Когда говорит кровь

– Мне это знакомо,– Великий стратиг тяжело вздохнул.– О чем-то похожем доносят почти из всех тагм на севере. И поверьте на слово – у вас еще пустяки. Харвены, особенно эти, из племени червыгов, упрямее, чем мы думали. Забавно, многие из них отказываются верить в свое поражение, хотя на этой земле не осталось крепостей или городов, которые мы не заняли, как и войск или вождей, если не считать беглеца Багара, которых мы не разбили. И все равно они продолжают кусаться. Но ничего, это ненадолго. Вы же искали их следы?

– А то! Искали господин. Много раз искали. И патрули высылали и по сотне человек в лес отправляли и засады устраивали. Вот только без толку все это,– Лиаф огляделся по сторонам и чуть понизил голос, словно боясь, что его услышит кто-то посторонний.– Вы уж простите меня снова, господин, но они в этих лесах каждый сучок и овраг знают, а мы здесь – как слепые котята в тёмной комнате. Шаримся, тыкаемся, а найти ничего не можем.

– Это правда, господин,– подтвердил Скофа.– Местные уж больно хорошо прячутся, и следы заметают как по науке.

– Да просто надо было всех харвенов сразу, как пришли, вырезать. И не было бы никаких проблем,– со злобой произнес Лиаф, стукнув кулаком по ладони.

– Может, тогда вообще все племена надо было под нож пустить? – вмешался в разговор Киран.

– Именно так и надо было.

– Вот так прямо всех?

– Да всех. Всех и каждого, в ком эта дрянная кровь течет. Это же зверье – его пока не убьешь, оно кусаться не перестанет,– глаза Лиафа полыхнули диковатым огнем.– А еще, нужно было все их города и деревни сразу сжигать, а не гарнизоны там ставить.

– А воевали мы тогда за что, Лиаф? За право с важным видом по пепелищу разгуливать?

– Мы мстили! Да и знаешь, мне как то по херу, что с этой глушью будет, лишь бы эти ублюдки нам за каждого погибшего заплатили и больше в остальной Тайлар не совались. Вспомни, как кричал Убар Партария. Как он корчился с кровавой пеной на губах. А знаешь, откуда она взялась? Он откусил себе язык от боли. И орать он перестал лишь после того, как лекарь вбил ему колышек в затылок. А ведь ему было всего-то семнадцать лет. Даже я, которого вы все тут за мелюзгу держите, и того дольше прожил. А Патар Черный? Он же был из одного с тобой города и прослужил, сколько? Девятнадцать лет? Он прошел все битвы, все осады, выжил в каждой, остался цел и ему оставался всего год службы. Только подумай: год, и он бы вернулся домой. В свой город, к своей семье. Он же так хотел увидеть своих братьев, племянников. А теперь он мертв. И умер он не в бою как воин, а от колышка с ядом, который закопал в лесу грязный дикарь. И ты думаешь, я к этому дикарю хоть какие-то чувства кроме ненависти буду испытывать? Да пусть он сдохнет в таких же муках, как Патар Черный. И весь его род, и все его дикарское семя.

Лиаф Щепа резко замолчал и отвернулся. Кулаки паренька то сжимались, то разжимались, а вены на руках вздулись. Скофа вспомнил, что молодой воин частенько выпивал с Убаром по вечерам, а Патар и вовсе однажды спас ему жизнь, вынеся раненного с поля боя.

И не только Лиафу было что вспомнить – Скофа, да и все они, знали каждого погибшего. Кого-то лучше, кого-то хуже, но все они были частью воинского братства. Частью их большой семьи под названием Первая походная кадифарская тагма. И вместе с ними что-то погибло и в сердцах каждого из воинов. Смерть всегда горька, но смерть после победы втрое горше.

– Хватит уже отдыхать, мои воины,– Лико прервал их разговор, поднявшись и отряхнув одежду.– Пора продолжать путь.

В этот раз они шли молча. Тяжёлые мысли и копившаяся с каждым новым шагом усталость отбивали всякое желание разговаривать. Хотя дождь все не начинался, грузные тучи над их головами сходились и прижимались друг к другу, превращаясь в единое серое полотно, которое лишь изредка, словно лезвия, прорезали лучи солнца. И глядя вверх воины невольно ускоряли шаг, совсем не желая попасть под ливень и завязнуть в грязи.

Пройдя еще около версты, они подошли к небольшому холму, вокруг которого изгибалась река.

– Плохое место,– озвучил общие мысли Киран.

– Плохое,– согласился с ним Фолла.– Но идти надо. Так ведь, господин, мы же идем?

Скофа заметил, что глаза полководца сощурились. Он пристально всматривался в лесную полосу, словно надеясь, что-то разглядеть между деревьями.

Местность вокруг и вправду излучала опасность: слева холм, справа густой, пусть и не успевший покрыться зеленью лес, плотно заросший кустарником, а между ними лишь узкая тропинка. Поставь сверху лучников, а в лесу воинов, что атакуют сразу, как жертвы полезут на холм и не то, что семерых, сотню человек можно перебить даже небольшими силами. А харвены всегда любили засады. Вот и Битву на холмах в начале войны они тоже планировали схожим образом – как атаку с двух возвышенностей, пока тайлары будут пересекать низину. Тогда, правда, это закончилось для них разгромом, но и тайлары навсегда запомнили, как мастерски умеют варвары прятаться и использовать рельеф родной земли.

– Вперед,– кивнул Лико, и солдаты навалились на жердь с удвоенными силами.

Все время пока они шли, в лесу царила гробовая тишина. Даже птиц и тех не было слышно, а сами воины хранили молчание, напряженно вслушиваясь и всматриваясь в просветы между деревьями. Скофе все время казалось, что вот еще шаг и лес оживет, превратившись в визжащую толпу дикарей, размахивающую мечами, топорами и дубинами, а вершина холма обрушится на них камнями и стрелами. Такое уже бывало на его памяти. И слишком много добрых солдат погибли вот в таких закутках и на лесных тропках.

Но все их опасения оказались напрасны – лес и холм были пусты и они спокойно прошли нехорошие место. Вот только открывшаяся прямо за поворотом широкая поляна заставила вновь их остановиться.

Прямо перед тайларами возвышался кол, который венчал большой олений череп, раскрашенный синими и зелеными полосами. Его ветвистые рога украшали пестрые ленты, цепочки из разных металлов и высушенные цветы, явно принесённые недавно. Земля вокруг небольшого капища была старательно вытоптана, и украшена камнями, которые расходились спиралью от кола. А еще по всей поляне были видны следы сапог.

– Харвены,– Хмурый Фолла сплюнул под ноги и его рука, словно сама собой легла на рукоять меча.– Будьте начеку. Там, где стоят истуканы, вечно пасется и их паства.

Скофа оглянулся на своего боевого товарища. «Истуканы». Это слово он выбрал не просто так. В знамени все знали, что Фолла – однобожник. Последователь странного учения Лиафа Алавелии, который проповедовал в Арде и Палтарне лет сто назад. Кроме него в тагме таких было, наверное, больше сотни человек, и на их веру уже давно никто не обращал внимания. Хотя формально алавелины и подпадали под действие закона об оскорблении богов, так как отрицали любых божеств, кроме своего, единственного, после падения Ардишей гонения на них прекратились, а в последние лет двадцать их и вовсе оставили в покое. Скофа слышал, что в Старом Тайларе уже чуть ли не целые города следовали пути праведных, и число их росло год от года. Но про Великого стратига поговаривали, что он рьяно чтит двенадцать богов, и в особенности покровителя войны Мифилая.

Но Лико Тайвиш то ли не обратил внимания на это слово, то ли не услышал его. Оставив полозья, молодой полководец вплотную подошел к столбу и сорвал сухую ромашку с рогов черепа оленя.

– Вы говорили, что прочесывали местность вокруг лагеря.

– Так и есть, господин,– чуть смущенно проговорил Киран.– Только дней шесть назад большую вылазку сделали…

– И как же вы пропустили целое капище? – ехидным голосом проговорил раб – Расскажите-ка своему полководцу, воины. Вы хотя бы на версту от стоянки то отходили? Или так, зашли в лесок, подышали еловым воздухом и обратно, к костерку греться и винишко глушить? Так ваша разведка проходила? А может вы и возвращение дикарей пропустили и сейчас они готовят нападение на лагерь? А, гордые воины Великого Тайлара?

– Такая беспечность недопустима,– тихо произнес Лико, растерев между пальцами цветок.

Командир повернулся спиной к поступившим взгляды воинам и пошел вглубь поляны, осматривая землю. Сэгригорн тут же засеменил следом и догнав своего хозяина, зашептал ему что-то на ухо, постоянно кивая в сторону столба. Но молодой Тайвиш вновь отмахнулся от него, и побагровевший раб отошел от своего хозяина, злобно уставившись на воинов.

Скофа огляделся. Судя по всему, не так давно здесь и вправду побывало не меньше дюжины человек. Следы на земле казались свежими, причем были они разных размеров – одни совсем маленькие, явно принадлежавшие детям. Другие чуть больше, оставленные женщинами или подростками и таких было большинство. Но встречались и крупные отпечатки мужских ног.

Воин обошел поляну и подошел к самому краю реки. На том берегу Молчаливой начиналась глухая полоса леса, которая тянулась до самой Мисчеи – границы обжитых харвенами земель. Этот лес тайлары почти не осматривали – слишком уж дик и непроходим он казался для вооруженных отрядов. И все же, они ведь и правда прочесывали берег! И не обнаружили никаких следов варваров. Великие горести, да если бы не попадавшиеся им время от времени ловушки, то и вовсе можно было подумать, что харвены покинули эти места. И вдруг – на тебе. Целое капище, пусть и небольшое, но сооруженное так нагло, прямо у русла реки и совсем недалеко от тайларского лагеря…

Неожиданно боковым зрением Скофа уловил какое-то слабое движение. Примерно в тридцати шагах от него, у самой воды, рос густой кустарник и воин был готов поклясться, что только что его ветки зашевелились. Ветра не было, и даже речная гладь оставалась ровной. Конечно, это могла быть змея или любая другая лесная живность, испугавшаяся появления людей, но какое-то смутное чувство тревоги не давало ему покоя. Двигаясь кругами, словно бы прогуливаясь по берегу, Скофа сократил расстояние, остановившись за десять шагов до небольшого оврага, из которого поднимался куст. Земля, которую воин смог увидеть краем глаза, показалась ему странной – она словно бы бугрилась и немного отличалась от окружающей, хотя из-за густой тени он и не решился бы утверждать наверняка. Сделав еще один небольшой круг, он подошел ближе: сомнений не оставалось, на дне оврага четко просматривался силуэт человека.

Скофа присмотрелся: чужак был невелик ростом, худ, его одежда была полностью вымазана густой грязью, а лицо закрывала маска из коры, за счет чего он и сливался с землей и кустами.

Воин начал медленно разворачиваться, надеясь, что лазутчик не понял, что его заметили. Он уже сделал пару шагов на встречу, как под его сапог попала сухая ветка. Чужак тут же повернулся на хруст и их взгляды пересеклись: хотя Скофе едва увидел его глаза, но сразу понял, что в них кипит жгучая ненависть.

Выхватив короткий бронзовый меч, дикарь вскочил на ноги и с истошным воплем бросился из кустов. Скофа копьем отбил удар, сделал подсечку, от которой варвар рухнул на землю, и вонзил древко ему в горло. Руки лазутчика потянулись было к пробитой шее, из которой толчками вытекала кровь, но почти сразу упали на грудь, так и не дотянувшись до древка.

Вытащив копье, Скофа обернулся и увидел, как у капища завязался бой: не меньше семи харвенов выбежали с воплями из леса и атаковали выстроившихся в квадрат четырех тайларов. Недалеко от них сразу от трех врагов отбивался Лико Тайвиш, а еще чуть дальше, вцепившись в варвара, катался по земле Сэги.

Недолго думая, Скофа бросился на помощь к своему командиру, на бегу метнув копье в одного из врагов. Глаза вновь его не подвели, и древко воткнулось в бедро дикаря, отчего тот упал на одно колено, выронив топор. Увидев это, стратиг тут же сделал рывок к поверженному противнику и одним ударом срубил ему голову. Следом, увернувшись от удара высокого, но тощего, словно жердь варвара, который размахивал большой палицей, он перерубил ноги второму врагу и молниеносным косым движением вспорол ему брюхо.

Подбежав, Скофа бросился на помощь своему командиру. Их последний противник неплохо использовал длину своих рук и палицы. Широкими взмахами он отбивался от тайларов, медленно отступая и не давая им подойти на расстояние удара меча, хотя они и взяли его в клещи, нападая справа и слева.

Неожиданно, во время очередного широкого размаха, Лико поднырнул под правую руку дикаря и полоснул его сначала по колену, а потом по ребрам. Дикарь взвыл и попытался обрушить свою палицу на голову полководца, но Скофа успел ударить его мечом по левой руке, уведя удар в землю, а Лико, обогнув наклонившегося харвена, перерезал ему горло.

– Помоги своим, я к Сэги,– выкрикнул он и побежал к катающемуся по земле клубку сцепившихся тел.

Обернувшись, Скофа увидел, что его братья по оружию начали теснить харвенов: один из нападавших уже лежал без движений на земле, другой отползал, волоча за собой перерубленную ногу и зажимая глубокую рану на животе, а остальные отходили, едва защищаясь от слаженных движений солдат. Бросившись к ним, Скофа с разбегу полоснул мечом одного из харвенов по спине, а еще одного ударом ноги толкнул на копье Мицана. Воины тут же атаковали растерявшихся варваров, расправившись с ними в считанные мгновения.

– Как-то все очень быстро закончилось,– задыхаясь проговорил Киран. После боя он еще не успел восстановить дыхание.

– Подожди, еще не все.– ответил ему Лиаф. Он подошел к уползавшему искалеченному харвену и вонзил тому в затылок копьё.– А вот теперь все.

В этот момент к ним вернулись Лико и Сэги. Под левым глазом раба растекался большой кровоподтек, а костяшки его кулаков оказались сбитыми в кровь. Он тяжело дышал, широко раздувая ноздри, постоянно щурился подбитым глазом и трогал разбитые губы.

– Все целы? – спросил их полководец.

Воины переглянулись между собой.

– Вроде как да господин,– ответил Киран.– И откуда они только появились…

– Вероятно оттуда же, откуда и капище,– мрачно проговорил полководец.– Там в кустах остался лежать один из нападавших. Он жив и, кажется, цел. Притащите его сюда и осмотрите убитых.

Киран и Мицан отправились за пленным, а Скофа, Фолла и Лиаф, начали осматривать тела, но стоило им сорвать берестяную маску с первого же из них, как воины замерли.

– Великие боги… – скривился Скофа.

– Дети,– Фолла сплюнул на землю и приложил сложенные пальцы сначала ко лбу, а потом к губам и сердцу. – Теперь понятно, почему они мертвы, а на нас ни царапины.

Под вырезанными из коры масками оказались искаженные смесью страха и боли лица совсем еще молодых харвенов. Самому младшему из них, вероятно, было не больше десяти, а старший вряд ли прожил в этом мире дольше четырнадцати лет. Даже тот долговязый, что так хорошо отбивался от Скофы и Лико, орудуя своей палицей, оказался всего лишь высоким ребенком. Когда воин сорвал с него маску, то в небо уставились бледно-голубые глаза, в которых застыл ужас.

Скофа проглотил подступивший к горлу комок глядя на лицо мертвого мальчишки. Когда ты сталкиваешься с такими в бою, в толпе врагов, то не обращаешь на них внимания – они лишь частички той массы, что называется «Враг». Часть того, что убьет тебя и твоих друзей, если ты не убьешь его быстрее. Ну, а потом, уже после боя, когда ты натыкаешься на их трупы, всегда можно сказать: «печально, но они пали не от моей руки». Но что можно сказать сейчас? «Я не знал, что убиваю детей»? Вот разве что этим и можно было успокаивать совесть. Ну и вином. Вино всегда хорошо заглушало этот проклятый свербящий голосок внутри. Жаль только, что сейчас его не было. Он с тоской посмотрел на серебряную флягу, висевшую на поясе полководца.

– Вам что их жалко? – изумленно проговорил Лиаф.

– Детей всегда жалко,– ответил Скофа.– Чьи бы они небыли.

– Да вы что! – молодой солдат посмотрел на стратига, словно надеясь найти у него поддержку.– Какие на хер дети, это же гребанный харвенский молодняк. Бешенные дикари, умеющие только убивать и грабить. Если бы они еще хоть немного подросли и научились сражаться, они бы точно убили кого-нибудь из наших! Так что мы благое дело сделали. Да и не такие уж они дети, каждый из нас был примерно одних с ними лет, когда попал в тагму.

– Мы были старше,– тихо проговорил Фолла. Угрюмый воин выглядел растерянным. Его взгляд постоянно скользил по земле ни на чем, не задерживаясь, но каждый раз, когда он падал на лица мертвых варваров, его губы слегка подрагивали.

– И что с того? Они же харвены! Харвены! – не унимался Лиаф.– Свора насильников и убийц, десятилетиями разорявшая наши пограничные земли. Да вспомни хотя бы, что они сотворили с Мицаном. Как изувечили его. Они… они…

– Мертвы,– резко перебил солдата полководец. Лиаф тут же замолчал, проглотив несказанные слова и поник, не смея перечить стратигу.– Впрочем, не все. Что там с избитым Сэги юношей?

– В отключке он, господин,– проговорил Мицан. Они с Кираном как раз подтащили пленного к капищу.– Вы уж простите, но и зверюга же ваш раб. Так паренька отделал, что почти живого места не осталось. Даже и не знаю, очухается или так помрет…

– Будем надеяться, что он все же выживет. Попробуйте привести его в чувства: надо узнать кто они и откуда. Все это смахивает на разведку. Пусть и бездарную.

– Слушаюсь, господин.

Киран сбегал к реке за водой, и они вместе с Мицаном начали приводить паренька в чувства, поливая его и хлестая по щекам. Фолла же пошел к дальнему трупу и притащил его к капищу, уложив под столбом. Следом за ним он притащил еще один труп, и уже было направился за третьим, как его окрикнул Лиаф:

– Ты чего это делаешь?

– Хочу их хоть как-нибудь похоронить.

– Да брось ты эту падаль. Пусть лучше звери поедят. Хоть какой-то будет прок от этой дикарской мерзости.

– Не по-людски это так мертвых бросать.

– Они наши враги.

– И что с того? Все равно люди.

– Ааарр, великие горести и проклятья! Как же ты упрям Фолла,– лицо молодого воина исказила гримаса злобы.– Неужели ты думаешь, что они стали бы тебя хоронить? Да они бы просто бросили твое тело, а может еще и надругались. Не забыл, как выглядит кровяное дерево? Помнишь, как на ветках развешивали кишки, кожу и отрубленные конечности?

–А мне не важно, что другие делают или сделали бы. Важно лишь что я делаю. И сейчас я делаю то, что верно.

– Ну-ну. Расскажешь потом о своей доброте харвенам, когда тебя на части разбирать будут.

–А я о ней богу расскажу. Ему, а не тебе меня судить,– тихо проговорил он, уставившись немигающим взглядом на Лиафа. Тот поежился, но глаз не отвел. Несколько мгновений они стояли друг напротив друга, пока молодой не дрогнул и не махнул рукой.

– А, разорви тебя гарпии! Делай что хочешь.

Пока Фолла стаскивал и укладывал трупы, Мицану с Кираном удалось привести паренька в чувства. Когда к нему подошли Лико с Сэги, он сидел, обхватив колени и уставившись в землю.

Скофа пригляделся к пленнику: как и остальные харвены, тот был одет в болотного цвета рубаху и штаны, причем одежда явно была ему велика и висела на его костлявом теле, словно на огородном пугале. Губы его были разбиты, нос опух, остриженные под горшок русые волосы были изляпаны грязью, щеки впали, скулы заострились, нос был чуть вздернут кверху, а левая бровь располагалась чуть выше правой. Обычный харвенский паренек. Вот только его голубые глаза, непривычно яркие для его народа, светились жгучей ненавистью.

Полководец присел рядом с ним и внимательно посмотрел на пленника. Тот поднял голову и их глаза встретились.

– Взгляд полный злобы, но не страха… Сэги, будешь переводить ему мои слова.

– Как прикажете, хозяин.

– Скофа, подойди сюда.

– Да господин.

– Возьми нашего пленника и держи его покрепче. А ты, Лиаф,– отрежь ему левый мизинец.

– С радостью, господин,– со злорадной улыбкой произнес юный солдат.

Скофа подошел к пленнику и крепко схватил его, прижав левую ладонь к земле коленом. Лиаф вытащил меч и одним быстрым движением отрубил тому палец. Парень взвизгнул, дернулся, но крепкие руки воина удержали его на месте. Он завыл, словно собака, а из его глаз хлынули слезы.

Подождав немного, Скофа выпустил пленника и тот сразу же прижал изувеченную руку к груди.

– Переведи ему Сэги,– вновь заговорил Лико.– Надеюсь, теперь ты понял, что мы не будем с тобой шутить. Правила нашего разговора будут очень простыми – я задаю тебе вопрос – ты отвечаешь. Если ты промолчишь – лишишься пальца. Если будешь грубить – лишишься пальца. Если мне покажется, что ты соврал – лишишься пальца. Ну а если ответишь на все мои вопросы правильно и честно, то останешься живым и целым. Тебе все понятно?

Пока раб переводил слова полководца, парень сидел раскачиваясь и тихо поскуливая, постоянно вытирая рукавом слезы. Казалось, что он и не слышит, что говорит ему Сэги на этом грубом, шипящем языке, но стоило рабу замолчать, как харвен судорожно закивал головой, соглашаясь с озвученными правилами.

– Хорошо. Тогда начнем. Как твоё имя?

– Гьяр,– проговорил харвен. Хотя слезы и перестали течь из его глаз, губы по-прежнему дрожали, выдавая с трудом скрываемые боль и страх.

–Вы из людей воеводы Багара Багряного?

Пленник кивнул.

– Вы ушли за реку к валринам?

Парень закивал еще сильнее.

– Ты и остальные разведчики. Где ваше войско? Вы хотите пересечь реку?

Парень выслушал раба и замялся, растерянно озираясь. Было видно, что внутри него борется страх перед болью и нежелание предавать свой народ и своего вожака.

Лико посмотрел на него пристально, словно пробираясь взглядом под кожу и произнес негромко, но с нажимом.

– Лиаф, руби ему палец.

Воин потянулся к мечу. Увидев это, паренёк дернулся, словно бы в лицо ему плеснули кипятком, и вновь зарыдав, затараторил с бешеной скоростью, постоянно поглядывая то на лежащую, на рукояти меча руку своего палача, то на обрубок пальца.

Сэги слушал его с явным интересом. Брови раба то и дело удивленно поднимались вверх, а парой разбитые губы кривились в довольной ухмылке, словно в словах пленника он находил подтверждение собственных мыслей.

– Ну, если быть кратким, хозяин, то вместе с Багаром Мисчею пересекли две тысячи человек. Правда воинов из них меньше половины. Вожди валринов поначалу дали им всем приют, но потом заявили, что примут только женщин и детей, а все мужчины способные держать меч должны уйти. Вот Багряный и решил вместе с остатками своего войска вернуться на родную землю и попытать удачу, напав на какой-нибудь лагерь или гарнизон. Кажется, он надеется так спровоцировать своих сородичей на восстание.

– Сколько точно у него человек и когда он планирует пересечь реку?

– Примерно девятьсот,– перевел паренька раб.– Они вовсю готовятся к переправе и хотят этой ночью вернуться на эту сторону Мисчеи. Оказывается эти дураки,– раб кивнул на трупы разведчиков.– Специально решили возвести капище, чтобы Рогатый бог увидел своих сыновей и помог им в битве.

– Где именно готовится высадка?

– Немного восточнее этого места, в лесах междуречья. Точнее он не может сказать, так как сам не знает – их отряд уже четыре дня как тут.

– Он что-нибудь слышал про других харвенских воевод?

– Говорит, будто бы на востоке несколько сотен перешли к кимранумам, но что с ними стало он не знает. Кимранумы не клавринских кровей, родства с ними у харвенов нет. Если позволите, хозяин, то хотел бы заметить, что кимранумы точно не дали бы убежища. Скорее они обратят пришлых в рабов или принесут их в жертву своей Великой волчице.

– Спроси, что они должны были делать, кроме возведения капищ.

– Только следить за нашими войсками и патрулями и если что, сообщить своим.

– Есть ли другие отряды разведчиков?

Парень замотал головой.

– Точно?

Он судорожно закивал, косясь на меч Лиафа.

– Он говорит, что у вождя каждый воин на счету. Тем более им помогали местные – тут в лесах было три десятка харвенов, но день назад они ушли, чтобы присоединиться к Багару.

Лико задумчиво почесал бороду. Несколько минут он молчал, явно обдумывая слова пленника, а потом встал, распрямил плечи и проговорил, обращаясь уже к воинам.

– Нам нужно как можно скорее дойти до лагеря, солдаты. Быка придется бросить, а вот пленника мы возьмем с собой. Я обещал ему жизнь и не намерен нарушать свое слово.

Скофа с болью посмотрел на тушу животного и сглотнул наполнившую рот слюну. Лифарта… пави… абвенори. Все его мечты о вкусной горячей трапезе, состоящей не только из ячменной каши с солониной, только что пошли прахом.

Но командир был прав – им нужно было оказаться в лагере как можно быстрее, чтобы дать войскам время подготовиться к бою. Возможно последнему бою этой войны, ведь только с победой над Багаром Багряным, последним не сложившим оружия вождем варваров, можно будет поставить точку в истории северных племен.

Он сплюнул со злобой и досадой и, подойдя к пленнику, сначала перевязал ему раненую руку, а потом крепко связал веревкой. Сопротивления парень не оказывал и лишь смотрел в сторону капища, что-то тихо бормоча одними губами.