«Эвересты души», или История одного восхождения

Сана Савинова

«Эвересты души», или История одного восхождения

В пригороде Парижа, в уютном, красивом городке, построенном для американцев, участвовавших в плане Маршалла после войны, из маленького домика, окруженного небольшим садом, слышались звенящие ноты «Волшебной флейты» Моцарта.

Эфирные звуки тут же испарялись, столкнувшись с отполированным, нагретым летним солнцем серебром граммофонной трубы, но не исчезали бесследно: они просачивались сквозь приоткрытое окно, окутывали нежную зелень деревьев, присаживались на качели, прятались среди крупиц золотого песка в детской песочнице, цеплялись за белый бархат одуванчиков в надежде продолжить свое чарующее существование.

Эхо скрипичного сокровища Баха нетерпеливо выталкивало из сада безмятежные отголоски флейты – и всю эту музыкальную феерию ленивый ветер неспешно поднимал и распылял над крышами невысоких домов.

Анри, весь во власти дрожащих звуков граммофона и верениц возникающих образов, кружащих вальсы в его воображении, неловко прислонился к подоконнику и с неуловимым интересом наблюдал за играющей во дворе соседской девочкой с длинными белокурыми волосами.

Маленький ангел улыбался своим девичьим радостям, солнечный луч скользил по ее нежным щекам, заглядывал в ее безмятежные глаза и прятался за пушистыми ресницами. Солнечные блики играли свою чехарду на пастельном шелке ее красивого платья.

Анри не мог оторвать от нее взгляд.

Обжигающая волна восхищения, подгоняемая звуками Баха, внезапно подняла его на высоту восторженного гребня и понесла навстречу белокурому ангелу – чистому, нежному, таинственному.

Первые нотки детской любви соединились в волшебный узор ярких переживаний, сплелись в фантастическую партиту чувств и навсегда остались в памяти Анри семафорами верности своей мечте.

Он забрал ее из детства в юность и боролся за нее в зрелости в надежде радоваться ее присутствию в старости. Так, миг восторга и необъяснимого счастья подарил Анри веру в мечту об идеальной любви, которую он пронес через всю свою жизнь.

Шаг за шагом, усилие за усилием, победа за победой, чувство за чувством, прощение за прощением, поэзия за поэзией, желание за желанием, терпение за терпением, год за годом поднимался Анри все выше и выше к своему мальчишескому идеалу, на свой «Эверест Мечты» к горизонту идеальной Любви, имя которому Счастье.

Анри был хорошим учеником, и даже очень хорошим – он почти всегда был первым в своем классе, в школе Святого Чарльза, где учились одни мальчики. Это была религиозная школа, со строгой дисциплиной, учителями-священниками, обязательной мессой по средам и запретом на выход за ее пределы в полдень для старших классов. Анри возненавидел ее, но не мог ослушаться родителей, поэтому в минуты отчаяния позволял себе с обидой упрекать их в этом решении.

Было одно условие, ради которого он должен был хорошо учиться, и нарушить которое не посмел бы никогда – игра в хоккей, поэтому отличные оценки и высокие результаты отмечали его детское трудолюбие.

Анри был не один, воюющий против своих родителей и школы кюре, у него были друзья-единомышленники, маленькая веселая группа друзей – мальчишки, сумевшие защитить себя смехом от притязаний строгих учителей. Они постоянно рассказывали анекдоты (конечно, девушки были их любимой темой), время обеда превращалось в безудержное веселье, настолько интенсивное, что они буквально корчились от смеха, катаясь по полу, пока не приходил надзиратель и не угрожал им наказанием, что еще больше раззадоривало всю компанию.

Да, Анри ненавидел эту школу, но он обожал своих приятелей, и, в конце концов, был счастлив, не желая признаваться себе в этом.

Однажды отец повел десятилетнего Анри на демонстрационный матч по хоккею. Он был очарован и покорен скоростью, мощью, смелостью этой игры, и все его разговоры были только о хоккее и о том, что это был бы самый лучший подарок ему на день рождения, если бы родители согласились записать его в только что созданный хоккейный клуб.

Так застенчивый Анри вместе со своим младшим братом стал членом детской хоккейной команды, с этого момента началась его страсть к хоккею и оставалась центром жизни до двадцати лет.

«Хорошо работайте в школе, будьте послушны, иначе мы лишим вас хоккея!» – напутствовал отец братьев, и они знали, что его угрозы не повиснут в воздухе.

Это был очень хороший хоккейный клуб, с чешским тренером, который бежал из своей страны. Анри быстро нашел новых друзей и со временем очень привязался к ним: все они разделяли одну и ту же страсть к игре, учились командному духу, товариществу, настоящей дружбе и усилию.

Была в этой игре и «темная сторона луны» – раздевалка – ужасное место для слабых, которых «пожирают волки», место предательства, человеческой подлости и злости.

Команда состояла из мальчишек десяти-двенадцати лет – разница в два года в этом возрасте огромна, поэтому соблазн «проявить» себя над «слабыми» постоянно искушал здоровяков, к тому же, многие пришли из других клубов, и уже имели опыт хоккейной игры, что тоже добавляло им престиж и авторитет.

Особенно выделялась «братия» из трех братьев, младшему из которых было 12 лет. Этот щуплый, невысокого роста парнишка стал настоящим «демоницей» со «змеиным языком» и злым сердцем, своими вредными шутками и каламбурами наводивший ужас на тех, кто не мог противостоять его нападкам. Он легко находил в других самое уязвимое место и с насмешливой постоянностью давил и ранил морально в любое время и кого угодно.

Возможно, это было средством защиты от его маленького роста, возможно, присутствие старших братьев придавало наглой уверенности и бравады, но главным его козырем стали те немногие, которые предпочли громче всех смеяться над его шутками, усиливая обидные и досадные эффекты.

У этой «маленькой чумы» было прозвище "Бобосс", что означало "маленький босс" или «маленький шеф».

Среди обычных «мишеней» были и те, которые страдали больше других: Бобосс выбирал для жертв самых слабых. Не стал исключением и робкий Анри – он регулярно становился объектом насмешек Бобосса и его «лейтенантов», а все потому, что у него были большие оттопыренные уши и большие зубы, за это он получил право на прозвища "Дамбо" или "Багс Банни". На самом деле, его зубы и уши не были такими уж ужасными, но этого было достаточно, чтобы Бобосс приказал, и его мнение было подхвачено остальными.

Анри был обижен и страшно злился, но ему так нравилась хоккейная игра, что он подавлял свой стыд и слезы, думая лишь о том, какие желанные полтора часа он собирается провести на льду.

Настоящим испытанием была душевая – еще одна тема для горьких насмешек и оскорблений Бобосса над развивающейся анатомией подросткового тела.

Очень удивительно, как извращенная личность совсем еще ребенка смогла взять верх над большинством, объединенным духом командной игры в хоккей.

Два года спустя Анри влюбился в фигуристку Элизабет, младшую сестру одного из игроков. Он был без ума от нее, но природная застенчивость не пускала открыто заявить о «своем пламени», и его состояние перешло в настоящий «транс любви», что послужило новым поводом для насмешек: над ним, над его платонической любовью и неспособностью получить поцелуй от Элизабет весело смеялись.

Анри робел в ее присутствии и позволял себе лишь украдкой любоваться ее тонкой грацией, изящными движениями рук и завораживающей улыбкой, от которой сжималось все внутри и холодным инеем сковывало готовые сорваться с губ слова признания.

Элизабет взрослела и цвела красной розой очарования, окруженная брызгами ледяных кристаллов, скоростью волнующего танца, восхищенными взглядами поклонников ее таланта. Она почти не замечала Анри, или дела вид, что не замечала, но она не могла не знать о его чувствах – «шепот раздевалки» был гораздо громче команды тренера.

Анри берег в своем сердце эхо этой платонической любви до шестнадцати лет, а шутки в его сторону продолжались далеко за их пределами, почти до восемнадцати.

Только чем дальше он продвигался по возрасту, тем лучше играл, и его статус "хорошего игрока" несколько ограничил желание Бобосса шутить над ним.

Но еще оставались самые слабые, те, кто плохо играл и кого осыпали насмешками все чаще и жестче, и случалось, что игроки таяли в слезах, не в силах справиться с собой.

Странное дело – тренер позволял, и ни один родитель никогда не жаловался.

Сила любви к Элизабет не давала пропасть усилию в достижении заветной цели – стать лучшим хоккеистом команды, стать ее лидером. Своим упорством Анри постепенно завоевывал уважение и признание всей команды, вокруг него сплотились единомышленники спортивного азарта, нацеленные на успех.

Финалом признания его спортивного трудолюбия и таланта стала игра в младшей, а затем в юниорской сборной команде Франции (чего нельзя сказать о Бобоссе – его испорченное нутро привело к наркотикам и спортивному забвению).

С семнадцати лет Анри играл за свой клуб, это было уже искреннее мужское товарищество, конечно, с шутками, но лишенное той злобы, которая наложила отпечаток на его юношеские годы. Следующие три спортивных года принесли ему несколько титулов чемпиона Франции – и он по праву был одним из лучших игроков своей команды, ее капитаном.

Анри прошел это испытание – от «Дамбо», «Багс Банни» и «транса любви» до чемпиона Франции: не сломался, не сдался, проявил упорную волю – и поднялся на вершину своего первого в жизни Эвереста – «Эвереста Усилий».

Анри хорошо усвоил напутствие своего отца – его аттестат за среднюю школу содержал высший балл, и он, поддавшись уговорам учителей, на горделивую радость матери, записался в подготовительный класс, что позволяло ему подготовиться к экзаменам в самые лучшие инженерные школы.

Новый учебный год он начал в одной из лучших парижских гимназий, совсем один, оторванный от дома, родителей и близких друзей детства.

Анри жил в крохотной комнатке, всего восемь квадратных метров, зато в нескольких минутах ходьбы от учебных аудиторий. Программа подготовительного курса была настолько сложной, что справиться с ней могли только очень одаренные ученики: Анри окружали «маленькие гении», в отличие от него, понимавшие математику и физику с молниеносной скоростью.

Первые недели занятий стали настоящим испытанием и осознанием того факта, что его знания не такие блестящие, как он себе это представлял. К тому же, он так и не знал, в какой из инженерных школ ему хотелось бы продолжить обучение. Анри «потонул как камень», сдавшись после одного месяца мучений, терзаемый растерянностью и огорчением происходящего, и после недолгих раздумий перевелся на курс естественных наук, в учебное заведение рангом пониже.

Это была так называемая «столичная мерзость», где учились тысячи студентов. Анри все еще не понимал, какую профессию он хочет получить, и совсем скоро большую часть свободного времени проводил в тусовке с самыми ленивыми и безрассудными студентами, занимая себя пустыми разговорами, анекдотами и настольным футболом в недорогих парижских кафе.

Ярко вспыхнувшая «звезда» взорвалась…

Но случилось в этом злополучном году и другое событие.

Совсем рядом от Анри жила семья его крестной матери. Его встретили, как родного – с мягкой любовью и добротой, которые Анри не встречал ранее. Муж его крестной оказался чрезвычайно умным и воспитанным человеком, он разговаривал с ним, как с равным, что искренне трогало Анри и заставляло задуматься. Его приняли в эту семью, где было своих четверо детей, и Анри заботился о самых маленьких, особенно за четырехлетним Антуаном, который соглашался есть свой суп только сидя у него на коленях, а старшей дочери он давал уроки математики. Вечерами они все вместе слушали классическую музыку, и настоящим открытием для Анри стали чарующие произведения Малера – музыка прекрасная и глубокая, ставшая искренним напоминанием о тех чудесных вечерах.

Трудно предугадать, кем и чем стал бы Анри, если бы он не принял к сердцу доброту и участие в своей жизни семьи его крестной.

Анри совсем забросил подготовительные занятия, единственной жизненной дисциплиной оставался хоккей, и он уже подумывал о карьере профессионального хоккеиста. Анри был настолько потерян, что в столь юном возрасте стал интересоваться духовностью и часто спорил с дядей своего лучшего школьного друга, священником, который «открыл» ему глаза в этой области: он даже подумывал о том, чтобы уйти в монастырь.

В конце учебного года Анри не пошел на экзамены – он почти не посещал занятия и не работал самостоятельно.

Вернувшись домой, к родителям, сам не зная почему, он на все лето погрузился в свои книги по физике и химии и нашел это захватывающим.

Мама Анри проявила невиданное упорство и «кружила» над ним, как назойливая муха, требуя поступления в «медицину», – в ответ она слышала только раздраженное «нет». Анри «не любил кровь» и не представлял себе, что будет заниматься «такими учебами». Отец ничего не говорил – он доверял Анри.

Измученный нападками матери, он без всякого энтузиазма принес заявление в «медицину», где его встретила напыщенная секретарша факультета с ироничным и резким замечанием о том, что он ничтожество, и у него ничего не получится, это очень задело гордость и самолюбие Анри: он решил, что успешно пройдет испытание конкурса первого курса. Но – нет!

И следующий год Анри принял как вызов, как спортивное соревнование, которое он выиграл в числе 91 студента из 1100 подавших заявление – его победа принесла долгожданную радость и гордость его родителям.

Странно, но его успех в конкурсе на самом деле был обусловлен физикой и химией, над которыми Анри часами просиживал все прошлое лето: для медицинского конкурса был один предмет – «биофизика», в котором никто ничего не понимал, кроме него. Полученные самостоятельно знания принесли ему огромный бонус очков по этому предмету, и он заработал свое место на втором курсе медицинского факультета.

Пути Господни неисповедимы…

Хоккей уже потерял для Анри свое значение, потому что группа спортивных друзей, существовавшая в течение десяти лет, распалась по разным причинам: учеба, наркотики, подружки, споры о бонусах за матч – эта страница жизни перевернулась, ему нужно двигаться дальше.

Анри быстро завязал новые дружеские отношения «на скамьях факультета» и открыл для себя скалолазание – свою вторую страсть. Эта страсть и дружба сделали его студенческие годы счастливыми, веселыми и незабываемыми: с играми в настольный футбол (которые больше не заканчивались в кафе), бесконечными вечерами с шутками до слез от смеха, лазанием по скалам Фонтенбло, к югу от Парижа, где жили его родители, летними путешествиями по альпийским массивам и, конечно, со «взрослой любовью»: сначала с очаровательной маленькой евразийкой, а потом с очень серьезной девушкой, слишком серьезной…

На шестом курсе медицины Анри пришлось очень много работать, чтобы подготовить конкурс интерната: грааль студентов-медиков. Во время работы над конкурсом он проходил стажировку в отделении дерматологии, и это стало настоящим потрясением и откровением для Анри, считавшего дерматологию глупой, мелкой и неинтересной, потому что встречал ее только в учебниках, а не наяву.

Наконец-то он нашел медицину, которая его привлекала: можно пользоваться только своими знаниями, глазом, пальцами, размышлениями, опросом пациента и находить ответ! Анри видел во всем некую врачебную магию: «я смогу сам сделать нужную микстуру», – думал он, внимательно наблюдая за работой опытного дерматолога.

Долгие годы ему пришлось самостоятельно постигать знания и приобретать опыт работы врача-дерматолога, что он и делал с ожесточением – Анри не терпел, чтобы кто-то мог назвать его ничтожеством.

Сорок лет подъема на вершину «Эвереста Знаний» – и теперь уже к нему приходят студенты-медики, увлеченные магией дерматологии, и Анри не скупится – он рад поделиться с ними своим опытом признанного профессионала и накопленными научными исследованиями.

Закончив учебу, Анри покинул Париж и его серость ради южного солнца, и поселился недалеко от дома родителей.

Медицина, спорт и покорение скал занимали в то время лидирующие позиции в потоке его повседневности – мечта об идеальной любви пряталась за фасадами любовных приключений, иногда напоминая о себе призрачными образами из детства и юношества.

Анри заново открыл для себя отца: более близкое общение с ним, уже тяжело больным, принесло новое уважение и понимание того, что без его суровости ему было бы плохо, что отец глубоко любит его и сознательно позволяет ему делать свой жизненный выбор.

Анри уважал и очень хотел угодить отцу в его желании увидеть внуков. Он тогда встречался с красивой высокой девушкой, врачом общей практики, она была родом из итальянской семьи и традиционно подчинялась ее законам, что сильно отличало ее от других представительниц прекрасного пола из демократичных французских семей.

Скорее всего, в знак признательности отцу, Анри женился на этой девушке, и родившийся вскоре первенец принес долгожданную радость его родителям. Последние полгода жизни отец Анри имел счастье видеть своего маленького внука.

Молодой врач, молодой муж, молодой папа, Анри нужно было взять на себя все эти роли, но на юге Франции врачей было «слишком много», и молодая семья вынужденно переехала на север страны, в небольшой город, где была вакансия для врача-дерматолога.

Через два года родилась дочь, и жена Анри, позабыв о своей женственности, полностью погрузилась в материнство, почти не оставляя ему шанса проявить свою симпатию и мужское внимание, что очень обескураживало его и заставляло задуматься о правильности сделанного выбора.

Он много работал в медицине, но это не снимало с него ответственности вставать каждую ночь к малышам, кормить их и менять пеленки, по выходным делать покупки и уборку небольшого дома, который они купили по приезду.

Первые разногласия привели к первым трещинам, и чем больше Анри узнавал свою жену, тем глубже и шире они становились: дом был недостаточно большим и красивым, «без стиля» и бассейна, значит надо менять. Утомленный вечными спорами, он, в конце концов, уступил и купил новый дом, а затем пришел черед более крупного, более стильного, более шикарного.

Его жена знала о природной нелюбви своего мужа к крикам, шантажу и насилию, отлично понимала нежелание Анри спорить, и с удовольствием пользовалась возможностью «не слышать» его точку зрения и не обращать внимание на его предупреждения.

Анри постепенно отдалялся от нее.

Минуты радости и покоя приносило общение с детьми, рождение младшего сына вместе с хлопотами добавило отцовского счастья: Анри читал им сказки, рассказывал истории, ходил на прогулки в парк, приучал к занятию спортом, наслаждался с ними летним отдыхом на море и, конечно же, открывал двери в мир живой классической музыки. Дети не оставляли не замеченными старания своего отца и отвечали взаимной привязанностью, а любимица-дочь на всю жизнь забрала его отцовскую волю, решимость и энергию.

Именно в эти годы Анри открыл для себя русскую литературу и с восторгом погрузился в нее: Толстой, Достоевский, Чехов, Солженицын… слово за словом, страница за страницей, книга за книгой вырывали его из мрачной вселенной супружеской скуки.

Каждый день Анри вставал в пять утра, один час изучал медицинские журналы по дерматологии, следующий посвящал «русскому» чтению, с удивлением открывая для себя тонкие грани русской души, ее извечное стремление к свободе и самовыражению, затем будил детей, заставлял их есть и отвозил в школу, прежде чем отправиться в свой кабинет.

Через классическую литературу Анри смог увидеть, откуда пришла Россия, через что она прошла, он никогда не позволял себе забыть о всех тех страшных испытаниях, выпавших на долю этой огромной страны, но от которых были избавлены «западники», жившие и живущие в легкости и богатстве и позволяющие себе судить и давать ей уроки морали.

Мелкие семейные споры тем временем становились слишком частыми, беспрерывными, приносящими Анри стойкое убеждение, что его не слушают, не понимают, не уважают и не любят.

В дополнение к тревогам за будущее семейной жизни терзал вопрос: почему не получается любить жену, чего не хватает в ней, и почему она «чужая» для его души, сердца, мыслей, эмоций?

Настоящее облегчение наступало, когда жена вместе с детьми уезжала на две недели на Пасху и на два месяца летом к своим родителям – эти «пустые» дни без семьи не были пустыми для Анри: он целиком погружался в свой внутренний мир, который «глубже моря», надеясь пролить свет на свои сомнения…

Спустя десятилетия и даже столетия можно проследить связь поколений, генетически заложенные таланты или наоборот, можно найти ответ, внимательно заглянув в прошлое большой семьи, в любовные истории родителей, бабушек и дедушек, прабабушек и прадедушек, лаконично проецирующихся на взаимоотношения будущих потомков.

Анри хорошо знал и бережно хранил в своей памяти реликвии – переплетение родов, рождение новых семей со «старыми традициями», удивительные чудеса и тайные «скелеты в шкафу», «бабушкины сказки» и «дедовские» наставления.

Его деда по отцовской линии звали Гастон (второе имя Анри), а бабушку – Мария Тереза. Они оба были выходцами из небольших деревень в центральной Франции, на границе Босе (обширной зерновой равнины) и страны Луары (области берегов Луары, реки Шато эпохи Возрождения), с большим количеством лесов и холмов.

Они поселились в деревне деда, Марченуара, недалеко от огромного леса, куда приезжали охотиться короли Франции, в частности Франциск 1-й, построивший самые красивые замки на берегу Луары.

Гастон и Мария Тереза были людьми грубыми, как и все крестьяне, но в то же время, получившие прекрасное образование: дед был инженером-электриком, а бабушка Мария Тереза руководила церковным хором, будучи глубоко религиозной, занималась катехизисом, знала музыкальную грамоту и часто играла на рояле в гостиной большого дома.

Отец Марии Терезы, прадед Анри, был врачом, но погиб во время войны 1914 года, по роковой случайности раздавлен телегой, перевозившей раненых.

Первая мировая война оставила во Франции более ужасный кровавый след, чем вторая мировая: Анри хорошо помнил, как его «большие родители» с обеих сторон говорили о первой гораздо больше, чем о второй.

В каждой семье были свои погибшие, почти четверть мужчин в возрасте от 18 до 40 лет, не говоря уже о раненых, ампутированных, и тех, кого называли «разбитыми мордами», потому что они были обезображены шрапнелью и больше не имели человеческого лица.

Дед Гастон пережил все ужасы войны 1914 года, «знал» окопы и участвовал в битве при Вердене. Он совсем потерял веру и вернулся домой глубоко подавленным, как и все, кто испытал этот ад. Он постоянно курил, был молчалив, довольно груб, тем самым немного походил на Сталина – с такими же усами и друсскими волосами на голове. Пресс-папье на его письменном столе служили головки от снарядов.

Между двумя войнами дед Гастон управлял электростанцией на севере Франции, был важным человеком, с большим домом, с шофером, садовником, уборщицей – и все это оплачивала электроэнергетическая компания.

Именно в этом доме и родился Андре, отец Анри.

Семья отца была очень современна для своего времени: родители поощряли своих детей учиться и не держали их дома, стараясь доверять им: все они путешествовали, получили отличное образование и увлекательные профессии.

Эта традиция перешла и в семью Анри, его отец так же относился к своим сыновьям, он всегда предоставлял им большую свободу.

Анри почти не помнил деда Гастона, ему было всего 6 лет, когда тот умер от болезни легких. После смерти деда бабушка приняла траур, и с тех пор всегда была «в черном», посвятив оставшуюся жизнь религиозной деятельности и ежедневным мессам. Она прожила еще двадцать лет, была похоронена в могиле своего мужа в той же деревне Марченуар.

Отец похоронен на том же кладбище – он был глубоко привязан к этой деревне и к этой земле, с которой Анри тоже чувствовал незримую связь, но которая всегда вызывала у него тоскливые воспоминания.

У «больших родителей» по материнской линии совсем другая история, впечатавшая свою главу в личностное мироощущение Анри.

Бабушка Камилла была из бедной, крестьянской семьи, из центральной Франции, Берри, «страны лесов и озер», страны несравненной Жорж Санд – любви Фредерика Шопена.

Их было 9 или 10 детей, и ни один из них не смог получить образование, но была в этой семье «художественная жилка»: младший брат очень хорошо разбирался в живописи. Приглядывая за стадами овец, он рисовал, и его работы были замечены «деревенской личностью», которая помогала ему в изобразительном искусстве. Брат бабушки Камиллы стал довольно известным художником – он делал портреты для королевской семьи Англии.