bannerbanner
Алтайский Декамерон
Алтайский Декамеронполная версия

Полная версия

Алтайский Декамерон

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
6 из 14

Я улыбнулся.

– Пожалуй, мама была права. Но судила вполне по-женски. Взгляд молодого нахала на проходившую мимо девушку в мини-юбке – вот что она увидела на снимке.

– Мы все упились тогда порядочно, – вспоминал далее мой приятель, – но я отлично помню, что ты был не один. Крупная такая брюнеточка в очках, смахивающая на учительницу младших классов, ни на шаг от тебя не отходила.

– Старикаш, эта «крупная» – Надин, бухгалтерша из ЖЭКа, моя первая женщина. Любопытно, что и с нею у меня всё получилось в первый же день знакомства. У Женьки-электрика на флэте. Познакомились, послушали музыку, потанцевали, выпили, и я очутился у  неё в постели. Она жила этажом выше – как-никак, соседка!

– А с Карен, с Карен как всё получилось? Расскажи!


* * *

Уже под вечер меня привез в академию галерейщик Валера Тарашутинский, который, как я уже сказал, заключил со мною контракт на организацию совместных выставок в Германии. По-немецки он, в отличие от меня, двоечника, шпарил как житель Берлина! Ну вот, привез он меня, передал ей, что называется, из рук в руки, и говорит официальным таким, чиновничьим голосом:

– Фрау Кляйн приглашает вас, герр Миронов, к себе домой, так как все купейные вагончики заняты, свободных мест нет.

Я подумал, что это шутка – насчет каких-то вагончиков, ан нет, вагоны действительно имели место быть. Но о них позже. На улице тогда стояла жара – градусов тридцать. Мне бы в душ, потом сытно поесть с дороги да спать завалиться. И я пытаюсь это объяснить гостеприимной фрау Кляйн – то на пальцах, то через Валеру.

– Kein Problem! – говорит фрау и далее объясняет, что у неё имеется свободная комната, где русский гость мог бы с комфортом расположиться.

Честно говоря, ни о чем таком я и не думал. Но у Карен всё читалось в глазах. Смотрю: горит девчонка страстью, глаза вспыхнули, заблестели, чертенята в них хоровод устроили! Голос обрел какую-то особую, сексуальную тональность. Меня будто нити незримые опутали, сила неведомая в койку потащила! Перед койкой, ещё за столом (где бы пробыли недолго), то ли вежливости ради, то ли из сохранившегося чувства стыдливости, фрау поспрошала: кто я да что я, женат ли, есть ли дети? А я в ответ: так, мол, и так, женат, четверо детей, приехал в Германию на заработки, художник, работаю в таких-то жанрах, в том числе портретном. Она опять: зер гут, аусгецайхнет, Алекс, кайн проблем, Алекс. Нет проблем, значит, всё отлично, заработаешь ты денежки своей жене и детям, не волнуйся, герр Миронов. А сама всё ближе и ближе… И говорит: мол, слабо тебе, герр Миронов, с фрау Кляйн на брудершафт выпить? Наливает шампанского в два бокала, один мне подает. Ну, руки с бокалами мы завели друг за дружку, как положено, выпили, значит, и давай целоваться. Ну, тут-то меня током любви и ударило. Даже и не помню, как мы в постели оказались. Перелетели через комнаты, наверное.

Ну а там весь комплекс ГТО по Камасутре оба сдали на пять баллов. Или на сто, кто как считает.

Утром глаза продрал, слышу зов:

– Аlex, main lieber Аlex, komm zu mir!

Стол уже накрыт всякими яствами заморскими (когда успела?), а сама хозяйка красуется перед любовником в полупрозрачном пеньюаре. Глаза полны ласки и сияют от особого такого, знаешь, чисто бабьего счастья. А голос – как у кошки: мур-мур-мур да мур-мур-мур!

Когда-то сирены едва не сгубили Одиссея. О сладкой угрозе его предупредила Цирцея. Дабы избежать губительной опасности, он залепил своим спутникам уши воском, а себя попросил привязать к мачте. Я подумал, что привязывать себя к мачте или заливать уши воском уже поздновато: яд сладострастия и чревоугодия пропитал мою душу и проник в тело. Все мои устарелые советские ценности превращались в нечто, мною прежде неизведанное…

И вот тут-то и понял я, Старикаш, что из золотой клетки не скоро вырвусь! Да и захочу ли? Вот вопрос вопросов, на который мне рано или поздно придется отвечать – отвечать перед женой, детьми, перед своей совестью. Любимая моя женушка, знала бы ты, каким дьявольским искушениям предается твой суженый! И опять Карен, и снова пара бокалов шампанского. Глоток, и распахивается пеньюар!

– Аlex, mein lieber Alex… Ich liebe dich… Ich liebe dich… Ich liebe dich…

Мое сознание, как корабль Одиссея, потонуло под эти сладкие призывы домашней немецкой сирены – женщины по имени Карен.

И где-то в глубине разума мелькнула последняя мысль: надо было привязать себя пусть не к мачте, но к мольберту! На худой конец сошёл бы и он. Мой брат спасся, а вот я…

Я упал в объятия Карен. И чуть не задохнулся, оказавшись между двумя полушариями гигантского бюста!

В тот день и в два следующих, ну в точности как Серж, до «Zommer Academy» я так и не добрался. Теперь-то я окончательно понял, от какой сирены удрал мой братец.

Потом, ночью, мне приснился сон, будто меня снова призвали в Советскую Армию. И вот я стою в шеренге, в парадной форме и слышу свою фамилию:

«Ефрейтор Миронов, выйти из строя. Два шага вперед: ать, два!»

Командир части зачитывает приказ о награждении меня орденом Камасутры I степени за заслуги перед Отечеством.

«Не посрамил ты, Алекс, высокое звание ефрейтора Советской Армии! – объявляет перед строем командир части. – Не посрамил, справился с поставленной боевой задачей!»

И крепко так жмет мне руку.

Я отдаю честь и выкрикиваю: «Служу Советскому Союзу!» А он мне – голосом фрау Кляйн:

– Аlex, mein lieber Аlex, komm zu mir!

Просыпаюсь, открываю глаза и вижу, понятное дело, не командира части, а дежавю! Дежавю, которое, похоже, становится ежедневным.

Стол вновь накрыт всякими заморскими яствами, Карен опять в полупрозрачном пеньюаре, глаза светятся женским счастьем, а голос – как у кошки! Мур-мур- мур, мур-мур-мур!

Ладно, думаю, Карен, трое суток кувыркаемся, пора и честь знать. Любовь-морковь никуда не денется, особенно от такой-то прелестницы, а вот денежки могут и уплыть. Кто-то вроде бы совсем недавно обещал: мол, заработаешь ты, герр Миронов, без проблем денежки своей жене и детям…


* * *

– Короче говоря, Старикаш, вот так и началась моя сексуально-художественная эпопея в «Zommer Academy».

– Алекс, выпей-ка микстуры. Пардон, виски. И валяй дальше.

– Ну давай по маленькой: за искусство, за творчество!


* * *

– Кстати, Старикаш, а ведь в Германии тоже была perestroika! Только зелёная. Они же там, в Европе, все помешаны на экологии. Промышленный бизнес волком воет от этих зеленых, но поделать ничего не может. Голос общества, понимаешь, много там значит. Ну, собственно, и у нас такая же хрень с зелеными была, всё позакрывали, но потом выяснили, что таким образом американцы своих конкурентов убирают!

Вот и появлению «Zommer Academy» в N предшествовали «зеленые» события. Борцы за экологию от «Немецких зеленых» позакрывали многие заводы и производства, находящиеся в черте города. И что вышло дальше? Цеха превратились в выставки!

Все эти гигантские производственные здания, повисшие после успешной кампании зеленых на балансе магистрата, выкупили или взяли в аренду шустрые бизнесмены, подвизавшиеся в сфере искусства или обслуживания. Цеха и этажи с офисами и залами были переоборудованы под гостиницы, рестораны, бары, театры, галереи и даже академии!

Так возникла и «Zommer Academy». Состав ее педагогов был интернациональным: французы, бельгийцы, норвежцы, немцы, один афроамериканец, один литовец и я, единственный русский, преподававший курс академического портрета всем желающим, заплатившим, кстати, за двухнедельную учебу немалые деньги.

Собственно, идея моей преподавательской деятельности принадлежит Карен. Как-то вечером, находясь в особенно хорошем расположении духа после практических любовных упражнений, она спросила:

– Алекс, чем бы ты хотел заниматься в «Zommer Academy»? Что хотел бы преподавать? – Она перечислила курсы, которыми ей хотелось дополнить существующие дисциплины: – Батик? Иконопись? Портрет?

– Портрет, Карен, я хочу преподавать академический портрет! – воскликнул я, успев оценить многочисленные художественные материалы, выставленные на стеллажах в студиях академии.

За две недели в «Zommer Academy» вас могли обучить рисунку, живописи, скульптуре, пению птиц, медитации, африканским танцам, актерскому мастерству, китайской лечебной гимнастике, керамике и массе других интереснейших хобби, распространенных среди искушенной и богатой немецкой публики.

Надо отдать должное организаторскому таланту Малышки Карен: видя, что большинство студентов – товарищи не местные, она организовала для них гостиницу на колесах.

Были закуплены отслужившие свой срок, но не потерявшие товарного вида купейные железнодорожные вагоны. По железнодорожной ветке их перегнали на территорию бывшего завода, а ныне академии. Кондиционеры, душевые кабинки, туалеты, то есть все европейские удобства (и это при демократичных ценах за ночлег), привлекли массу студентов и быстро окупили затраты на приобретение вагонов.

Два слова о моём близнеце-братце. В благодарность за три ночи, проведенные с русским принцем номер один, Малышка Карен устроила того в своей академии натурщиком. С почасовой оплатой. Фрау организовала также его персональную выставку в соседнем городке. На вернисаж были приглашены корреспонденты городской газеты и представители местной власти и элиты. Коммерческий успех выставки превзошел все ожидания!..

Скоро Карен усекла, что сбегать от нее в купейный вагончик с какой-нибудь молоденькой студенткой-вертихвосткой я не собираюсь (чего нельзя было сказать о моём братце), и ее семейные инстинкты, долгое время дремавшие, проснулись окончательно. Она окружила меня такой заботой и таким вниманием (и всё это на фоне германского благоденствия), что я иной раз ощущал себя как в раю. В раю, где говорят по-немецки.

Она интересовалась моими пристрастиями в одежде, запоминала, какое блюдо мне понравилась, изучала мои предпочтения в алкоголе. Чего-чего, а съедобного и разливного добра в Германии было как в роге изобилия из древнегреческой мифологии. Слово «дефицит» здесь вызывало лишь понимание: а, ты оттуда, из-за «занавеса»!..

И я с грустью вспоминал, как совсем недавно в Москве простоял с женой целых шесть часов в очереди заказов для многодетных семей. Мы были рады всему: плохо ощипанным синюшным цыплятам из подмосковного совхоза, килограммовой пачке гречки-ядрицы, двум банкам сгущенки и пачке индийского чая со слоном. Прилавки магазинов были пусты, деньги превращались в бумажные фантики, по телевизору с утра до ночи Леня Голубков рассказывал сказки про партнерство с «МММ», и только крепко засевшая в подсознании мысль, что всё рано или поздно наладится, вселяла упрямый оптимизм и давала силы жить и работать дальше. Немецкая обстоятельность и заботливость Карен трогали меня до глубины моей русской души, до каждого ее закоулочка. Милая фрау оборудовала в своем доме студию-мастерскую, привезла мольберт, холсты, подрамники, краски и материалы, а также отвела мне приличное пространство в собственной гардеробной. По ее убеждению, я должен был одеваться как преуспевающий русский художник.

Что касается денег на костюмы, туфли и галстуки, то добывать их для своих подопечных, а заодно и для себя Карен Кляйн умела. Она воплощала в себе одновременно богиню сладострастия, покровительницу муз, бухгалтершу и купчиху. Фрау Кляйн пригласила в мою академическую студию двух бизнесменов и одну бизнесвумен. Точно в назначенное время (о, эта немецкая пунктуальность!) на территорию академии въехал огромный черный «Хаммер». Из машины выпорхнула поджарая фрау без возраста. Не тратя ни минуты драгоценного времени понапрасну, она влетела в студию, обежала коллекцию и указала на «Русский библейский цикл»: «Я беру это!»

Далее подъехали два больших черных «Мерседеса» представительского класса. За рулем сидели квадратные личные водители. Седовласые господа, которых они возили, были ровесниками моего отца-фронтовика. Они купили работы на деревенскую тематику, выполненные в лубочном стиле. В беседе выяснилось, что один из немцев юнцом воевал под Сталинградом и чудом остался жив, попал в окружение, затем в плен. В его судьбе навсегда отпечатались сталинские лагеря. Затем была депортация в Германию. Мои работы «Деревенского цикла» каким-то образом напомнили ему то тяжёлое время, и, видимо, следуя печальной ностальгии, он их купил.

Фрау Кляйн пришлось открыть для меня счет в банке: сумма за проданные картины набежала значительная.

Вечером мы сидели с Карен в китайском ресторане и отмечали наш совместный художественно-коммерческий успех. За столиком она рассказала (не без удовольствия), как познакомилась с представительными господами из «Мерседесов». О, это особая история!

Один из них разыскал ее после сеанса «Секс по телефону»! Господина заворожил тембр ее голоса, проникающего в тело и душу. Но он явился не поболтать с мадам и не пригласить ее разделить койку. Он пригласил ее, но в другое место, – в студию звукозаписи. А обласкал не объятиями, а гонораром.

Фрау Кляйн наговорила двухчасовую кассету текста, предварительно согласованного и устроившего обе стороны. Господин признался позднее, что тембр ее голоса превосходил по воздействию любое возбуждающее средство для мужской потенции! То, что давно повисло, поднималось одним только волшебным голосом!

Другой господин проявил не меньшую оригинальность. Карен находилась в здании гигантского концерна, куда привели ее коммерческие дела. И заблудилась. Долго плутала по коридорам, наконец сообразила: надо подняться на предпоследний этаж. Запыхавшись, со вздымающейся грудью она влетела в неожиданно открывшуюся кабину лифта – прямо в объятия господина, который словно ждал ее там. Естественный волнующий запах фрау, смешавшийся самым чудесным образом с парфюмом марки «Fendi», породил, как оказалось, натуральную ароматическую бомбу, обладающую убойной сексуальной силой. Малышка Карен запомнила, как сменился и темп, и ритм дыхания стареющего самца в лифте. Прерывисто сопя, седовласый господин, будто примагниченный, уставился на телесные богатства дамы, ненароком угодившей в его объятия. Опомнившись и густо покраснев, он попросил… нет, не прощенья! Он попросил разрешения потискать роскошную грудь!

– Пожалуйста, если это доставит вам удовольствие. Тискайте на здоровье! – ответствовала с истинно немецкой сердечностью красотка Карен.

И перевозбудившийся господин принялся обеими руками мять два роскошных экземпляра плоти пятого размера!

Когда парочка доехала до верхнего этажа, фрау уже усекла, что господин с сединою в волосах и бесом в ребре – босс этого самого концерна. Вот так они и познакомились!

Рассказывая об этом, Карен предположила со смешком, что после встречи в лифте, после плотного контакта седой бюргер наверняка побежал в туалет мастурбировать.

Малышка Карен никогда не носила лифчиков, считая их лишней деталью гардероба. Крупные ее соски, рельефно выпирающие сквозь полупрозрачные ткани, вызвали бы эрекцию у мертвого.

Моя гардеробная тем временем быстро пополнялась. О нет, не полупрозрачными одеждами. Я предпочитал одеваться стильно и в классическом вкусе. И не надо думать, что фрау Кляйн щедро раскрывала для меня кошелёк. За немецкие шмотки я платил сам. Я ведь заработать в Германию приехал!

Кстати, та богатенькая дама, что приобрела «Русский библейский цикл», переделала одну из своих многочисленных гостиных: оформила ее в русском стиле.

Разумеется, стены этой гостиной были украшены картинами выдающегося русского художника А. Миронова. А как же иначе!

В атмосфере «Zommer Academy» витал живой дух Карен Кляйн. Здесь царили веселье, раскованность, а творчество сливалось с эротикой. Это означало, что запретных тем в академии не существовало в принципе.

Небольшая часть местных педагогов придерживалась так называемой нетрадиционной ориентации. Попросту говоря, ребята были голубыми. И это здесь никого не смущало. Наоборот, когда на свидание приезжал партнер одного из голубых педагогов, запускались беззлобные шуточки-прибауточки. Воркующая мужская парочка, одарив присутствующих дружескими улыбками и помахав на прощанье ручками, усаживалась в спортивный кабриолет «Ламборджини» и отъезжала на часик – предаться любовным утехам в шикарном номере отеля «Maritim».

Классические же любовные интрижки (он и она) возникали беспрестанно. Особой неутомимостью в этом занятии отличался молодой африканец Симба, уличный танцор, певец, игравший на многих экзотических духовых и ударных инструментах, словом, мультиинструменталист, темнокожий человек-оркестр.

Он выступал время от времени на одной из улиц Ганновера; там-то его и приметила случайно фрау Кляйн. И пригласила музыканта и танцора на сессионную работу в «Zommer Academy». Танцевал парень просто на загляденье: был истинным виртуозом, мастером огненного танца. И зажигал всех вокруг себя.

Его ученицы, молоденькие девушки и женщины постарше, сходили с ума от его поджарого мускулистого тела, от шапки черных волос. Их притягивала и его шоколадная кожа. Но не только она. Гигантское шоколадное мужское ружье покорило их тоже. И недаром «Симба» в переводе на русский означает «Лев». Имя полностью соответствовало содержанию!

Поначалу Карен не могла понять, зачем Симба облюбовал самый дальний купейный вагончик, который стоял в лесной чаще. Но как-то поздним вечером, обходя свою гостиницу на колесах, Карен увидала за деревьями немаленькую очередь женщин всех возрастов и типов красоты. Передний край очереди упирался в купе Симбы! Женские стоны и крики, доносившиеся из вагончика, сказали ей о том, что гигант Симба работает и во вторую смену.

Близ вагончика Симбы стояла пятидверная красная «Нива», русская машина, еще недавно принадлежавшая Карен. Любвеобильный африканец и ее переделал под сексодром. А ведь то была любимая машина мужа Карен, человека, привыкшего рассекать на колесах по просторам Сибири; машина безотказная, очень надежная. За год до своей кончины немец привез ее в Германию, проехав за рулем почти семь тысяч километров. Долгое время Карен ездила на этой «зовьетише цугмашине», как она называла мощный автомобиль из-за его тракторного гула, проникавшего в салон. Сделав на прошлом сезоне «Zommer Academy» хорошие деньги, она выписала из Соединённых Штатов навороченный джип, а «Ниву» продала Симбе по символической цене.

Тем временем другие педагоги академии использовали человеческие тела по художественному назначению. В смежной с моей студии работал бельгиец Габриэль. Он честно и обстоятельно готовил молоденьких студенток к поступлению в художественные институты. Габриэль ставил на подиум обнаженного мужчину или женщину и подробно объяснял особенности строения человеческого тела, а иногда мелом или углем обрисовывал на голой фигуре ту или иную мышцу. За консервативный подход к рисунку Габриэля называли ортодоксом. Однако его это не смущало, а напротив, убеждало в правильности выбранной методики преподавания.

Не все тут были ортодоксами. На втором этаже заводского корпуса, тоже превращённого в академию, Лукас и Эмилия, супруги из Франции, обучали студентов живописи так называемыми новаторскими методами. На полу разворачивались и расстилались рулоны обоев рисунком вниз, разматывались на десяток метров. Студенту завязывали глаза и в руки давали ведро с краской. Далее под музыку эпохи барокко художник с завязанными глазами потихоньку топал вдоль развёрнутой бумажной полосы и брызгал на изнанку обоев краску заранее выбранного цвета. Иногда творец останавливался и наносил кистью ритмические удары. Затем шел дальше, продолжая писать брызгами. Задача заключалась в следующем: каждый проход должен был задействовать авторское подсознание. Художнику следовало ощутить внутренний ритм исполняемого музыкального произведения и попробовать отобразить его кистью! Проходов у полос обоев совершалось от трех до пяти. Каждый раз бралась банка нового колера. Затем получившийся шедевр сушился. Законченное произведение изобразительного искусства вывешивалось на стену.

Процесс обучения сопровождался взрывами хохота учащихся. Особенно весело было тогда, когда товарищ с банкой спотыкался и падал, а краска разливалась по бумаге, по полу, обрызгивала стены и долетала даже до потолка.

Французская пара педагогов пересыпала свои лекции современными словечками «креатив» и «интуиция», прибавляя к ним иногда старый добрый термин «вдохновение». По моему же «ортодоксальному» пониманию сути вещей, французы производили и продавали банальное шулерство, наклеив на него красочный ярлычок новаторства в искусстве.

Практически весь первый этаж оккупировал известный немецкий скульптор Эбихарт. Студенты обращались к нему запросто, звали мастера коротко: Эби. И вот здесь-то и обитали истинные креатив и вдохновение!

Набрав по свалкам металлолома, деталей разбитых машин, чугунных радиаторов и прочего металлического мусора, студенты на дорогих своих машинах свозили добытое «богатство» на территорию академии и тащили на первый этаж, в скульптурную мастерскую мастера.

Не всё шло гладко: ведь ученики имели дело с тяжёлыми предметами. Иные творцы и в больницу попадали! Вытаскивая из багажника своего шестисотого «Мерседеса» ржавый задний мост грузовика, одна креативная девушка уронила металлолом себе на ногу. Вызвали «скорую». На следующий день студентка приехала в «Zommer Academy» в гипсе и на костылях. Но с огнем в глазах! Она была полна решимости и намеревалась довести начатое до финала.

Мастерская герра Эбихарта была самой шумной во всей академии. Под мудрым руководством Эби ученики создавали действительно уникальные вещи. Мальчики и девочки гремели кувалдами и стучали молотками, варили и паяли, резали дисками и пускали в ход электропилы. По окончании курса эта стальная гвардия с гордостью демонстрировала сокурсникам блестящие творения рук своих. Счастливые выпускники увозили свои «скульптуры» домой, чтобы установить их где-нибудь на лужайке перед собственным домом.

От тяжелого – к легкому! Маленький китаец Ли в неизменно черном сатиновом костюме обучал большую группу толстых бюргеров обоих полов тонкостям китайской лечебной гимнастики. Его плавные, воздушные движения рук и ног, легкие повороты головы сопровождались мелодиями китайской инструментальной музыки.

На гимнастике педагог не зацикливался и параллельно гадал всем желающим на специальной китайской монете с квадратным отверстием посередине.

Никакого мошенничества! Все его предсказания сбывались, что удивляло и вызывало всеобщий восторг.

Светловолосого норвежца Ингварра сближал с китайцем Ли буддизм. Северный человек, исповедовавший восточное учение Просветленного, передавал студентам свое умение медитировать а заодно петь по-птичьи. Человек, проходивший мимо его студии с затемненными окнами, мог увидеть большую группу женщин, сидящих по-турецки на ковриках. Из комнаты доносилось птичье многоголосие. Создавалось такое ощущение, будто ты перенесся в лесную чащу.

Другим блондином в академии, только постарше, был двухметровый литовец Альгирдас, сухощавый красавец с седеющими кудрями до плеч. Он лепил потрясающие по красоте вазоны, кувшины, бутыли из глины, удивительные по форме и силуэту. Ученики и ученицы одаривали его восхищенными взглядами.


* * *

Идея преподавать академический портрет по новой, ускоренной методике родилась у меня при первом же знакомстве с академией. В тот день я увидел великолепные художественные материалы, разложенные на стеллажах: картон всевозможных цветов и оттенков и наборы цветной пастели. Я попросил своих студентов выбрать листы картона любимого цвета, закрепить на мольбертах, взять черный, коричневый или синий пастельный мелок (в зависимости от цвета выбранного картона) и сделать предварительный набросок лица и плечевого пояса сидящей натурщицы.

И тут случилась закавыка с этой самой натурщицей.

Молоденькая девушка из Восточной Германии долго не хотела обнажаться по пояс, и лишь вмешательство Карен вынудило ее раздеться. Выяснилась и причина нежелания: внутренняя сторона локтевого сустава у девушки почернела от уколов. Натурщица оказалась закоренелой наркоманкой! Карен принесла телесный пластырь и заклеила на руке следы уколов.

Работа продолжилась. Через переводчика я рассказал студентам об особенностях строения человеческого черепа, крепления глазных яблок и крыльев носа. Затем сел и на сером картоне сделал черным мелком набросок. Далее прошелся бежевым мелком по частям головы и торса натурщицы, на которые падал свет. Осталось сделать растушевку: растереть указательным пальцем оба цвета. Этот нехитрый прием позволял передать объем сидящей фигуры. Серенький картон сымитирует переход одного цвета в другой, а белый мелок привнесет блики. Портрет готов! Он родился за четверть часа на глазах изумлённых студентов. Они восхищались до того неумеренно, что их восторги походили на преклонение аборигенов перед колонизатором, разложившим на земле бусы, зеркала и тряпки. Словом, я покорил аудиторию в первый же день.

На страницу:
6 из 14