Элиминация

Мы бредем в большой и светлый холл, там полно людей, все выглядят такими живыми и сильными, что меня это вводит в ступор. Я давно не видел такого количества народа в одном месте. Тем временем, друг рассказывает мне новости прошедшего дня, не стесняясь материться и громко ругаться, на нас то и дело оборачиваются солдаты, которые стоят на своих постах, но моему приятелю явно все равно. ослепительный свет лампочек и обилие голосов все еще кажутся мне нереальными.

Резкий и достаточно громкий щелчок переключает наше (и только наше) внимание на себя, а потом довольно внезапно свет везде выключается, однако люди не замирают, одни лишь мы остановились, через пару секунд на стенах включаются красные лампы, расставленные друг от друга на расстояние около пяти метров.

– Я думаю, это комендантский час. – Произношу я.

Толпа расходится довольно быстро, а один из охранников, в отутюженной опрятной форме, без единого волоска на лице, направляется в нашу сторону. Он объясняет, что после двенадцати часов всем надо находиться в своих комнатах и без особого разрешения или неотложной работы их покидать запрещено. Тут же из-за угла появляется пышная дамочка бальзаковского возраста в белом чистом халате с серьезным выражением лица, она прерывает тираду охранника и просит меня проследовать за ней, ибо меня еще официально не выписали и грядущую ночь я проведу в палате без окон и посторонних людей. Пока мы идем вдоль спешащих по своим комнатам людей, она причитает о том, что найти меня было не так то просто и все выходы пациенты должны согласовывать с ней. Наверняка, это правило придает ей чувство собственной значимости. За пределами Кремля я встречал врачей-самоучек, которые отрезали людям зараженные руки и ноги, прижигали их, обеззараживали, вырезали аппендицит при помощи подручных средств и даже принимали роды. Этих людей называли героями, ведь не каждое убежище могло похвастаться наличием врача. При этом, эти самые люди и то были не столь высокого мнения о себе, чем эта дамочка.

Уже лежа на своей кровати я тупо пялюсь в потолок и не могу заснуть, мои мысли занимает план Президента Москвы, я думаю о расточительстве электричества, изобилии еды и лекарств, вспоминая то время, когда в холодные зимние ночи мы с ребятами забивались в самые тесные комнаты и засыпали под одним драным одеялом, вместо горячей еды – супы быстрого приготовления, пойманная несчастная белка, отфильтрованная вода, заместо чая, о сахаре и речи не было, его конечно можно было раздобыть на черном рынке, как и любую сладость, однако, за это нужно было заплатить довольно большую цену. Нам везло больше, командам зачистки каждым месяц давали большую плитку шоколада на шесть человек.

Я вспоминаю немалое количество людей в холле, а перед глазами ютящиеся замерзшие и ослабшие люди в убежищах, умирающие от холода и голода. Они не знают, что жизнь здесь – это современная сказка. Да и мы не знали.

Наконец, мои глаза слипаются, последней мыслью становится Алиса, я должен поговорить с ней, объяснить, что она не виновата, это все я, мой вспыльчивый характер и пять лет адской жизни, но какой жизнью жила она, пока не попала сюда… Я и не думал об этом. Не думал о том, что могла пережить, на момент нашего расставания, семнадцатилетняя девушка и как мы оба изменились за эти годы.

Да, я злился на все и всех, я ненавидел весь мир, несколько раз прощался с жизнью, у меня даже в мыслях не было, что Алиса может быть жива, но, при этом, я никогда не переставал ее любить.

Глава 20. Август.

Вспышка оказалось карой Божьей, весы правосудия рухнули, передав свои права Безумию. Неживые взошли на трон, живые же попрятались в свои темные углы, дабы вымаливать прощения у Господа Бога нашего, ибо только он может спасти от болезни страшной, даровав сладкую смерть.– отрывок из новой Библии эры Безумия.

Я перестаю ощущать свое тело. Оно словно больше не принадлежит мне, это просто чьи-то чужие руки и ноги, сердцебиение нисходит на нет, мои глаза стекленеют, мне не больно, хотя, возможно, я просто не чувствую боль.

Вадим сидит напротив меня, в моем спутанном сознании у него все еще живые глаза, он плачет, от его слез меня выворачивает наизнанку, но я не могу ему ничем помочь.

Профессор Литовский теперь спокойно открывает мою клетку и заходит внутрь, за последние сутки он делал это дважды, совершенно не боясь, что я могу оказать ему сопротивление. Судя по тому, что он не нагибается, Литовский явно ниже меня ростом, в любой другой момент это было бы моим преимуществом, но не сейчас.

– Чем Вы меня накачали? – Я еле двигаю языком, а моя речь сопровождается обильным слюновыделением.

Его глаза безумны, чернющие зрачки полны своих демонов, однако, он живой человек… Ну, относительно живой. Как и я. Вспышка пробралась в его организм и глубоко засела в мозгу, она распространилась по венам, поразила каждый участок его сердца. Со мной будет тоже самое… Мы уже видели такое, та женщина, что убила собственное дитя, она упала с лестницы и встала, словно ничего и не было, ее несвязная речь, отметки от безумных… Неужели, все это ожидает и меня?

Проходя обучение для участия в зачистке нам показывали мертвого безумного, ему вскрывали грудную клетку и доставали сердце, оно было черное, как ночь, вены ядрено-фиолетового цвета, свернувшаяся на глазах темно-красная, почти черная, кровь, каждый орган в его теле напоминал плесневый комок шерсти, который только что отхаркнула кошка. Зрелище было не из приятных. Многих парней и девушек сильно мутило. Нам объясняли, что это одна из причин того, почему никакое лекарство не сработает, лежащий неживой на данный момент был заражен всего полторы недели назад – и вот, что стало с его телом.

Литовский аккуратно вынимает из меня иголки, без его особого лекарства мне тут же становится плохо, все тело сводит и я начинаю кричать. Тогда профессор дает мне пощечину и я тут же прихожу в себя. Вадим срывается с места и прыгает ко мне, однако цепь на ноге его останавливает. Мы с моим мучителем замираем и в ту же секунду мне кажется, что взгляд моего брата направлен не на меня, а на Литовского.

– Прочь! – Вскрикнул тот, однако Вадим все еще тянется к нему. – Я сказал – прочь! – С этими словами он бьет ногой ему в плечо, тем самым отталкивая того к решетке.

Вадим вжимается в нее и закрывает глаза, он словно пытается собраться с мыслями и оценить обстановку, как делал это раньше. А меня, тем временем, мучает один лишь вопрос – он пытался меня защитить? Может в голове моего брата осталось еще что-то от прежней жизни?

Литовский закрывает клетку и снова что-то записывает.

– Контролировать твоего брата становится все сложнее, видимо, так сказывается то, что у вас одна кровь, она течет по твоим венам и Вадим это чувствует, поэтому, он ощущает близость больше к тебе, чем ко мне. _ ему явно не нравится то, что он говорит. Не знаю почему, но меня это пугает.

– И что с того?

– Прикажи ему открыть глаза.

Литовский молча уставился на нас, опустив планшет вниз.

Я смотрю на брата, он сидит напротив и словно пытается уснуть, сейчас тот выглядит, как раньше, за исключением пары моментов.

– Вадим. – Зову я его. – Ты меня слышишь? – Но он не отзывается.

– Смелее, Август, или ты вновь хочешь подставить мне свою щеку для большего энтузиазма?

– Открой глаза, брат, я здесь. – Вадим с неуверенностью приоткрывает глаза и тут же зажмуривается. – Вадим, пожалуйста, посмотри на меня, это я, Август! – Почти срываюсь я на крик.

Глаза моего брата резко распахиваются, они чернее ночи, он вновь срывается и с ужасными воплями и кряхтением пытается достать до меня. От неожиданности я вжимаюсь в клетку и бьюсь головой об холодную решетку. Литовский смеется и громко хлопает в ладоши, а меня парализует ужас, все тело наполняется злостью.

– Хватит! – Вскрикиваю я и в моем голосе слышен дикий рев безумных.

Вадим медленно отступает назад и принимает позу покорной собаки, опустив голову вниз. Литовский тоже замолкает, он хватает что-то со стола и вприпрыжку бежит ко мне, подходит к клетке максимально близко и вытягивает вперед маленькое зеркало, я смотрю на свое отражение и буря внутри меня утихает: бледная кожа лица, покрытая выступающими венами под глазами, зрачки становятся невероятно огромными, то и дело колеблясь.

– Я – безумный.

– Нет, ты – лекарство!

Часть 3. Элиминация. Глава 21. Шрам.

Ещё пару дней назад мы сидели в парке и радовались окончанию учебы, теперь же мы с Машей заперлись в ванной комнате, а за дверью ее старшая сестра и мать, ломятся к нам, чтобы разорвать наши тела на части. Я дорисовываю мини-портрет Маши и открываю дверь, запомните ее такой – мы готовы. – Запись сделанная на диктофон в телефоне, найденный в ванной комнате,

тел не обнаружено.

Когда я узнал о лекарстве, то мне стало не по себе. Я вспомнил двух братьев, что боролись за жизнь, спасая шкуры друг друга и нас самих. Два солнечных лучика в нашей команде, с веселыми шутками у костра и темными ночными разговорами, как они заканчивали предложения друг за другом и бросались в любой момент на помощь. Я все время думаю, успел ли Август убить Вадима? Или же остался с ним навсегда? Возможно где-то бродят двое безумных парней в экипировке команды зачистки №13 с нашитыми ярлычками с именами и фамилиями на груди. Все решают секунды, бежав быстрее мы бы не наткнулись на неживую за углом, повернув бы в другую сторону она не вцепилась бы в плечо Вадима. Я помню в каком ступоре находился, когда братья в один голос приказали мне бежать. У меня уже было такое, когда жена медленно брела ко мне, чтобы убить.

Стук в дверь прервал мои раздумья.

– Лев Николаевич, Вас вызывают на собрание в апартаментах Президента Москвы.

Мы с солдатом проделали большой путь, пока шли в назначенное место, апартаменты находились в одной из смотровых башен, где небольшие две комнаты были сделаны под одну резиденцию, точнее, под два благоустроенных помещения, соединяющиеся между собой коротким переходом, да уж, наш Президент был тем еще трусом, выбрав себе место, куда никакая нечисть не поднимется, да еще и окружив себя толпой из охраны.

Когда я зашел в комнату, где уже все собрались, то тут же почуял запах перегара, даже свежий морозный воздух из открытого окна не смог заглушить эту вонь. Судя по лицу Тэмпла для Президента это было нормой. Вместе с нами в комнате находились еще пара человек, которых я ранее видел в зале заседаний. Президент представился лично мне и пожал руку, его ладонь напомнила мне ручку младенца, такую же нежную и бархатную, у Вани и то руки были более огрубевшие, сам же, как человек, он выглядел слабым и пропитым, однако держал себя в руках. На его столе красовалась табличка «Алексей Ивашкин», заляпанная чем-то сладким, судя по всему, а позади огромный незакрытый бар с полупустыми бутылками неплохого алкоголя.

– Ну что ж, прошу садиться. Как уже объявил ранее мой заместитель – главнокомандующий по военной части Максим Дубинский, я принял решение собрать две группы по тридцать человек для проведения масштабной зачистки города от безумных! Возглавлять операцию будут непосредственно сам Максим Дубинский и Лев Николаевич, командир отряда зачистки №13, недавно прибывшей к нам и показавшей великолепный результат в выполнении многих индивидуальных заданий. Я хочу, чтобы лучшие из солдат были в списках этих ребят, поэтому, прошу своих заместителей оповестить всех своих подчиненных и заверить их в беспроигрышности данной войны. Вопросы?

– У меня вопрос. – Сказал я.

Лицо Президента изменилось, вряд ли кто-то часто вступает с ним в дискуссию. Наверняка, он жаждал закончить это собрание как можно скорее и вновь приложиться к любимой бутылке, однако, я продолжил.

– На той неделе мне на коммуникатор пришло задание, в котором указывалось, что нужно разобраться с ситуацией в одной из церквей, и привести сюда живущих там людей. Кто отдал приказ?

Ивашкин поморщился, но ответил.

– Это был лично мой приказ, так как разведка доложила, что в церкви есть дети и…

– В церкви была женщина. – Перебил его я. – Она была, так сказать, безумной. Однако, живой. На теле имелось около дюжины целенаправленных отметин от неживых. Я знаю, что в Кремле есть девушка, у которой развился иммунитет после «Вспышки», и своей кровью она спасает раненых солдат. Так вот там была такая же, только бедняжка лишилась рассудка из-за многочисленных укусов, я полагаю.

– К сожаление, мы не знали, что существуют еще похожие на нашу Алису, церковь находилась в эпицентре скопления безумных, а вы были ближайшей командой к ней, я лишь заботился о людях, находящихся там.

Само милосердие, чтоб его, не верю ни единому слову!

– Что ж, если вопросов больше нет…

– Есть ли какая еще информация о людях с иммунитетом в городе? По-моему, нам бы не помешала еще парочка, дабы не выкачать всю кровь из бедной девушки в связи с тем, что случится послезавтра.

Президент был явно недоволен моим вмешательством в его политику, однако никто меня не останавливал, им всем было интересно, а Тэмпл тем временем, сидел с чересчур довольным лицом и буквально наслаждался происходящим.

– К сожалению, нет.

Мы покинули его апартаменты и когда все разошлись Тэмпл подбежал ко мне.

– А неплохо так, что оружейная теперь находится рядом с президентскими покоями, как думаешь? – Он указал на проем в стене, где за сеткой была уйма оружия. Я подумал, что неплохо бы запомнить это место. – Раньше она была при центральном входе, но Ивашкин решил, что его безопасность превыше всего, а если вдруг солдатам понадобится оружие, то им не составит труда подняться сюда.

Что-ж, я не был удивлен, старый пьянчуга явно заботился только о себе, посылая других на смерть.

– Знаешь, почему он отправляет именно нас? – Перебил мои раздумья Тэмпл.

– Мы – угроза.

– Именно. – Кивнул тот. – Все знают, что Алексей Ивашкин трус и пьяница, изначально его поставили на место президента лишь потому, что тот был ближе всех к политике, в дальнейшем люди всего навсего привыкли к нему, однако, многие из солдат мечтают видеть сильного лидера во главе Правительства Москвы.

– Они хотят видеть там тебя?

– Ага. А теперь еще ты здесь. Для него мы угроза. Ивашкин знает, что мои союзники пойдут за мной, а значит, революционеров не останется. Члены твоей команды присоединятся к тебе…

– Нет, я им не позволю! – Отмахнулся я и остановился на середине пути.

– Чушь! Плевать они хотели на твои запреты! Вы уже потеряли двоих.

«Троих» – подумал я.

Тэмпл двинулся вперед и я пошел за ним. Мы вышли на улицу, под ногами хрустела замерзшая трава, кое-где люди перебегали из здания в здание, на плацу тренировался курсантский полк, часовые стояли на своих постах, охрана обходила периметр. Я вдруг вспомнил, как с сыном и женой выбирался в Кремль на новогоднее представление, и ту же напоминаю себе о том, что воспоминания могут причинить боль даже по прошествию пяти лет.

– Алиса рассказала, что знает одного из ваших, Артем, если не ошибаюсь.

Ну конечно же, это ведь та самая Алиса, имя которой он лепетал по ночам. Как же все-таки может быть тесен мир.

– Я тоже заочно знаком с ней. – И решил тут же сменить тему разговора. – Что будем делать? – Спросил я его.

– Нас отправляют на смерть, разве это нормально?

Я помотал головой. В глазах Тэмпла сиял огонь.

– Наше лекарство от Безумия спас я, люди пойдут за мной, но мне нужна поддержка.

– Мы с вами.

Глава 22. Алиса.

В позднее время суток стоит держаться вблизи света, он притупляет инстинкты Безумных, а оказавшись в темноте – бегите, просто бегите и не оглядывайтесь, иначе есть вероятность, что вы упадете и тогда они набросятся на вас сверху, а значит, шансов на спасение у вас уже не будет. – Отрывок из обучающей лекции для членов команды зачистки, автор – Люток Н.Н.

Я лекарство и это делает мою жизнь иной, более ценной по сравнению с другими, я тот особенный человек из-за которого люди будут драться с неживыми – и они никогда не проиграют.

Но так было не всегда, люди злобно смотрели на меня, сторонники церкви, при написании Библии эры Безумия, ясно давали понять, что лекарства нет, а я, сама по себе, отродье Дьявола, да и кровь моя черна, как ночь. Вот только это не так. Десятки исследований показали, что мой организм на девяносто процентов схож с организмом здорового человека, меня отличают лишь безумные зрачки, темная кровь, резкие перепады настроения и спонтанная агрессия, которую я, более менее, научилась контролировать.

Спустя пять лет я помню все: как проснулась в машине с Артемом и его сестрой, а на улице хаус, все в огне и людях, сошедших с ума, наверное, мне стоило остаться там, но черт меня дернул бежать, спотыкаясь о горы тел, уворачиваясь от безумных, пытавшихся меня схватить. Я примкнула к группе выживших из пяти человек, мы продержались два дня, потом и на нас напали, оттуда я бежала в дом, где меня приютила семья – женщина с тремя сыновьями и старик в инвалидном кресле. У них было мясо и много воды, в тот вечер я впервые наелась за последнюю неделю, а ночью ее сыновья пытались меня задушить, одному из них я выбила глаз первым, что попалось мне под руку и снова бежала, наткнувшись за домом на старика, который рубил топором человеческое тело, меня вырвало прям на месте, а в это время женщина вырубила меня ударом по голове. Следующие несколько дней я смутно помню, однако точно знаю, что меня держали в подвале, кидали сверху куски сырого человеческого мяса, не давали воды и смеялись. Я не ела. То и дело теряла сознание, пока не поняла, что я им больше не нужна. Наверное, я оказалась бесполезной игрушкой и меня решили убить. На третий день сверху скинули тело неживого, тот меня не слабо поцарапал в области бедра, на тот момент я еще не догадывалась, что царапина так же опасна, как и укус, однако мой инстинкт выживания оказался сильнее, я схватила его за голову и несколько раз ударила о землю. К сожалению, и после этого неживой все еще шевелился, мое бедро адски заболело, а в глазах все потемнело. Я отодвинулась к стене и медленно сползла по ней, схватившись руками за голову, пытаясь справиться с болью и ужасом, которые окутали все мое тело.

В этот момент безумный встал и его разбитая кровавая физиономия выглядела, как в самом страшном фильме ужасов. Нет, я больше не могла бороться. Мне оставалось шептать «не трогай меня, пожалуйста, пожалуйста, уходи». Чудовище подбиралось ко мне все ближе и ближе, оно будто растягивало предстоящее удовольствие, находясь рядом со мной оно нагнулось и теперь мы оказались лицом к лицу. Физически я сдалась, но морально все еще боролась.

– Убирайся прочь! – Прошипела я сквозь зубы.

Безумный пошатнулся и в его глазах я увидела неуверенность.

– Я сказала проваливай!

Чудовище сделало несколько шагов назад, а потом и вовсе, словно испуганная собака, убежало в другой конец подвала, где приняло точно такую же позу, как у меня.

Я не понимала, что со мной, мне было так страшно, глаза наполнились слезами и я вновь отключилась.

Проснулась я от звуков выстрелов и топота ног.

– Обыщите здесь все, любые припасы важны. – Послышался голос сверху.

Дверь подвала открылась и вниз спрыгнули двое ребят с автоматами на перевес, безумный тут же напал на одного, другой успел среагировать и сделал несколько выстрелов. Однако, его товарищ был уже ранен.

– Прости, брат. – Отрезал тот и пристрелил его.

Меня выволокли наверх и кинули на пол, один из них посветил в мои глаза и тут же отпрянул назад.

– Ты нахрена ее достал? Она же безумная!

– Нет. – Прошептала я и тут же почувствовала ударил ноги в спину.

– Пристрелите ее.

– Да брось, она еще живая, для шоу сгодится.

– Неизвестно сколько она уже в таком состоянии.

– Меня не кусали. – Вновь прошептала я и услышала слово «заткнись», после чего вновь последовал удар, но уже по голове и я отключилась.

Очнулась лишь в грязной ванне, когда меня окатили ледяной водой.

– Она еще человек, если превратится во время боя, то устроит настоящий фурор. – Сказал один мужчина другому, его собеседник вновь достал фонарик, и, схватив меня за подбородок, начал светить в глаза.

– Красавица какая. Думаю, она уже не превратится. Юной леди у нас особенная, так?

– У нее порез на бедре, явно от безумного. – Не унимался другой.

– Вот именно! – Взорвался мужчина, достал пистолет и подставил его к подбородку собеседника, направив дуло вверх. – Ты не понимаешь, она бы уже давно обратилась! – Он вновь резко приблизился ко мне. – Но она все еще живая. Она – совершенство!

Меня перевели в хорошую (по нынешним меркам) комнату со всеми удобствами и держали в ней несколько месяцев, ко мне то и дело заглядывали разные люди, желающие посмотреть на меня, как на живую безумную, однако, им было строго настрого запрещено меня трогать. Самыми приятными плюсами из этой истории стали чистая одежда, горячий душ и еда три раза в день, причем явно не человеческое мясо. Приятным дополнением также служило изобилие книг, бумаги и разных карандашей, за рисованием и чтением я проводила почти все свое свободное время.

Однажды в комнату зашел мужчина, он не был так азартен, как остальные, у него были спокойные глаза, он был хорошо одет и выглядел намного собраннее, чем все мои гости. Я, как и всегда, повернулась к нему боком и задрала длинное платье, демонстрируя уже заживший шрам. Мужчина оглядел его и с большим усилием воли наконец взглянул мне в глаза. До него на это никто не решался. Всем была интересна отметина и на ту они смотрели на расстоянии трех метров от меня, после чего люди словно лишались рассудка и кричали то об искуплении, то просили у Бога прощения, падая на колени, кто-то хотел убить меня, крича, что я безумная (кем я, наверное, и была), были даже те, кто собирался меня иметь в разных позах, не скупясь на разъяснения, однако любого, кто хоть пальцем меня касался, ждал тяжелый удар по голове и незамедлительное покидание моих апартаментов. Охрана тут неплохо за мной следила.

И вот этот мужчина смотрит в мои глаза и задает вопрос:

– Ты давно здесь?

– Около трех с половиной месяцев.

– И как тебе?

– Как мне что?

– Быть живой безумной.

Его слова выбили меня из колеи. Он так спокойно говорил об этом, хотя даже я сама не до конца приняла тот факт, что не могу обратиться.

– Хочешь выйти отсюда? – Прошептал он настолько тихо, что охрана даже не пошевелилась.

Я молчала. Что я могу ответить на это? Мне тут хорошо? Не знаю. В конце концов, я не просижу в этой комнате вечно. А эти люди, что окружают меня, они не нормальные. И в итоге, меня либо убьют, либо будут насиловать, а может и того хуже – отправят на ринг. О да, ринг – это то место, где в смертельной битве сходились живые с безумными на потеху публике. Я знала об этом из разговоров охранников и меня даже пару раз вывели посмотреть на это зрелище. Пока я приношу прибыль – меня туда не отправят, но что будет, когда я перестану быть такой нужной?

– Время. – Сказал охранник.

Мужчина вышел, но с тех пор он навещал меня еще шесть раз, в наши десятиминутные встречи он умещал рассказы о том, что происходит на улице, поведал мне о том, кем он является, а именно – Алексей Дубинский, заместитель президента по военной части, и что в Кремле базируется огромный штаб, там мне нечего будет бояться, там я буду надеждой и лекарством. Мы разрабатывали план моего побега. Он пообещал, что следующая встреча станет решаемой, он придет сюда не один, а с командой зачистки и все это здание сравняют с землей, меня спасут и я наконец обрету свой дом. В ту ночь мне впервые приснился Артем, а именно наша встреча в Кремле, что он будет встречать меня у ворот, обнимет и больше никогда не оставит одну. Утром я почувствовала боль, которой раньше не испытывала, я вспомнила, что чудес не бывает и любовь всей моей жизни, скорее всего, давно мертв, или, не дай Бог, ходит плечом к плечу с безумными. Я часто прогоняла мысли о прошлом из своей головы, внушая себе то, что теперь я буду жить так.

Я ждала своего спасителя несколько дней, подпрыгивая при каждом открытии двери, ночами я прислушивалась с надеждой на то, что переворот уже начался, просто они это делают тихо.

Тем вечером я сидела на диване и читала роман о любви написанный аж тридцать лет назад, как вдруг в мою комнату зашел знакомый мне мужчина, начальник всего и вся в этом чертовом присталище, а позади него двое волокли Дубинского, тот был сильно избит и не мог больше стоять на ногах, и скорее всего, он уже не первый день здесь находится, ибо кровь на его одежде высохла, а некоторые порезы начали заживать.

– Что вы с ним сделали? – Закричала я.

– Тихо, тихо. – Начал меня успокаивать главный, чье имя я так и не узнала. – Я лишь хочу задать тебе вопрос – ты знаешь этого милого человека?

Я вновь перевела взгляд на Дубинского, тот посмотрел мне в глаза и еле заметно кивнул.