По ту сторону времени

– Потому что ты совершаешь глупость и пока что этого не понимаешь, – тихо, но настолько отчетливо, что не услышать было невозможно, ответил мистер Уайт.

– Тогда пусть это будет моя глупость! До каких пор ты будешь решать, как мне жить? – все малейшие крупицы самообладания полетели к ее ногам, разбившись о начинавшийся шторм истерики.

– Кэтрин!

– Да, это мое имя. Спасибо, что напомнил. Его, кстати, тоже ты выбирал, если я не ошибаюсь?

– Упрекаешь меня за то, что я принимал участие в выборе твоего имени?

– Если бы только имени, папа! – в ее голосе было столько боли, что она едва держалась, чтобы не разрыдаться месте. Единственное, что ее до сих пор сдерживало – это решимость на этот раз поступить, как ей хочется. Не в мелочах, а действительно в важном решении, которое может серьезно отразиться на ее будущей жизни. Поступить, как хочется, окончательно и бесповоротно, без уступок.

– Сколько я себя помню, я все время пыталась тебе угодить. Хотела хоть раз в жизни услышать, что ты мной гордишься, даже, когда бы ты понимал, что во мне нет ничего выдающегося. Я честно старалась тянуться за тобой, но поверь, это очень сложно. У тебя есть только два вида мнений: твоё или неправильное. Так вот, я всегда считала себя сосредоточением всего, что ты воспринимаешь, как неправильное, даже, когда поступала по-твоему.

Лицо мистера Уайта не выражало ровным счетом ничего. Ни один мускул не дрогнул в ответ на искреннюю тираду родной дочери. Он не пытался ее успокоить, полагая, что она сама в состоянии справиться с собой. В случае крайней необходимости, у неё всегда была при себе таблетка, особый препарат, специально разработанный для неё его лабораторией. Много лет назад, следуя своему извечному принципу – поступать, как он сам считал нужным, мистер Уайт не успокоился, пока не было найдено лекарство, которое в максимально короткие сроки и с максимальной эффективностью приводило состояние Кэтрин в норму.

– Если ты планируешь и дальше иметь мою поддержку, то ты должна пересмотреть свои взгляды. Выбор за тобой.

– Свой выбор я уже озвучила.

– Очень жаль, но пока ты живешь в этом доме…

– Значит я больше в нем не живу!

Состояние Кэтрин перевалило за точку кипения. Она стремительно выбежала из комнаты с самым решительным настроем, как можно быстрее собрать свои вещи.

За дверью она наткнулась на печальный и взволнованный взгляд матери, которая сидела в кресле, сжимая книгу так сильно, что побелели костяшки пальцев. Она слышала весь разговор до последнего слова, но не пыталась вмешаться. Только слабо ей улыбнулась, как бы извиняясь за своё бездействие. Кэтрин, в еще большем разочаровании, пронеслась мимо. В тот же день она собрала вещи и съехала из родительского дома.

Так мистер Уайт окончательно потерял влияние на ее жизнь, вместе с доверием и хорошими отношениями, которые, на самом-то деле, уже давно были лишь их подобием.

Тем временем главный успех его жизни – его бизнес, наоборот, достиг небывалых высот.

Понятия честного и нечестного бизнеса всегда были для него довольно условными. Опять же по причине своего нежелания загонять себя в чьи-либо рамки. Но с некоторых пор даже слово легальность теряло свою значимость, особенно, когда на кону стояли очень большие деньги.

Разработка лекарства для Кэтрин стоила компании мистера Уайта очень больших расходов. Он, как бизнесмен до мозга костей, к тому же не слишком отягощённый моральной стороной дела, не мог не задуматься о более выгодном использовании такого открытия.

Многочисленные опыты выявили, в своём роде, уникальные свойства сочетания активных компонентов: они не только успокаивали, но и в ряде случаев приносили эйфорию, но своего рода тоже спокойную, но от этого не менее сильную и даже более продолжительную. Некоторые также отмечали, что их чувство концентрации иногда доходило до предела и в таком состоянии они могли максимально сосредоточиться на чём-то определенном и очень важном.

Эффект зависел, по большей части, от дозировки, но также немаловажную роль играли психологические особенности и склонности испытуемых.

Впрочем, и это мистер Уайт сумел обернуть в свою пользу. Новый наркотик – как его позже прозвали в народе – “зеленка”, мог удовлетворять сразу несколько потребностей и быстро обрёл популярность. В основном, среди людей творчества и молодежи.

Первые побочные эффекты проявлялись далеко не сразу и даже не у всех. А немногочисленные летальные исходы тщательно скрывались и замалчивались.

К тому же, непосредственную связь мистера Уайта доказать было практически невозможно.

На этом фоне его неудача в отношениях с дочерью выглядела для него самого еще более контрастно. Он не оставил попыток, если не влиять на ее поведение и поступки, то хотя бы иметь о них представление. Для этого он окружил Кэтрин правильными людьми, верными ему в достаточной степени и под влиянием немалых сумм.

Поначалу это было проблематично, ведь Кэтрин, хоть и постоянно общалась со многими людьми, но по-настоящему была близка только со своей лучшей подругой, на которую у мистера Уайта не было ни малейшего влияния.

Все посторонние наблюдения за собой она волшебным образом замечала и передавала через миссис Уайт своё недовольство: напрямую отец с дочерью очень долгое время вообще не общались.

Проблема разрешилась сама собой, но, как выяснилось в последствии, при непосредственной помощи все того же вещества, которое время от времени принимала и сама Кэтрин, совершенно не догадываясь о его дополнительных свойствах. Когда эта самая подруга, намеренно или случайно, изрядно промахнулась с дозой и отдала Богу душу (не будем судить о религиозной стороне дела, пряча факт за более красивым определением), вакантное место освободилось.

С этого момента в жизни Кэтрин появилась новая знакомая, а в последствие и подруга – Мира. Она даже чем-то нравилась мистеру Уайту, по крайней мере чуть больше остальных – таких же, как она, случайно неслучайных людей. Вот только однажды в ней взыграла вина. Ненужное чувство, как он считал, которое тянет человека на дно, никак не делая его лучше. Так вот, она порывалась рассказать все Кэтрин. Видите ли, она по-настоящему стала считать ее своей подругой. Мистеру Уайту удалось уговорить ее держать язык за зубами, но сведения, полученные от неё, больше не были такими исчерпывающими, а сама Кэтрин все больше нарывалась на неприятности. Раскопала, не пойми откуда, информацию о “зеленке” и принялась копать дальше. С похвальным упорством, которое в любой другой ситуации он бы оценил, но тогда пришлось придумывать “информатора”, которому Кэтрин смогла бы поверить, и уводить ее по ложному следу.

А, когда Мира, пускай и неохотно, поведала о новом странном знакомом Кэтрин, который, по ее словам, появился и исчез прямо посреди ее комнаты ночью, мистер Уайт впервые всерьёз забеспокоился, опасаясь самого худшего – что болезнь, вопреки его стараниям, продолжила прогрессировать. И сам решил проверить состояние дочери, наплевав на свои же принципы.

Он знал, где она живет, у него даже были ключи от ее съёмной квартиры, опять же, благодаря Мире, но он благоразумно остался ждать на улице, под, особо палящим в тот день, солнцем.

Появление Кэтрин не заставило себя долго ждать, по большей части потому, что мистеру Уайту было прекрасно известно ее расписание.

Она заметила его издалека, но делать вид, что у неё резко появились неотложные дела в противоположной от дома стороне, было уже слишком поздно.

– Чем обязана? – резко спросила она, поравнявшись с отцом.

– Это вместо приветствия?

– Тебе мои приветствия больше года были не нужны.

На его лице мелькнула тень болезненной эмоции и Кэтрин, уже встревоженно, спросила:

– Что-то случилось?

– Ты думаешь, что у меня нет других поводов увидеть собственную дочь?

Выражение лица мистера Уайта опять превратилось в каменную маску. Кэтрин всегда ему говорила, что даже на серьезных переговорах он проявляет больше эмоций. Что было правдой, но лишь отчасти.

– Ни за что не поверю, что ты скучал, – ответила Кэтрин, скрестив руки на груди, но тут же сама смягчилась. Она все же не могла делать вид, что не была рада его видеть. Какие бы сложные отношения не были между ними, он все еще оставался ее отцом. – Может зайдёшь? Нечего торчать посреди улицы.

– Спасибо за гостеприимность.

Кэтрин фыркнула, но ничего не сказала в ответ.

До ее квартиры они шли в тишине, которая, по мере приближения, становилась все более неловкой. Как будто между ними что-то непоправимо сломалось, а они оба делали вид, что чинят это давно засохшим клеем.

– Хочешь чего-нибудь.

Кэтрин, не оборачиваясь, быстро разулась и прошла в комнату. Мистер Уайт замер на пороге, придирчиво разглядывая ее простенькую съемную квартиру. Он знал, что его жена регулярно, чуть ли не насильно пихает дочери деньги на жизнь и надеялся, что Кэтрин выберет себе что-нибудь поприличнее.

– Ты проходишь? – Кэтрин выглянула из комнаты и сразу нахмурилась, словив внимательный и недовольный взгляд отца. – Не нравится, как я живу?

Вопрос был скорее риторическим, и мистер Уайт ответил так же:

– Тебе вырядили понравится мое мнение. Поэтому оставлю его при себе.

– Как мило с твоей стороны. Ты проходи, не бойся. Тараканы и крысы здесь уже давно не живут.

Мистер Уайт вопросительно приподнял бровь, а Кэтрин только закатила глаза. Она уже успела отвыкнуть от того, что у отца “аллергия” на ее чувство юмора.

– Ни есть, ни пить ты не хочешь, квартиру мою ты не оценил. Не знаю еще, чем тебя удивить, – она развела руками в стороны в показательном сожалении.

– Прекращай паясничать, Кэтрин, – строго сказал мистер Уайт.

Он прошёл мимо неё и, как ей показалось, с гордым видом хозяина положения устроился прямо посередине дивана.

Кэтрин осталась стоять, тем самым давая понять, что долгий разговор совсем не входит в ее планы.

– Тебе самой не надоело так жить? – спросил, наконец, мистер Уайт, красноречивым взглядом обводя комнату, но имея в виду жизнь Кэтрин в целом.

– Мне кажется, что скорее тебя не устраивает, как я живу. Как ты не можешь понять, я уже сама вполне могу решать, что мне нравится, а что нет. Я очень благодарна тебе и маме за помощь, которую вы до сих пор мне даёте. Но поверь мне, как только я найду работу…

Она не успела договорить, потому что была прервана его насмешливым возражением:

– О какой работе ты говоришь? В третьесортной газетенке со статьями с уровнем ниже , чем сплетни и слухи?

– Почему ты считаешь, что моих способностей хватит только на это? Ты же ничего обо мне не знаешь! – Кэтрин было порывалась выйти из комнаты, но силой заставила себя стоять на месте.

– Зато я знаю, что в приличные издания не берут кого попало с улицы. Нужны связи. Поэтому и начинать придётся с самых низов.

– Тебя, в своё время, это не смущало.

– Не сравнивай даже. У меня никогда не было твоих возможностей.

– А я о них и не просила.

– Беспросветная глупость – не пользоваться тем, что у тебя уже есть.

– Ты хотел сказать, тем, что у тебя есть.

Мистер Уайт сердито уставился на неё, слегка раздражённый таким бессмысленным спором. Пока что ему ясно было только одно: по крайней мере внешне, Кэтрин выглядела абсолютно нормальной. Общение с ней, конечно было далеко от понятия нормального, но было ей свойственно. К своему облегчению, он также успел заметить, что Кэтрин вполне контролировала свои эмоции и, что за их яркой вспышкой следовало медленное и добровольное угасание.

Смысла выводить ее на конфликт у мистера Уайта больше не было, а потому он сказал достаточно миролюбиво:

– Ладно, продолжай играть в журналиста, если тебе так нравится. Только, пожалуйста, будь осторожней. Я не всегда буду рядом, чтобы помочь тебе.

Кэтрин пробурчала себе под нос, что, если не он, так будет рядом кто-то другой, имея в виду охранников, которых она частенько замечала неподалёку от себя и с присутствием которых уже устала бороться.

Мистер Уайт не расслышал ее недовольства или сделал вид, что вовсе не заметил.

– Как там мама? – громко спросила Кэтрин, словно они с ней не общались два дня назад, лишь бы скрасить повисшую тишину.

– В порядке. Скоро улетает в Италию.

– А ты?

– Не смогу. У меня дела.

– Ясно.

Паузы заставляли Кэтрин чувствовать себя максимально неловко.

– Может все-таки чай или кофе?

– Нет, спасибо. Я, пожалуй, пойду.

Она в ответ только слабо улыбнулась и кивнула. Их отношения, никогда не отличавшиеся особой сердечностью, теперь казались безнадежно испорченными. Кэтрин стало интересно, жалел ли об этом отец или ему было все равно?

Уже у самой двери она замешкалась, но приняв внутреннее решение, порывисто обняла его. Он на мгновение замер от неожиданности, а потом неловко похлопал ее по спине. Желание отстранится друг от друга возникло у них одновременно, а потому не вызвало замешательства.

– В следующий раз звони, когда захочешь прийти, чтобы не ждать меня под дверью.

– Хорошо. А ты заезжай к нам. Хоть иногда.

– Я постараюсь.

По иронии, они оба не сдержали обещания. Мистеру Уайту было проще узнавать о жизни дочери от других, чем из личного общения, которое неизменно оборачивалось в лучшем случае – спором, а в худшем – скандалом с нотками истерики. Сама же Кэтрин не спешила переступать порог родного дома из-за того, что, в таком случае, слезные уговоры миссис Уайт стали бы еще более упорными.

В ситуации, когда каждый остался при своём мнении – проиграли оба.

Новость о таинственном исчезновении Кэтрин мистеру Уайту в тот же день принёс Майк. Вместе с дневником, который задал больше вопросов, чем оставил ответов.

Под тихие причитания миссис Уайт, возившейся с внуком, который совсем не желал успокаиваться, в голове Джорджа Уайта уже начинал вырисовываться план.

Первым пунктом которого, а впоследствии и главным, был поиск надежного союзника. По всему выходило, и даже дневник содержал в себе вполне однозначные указания, что лучшего кандидата, чем Майк, было не найти. Во-первых, род его деятельности и увлечений, по счастливому стечению обстоятельств, которые сам мистер Уайт считал закономерными, был напрямую связан с научной областью знаний о пространстве-времени. Во-вторых, он был так до неприличия влюблён в Кэтрин, что заручиться его поддержкой для собственной, будущей выгоды не составило бы труда. А в-третьих, насколько сам он разбирался в закономерностях пространственно-временных явлений, сотрудничество с Майком было уже заранее предопределено, хотя ни о какой судьбе, конечно же речи и не шло.

Их первая встреча оставила друг о друге неоднозначные чувства, но вот вторая, к тому же по такому печальному поводу, наметила пути их дальнейших взаимоотношений, которые за последующие годы претерпят не очень большие изменения. Мистер Уайт начал испытывать к Майку уважение за его неимоверную преданность Кэтрин – качество, которое он больше всего ценил и в своей жене. Майк же напротив, сквозь все благородные побуждения мистера Уайта отчетливо видел проблески циничного расчета.

– Надо же что-то делать! – Майк повторил эту фразу, кажется, уже раз десять за последние полчаса. – Нельзя же просто тридцать лет сидеть сложа руки!

– Ты же не думаешь, что все, о чем написано в дневнике случится само по себе? Без нашего вмешательства?

– Вы всерьёз считаете все написанное правдой?

– У тебя есть объяснения получше? С удовольствием их выслушаю.

Майк посмотрел на него с недовольным видом, но промолчал.

– Так я и думал. Запомни, если что-то кажется тебе невероятным, это совсем не означает, что этого не может быть. Просто ты не можешь это объяснить с помощью доступных тебе знаний.

– А Вы можете?

– Я тоже не могу. Но и слова своей дочери я под сомнение не ставлю.

– Вы выглядите таким спокойным. Неужели, Вам все равно, что она пропала? Совсем пропала.

– В данный момент я ничего не могу сделать. А разводить истерику – это самое последнее дело, – мистер Уайт выразительно посмотрел на Майка, заставив того немного усмирить своё негодование.

– Чем я могу помочь? – наконец спросил тот, уже гораздо спокойнее.

– Оказывается ты умеешь задавать правильные вопросы.

“Которых я от тебя и ждал”, – добавил мистер Уайт уже про себя.

– В первую очередь мне нужна твоя лояльность по отношению ко мне. Меньше вопросов – больше дела, и мы с тобой отлично сработаемся. Второе – мой внук будет жить здесь. Ты тоже можешь оставаться.

Майку очень не понравилась эта затея, но делать ему особо было нечего. Найти и спасти Кэтрин без денег и влияния ее отца было попросту невозможно.

– Я согласен. Но у меня тоже есть условие.

Брови мистера Уайта удивлённо поползли вверх. Обычно ему не то что не ставили условий, слова поперёк никто не решался сказать.

– Какое же?

– Я буду официальным опекуном Брайана.

Глава 12

Все утро Крис не мог найти себе места. Уже раза три он порывался выскочить за дверь и побежать прямиком в Центр, несмотря на довольно приличное расстояние, но всякий раз замечал, что время на часах приближается к назначенному медленнее, чем ему бы хотелось, и вынужденно себя останавливал.

В комнате неслышно появился Стивен. По крайней мере так показалось Крису, потому что, когда он обернулся, то слегка вздрогнул от неожиданности.

– Доброе утро, – подчёркнуто бодро сказал Стивен.

– Доброе, – без всякого энтузиазма ответил Крис.

В который раз оглянувшись на часы, он спросил:

– Я разбудил тебя? Хожу тут по комнате, туда-сюда, нормальным людям спать не даю.

– Эй! Что за приступ самобичевания с утра пораньше? – а потом добавил уже с беспокойством, – Сильно переживаешь?

– Так заметно?

Стивен пожал плечами, мол, заметнее некуда. Он не привык видеть брата таким потерянным. Особенно в ситуациях, когда он, на правах старшего, должен был дать дельный совет, а по факту даже слов поддержки подобрать не мог. К тому же, положение, с его точки зрения, было патовым. Какие бы ходы ни предпринимал Крис, он все равно останется при своём, с той лишь разницей, что, чем больше он приложит усилий, тем сильнее будет горечь от этой жизненной ничьи, которая будет восприниматься, как поражение.

– Ты уже думал, что будешь делать, когда у вас получится найти ее? С неудачным исходом мне, да и я думаю, что тебе тоже, все более-менее ясно. Но, как быть в случае удачи? Она останется здесь? Вернется в своё время? И, если останется, состарится ли при этом на 30 лет? А, если вернётся, что будет с вашими отношениями на таком расстоянии? Люди не выдерживают километры, а уж годы.

– А ты, я смотрю, много думал об этом?

– Достаточно. Только лишь потому, что переживаю за тебя и не хочу, чтобы ты стремился к недостижимым иллюзиям.

– С каких это пор ты стал поэтом?

Пропустив его вопрос мимо ушей, Стивен продолжил гнуть свою линию:

– Ты нужен маме и, в конце концов, ты нужен мне. Ты не можешь игнорировать свою семью.

– Ставишь меня перед выбором?

– Обстоятельства, в конечном итоге сложатся так, что тебе придётся определиться. Будет лучше, если ты заранее решишь, кто для тебя важнее.

– Надеюсь, что ты это не всерьёз. Или хотя бы понимаешь, насколько такой выбор для меня невозможный.

– И ты так просто об этом заявляешь? Сколько ты по факту ее знаешь? Ладно она, но ее семья, они же тебя использовали!

– Вы с Томом не сговорились случайно? – прервал его Крис, припоминая недавний разговор с другом. – Ваши методы по переубеждению поразительно схожи.

– Это только подтверждает, что в твоём окружении есть здравомыслящие люди.

– Давай лучше закончим этот разговор, а? Мы только разругаемся и каждый останется при своём мнении.

Крис даже самому себе удивился, как ему удалось сдержать себя без извечного, хоть и нерационального, желания продолжать спор любой ценой.

– Хорошо. Но ответь мне на один вопрос: ты ведь даже не задумывался, что будешь делать?

– Почему тебя так это беспокоит?

– Не хочу, чтобы ты наделал глупостей. Так что же?

– Не особо, – честно признался Крис и посмотрел на брата. Тот кивнул, лишний раз убеждаясь в своей правоте.

– Я больше думаю о том, что делать сейчас и чем помочь Брайану.

– А вот это уже вообще отдельный разговор.

– Ты про помочь?

– Я о Брайане.

– Серьезно, еще пара подобных вопросов и я буду по-настоящему опасаться, не вселился ли в тебя Том.

Крис кривовато усмехнулся, в попытке обернуть разговор, пускай в не смешную, но все же шутку.

– Не увиливай от ответа, пожалуйста. Он ведь твой сын – чисто технически.

– Биологически – это, во-первых. А во-вторых, ты думаешь, я и сам не понимаю? Все гораздо сложнее. Ему тоже очень тяжело. Но он меня принял. Поверил мне. Хотя мог запросто закрыть дверь перед моим носом и все бы для меня было кончено.

– Ты сейчас можешь считать меня законченным скептиком, но мне слабо верится в его светлые чувства по отношению к тебе. Ты по сути чужой для него человек и плевать он хотел, что тридцать лет назад его мать любила тебя.

И тут Крис взорвался.

– Ты не знаешь ничего ни о ней, ни о наших отношениях и не тебе судить об их правильности!

Он нервно заметался по комнате в попытках побыстрее одеться и уйти из квартиры и от этого разговора. Злость застилала глаза, и он не рисковал даже смотреть в сторону брата.

Стивен же благоразумно остался стоять на месте.

– Она ждёт меня. Пойми ты это уже наконец. Я обещал ей вернуться.

Крис хотел сказать что-то еще, поднял голову на обескураженного Стивена, но передумал, махнул рукой и вышел из комнаты.

Спустя минуту входная дверь за ним закрылась с громким стуком.

– Доброе утро, – поздоровался Крис, как только вошёл в кабинет Брайана. – Я пришёл раньше, но мне сказали, что ты уже здесь.

– Да я и не уходил.

Брайан сидел за своим столом, обложившись кучей бумаг, парой планшетов по обе стороны от себя, а прямо перед ним стояла непонятного вида штуковина, сразу привлекшая к себе внимание Криса. Небольшой предмет из серебристого металла, шарообразной формы, с абсолютно гладкой поверхностью, если не считать маленького углубления, черневшего на его верхней части.

– Что это? – тут же спросил Крис, подходя ближе.

– Я еще не придумал этому названия. Если хочешь, можешь мне в этом помочь.

– А для чего он? – на ум ничего лучше банального “прибора” все равно не приходило.

– Он улавливает излучение, даже самое слабое, в разных диапазонах и, в теории, преобразует его в сигнал. Которым, в последствии, можно будет заменить временные координаты перемещения в нашем аппарате.

– То есть, мы сможем найти Кэтрин, где бы она ни была? – в вопросе Криса, заданном немного резким тоном, было столько несокрушимой надежды, что Брайан, в который раз, невольно поймал себя на мысли, что проникается к нему все большей симпатией.

– Теоретически – да. А практически – пока не знаю. Я только предполагаю, что прибор, при прохождении из области одного временного отрезка в другой, выявит какую-то аномалию. Но на самом деле, ее может и не быть, и тогда нужно будет придумывать что-то другое.

– Я чем-то сейчас могу помочь?

– Нет, от тебя нужно только присутствие и готовность слушать. В принципе, я мог бы и сам испытать устройство, но подумал, что ты захочешь присутствовать.

Этот простой факт, сказанный будто бы между прочим, тем не менее поразил Криса, который все еще, где-то глубоко в подсознании, ждал от Брайана совсем иных слов и действий: направленных не к нему, а от него. От такого приятного несоответствия ожиданий и реальности, его переполнили чувства, которые хотелось выплеснуть наружу или крепкими объятиями благодарности, или, как минимум, рукопожатием, но он ограничился только коротким, со стороны ничего не значащим, кивком.

– Тогда, чего мы ждём? – спросил он, располагаясь в, ближайшем к столу, кресле. Их излюбленные месторасположения не менялись от встречи к встрече и Крис все более чувствовал себя в своей тарелке.

Ровно до того момента, пока дверь не распахнулась и за ней не показался Майк Харрис собственной персоной.

Крису со своего места пришлось обернуться, чтобы он мог рассмотреть вошедшего. Ему не сразу удалось скрыть удивление, а еще меньше – внезапно подступившую злость, от которой ладони сами собой сжались в кулаки. Вот уж кого он абсолютно не ожидал увидеть, хотя тот факт, что после последнего сеанса они до сих пор не пересекались, был целиком заслугой Майка. Он был не намерен проводить в обществе Криса времени больше, чем того требовал протокол проекта.

Впрочем, и сейчас, хотя внешне он выглядел абсолютно спокойным, внутри разыгрывались довольно противоречивые чувства, которые он постарался загасить волной отчужденной холодности.

Сама немая сцена в общем длилась не больше десятка секунд, но по накалу эмоций могла сходу соперничать с лучшими фильмами эры Серебряного века Голливуда.