Три мужа для Кизи. Книга 3

Ради того, чтоб его убить, случилось невообразимое! В охотничью стаю сбились не только асуры и ракшасы, но ещё даже прибились к ним негодующие люди! И, что уж совсем невообразимо, даже дэвы бегали с ними! Потому что и у дэвов этот похотливый муж кого-то успел изнасиловать. То ли жён, то ли дочерей. Но, правда, сами уж дэвы не сильно болтали, кому там из их женщин не повезло. Но страстно хотели отомстить. Пожалуй, страсти и жажда мести были у мстителей такой силы, какой совсем уж редко бывает страсть между мужчиной и женщиной, вызванная метким выстрелом Кама дэва из его волшебного лука.

Словом, жил себе Бриджешаракшас спокойно. И даже счастливо, когда ему удавалось опять убежать далеко от преследователей, да ещё чью-то женщину подхватить по пути, сколько-нибудь симпатичную.

Много где душили его выродков чьи-то рыдающие жёны или обесчещенные девы. Много где его проклинали человеческие нищенки и продажные женщины, выкинутые из-за него из дома родителями…

Так, через сколько-то десятков лет, занесло этого ужасного развратника в северные княжества Бхарат, в мир человеческий. И слонялся он в ночи везде, слишком быстрый и ловкий, чтобы человеческие воины успевали его заметить.

И, разумеется, любопытства ради на территорию дворца тамошнего раджи заглянул.

А у того было несколько дочерей.

Но он набрёл на сад, в котором вечером отдыхала Сумана, пятая дочь раджи. И по старшинству и по меньшинству. Но, разумеется, очень даже красивая. Даже среди людей. А по сравнению с женщинами ракшасов и прочих чудовищ – Бриджешаракшас мало кем брезговал или даже вообще никем – и вовсе красавица невообразимая.

И, её увидев, он запылал. И забыл об осторожности и что прежде девиц и жён чужих умыкал незаметно подкравшись. На этот раз на глаза жертве своей попался. Вид у него был ужасный. Да ещё и неожиданно так возник у фонтана. Девица визг подняла ужасный: он, ко всякому визгу женскому привыкший, всё же едва не оглох. И морду его перекосило. Что его, опять-таки, не красило, а даже наоборот.

Словом, вся стража сбежалась. И отчаянно защищали свою рани. Даже видя, как легко Бриджешаракшас разрывает тех, кто дерзнул напасть на него первым.

Чуть позже и воинство добежало. Всё вокруг залито было кровью несчастных воинов, забросано их внутренностями. На крышах и ступенях, на храмах и в фонтанах рядом с лотосами плавали головы оторванные. Но, может, всего противнее был визг княжны?..

Словом, некоторое время спустя Бриджешаракшасу эта громкая охота надоела – и он сбежал. Слизывать свежую кровь и выжидать, когда вокруг девки стражников поубавится, а она отвлечётся на что-нибудь.

Ждать ему пришлось с полгода или даже год. Ему, непривычному сдерживать позывы своей плоти, терпение это было невыносимо. Но и девка визгливая мордочкой хороша была. Лицо такое… особенно, когда она ещё молчала. Да и прочее у ней…

Словом, несчастный развратник выжидал отчаянно и терпеливо. А вокруг девки благородных кровей постоянно всё так и кишело стражей – женщинами и мужчинами – да брахманами. Раджа дочь отдавать на поруганье или умыканье не хотел.

Шли недели, а потом уже и месяцы…

Много где душили его выродков чьи-то рыдающие жёны или обесчещенные девы. Много где его потом проклинали человеческие нищенки и продажные женщины, выкинутые из-за него из дома родителями…

Но, впрочем, сколько-то месяцев прошло, а выродки рождаться перестали. Да и охотники вконец измученные заметили, что нигде этого чудовищного самца не видно. Подох, что ли? Впрочем, там многие мечтали самолично срезать его голову. Так что не все разошлись по домам, когда он совсем пропал: многие и дальше его искали. Шум в северном княжестве, разумеется, заметили. Но и там Бриджешаракшаса давно уже не видели. Хотя и не верили, что ушёл.

Шли месяцы. Бриджешаракшас сидел в своём новом логове, скрипел клыками. Едва клыки совсем себе не стёр. Новые, впрочем, со временем отросли. Да и шерсть стала почище, так как он от скуки постоянно её вычёсывал и всех блок передавил, а каких-то даже съел. Рога натёр так, что аж блестели. А ещё ему страсть как хотелось слиться с той визгливой, смазливой девкой, но только покуда она молчит.

Или то Кама дэв, постоянно смотрящий на женские слёзы, сговорился с другими богами всё так некстати для Бриджешаракшаса подстроить – и стрелой своею острой его подстрелил, прямо между глаз?..

В общем, пол года или год вокруг Суманы постоянно слонялась стража, да лучшие брахманы, готовые в любой миг читать смертоносные мантры. А потом как-то уже сложно было их всех кормить, да и денег на них шло немерено. В общем, раджа зубами поскрипел, от дочери и воплей её и матери позапирался на несколько дней – и стражи вокруг ней поубавилось.

Бриджешаракшас, разумеется, внимательно наблюдал за дворцом по ночам, да все разговоры слушал. И, разумеется, порадовался, когда стражи вокруг девы поубавилось, да и в одну ночь оставшиеся редкие брахманы уже не выдержали – и совсем неприлично заснули.

Забрался коварный ракшас на женскую сторону дворца. Да подмешал каких-то трав в купальню. И княжна, и сёстры её, что пришли купаться, да тонкого запаха трав не заметили среди благовоний и запаха розовых лепестков, уснули в купальне. Среди них была и Сумана.

Бриджешаракшас радостно потёр лапой о лапу, да радостно поковырял клыки. Или то выковыривал плоть птицы, что накануне сожрал, но что-то там застряло между клыков? Может, просто хотел выглядеть ещё более красивым? Ах, этот коварный Кама дэв! Что только не сотворяет с мужчинами и женщинами! Никому не даёт проходу! Всех рано или поздно настигает его стрела: и чудовищ, и людей, и даже богов! Да ещё и этот насмешник то ли плохо смотрит, куда стреляет, то ли жестоко подшучивает иногда, потому иногда взоры человека обращаются к ракшаси, а дэвы начинаются слоняться с небесного мира в мир людей, посещая человеческих женщин. И не всегда даже прекрасных! Ах, этот шутник Кама дэв!

Словом, умыкнул Бриджешаракшас опьяневшую Суману. Незаметно мимо всех стражей и заснувших брахманов протащил. Ни стрела, ни копьё, ни мантра смертоносная так его и не настигли. Он крался, несказанно счастливый, бережно тащил свою жертву на руках. А она благоухала сонными травами и свежим молодым потом, почти перебитым какими-то человеческими благоуханиями. А волосы её благоухали дымом лечебных трав. Нюхал эту странную смесь ароматов Бриджешаракшас и сердце у него как-то странно в ту ночь билось.

А вот мстители, увы, разминулись с ним.

И как-то странно вдруг повернулась лила богов в ту ночь.

Осторожно внёс Бриджешаракшас свою драгоценную ношу в своё логово. А иных прежде кидал, ничуть не тревожась о пятнах, что появлялись на их телах, да о их воплях.

Осторожно, трепещущими почему-то лапами со спрятанными когтями, снял мужчина из племени ракшасов одежду с Суманы. И почему-то не изорвал совсем. Даже не надорвал вообще. А обычно сдирал мешающие ему одеяния сразу и плевать ему было в каком виде бедняжка уползёт к мужу или родителям.

И слился Бриджешаракшас с её нежным телом с каким-то особым наслаждением. Так голодный ликует, когда после долгой разлуки в его руки снова ложится что-то из еды. Так погибающий от жажды ликует, наконец-то наткнувшись на водоём, даже если вода там уже протухшая. И запомнилась ему та сладкая ночь почему-то больше других ночей.

И Сумане, когда та очнулась, лежа в объятиях чудовища, голая вообще, эта ночь запомнилась больше прочих ночей её жизни. А уж её визг поутру был самым кошмарным из звуков, что Бриджешаракшас когда-либо слышал! Даже его стон боли, когда тело его раздирали враги сильные, был куда приятнее этого жуткого звука, исходившего из горла и прекрасных, опухших, ярких губ той, которую он сделал женщиной!

И, пытаясь утешить её – и впервые в жизни этот чудовищный мужчина пытался кого-то утешить – соврал несчастный, что назовёт её своей женой. Самой первой. Самой старшей. Нет, вообще, самой единственной.

Он и правда хотел её утешить! Но глупая девица отчего-то вскричала как-то резко и как-то иначе – и безвольной тушкой упала к его ногам.

Несчастный мужчина из ракшасьего племени едва не подох в то утро, тот день и ту ночь! Он-то думал, что его прекрасная самка совсем уже издыхает! А как помочь – не знал! И будто сердце его какие-то особо злобные чудовища рвали из груди и разрывали на куски чудовищными своими клыками. Он даже хотел пойти за лекарем, из людишек. А вдруг бы и помогли?.. Но справедливо опасался, что рискует натолкнуться на стаю мстителей. А вдруг те уже совсем его убьют? И более ему уже не проникнуть к той нежной плоти? Или, хуже, проследят за ним – и украдут её у него. Да спрячут так, да так спрячут её запах, так заколдуют, что ему уже её не найти?

И метался он по своему логову и джунглям над ним. И выл. Точнее, не выл почти, ибо вспомнил, что так может себя выдать. Но сердце внутри него будто уже разрывали отравленными лезвиями, с жутким ядом, от которого жутко мучаются, прежде чем издохнут.

Должно быть, в тот день дэвы радостно тащили дары и угощения Кама дэву. Может даже, сама Кали, богиня смерти и справедливого возмездия, воплощение кармы, в тот день явилась к богу любви и желаний, чтобы отблагодарить, как он ловко устроил, помучив Бриджешаракшаса? Или… постойте…

Или тогда ещё богиня Парвати ещё не обрела форму Махакали? А то ж Кама дэв сунулся было будить бога Шиву, чтобы он вышел уже наконец из своей медитации и заметил стоящую перед ним юную Парвати – и стрелу Махадеву выпустил прямо в лоб, в упор, особую свою стрелу с особо стойким воздействием. И получив стрелу в лоб, бог Шива наконец-то вернулся из медитации, но до того рассвирепел, что ему помешали заниматься сим благородным делом, что своим взглядом Кама дэва испепелил?.. Или, всё же, бога любви и желаний как-то не до конца испепелили?.. Всё ж таки странные дела иногда случаются в трёх мирах. Всё ещё тянутся порой человеческие мужи к прекраснейшим из ракшаси, да слоняются дэвы в мир людей к красивейшим или талантливейшим из благородных женщин. Словом, вроде бы стрелы Кама дэва вроде бы ещё летают между мужчинами и женщинами в разных мирах.

Но, впрочем, история сия не о боге любви и желаний.

К вечеру очнулась несчастная Сумана. И возликовал Бриджешаракшас, слонявшийся в джунглях близ логова и напряжённо вслушивавшийся во все звуки. И с сердцем, как-то совсем уж непонятно бившимся, метнулся обратно в логово, к ней, прекрасной! И, кажется, прекраснейшей из прекраснейших! Да, несомненно, к самой лучшей из женщин, которых он когда-либо касался.

Но злостною ухмылкою богов было то, что сам Бриджешаракшас отнюдь не был прекраснейшим из мужей. И сколько-то сносным лицом не обладал вообще. И, сверх того, был до отвращения уродлив.

Словом, несчастнейшая Сумана носилась туда-сюда по его просторному логову, не умея оттуда выбраться, а несчастнейший Бриджешаракшас осторожно гонялся за нею, боясь случайно зацепить когтями или просто зацепить. Да и что и говорить! Дыхнуть лишний раз в её сторону боялся! А она в отчаянии и ужасе от него убегала. И тряслась от омерзения, когда уже начала останавливаться, выдохшаяся, и случайно его замечала. Когда их взгляды наконец-то встречались, на краткие-краткие мгновения, Бриджешаракшас становился самым счастливейшим и самым несчастнейшим из существ, которые когда-либо существовали во всех существующих локах!

Всё-таки, ужаснейшее из проклятий, которые могут выдумать разгневанные боги – видеть отвращение в глазах той, которую любил! Ведь так это жуткое безумие, овладевшее им, называлось?..

Он всё ещё помнил, как раздвинул её бёдра и что там было ещё потом. Всего только раз. Пока она ещё спала, опьянённая травами. Ему очень хотелось всё это повторить. Но теперь, когда она смотрела на него такая напуганная, да с таким омерзением, ему было как-то… ээ… неловко?.. Да, так, наверное, называют люди и дэвы это мерзкое чувство. Ему уже было неловко опять ею овладевать. Особенно, когда она в сознании была. Но хотелось. Особенно, покуда она была такая живая и подвижная.

Словом, тех, кого не достало проклятие униженных и замученных, тем, кому удалось увильнуть от смертоносной мантры разъярённых брахманов и йогов, тем, кого не пробрал насовсем жуткий яд, да не взяло лезвие опасного оружия… всем им, оказывается, мог с лёгкостью досадить неуёмный Кама дэв, причём, одной единственной стрелой!

Словом, она опять упала в обморок. А потом, к величайшему своему ужасу, очнулась. А бедный Бриджешаракшас, снова ею до жути напуганный, опять несколько часов метавшийся туда-сюда по логову и джунглям над ним, отчаянно вслушавшийся в каждый шорох и даже уже почти решившийся отнести её к людям, чтоб отдать лекарю, но, впрочем, умыкнуть уже потом…

Короче говоря, в тот день, когда она очнулась, Бриджешаракшас впервые стоял перед кем-то на коленях. И она была единственною, перед кем он в своей жизни на коленях стоял. И молил её отчаянно стать его женою, совсем единственной и главным его сокровищем вообще. Ему вдруг как-то разонравились все прочие самки. Хотелось только видеть её, такую же обнажённую, как и сейчас, только её бёдер касаться и этих волнующих полукружий грудей…

Но, увы, был он единственным, за кого бы она сама по доброй воле не пошла. И сама бы с ним не легла, даже если б он пообещал иначе растерзать всех живых существ из родного её царства.

Тогда, замученный и выведенный из себя, ракшас напомнил, что уже успел ею овладеть, когда она спала. И, замечтавшись, случайно сболтнул, какой вкусной она была и какое прекрасное нежное её лоно, лучшее из…

Визг, который тут издала несчастная, осознав, что всё то, что бывает между мужчиною и женщиной, между ними вполне уже было, был лучшим из визгов, который она когда-либо издала в своей жизни.

Перепуганный, что она опять лишится чувств и может, совсем уже умрёт, несчастный мужчина из племени ракшасов, изнывающий от лютого желания и ужасающе обжигающей тревоги за неё, даже стал обещать, что готов честно явиться перед её отцом и умолять его отдать его дочь за него замуж. И клялся, что вытерпит все стрелы и все упрёки и проклятия, которые в него будет швырять разгневанный её отец. А её приведёт уже потом, когда родители её подуспокоются и свадебные приготовления начнутся.

Хотя, если совсем уж по обычаям демонов, брак между ними состоялся уже. Самое-то важное уже было. Он же ж её благополучно у родителей умыкнул. Вполне себе успешный Ракшаса-брак! И более того, как следует ею овладел, как должно глубоко, хотя она совсем уж безвольной тушкой лежала в его логове. На шкурах, причём, не на земле! Он ради неё тигровую шкуру ободрал и принёс, расстелил! И сколько тигров тех передушил, чтобы шкуру не портить, сколько времени намучился, пока учился шкуры те обрабатывать, чтобы хранились долго-долго, да лежали такие нежно-пушистые! Но и Пайшача-брак людьми не очень признавался, тем более, что она была дочерью царя из рода благороднейших кшатриев.

– Да как ты мог?! Как мог? – кричала несчастная, заламывая руки. – Как мог так жестоко поступить со мною?! Дурманными травами голову затуманил и изнасиловал меня! О, ужаснейшее из чудовищ! Сын тысячи скорпионов!

И ни в какую эта глупая женщина не понимала своего счастья, иметь такого выносливого самца в мужья! Да он бы никому, ни чудовищу лютому, ни могущественному дэву не позволил бы к ней приблизиться или даже помыслить, чтоб её обидеть! Но увы, мерзкая дева… нет, уже ж он её сделал женщиной… словом, удушить хотелось эту глупую из наиглупейших и прекраснейшую из прекраснейших женщин! Но Бриджешаракшас помнил, какие райские удовольствия скрываются у неё между бёдер и грудей. Слово, душить её было как-то жалко. А она всё вопила и рыдала, вопила и рыдала, визжала без умолку, когда пытался к ней приблизиться. Да чтоб обнять хотя бы! Так, вроде человеческие мужья успокаивали своих женщин?..

И как нестерпимо, когда прекраснейшая из женщин, самая желанная для тебя, мучается да мучается у тебя на глазах! И как мерзостно внутри под шкурой, когда мучается она из-за тебя, что вообще не хочет, чтоб ты к ней касался! И… что за мерзкое чувство?! Совестно ему вот просто зацапать эти тонкие, слабые руки, просто повалить её на землю… нет, лучше на шкуру, нежную и пушистую… тьфу, что за напасть эта безумная любовь?!

Кончилось всё в тот день тем, что ничем желанным так и не кончилось. Для него.

Запер томящийся и несчастнейший из самцов, с жутко голодным каким-то сердцем и нутром, свою сладкую добычу в логове своём, откуда она не могла выбраться. Хотя надрал толстых деревьев и сверху выход заложил. На всякий случай. Да травою и листвою присыпал, чтоб не заметно. Надо же свою добычу охранять! И пошёл к её отцу. Уговаривать на брак согласиться. Может, хоть так глупая женщина визжать уже меньше будет? И хоть раз сама бёдра свои полные раздвинет перед ним?..

По пути, в джунглях ещё, Бриджешаракшас задумался, что вопить девица… тьфу… нет… что вы! Та, которую он уже сделал женщиной! Он первый! В общем, она же вопить будет точно! И вдруг кто услышит?

В целом, ракшас уже знал основные места, где засаду устроили в этом царстве его мстители. И мимо всех с улюлюканьем проскакал. Дико глупо всё это, наверное, выглядело. Но надо было, чтоб заметнее. Чтобы вся эта орава бегала за ним. О, женщины! На какие глупости вы толкаете несчастнейших мужчин!

В общем, мстители, люди и демоны, боги и звери… Короче, все, кто уныло сидел в засадах в том царстве или даже втихую обсуждал, что бы такое ужасное соделать с мерзким Бриджешаракшасом, когда тот будет пойман, заметно оживились, когда он наконец-то появился. Да ещё и среди дня, о наглейший из нахалов! Да ещё с жуткими такими звуками! Да ещё и прошествовал так странно мимо засад. Как будто смеялся над ними! Или… и вправду смеялся?!

Словом, пока несчастная Сумана вопила в нутре джунглей, вдали от человеческих жилищ, вся орава мстителей – откуда-то взялись и вроде ушедшие или сбежавшие к жёнам отдохнуть – словом, вся эта галдящая орава полдня гонялась за мерзким демоном. А тот бодро от них удирал и завёл их боги знают куда. Причём, совсем уже мудрейшие из богов. Или коварнейшие из демонов?..

Загнав мстителей в глухое какое-то место, откуда они никогда уже не выберутся, ну, хоть полдня там послоняются прилично, покуда он свататься будет, Бриджешаракшас пошёл уже и свататься…

Камень 56-ой

– Так, а дальше чего? – заёрзал в нетерпении Мохан, когда рассказчик ненадолго призадумался.

– Да заткнись ты уже! – проворчали за нашими спинами. – Хватит уже при чужой жене похабные истории рассказывать! Свою заведи – и говори при ней, что хочешь!

Глава семьи сегодня вернулся с пустыми руками. Свёрток пустой нёс, сжав в руке, конец один того волочился по земле. У ноги Поллава исцарапанной. Нет, несколькими ссадинами покрытой. Что это случилось с ним?..

– Не тебе мне указы раздавать, – холодно отрезал Сибасур, медленно поднимаясь.

– Мерзкий щенок шакала! Пришёл туда, где я живу, жрёшь еду, на которую заработал я, да ещё и мне хамишь? – хмуро вопросил старший из музыкантов.

– Скорее уж крокодил, – усмехнулся асур.

– Именно, мерзкий крокодил! Место твоё в болотной грязи, а не около людей! – не унимался Поллав.

– Так, заткнуться надлежит уже тебе! – молодой воин достал кинжал. – Один раз я простил тебя за брань, потому что ты муж моей сестры и брат мне, но больше я тебя не пощажу.

– Ты пришёл сюда без моего разрешения! – Поллав потряс кулаком. – Сел возле моей жены, наглец!

– Ха, хочешь сказать, будто этот лес принадлежит тебе? – Сиб крутанул кинжал в руке, вроде выронил, но перехватил у самой земли, выпрямился. – А здешний раджа об этом знает?

– Ни этот раджа, ни другие слушать мерзкого мальчишку не обязаны!

Что-то страшное зажглось в глазах паренька. Что-то злое.

– Да если бы я хотел…

– Ха! Мерзкий мальчишка, да ты ещё смеешь хотеть?! – не унялся Поллав.

Сиб закрыл глаза, шумно выдохнул. Поллав торжествующе ухмыльнулся. В следующий миг лезвие пролетело в волоске от его виска – чудом, что голову не раскроило.

– То, что я не царь – не значит, что я не могу им стать, – проворчал Сиб, потом медленно и невозмутимо прошёл мимо застывшего от возмущения или ужаса главы музыкантов. – Оскорбляя других, ты не думаешь, что однажды они могут стать выше, чем ты?..

– Сын болтливого попугая, что трепался, пока не сдох от голода и жажды…

Кшатрий резко поднялся, ещё даже не дотянувшись до своего кинжала. Резко повернулся к раскричавшемуся мужчине.

– Да сын ослицы, которая понесла тебя от…

Мы вздрогнули от громкого рыка, исторгнутого из глотки невысокого, худого юноши. В следующий миг увидели Поллава, распростёртого по земле. Сибасур стоял около него, наступив ему на грудь левой ногой. Да ещё и грязь дорожную по груди, по накидке, перекинутой через плечо, растёр.

– Память моих родителей священна! – прошипел сквозь зубы воин.

– Хорошо, ты… – начал Поллав миролюбиво.

С улыбкою какой-то странной юноша убрал ногу от него, руку протянул, склонившись, чтобы помочь ему встать. Помедлив, глава музыкантов всё-таки сжал его руку. Но встал только, как Сиб тут же отпустил его пальцы и, напрягшись, врезал мужчине по голове, да так сильно, что тот снова распростёрся по земле.

– Да ты…

Кшатрий наступил ему на рот босой ногой, мешая хоть что-то сказать. Наклонился, в лицо перекошенное от гнева вгляделся.

– Знаешь, я несколько дней как вернулся. Расположился на берегу, чтоб отдохнуть. И много всего слышал, – глаза сощурил. – О том, что говорил ты твоей жене, – глаза распахнул сердито. – И что делал ты – видел.

Садхир невозмутимый вздрогнул. Он… боится Сибасура? Но… он же плоды аскез необыкновенные какие-то смог получить! И как-то заставил на помощь ему прийти Ванадасура!

– Я всё же не пошёл к тебе, – добавил мрачно кшатрий, рот затыкая грязною ногой противнику. – Я думал, что брата уважать надобно. Надеялся, вы… – задумался на несколько мгновений. – Вы помиритесь. Что ты добрее станешь. Она… – глаза закрыл, нахмурившись.

Неподалёку послышался резкий крик большого попугая. Воин глаза распахнул, а птица неведомая ещё прокричала несколько раз. И только потом замолкла, оставив его, растерянного. Будто они о чём-то общались.

Поллав снова дёрнулся. Сиб прижал его посильнее. Сказал ещё мрачно:

– То, что между мужем и женой – ваше дело. Но ты – вожак стаи. А вожак должен быть умным.

Мужчина вдруг упёрся руками и ногами в землю, выгнулся, поднимая тело – и соперник свалился на землю. Резко, напугано попугай вскрикнул, вроде там же, где и был первый, чем-то встревоженный. Поллав вскочил первым. Прошипел сквозь зубы:

– Учить меня вздумал, щенок?!

Ступил к нему решительно. Сиб вдруг головой в живот его ринулся, ударом опять распластав на земле. Прыгнул, обоими ногами приземляясь на живот врагу своему. Попугай опять нервно в лесу завопил. Да что он расшумелся-то?!

– Вожак стаи беречь должен самок своих! Потому что их детёныши – это жизнь. Это продолжение её.

Попугай опять издал какой-то резкий звук.

– И потому что вожак не должен идти против другого вожака. Он может потерять всё. И стая его пострадать может.

Лицо поверженного исказилось. Он… он дышать не может!

– Сиб! – ахнула я. – Не убивай его!

– Ах да, – асур поморщился, – если я его убью, то вся моя славная речь пропадёт.

Спрыгнул на землю, сопернику отдавая возможность дышать снова. Судя по лицу, каждый новый вздох давался Поллаву с болью. Ох, как бы ни покалечил Сиб его!

А попугай неподалёку кричал так громко и так резко, будто обругал уйму чьих-то предков и потомков. Но не до него же! Чего отвлекает?.. Но… а что я молчу? Надо Поллава спасать.

А названный брат добавил холодно, когда я только успела открыть рот:

– Если эти двое будут так орать, я повыдергаю одному все волосы, а другому – перья – и твоему ребёнку особую игрушку из них наваляю и подарю.

Попугая крики мигом смолкли. И Поллав отчаянно попытался столкнуть противника с себя. Но почему-то, даже за ногу схватив, столкнуть с себя не смог. Асур добавил мрачно:

– Ты ведь в жёны её взял! Перед священным огнём и перед всеми обещал, что будешь защищать Кизи! – наклонился, за волосы Поллава схватил, растрепавшиеся уже, выпавшие из-под границ тюрбана, слетевшего, оставшегося лежать в пыли. – Я сестру свою доверил вам! Самую добрую и нежную из моих сестёр! А ты, значит, только орёшь да бьёшь её?! Совсем не уважаешь мою сестру?! Или… ты совсем не уважаешь меня?..

– Да я… – прохрипел Поллав, отплёвываясь.

Сиб ногу левую ему поставил на горло, снова прижимая к земле:

– Плевать мне, кто будет против: хоть раджа, хоть сам царь богов Индра, хоть брат родной! За тех, кто добр был ко мне, я не пощажу никого!

Ногой надавил, заставляя мужчину поверженного поморщиться.

– Я ещё добр, Поллав! – проорал Сиб сверху на побеждённого. – Я ещё слишком добр! И то только сейчас! Только потому, что ты муж моей сестре! Но это не значит, что я буду всё терпеть!