bannerbanner
Опыты литературной инженерии. Книга 1
Опыты литературной инженерии. Книга 1

Полная версия

Опыты литературной инженерии. Книга 1

Язык: Русский
Год издания: 2021
Добавлена:
Серия «Библиотека классической и современной прозы»
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
9 из 12

За кристаллами граната и звездами астрофиллита он мчался на Кольский полуостров, не обращая внимания на сезон и погоду. Там, поедаемый летающими кровососущими, в нужде и в сырости копал траншеи и просеивал тонны породы на самодельном сите, сооруженном из панцирной сетки кровати. Благородный лазурит он добывал в заброшенных копях на западном берегу озера Байкал, где его (друга моего друга) тоже кто-то охотно ел и, возможно, даже пил. С далеких Командорских островов он привез и выставил в домашнем музее сказочной красоты сердоликовые гальки, которые вылавливал из ручьев голыми руками, стынущими до временного паралича от ледяной воды. А на неласковых пустошах плато Путорана на Полярном Урале нашел нефрит нежного зеленого цвета, напоминающего кожуру яблок сорта Семеренко. Уж там-то было вовсе отвратительно в смысле погоды и длины маршрутов. Под конец экспедиции в совершенно безлюдном районе у них кто-то стащил резиновую надувную лодку. До ближайшей воды было метров пятьдесят, и предположить, что лодку смыло случайной волной, участники экспедиции как-то не отважились. Потерю из-за безысходности списали на аборигена – босяка-медведя.

Обратите внимание: незаметно в подвале дома друга моего друга появился персональный минералогический музей высшей пробы!

Где холодно и мокро, где боязно и неуютно, обязательно должен присутствовать компонент, компенсирующий тяготы и неудобства. У него разные названия, в зависимости от ведомственной принадлежности, географии региона, профессии владельца и широты кругозора. Химическая формула у него остается единой даже для тех, кто относительно нас пребывает в положении «вверх ногами» – то есть американцев. И это первостепенный вопрос научной важности: как при такой ориентации компонент сам собой не выливается из бутылки?

Целенаправленные рысканья по белу свету однажды привели друга моего друга в аэропорт города Минеральные Воды, откуда он намеревался отбыть, отягченный образцами парчовой яшмы, добытой на медном руднике в поселке Уруп. Эта поездка была весьма удачной в смысле количества и качества трофеев, но оказалась до обидного комфортабельной. Ни тебе комаров, ни медведей. До Урупа друг моего друга добрался на автобусе, в шахту рудника не спускался, а яшму приобрел по сходной цене у местного коллекционера. Весь походный скарб, который по привычке друг моего друга тащил на себе в рюкзаке, остался невостребованным. Среди прочего в нем находился известный компонент, приобретенный уже на гостеприимной земле Кавказа. Его формула ничем не отличалась от аналогичной американской или камчатской, а также от Ялтинской или Иркутской, но выделялась в лучшую сторону ароматом винограда сорта Изабелла и благозвучным местным названием чача. До условного дня «Д» и часа «Ч», когда наступал именно его час, компонент пребывал в стеклянной таре емкостью 1 л, залитый для конспирации в бутылку из-под неаппетитного мартини. Знайте и запоминайте: во всем мире на вопрос: «Сколько будет десять раз по сто граммов?» отвечают: «Один килограмм». И только у нас: «Один литр».

В аэропорту города Минеральные Воды на друга моего друга напали угрюмые культовые служители безопасности воздушных перевозок. Сначала они цеплялись к образцам яшмы, не желая признавать их простыми камнями и пытаясь разглядеть или унюхать в них признаки взрывчатого вещества. Потом подошла очередь чачи. Образцы яшмы другу моего друга удалось отстоять, а вот чача была безапелляционно признана веществом, запрещенным для перевозки воздушным транспортом и, само собой, подлежала немедленной конфискации. На работников службы безопасности авиаперевозок, разъяренных неудачей с яшмой, не подействовали никакие уговоры.

К тому времени друг моего друга уже добрых пять лет мотался по самым занюханным аэропортам страны, всего навидался, наслушался и ко всему притерпелся. У него и в мыслях не промелькнуло отдавать без боя драгоценный продукт с ароматом винограда сорта Изабелла. Благо время позволяло, он добровольно приостановил регистрацию на свой рейс, вышел из здания аэровокзала и деловито осмотрелся. В его планы входило посещение этих мест в ближайшие год-два: в ущелье реки Даут, в заброшенных геологических штольнях, как рассказывали знатоки, появились наросты молодого малахита, которые по красоте оставили за собой не то что малахит Урала, но даже всемирно известный малахит из Республики Заир, что в экваториальной Африке. Для надежного обеспечения будущей экспедиции и для сбережения компонента друг моего друга решил создать «депо» или, по терминологии туристов, «заброску». На языке сыскарей, пограничников и служебных собак – «закладку» или «схрон».

Опытным глазом оценив возможности окружающего пейзажа, друг моего друга выбрал метрах в ста пятидесяти от аэропорта приметное дерево, стоящее среди кустов и не привлекающее нездорового внимания. Вокруг дерева не было оскорбительных следов пребывания авиапассажиров. Друг моего друга быстро выкопал перочинным ножом соответствующую замыслу ямку и надежно упрятал в ней драгоценную бутылку с лживой этикеткой «Мартини». Таким образом в непосредственной близости к аэропорту города Минеральные Воды был заложен самый настоящий клад. Хочу заметить, что упомянутый перочинный нож у него все же отобрали при повторной попытке регистрации.

Через два года основатель, закладчик и владелец клада вновь оказался в Минеральных Водах. На этот раз он приехал туда на автомобиле, но, помня о схроне, решил наведаться к заветному дереву и изъять клад для дальнейшего использования по прямому назначению.

Прибыв к месту заложения клада, друг моего друга слегка охренел: кому-то в местную больную голову пришла идея провести в окрестностях аэропорта мероприятия по благоустройству. В результате произведенных действий мало-мало чего посадили, но весьма много чего выкорчевали. На тридцатой секунде обозрения местности стало понятно, что надо срочно идти искать новый источник приобретения ароматной чачи. Двадцать девять предыдущих секунд были потрачены на высказывания вслух впечатлений от увиденного, которые в силу лексического совершенства не могут быть здесь приведены. Не дай бог кто-нибудь ими воспользуется в корыстных целях!

Если бы на этом история с другом моего друга, минералогией и кладом закончилась, не стоило бы и затевать рассказ. Но впереди был еще один достойный эпизод.

На металлургическом заводе в городе Электросталь, где нет даже занюханного аэропорта, в качестве шихты при плавке металла использовали минерал флюорит. Для металлургов это был вспомогательный компонент, внешне похожий на зеленое бутылочное стекло, и не более того. А для собирателей минералов флюорит еще и экспонат, тем более, что среди тусклой массы шихты редко, но встречаются образцы ювелирной ценности.

Давным-давно в той же Электростали, на территории металлургического завода проводил какие-то инженерно-геологические работы тот самый мой друг-геолог, у которого друг – новый русский коллекционер. И вот по прошествии сорока лет на званом обеде у своего друга мой друг вдруг неожиданно вспоминает про этот флюорит. Совсем некстати. Скажем так: ни к селу ни к городу Электростали. Обед тут же закончился и превратился в сборы. Для флюорита была подготовлена одноколесная тачка и упаковочные веревки, так как друг, на чужую беду, вспомнил что присмотрел в свое время глыбу флюорита весом килограммов под сорок, перекатил ее за железнодорожное полотно и спрятал в канаве. Вы представляете, что это такое – глыба флюорита весом сорок килограммов?

От места, где так хорошо начинался обед, до города с флюоритовым кладом около тридцати километров. До конца рабочего дня друзья прибыли к месту дислокации и занялись поиском завода, железнодорожного пути и прилежащей к нему канавы. По ходу поисков выяснилось, что место, на котором, по воспоминаниям друга, находились гаражи, теперь застроено чем-то другим и основательным. Железная дорога как ориентир тоже исчезла, так как огромный когда-то завод сократился до размеров двух еле теплящихся цехов и в железнодорожном транспорте не нуждался. Канава, если и была, то ее следовало бы поискать прямо на месте, но доступ к нему был надежно перекрыт заборами той же застройки.

Стоя у щели в заборе, мой друг и друг моего друга поочередно пытались найти признаки столь желанной канавы.

Из криво сколоченной будки при закрытых железных воротах вывалилась толстая баба с красным, видимо, от непогоды, лицом и стала активно пресекать попытки друзей разглядеть что-то для себя полезное через щель в заборе. Мой друг, имея интеллигентную наружность, подтвержденную седой профессорской бородкой, начал что-то невразумительно врать-лепетать про внучку, которая-де где-то учится, и ей позарез нужны образцы шихты, которой, как он помнит, полстолетия назад здесь лежали горы.

– Знать ничего не знаю, – вопила баба, порываясь достать из угла будки увесистую палку. – Убирайтесь с казенной территории, алкаши недопитые, а то сейчас же вызову полицию!

Уж кем-кем, но недопитыми алкашами друзья сроду не были, поэтому убойной формулировкой бдительной бабы были сражены наповал и вынуждены отступить, не теряя достоинства.

Легко можно догадаться, что страсть коллекционера, любителя минералов и приключений у друга моего друга осталась неудовлетворенной и требовала немедленных действий, именуемых военными как «глубокий обход». Друзья сели в «тойоту», в багажнике которой в ожидании добычи притаилась тачка, и отбыли сначала на юг, потом на восток, а уж потом на север, по кривой колее в лесопосадке, вдоль когда-то существовавшей железнодорожной ветки.

Вдоль берез и ракит, через лужи и колдобины им удалось продвинуться в верном направлении почти на километр. Мой друг непрерывно умственно напрягался, вызывая из памяти картины далекого буйного прошлого, когда, по его утверждению, флюорит можно было таскать с завода хоть тоннами. Сейчас от слабых признаков канавы друзей отделяли фрагменты изгороди из проржавевшей, черной колючей проволоки, неопрятными клочьями свисавших со скособоченных деревянных опор.

К общему счастью, в голове моего друга какие-то важные ориентиры сошлись. «Тойота» остановилась, и из нее была выгружена тачка, истомившаяся в ожидании. С позиции в облезлом ивняке наблюдалась та самая зловещая будка, где притаилась, возможно, нетрезвая баба. Сорок лет для настоящего геолога-поисковика вовсе не помеха. Память точная, как швейцарский хронометр, а глаз востер, как теодолит первого класса. Друг моего друга, шествуя за моим другом, решительно проталкивал тачку через кусты, осыпая с них последние осенние листочки.

Вот она – глыба флюорита! Сине-зеленая, укутанная в мох, которую за сорок лет и черт не взял! В восторге от увиденного коллекционер решил удивить самого себя кавалерийским наскоком: ухватил глыбу в одиночку, оттеснив моего друга в сторону пустой тачки. Но попытка оказалась выше его человеческих возможностей. Мой друг суетился сбоку, натыкаясь на острые углы тачки и наконец, выведенный из себя необъяснимым эгоизмом коллекционера, задал вопрос напрямую:

– Так тебе помочь или не мешать?

Еще через минут десять, на раз-два друзья погрузили холодную глыбу в тачку и в четыре руки покатили одноколесный экипаж к машине. Более значительные усилия потребовались, чтобы загрузить драгоценный минерал в багажник. В завершение операции флюорит накрыли старым пледом, а потом и тачкой.

Ополоснув руки в ближайшей холодной луже, друзья уселись в машину, и рука друга моего друга повернула ключ зажигания. Но тут нелегкая судьба кладоискателей привычно повернулась к ним тем местом … Как бы это помягче выразиться? По колее, где полчаса назад проехала «тойота», приближался полицейский уазик, испоганивая настроение включенными сиреной и мигалкой. Не было сомнений, что стражи порядка направляются именно к ним.

– Что воруем? – холодно и с любопытством осведомился полноватый белобрысый лейтенант после того, как официально представился.

– Ничего, – в унисон ответили друзья.

– Тогда проедем с нами в отделение для досмотра машины, как положено, с понятыми и составлением протокола. А, может, для начала вы все-таки признаетесь?

– В чем? – искренне и в унисон удивились оба друга.

– В воровстве, – участливо подсказал лейтенант. – В воровстве еще не знаю чего с охраняемой территории.

– Да вы что, уважаемый, – возмутился мой друг. – Какое воровство? Какая охраняемая территория? Да, когда-то охраняемая, а теперь, сами посмотрите … Тут я когда-то оставил флюорит, теперь вот заехал за ним.

– Что оставили? – полюбопытствовал лейтенант. – И когда? Когда территория была охраняемой? Значит, воруем? Поехали в отделение, там все объясните, напишите, а начальство примет решение, задерживать вас или не задерживать.

– Что значит – «задерживать»? – возмутился друг моего друга. – Вы же взрослый человек и должны разбираться в обстановке. С чего это вы решили, что мы что-то воруем?

– У нас прошел вызов. Вызвала охранница территории. Это заводская площадка, копровый цех.

– Вот гадюка! – не сдержался мой друг. – Хотите посмотреть, что мы положили в багажник? Пожалуйста, сами оцените «масштаб преступления».

Лейтенант охотно подошел к «тойоте» и заглянул в багажник.

– Это что у вас?

– Флюорит.

– А зачем под тряпкой и тачкой прячете?

– Ничего мы не прячем. Он же хрупкий, чтоб не побился, укутали вот. А тачкой прикрыли – куда же ее девать, тачку эту?

– А что делают из этого вашего… флю…?

– Да ничего. Его добавляли как флюс во время плавки стали. Для снижения температуры расплава. Теперь сталь не плавят, вот он никому и не нужен. Хотите, пройдем по той площадке, там его осколков тонны валяются!

– А вам он зачем?

– Я камни собираю, – вышел из-за спины моего друга его друг. – У меня коллекция. Сейчас дам адрес, приезжайте, полюбуйтесь.

– И все ворованное? – продолжил гнуть свое лейтенант.

– Господь с вами! – возмутился друг моего друга. – Что своими руками добытое, что приобретенное.

– Где приобретенное? С рук?

– Да что вы, – вмешался мой друг, – в Москве и в других городах сотни магазинов, где продают камни для любителей.

– Так вы, значит, любители?

– Конечно. А то с чего бы мы возили камни в багажнике?

Лейтенант слегка замялся и на глазах начал терять прежнюю уверенность и суровость.

– Похоже, охранница выпивши была, – в раздумье произнес он. – Ее тоже понять можно. На службе ведь.

– Пить на службе совсем не хорошо, – со значением сказал мой друг, поджав профессорскую бородку, – Вот после службы – милое дело! У нас тут на аварийный случай малость припасено огненной водицы. Называется «Посольская». Точно знаю, что никакого вреда, кроме пользы, организму не приносит. Испытанное противогриппозное средство. Лучше всякой прививки. Особенно с солью и перцем. Мы ведь сейчас устремимся домой, в тепло. А вам на службе такой боезапас может пригодиться. Возьмите, пожалуйста, для сезонной профилактики. Сейчас самое время. Вон, ваш напарник за рулем совсем скис. Что, печка в уазике не греет?

– Да еще с лета не работает. У нас это обычное дело. Говори не говори, а пока сами не починим за свои деньги, черта лысого кто из начальства пошевелится!

– Хорошего окончания дежурства, мужики! До свидания!

Уазик без мигающих огней и сирены попрыгал по колее в направлении асфальта. За ним, мягко переваливаясь на кочках и расплескивая мутные лужи, покатилась вольная «тойота» с флюоритом и тачкой в багажнике.

Великий охотник

– Я добрался сюда, не считая погоды! В такую погоду даже собаки не летают. То есть хозяйские собаки. Я вам хочу сказать, что это не погода, а дрянь! И ни один хозяин, собака его дери, носа на улицу не покажет! Даже если погода!

Он сидел на краю вьючного ящика, изображавшего стул, безуспешно пытаясь свалиться на пол. Какая-то невидимая сила удерживала его на грани падения, но не допускала катастрофы. Все сразу поняли – перед ними счастливчик!

Несколько несвязная речь после двух стаканов водки все же донесла до слушателей суть заявления, не расплескав его по дороге: новый геолог прибыл сюда не для работы, а исключительно с целью добыть медведя. Как позже стало известно, в школе и в институте у него была занятная кличка непонятного происхождения – Арчибальд Австрийский. В первозданном виде он был Виктор Авдотьин.

Этот самый Арчибальд, вернее, Виктор, привез с собой в экспедицию совершенно ужасное орудие убийства, упрятанное в жесткий кожаный кейс, наподобие скрипичного футляра. На красном бархате прикрытое тряпочкой того же материала и цвета красовалось вороненое чудовище смертоносного калибра. Камуфлированный пластмассовый приклад демонстрировал устойчивость против температурной деформации. Особый оптический прицел с переменным фокусным расстоянием позволял разглядеть и пристрелить блоху с полукилометровой дистанции. Но, по словам Арчибальда, главным достоинством чудо-мушкета была необычайная чувствительность спускового механизма.

– Это дело называется «шнеллерный спуск», – поучал геологов Арчибальд, любовно поглаживая приклад особой шершавости. – Стоит медведю хоть на секунду появиться на шпеньке прицела, я делаю микродвижение кончиком пальца, и медведю трындец! Короче говоря, каюк! Учитывая, что перед этим я замерил скорость ветра вот таким американским компьютерным анемометром, просчитал поправки на влажность и рельеф, задержал дыхание и выстрелил точно в паузе между двумя ударами сердца.

Прошло около недели. Медвежьи следы часто встречались в долинах рек, что не давало угаснуть охотничьему темпераменту псевдогеолога. Настоящие геологи ходили в дальние маршруты и усердно таскали тяжеленные рюкзаки, набитые образцами. А господин Авдотьин не носил ничего, кроме своего ремингтона, лазерного бинокля-дальномера, компьютерного анемометра и увесистого бутерброда, завернутого в полный разворот «Аргументов и фактов». Это начало раздражать сначала рядовых землепроходцев, а потом и начальника партии.

– Виктор, хм, Николаевич, – как-то вечером пробурчал начальник, не отрывая глаз от окуляров бинокулярного микроскопа, – у нас остаются не покрытыми два полигона… Как раз те, что поручены вам… Медведь-медведем, но через месяц конец полевого сезона, и мне придется отчитываться за работу партии…

Арчибальд и ухом не повел. Он только что тщательно оросил тяжелые вороненые железки специальным аэрозольным составом, на баллончике с которым стояла надпись: «Баллистол». И теперь был по уши занят пропихиванием шомпола в ствол винтовки.

Молодые геологи глухо зароптали:

– На черта нам медведь? Слава богу, тушенки пока хватает! А левый борт притока речки Шугор до сих пор не описан! Там рудные вкрапления… Нам одним, что ли, горбатиться и каменюки таскать? Дайте, Марлен Вильевич, Арчибальду коллектора, раз он со своей фузеей расстаться не может! У нас же планшет не стыкуется!

– Завтра, Виктор Николаевич, извольте на Шугор, – сменил тон начальник, – на левый берег притока! Уточните, пожалуйста, маршрут и, если можно, оставьте ружье хотя бы на день в лагере.

– Это, как вы выразились, «ружье», – холодно отозвался со своей скамейки потенциальный промысловик-добытчик Авдотьин, – сто́ит столько, что всей вашей зарплаты за год не хватит, чтобы расплатиться за него в случае пропажи.

– Хорошо, – нехотя, согласился начальник, – черт с вами, берите ружье с собой. Но образцы с обнажений левого борта притока Шугора должны быть представлены в полном объеме.

Молодой геолог, оценивший ситуацию, рассказал анекдот:

– По Кавказским горам идут четверо мужиков и тащат на палке убитого медведя. У аула их встречает местный цивилизованный житель:

«– Вах, какой большой медведь! Убили? Наверное, гризли?

– Нет, из ружья застрелили!»

Медведь, на его медвежье счастье, пока не попался на глаза Арчибальду Австрийскому. Пасся где-то в сторонке от маршрутов неутомимого киллера и не подозревал о нависшей смертельной угрозе. За всю кампанию Арчибальд не произвел ни одного выстрела, но ежедневно опрыскивал свой арсенал «Баллистолом» и протирал специальными тряпочками, не оставляющими ворс на металле. Сначала на ритуал протирки оружия сходились заинтересованные зрители. Потом эта процедура всем надоела и превратилась в рутину, от которой лишь один человек получал истинное удовольствие – сам охотник.

Комарьё в тот день сдуло бодрым ветром. Было не холодно и не жарко: самая благодать для длинного маршрута по увалам северного Урала. Четыре геолога возвращались на базу. Пологий спуск по скудным травам водораздела не утомлял и давал возможность полюбоваться красивой поймой реки, которая справа внизу сверкала на солнце игривой змейкой. Трава в пойме была изумрудно-зеленой и сочной. Изредка встречались группы низких кустов, которые дополняли и украшали общую мирную картину. Неожиданный изгиб долины открыл новый вид, который заставил геологов остановиться в изумлении.

Вниз по течению реки, в том же направлении к базе двигалась человеческая фигурка. По крадущейся походке и длинному ружью, изготовленному к бою, геологи тотчас же опознали Арчибальда Авдотьина, занятого поисками неуловимого медведя.

– Дай-ка бинокль, Шурик, – попросил один из геологов коллектора. – Так и есть, с пустым рюкзаком идет, зараза! – с досадой сплюнул он на землю. – Значит, завтра на Шугор идти нам. Без образцов оттуда начальник никого в покое не оставит!

– Смотрите, смотрите, медведь! – возбужденно зашептал коллектор Шурик, указывая рукой вперед, по пути следования Виктора Австрийского.

Действительно, навстречу своей верной гибели не спеша брел по своим медвежьим делам большой медведь, сверху казавшийся совершенно черным. Ни медведь, ни охотник пока не видели друг друга. Их разделяли кусты. Расстояние между участниками будущей драмы постепенно сокращалось. Геологи сбросили рюкзаки и уселись на них, как в ложе театра, в предвкушении сцены единоборства. Коллектор Шурик, кстати, вспомнил, что имя Виктор переводится как «победитель».

Медведь и охотник начали обходить последнюю маленькую куртину одновременно с одной стороны. Больше всего геологи опасались, что их пути на этом решающем этапе разойдутся. Слава богу, этого не произошло.

Последний поворот – и медведь, и безжалостный убийца сошлись буквально нос к носу. Зрители напряглись, ожидая увидеть облачко дыма и рухнувшего наземь бездыханного зверя. А уже потом услышать звук далекого выстрела.

Ничего подобного не произошло. Охотник вдруг выронил ружье и упал на четвереньки. Потрясенный медведь, наоборот, встал на дыбы и задрал обе лапы кверху. Наверное, решил сдаться в плен без боя. Бравый охотник начал быстро и энергично прыгать вперед и назад на четвереньках, заставляя медведя беспомощно пятиться. Через пару секунд медведь не выдержал натиска, оперся на все четыре лапы, и бросился наутек, смешно подбрасывая зад и опасаясь оглянуться.

Только теперь до геологов донеслись звуки отчаянного собачьего лая. Вначале они даже не сообразили, что это лает не собака, а сообразительный Арчибальд, изображающий охотничьего пса. Геологи дружно захохотали. Такого финала драмы не ожидал никто. Вытирая глаза от слез, они помаленьку начинали соображать, что внизу творится что-то не совсем благополучное. И пора принимать экстренные меры: собака-Виктор продолжал захлебываться лаем и уже стал подвывать, что совсем нетипично для охотничьей породы.

Забыв про рюкзаки, геологи бросились вниз по склону и в короткое время прибыли к месту несостоявшейся трагедии. Арчибальд настолько вжился в образ, что никак не унимался, а истерически лаял и продолжал скакать на четвереньках с налитыми кровью глазами и пеной у рта. Вырванная с корнем трава свидетельствовала о недюжинной силе его когтей. Горе было бы медведю, попади он в эти безжалостные лапы!

Кое-как охотника Австрийского успокоили, отпоили водой из фляжки. Подобрали и принесли засыпанное мокрой землей грозное оружие. Изредка Арчибальд еще дергался, потом затих и уснул на чьей-то расстеленной куртке. Геологи сходили наверх за рюкзаками и возвратились в долину. Некоторое время они сидели рядом со спящим, сочувственно вздыхали и качали головами. Потом Арчибальда Австрийского разбудили и помогли добраться своим ходом до базы.

На следующий день задул северный ветер и разразился дождь. Лагерные собаки, как и положено им в такую погоду, спрятались под пологи палаток. Один лишь великий охотник, вскинув на плечо футляр с бесполезным теперь ремингтоном, ушел из лагеря в неизвестность, из которой неделю назад и прибыл.

Вендетта

Этот кровавый обычай зародился, как говорят знатоки, на островах Сардиния и Корсика. Потом потихоньку перебрался и в континентальную Европу. Хотя кровожадность современных мстителей несколько поубавилась. И если в свое время на Сардинии, а также и на Корсике, резали кого ни попадя и всех подряд, то в наших краях с более прохладным климатом начали подходить к вопросу использования вендетты в личных целях более избирательно и гуманно.

На страницу:
9 из 12