердца и шумом крови, спешащей по венам.

Но чем больше Глебу нравилась Саша, тем больше раздражало присутствие рядом с ней другого мужчины. Особенно этого смазливого жиголо – Макса Данилина, которого Глеб уничижительно окрестил «Максиком».

Как раз на днях Саша запостила очередной его портрет. На нем блондинчик представал настоящим секс-символом: обнаженным по пояс, с гладким чистым телом, но с выразительной трехдневной щетиной на щеках (у этого красавчика все было выразительно!). Прозрачные глаза, где в серой радужке открывалась глубокая черная скважина зрачка, презрительно изучали Глеба, губы кривились в издевательской ухмылке: «Женщины принадлежат таким, как я!».

Глядя на этот портрет, Глеб едва сдерживал раздражение. Как может ее привлекать этот слащавый жиголо с водянистыми глазами? Да у этого типа на морде написано, кто он такой: эгоистичный, самовлюбленный осел! Нарцисс. Альфонс. Впрочем, какое мне дело, с кем спит эта идиотка? Ее выбор только доказывает, насколько плохо она разбирается в людях (по умолчанию предполагалось, что сам Глеб разбирается хорошо). Но сознание собственного превосходства в понимании человеческой натуры не доставило Гордину радости. Вопреки всяческой логике, он ревновал.

Гордину, начинающему мазохисту, хотелось знать наверняка, какие у Саши отношения с Максиком. Любит ли она его? Или только трахается «для здоровья»? Насколько он хорош в постели? К сожалению Глеба, Корбус не имела привычки вести сетевой дневник…

Почта и СМС-ки также не проясняли ситуацию. Девчонка переписывалась со своим бойфрендом каждый день. Обычно это были два-три сообщения на бытовые темы: «Когда будешь дома?», «Сегодня твоя очередь идти в магазин. Купи курицу гриль, плз», «Вечером я у деда. Можешь присоединиться». В переписке не проявлялось никаких чувств, хотя в конце каждого сообщения торчало неприятное слово «целую». Так любит или не любит?

Был еще странный диалог в СМС-ках с контактом, обозначенным как «Гершвин»:

Гершвин: Как там наш проект? Нашла что-нибудь?

Корбус: Думаю.

Гершвин: Не надумала пристроить своего красавчика в добрые руки?

Корбус: Если надумаю, ты – первая в очереди.

Гершвин: Заберу самовывозом, как только намекнешь. Жду.

Но кто поймет, что они имели в виду? Кто этот «красавчик»? Максик? Или, например, кот? Или вообще бэушный фотоаппарат? Этих женщин не разберешь! Но Глебу хотелось, чтобы речь шла о Максике, о надоевшем Саше Максике, которого хочется поскорее сбыть «в добрые руки».

Помня советы Злобного Червя, Гордин регулярно просматривал аккаунт Данилина на предмет «добычи говна». Многое узнал.

Во-первых, Максик был никчемным раздолбаем. Глеб это понял потому, что не нашел на странице ни одного упоминания о его профессии. А это значило, что либо ее совсем не было, либо она ничего не значила в жизни красавчика. Неужели он жил на содержании? Эта мысль была Гордину и приятна, и отвратительна. Приятна, потому что унижала соперника. И отвратительна, от того, что содержал его не кто-нибудь, а Саша Корбус. Такая проницательная в своих работах и такая безнадежно глупая в жизни. Неужели она его все-таки любит?

Глеб также узнал, что Макс был увлечен идеей майнинга биткоинов, которая активно обсуждалась в сообществе таких же, как и он сам, бездельников. Тех, что мечтает о миллионах, но не способен даже задницу от дивана оторвать. Гордин не поленился прочитать в чате длинную дискуссию, где заинтересованные стороны пришли к неутешительному выводу: золотое время добывать биткоины уже упущено, текущий курс слишком высок, чтобы ожидать дальнейшего роста. И Глеб, обычно равнодушный к далеким от него проблемам финансовых спекуляций, порадовался, что Максик не станет олигархом.