Квадратный треугольник

Следователь, бледный, как мел, испуганно выскочил за дверь.

В коридоре он нервно закурил папиросу «Казбек» и прислушался – из камеры доносились тупые звуки ударов сапогом по телу. Показалось даже в какой-то миг, что услышал он и как хряснули сломанные кости. Кроме того, ужасные удары сопровождались вскриками избиваемого и угрожающими возгласами ката:

– Это тебе за Сталина, сволочь! А это – за Ленина! Подписывай, мразь! За Сталина! За Ленина! За Сталина…

Когда дверь открылась и палач вышел, на него невозможно было смотреть без содрогания: вместо лица на нём была забрызганная кровью маска с жуткой улыбкой, похожей на омерзительную гримасу. Кровь спеклась на сапогах, на офицерской полушерстяной гимнастёрке и даже на погонах. Костяшки пальцев правой руки были разбиты напрочь, кисть отекла и стала неестественно багровой.

– Иди. Подпишет, что скажешь, – сказал истязатель и, шатаясь и прихрамывая (производственная травма), пошёл в забранный железной решёткой конец коридора, а там уже надзиратель, звеня связкой огромных ключей, торопился распахнуть перед ним собранную из толстых четырёхгранных прутков тяжёлую железную воротину.

8

Пил Иван Петрович, не просыхая, до самых похорон вождя, на которые прибыл вместе с родителем, одной рукой державшимся за локоть сына, а другой сжимая трость с набалдашником, представлявшим собой искусно вырезанный человеческий череп.

Тьма народу не помешала им находиться в первых рядах за спинами родни и соратников Иосифа Виссарионовича. Маленков, Берия, Молотов и Булганин несли вахту в почётном карауле. Василий Сталин стоял у самого гроба и плакал в открытую, не стесняясь. Кто-то из близких родственниц вытирал ему слёзы большим креповым платком.

Майор Ягго обратил внимание на Василия тогда, когда тот стал громко повторять, что отца намеренно отравили, потом у него началась самая настоящая истерика, усилившаяся возникшей давкой, и даже Светлана не могла успокоить брата, свистящим шёпотом жаловавшегося ей: «Теперь Берия меня на части порвёт, а Хрущёв с Маленковым ему помогут».

Ягго-отец не удивился, когда именно Маленков первым произнёс краткую надгробную речь. Престарелый кат, как заслуженный ветеран партии, был «закреплён» за парторганизацией завода «Красный пролетарий» и, получая персональную пенсию, живо интересовался партийным строительством. К примеру, в последнее время заметно было, как Сталин, отдаляя от себя Молотова, Ворошилова, Кагановича и Микояна, всё более и более приближал Маленкова. Ещё в декабре сорок девятого, когда «Правда» разродилась серией публикаций членов Политбюро, посвящённых семидесятилетию Иосифа Виссарионовича, авангардной была статья Маленкова и только после неё Молотова и иже с ним.

– Наша священная обязанность состоит в том… – трагическим голосом клялся над гробом диктатора свежий Председатель Совета Министров СССР, формально повторяя известную «Клятву» покойного, произнесённую им 26 января 1924 года на Втором Всесоюзном съезде Советов. Отличие было несущественное, подметил Пётр Янович, Сталин тогда клялся продолжать дело Ленина, повторяя неустанно:

«Клянёмся тебе, товарищ Ленин…»

Отец и сын Ягго стояли, понуро опустив головы. Сегодня они провожали в последний путь не просто вождя и учителя. Сегодня они хоронили эпоху.

В том, что через Маленкова Лаврентий Павлович теперь захочет взять власть в свои руки, 1132-й не сомневался. Он слишком хорошо знал всю изнанку подковёрных Кремлёвских интриг. И Берии нужен был такой глава правительства, каким заявил себя в тени Сталина «человек без биографии» – Георгий Максимилианович Маленков.

Крупное, мрачное, почти садистское лицо Маленкова с чёлкой чёрных волос на лбу как нельзя лучше подходило стране. Репутация злодея, которую он заработал во время чисток тридцатых годов? Так и это на руку Лаврентию Павловичу – все они повязаны теперь одной верёвочкой, включая Хрущёва. Пусть попробует кто-нибудь вякнуть не по делу – на каждого есть у Берии годами собираемое досье. И это не считая того, что Маленков сыграл одну из ведущих ролей на «сцене» «Ленинградского дела» – только погром в Музее истории блокады Ленинграда чего стоит! А ведь был ещё и разгром Еврейского антифашистского комитета, начавшийся в 1948 и завершившийся лишь в августе 1952 года расстрелом тринадцати из пятнадцати обвиняемых. Не сомневался 1132-й и в том, что Хрущёв и Булганин согласятся с Берией по поводу выдвижения Маленкова на наиболее важный, ключевой, государственный пост.

Словно подтверждая догадки 1132-го, «Правда» поместила фотографии, изображающие Сталина, Мао Цзэдуна и Маленкова, причём создавалось впечатление, что Сталин и Мао Цзэдун чуть ли ни благоговейно смотрят на женоподобного Георгия Максимилиановича (товарищи за глаза называли его Маланьей) и внимательно слушают, о чём он говорит. Остальных политиков, присутствовавших на подписании советско-китайского договора о дружбе и взаимной помощи, который руководители двух стран заключили ещё 14 февраля 1950 года, опытный ретушёр убрал на второй план. 1132-й знал наверняка, что эти видные деятели никогда вместе не фотографировались, значит, фальсификация должна была укрепить положение Маленкова как нового советского лидера.

Грядущая послесталинская эпоха, как и предыдущие, начиналась с обмана.

Роль Берии тоже просматривалась 1132-м достаточно чётко – Лаврентий Павлович хотел быть кукловодом, чтобы двигать фигуры на политической доске страны Советов в нужном ему направлении. Его реформы могли вызвать неоднозначную реакцию как в ЦК, так и в Политбюро, а для этого ему необходимо сосредоточить в руках контроль над всеми правоохранительными органами. Не понаслышке знал 1132-й, каким жестоким и коварным становился Берия в удовлетворении своих амбиций.

Шагая по камере от стены к стене, вспомнил 1132-й март 1944 года и эпизод, свидетелем которого он стал поневоле, принеся в кабинет наркома какие-то бумаги на подпись. В это же время, с разрешения хозяина кабинета, вошёл отчитаться по проделанной работе комиссар госбезопасности 3-го ранга Михаил Максимович Гвишиани, лично отвечающий за депортацию чеченцев и ингушей. Он доложил, что 27 февраля, чтобы не срывать сроки насильственного переселения и не подставлять под удар Сталинского гнева органы НКВД, ему, Михаилу Гвишиани, как руководителю акции, пришлось принять решение об уничтожении семисот человек.

– Изложите подробнее, – деловито попросил Лаврентий Павлович.

– В этот день необходимо было по разнарядке депортировать шесть тысяч жителей селения Хайбах Шатойского района, – стал рапортовать комиссар, глядя в поблескивающие стёкла круглых очков своего начальника. – Погода в горах сами знаете – непредсказуема, а эшелоны ждут. Тех, кто мог дойти до станции по бездорожью и снежным заносам, мы, конечно, отправили, но остались больные и старые чеченцы, которые самостоятельно передвигаться не могли. Я принял решение поместить их в конюшню колхоза имени товарища Берии и затем обстрелять из автоматов.

– Вы с ума сошли, – вскинулся нарком, – кто их теперь будет хоронить?

– Хоронить никого не надо, – успокоил шефа Гвишиани, – потому что после обстрела я дал команду обложить здание сеном и сжечь, как ветхое и непригодное к дальнейшему использованию, а ветер и снег вымели пепел – даже следов не осталось.

Берия с облегчением вздохнул, встал со своего кресла, вышел из-за стола и, подойдя к комиссару, крепко пожал ему руку:

– За решительные действия в ходе выселения чеченцев в районе Хайбах Вы представлены к правительственной награде с повышением в звании. Поздравляю!

И опять всплыл в памяти 1132-го отчёт о казни номенклатуры фашистской Германии. На этот раз подумалось смертнику о том, что, как ни сваливали фашисты свои злодеяния на Гитлера, им не удалось миновать заслуженной кары. Трупы военных преступников сожгли, а прах развеяли по ветру. Но в его родной стране всё было иначе. Захватившие власть государственные преступники не просто убивали людей, они уничтожали собственный народ, который, однако, слепо верил им и шёл за ними в утопию.

«Почему так происходит? – мучительно размышлял он. – В чём причина кровавой драмы, разразившейся в России?» Ответ явился в виде дореволюционных дневниковых записей Святого Иоанна Кронштадтского, запрещённых Советской властью, но доступных узкому кругу людей, в числе которых в то время был и 1132-й.

Заключённый лёг спиной на жесткий матрац, скрестив под затылком пальцы рук, и попытался мысленно воспроизвести слова протоиерея о России.

«Держись же, Россия, твёрдо веры твоей и Церкви, и Царя Православного, если хочешь быть непоколебимой людьми неверия, безначалия и не хочешь лишиться царства и Царя Православного. А если отпадёшь от своей веры, как уже отпали от неё многие интеллигенты, то не будешь уже Россией или Русью святой, а сбродом всяких иноверцев, стремящихся истребить друг друга. И если не будет покаяния у русского народа – конец мира близок. Бог отнимет у него благочестивого Царя и пошлёт бич в лице нечестивых, жестоких, самозваных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами…».

1132-й ощутил, как по его впалым щекам катятся слёзы, хотя на допросах он держался мужественно и даже во время пыток не проронил ни одной слезинки. Смертник прижал к искусанным губам подаренный тёткой крестик и, закрыв глаза, стал истово целовать его, нашёптывая распятию слова заученной молитвы.

9

Из донесений агентов госбезопасности СССР (Хроника событий):

4 марта 1953 года.

…Во время погрузки деталей каркасных домов на берегу реки Дон колхозник Белоусенко сообщил, что по радио передали о тяжёлом состоянии здоровья Сталина, у которого произошло кровоизлияние в мозг. В ответ на это колхозник Г. М. Гладких заявил: «Взяли бы и отрезали ему ухо и сбили кровь». Потом добавил: «Козлам уши режут, и они живые остаются». (ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп.31.Д. 39954.)

…Заключённый Лобачёв Ф. Н., узнав о болезни Сталина, нецензурно выругался и сказал: «Может, умрёт – нам будет легче». Лобачёв с конца 1951 года ругал советское правительство, Сталина, колхозы, говорил, что ждать амнистии нечего, на всех стройках работают заключённые, освободить их могут только американцы, когда победят СССР. (ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 40208; Ф. Р-9474. Оп.41. Д. 1454.)

5 марта 1953 года.

…Комсомолец Сычёв Н. Д., машинист Куйбышевского строительного управления, услышав о болезни Сталина, сказал: «Поскольку у товарища Сталина анализ мочи был ненормальный, возможно, у товарища Сталина было венерическое заболевание, может быть, схватил что-нибудь наподобие триппера». (ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 43166.)

6 марта 1953 года.

…Прежде судимый художник Кирзунов А. Г, без места жительства и работы, в закусочной в г. Сухуми (Грузинская ССР) в нетрезвом состоянии заявил:

«Грузинский царь умер, будет русский царь, и тогда мы вам покажем!» (ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 40051.)

…Косаурихин Ф. П., не работавший, прежде судимый, проживавший в г. Южно-Сахалинске, в 1951 году сказал, что решающую роль в победе в войне сыграл не Сталин, а Жуков; 6 марта 1953 года в нетрезвом состоянии у винного ларька ругал Сталина и читал «антисоветские стихи». (ГА РФ. Ф. Р-9474. Оп.40.Д. 1288.)

…Еньков А. А., рабочий, 6 марта 1953 года в общежитии Кизыл-Арватского вагоноремонтного завода при известии о смерти Сталина заявил: «Ну, что тут такого», – и нецензурно «выразился» по поводу кончины вождя, сказал, что, мол, «на его место найдутся другие». (ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 43134а.)

…Левин 3. Е., член партии, помощник начальника станции Московской окружной железной дороги, 6 марта 1953 года во время разговора о том, как много народа идёт в Колонный зал для прощания с телом Сталина и как трудно туда добраться, сказал: «Наш народ жалостливый. Если даже негодяй помрёт, так и то его семье оказывают сожаление, а это всё-таки вождь». В тот же день пересказывал слухи, что «сын товарища Сталина неродной», что «сильно пьёт водку, жена жалуется на него т. Сталину, и его сажают на гауптвахту». (ГА РФ. Ф. Р-8121. Оп.31. Д. 43005.)

…Путевой рабочий из Мурманской области Васильев С. В. утром 6 марта 1953 года, зайдя в квартиру бригадира и услышав о смерти Сталина, снял шапку, ударил ею об пол и сказал: «Умер вождь, так теперь все будем свободные, колхозы распустят и землю раздадут крестьянам». Днём на работе говорил: «Подумаешь, родной отец умер, хлеб от этого не подешевеет». (ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 43291.)

…Настасюк Г. И., колхозник из Молдавии, узнав о смерти Сталина, сказал: «Хорошо было бы не только Сталин, но и все коммунисты в течение трёх дней погибли, тогда и колхозов не было бы». А на следующий день, во время разговора, что желающим попасть на похороны Сталина предоставляется бесплатный проезд, Настасюк сказал: «Пусть черти едут и смотрят на него». (ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 42080.)

…Филюнин Н. Д., слесарь машинно-тракторной станции из Пензенской области, когда после сообщения о смерти Сталина трактористы завели в цехе разговор о том, из чего будет сделан гроб, сказал, что «из гнилых сосновых досок, на хороший гроб Иосиф Виссарионович Сталин себе не заработал; встретятся на том свете с Лениным, Карлом Марксом и Энгельсом, пойдут в буфет и выпьют за встречу». Остаток дня распевал нецензурные частушки. (ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 41921.)

7 марта 1953 года.

…Шофёр из Амурской области Пармановский И. П. в гостях сказал по поводу смерти Сталина: «Собаке собачья смерть». (ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 39905.)

…Приходько И. Ф., бригадир трактористов из Ростовской области, пришёл в общежитие пьяным, достал из кармана бутылку водки и обратился к присутствующим: «Выпьем за Сталина, за то, что он умер, спасибо ему, что он построил нам сто девяносто тысяч концлагерей». В это время по радио стали передавать новый состав правительства. Приходько сказал, что там делят портфели. (ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 40932.)

…Шаймарданов Ш. Ш., инвалид войны из Башкирии, пьяный буянил в доме соседа, нецензурно выразился по поводу смерти Сталина, а также сказал: «Это неплохо, на одного коммуниста будет меньше». (ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 38569.)

8 марта 1953 года.

…Атабулаев А., колхозник, узбек, в кишлаке, увидев плачущего соседа, заявил с усмешкой: «Нашли, о чём плакать. Почему он не умер пятнадцать лет назад, а умер только теперь. Если бы он умер тогда, то бы этих колхозов у нас не было, и мы бы жили гораздо лучше, чем живём теперь». (ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 40818.)

9 марта 1953 года.

…Уборщица из города Сталино Кичкина А. Ф. после траурного митинга пыталась купить газету вне очереди. В ответ на замечание сказала стоящим в очереди у ларька: «Он сдох, и вы все подохнете». (ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 38707.)

…Бузинов С. П., столяр из Московской области, после траурного митинга говорил: «Хотя бы дали грамм по двести водки, помянули бы умершего вождя». Рассказывал анекдоты про Сталина и Молотова. (ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 68411.)

…Пейт Я. И., немец, прежде судимый, колхозник из Северного Казахстана, в ночь с 9 на 10 марта 1953 г. после траурного митинга сорвал портрет Сталина, бросил в снег и растоптал. В судебном заседании признался, что был совершенно трезвый и, растоптав портрет, сказал: «Чтобы мои глаза тебя больше не видели», а также показал: «Я недоволен Советской властью за то, что мне, как немцу, приходилось часто являться в комендатуру расписываться, и за то, что меня посадили на десять лет в тюрьму». (ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 38397.)

10 марта 1953 года.

…Электромонтёр из Львовской области Козак Н. Ф. подошёл к витрине, где была газета с фотографией Сталина в гробу. Некоторые из присутствующих говорили, что, несмотря на свои 73 года, Сталин в гробу выглядит молодо. В ответ на это Козак выругался и добавил, что он «картошку что ли ел с кислой капустой, или глотал пыль, как мы с тобой». (ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 31.Д. 43090.)

11 марта 1953 года.

…Скадайте О. М., библиотекарша из Вильнюсской области, у себя дома и у знакомых рассказывала анекдот о смерти Сталина: «Перед смертью вождь советского народа и КПСС, якобы, сказал, чтобы его сердце похоронили в Грузии, а мозг в Москве, и ещё одну часть тела разрубить на 16 частей и отдать всем республикам, чтобы вспоминали, а то умер и ничего не оставил народу». (ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 40766.)

12 марта 1953 года.

…Градовский П. И., шофёр из Одессы, на строительной площадке подошёл к женщинам, смотревшим фотографии похорон Сталина в газете, «облокотился на девушек» и сказал: «Что вы смотрите (при этом выразился нецензурной бранью), что вождь сдох». (ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 41513.)

13 марта 1953 года.

…Бондарь из Тулы Котов М. Н. говорил, что он доволен смертью Сталина, который «из миллиона людей высасывал кровь». Называл коммунистов босяками. В 1951–1953 годах ругал руководителей партии и советского правительства, колхозы, хвалил жизнь в царской России; говорил, что Советская власть будет скоро уничтожена. (ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 92067.)

…Чудинов А. И., рабочий Горьковского автомобильного завода, говорил, что доволен, что Сталин подох, что он много людей сгноил в тюрьмах, и предлагал выпить «за нового царя». В 1941–1953 годах ругал коммунистов, жалел, что немцы не захватили Урал, но выражал надежду, что будет война, и Советская власть падёт, показывал знакомым царские деньги и говорил, что они и через 50 лет, как новые, а «наши через несколько дней превращаются в тряпку», завидовал жизни американских рабочих. (ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 40301.)

14 марта 1953 года.

…Ращупкин Н. П., рабочий на пароходе из города Минусинска, был в гостях, выпил и по поводу сообщения о похоронах Сталина сказал: «Подох, и чёрт с ним, он прожил 73 года, а нам и этого не прожить, они там сидят, тысячи получают, да пузу наедают, а мы здесь работаем день и ночь за сто рублей… Советскую власть создали не они, а мы». (ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 93717.)

15 марта 1953 года.

…Лопатина О. К., колхозница из Бобруйской области, пришла домой, где проходила вечеринка, «заметно подвыпившая и, как пришла, стала танцевать». Кто-то из присутствующих стал закуривать, достал из своего кармана газету, развернул и сказал: «Смотрите, как похоронили товарища Сталина». Услышав это, Ольга Лопатина выкрикнула: «Сталин наш враг, он умер», – и нецензурно выругалась. (ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп.31. Д. 40974.)

10

Шестнадцатого марта утром, а точнее в восемь часов сорок девять минут, начальник Исполнительной тюрьмы полковник Гапонов получил подлинную роспись опечатанный сургучом пакет. После того, как курьер, молоденький лейтенант внутренних войск, козырнув старшему по званию, покинул его кабинет, Гапонов костяным ножом срезал печати и вспорол плотную обёрточную бумагу тонкого конверта с государственным гербом посередине и фиолетовым штампом «секретно» в правом углу. Стоя пробежав глазами машинописные чёткие строчки, полковник сел в удобное кресло из потёртой коричневой кожи и вдавил указательным пальцем одну из белых клавиш телефона, формой напоминающего миниатюрный чёрный рояль, снял трубку и этим же пальцем начал крутить вертушку, набирая городской номер. Между тем чуть слышно скрипнула дверная створка, и через порог вплыла в кабинет внушительная женская фигура, голова которой напоминала туркменскую дыню, оплетённую огненно-рыжими косами – секретарш Гапонову подбирала жена, работавшая в ГУ ПТУ кадровичкой.

– Вызывали? – спросила рыжая дыня бесцветным голосом.

Не считая нужным отвечать на глупые вопросы, Гапонов закрыл ладошкой телефонную мембрану и коротко приказал:

– Мухамедьярову ко мне.

Венера Дамировна Мухамедьярова была главбухом тюремной епархии и, по совместительству, тайной любовницей своего начальника.

Пока секретарша, покачивая крутыми боками, выплывала обратно в приёмную, в трубке послышалось приятное женское сопрано:

– Прокуратура слушает.

– Барышня, это Гапонов, – поздоровался полковник, – мне бы Аркадия Прокопьевича по-срочному.

– Прокурор Журавлёв уже два дня, как отозван в Министерство, вместо него назначен товарищ Колесников. Соединять?

– Непременно, – разрешил Гапонов.

В это время снаружи процокали каблучки, и уже в следующее мгновение напротив хозяина кабинета сидела в крепдешиновом платье стриженая восточная брюнетка с нарисованной на верхней губе родинкой. Гапонов потеплевшим голосом, опять закрыв ладошкой мембрану, сообщил женщине:

– Сегодня, Венер, я тут допоздна пробуду, потом сразу к тебе. Шёлковые чулочки мерить будем – достал по случаю, прямо из Парижа.

Венера Дамировна жеманно повела вставным плечиком и спросила капризно:

– А если я на вечер настроилась?

– Вечером никак, – вздохнул полковник, – номерному отказ пришёл, а ты же знаешь инструкцию – обязаны исполнить этим же числом.

– Кому поминальные выписывать? – нехотя переключилась на рабочий тон Мухамедьярова.

– Контролёр Агапкин получит, а ты проследи, чтоб качественные продукты на рынке закупили и водки запасти на три-четыре бутылки больше надо – обязали статиста из МВД в комиссию включить, – Гапонов показал глазами на потолок, – там, как Самого похоронили, большие перемены грядут.

Слухи о переменах витали в воздухе. Например, почти достоверно стало известно Гапонову о странном сокращении на ближайших неделях составов Президиума ЦК КПСС, Секретариата ЦК и Совета Министров СССР. Отсюда вытекало два варианта: либо ждать в скором времени массовую амнистию, либо готовиться к очередной волне арестов, и тогда тюрьмы снова будут переполнены выше некуда, и ему, полковнику Гапонову, придётся надолго забыть об относительно спокойной и сытой жизни.

А некое, очень высокопоставленное лицо, чей близкий родственник уже третий год маялся в одной из душегубок Исполнительной тюрьмы, в приватной беседе, расслабившись после значительной дозы спиртного – лицо умасливало полковника, чтобы тот, по возможности, создал хоть какие-то приемлемые условия для близкого ему человека, – так вот, это самое лицо, между прочим, отоваривавшееся в столе заказов двухсотой секции ГУМа, под очень большим секретом сообщило Гапонову и вовсе крамольную новость. Будто на заседании Президиума ЦК КПСС, состоявшемся 10 марта, сразу после похорон вождя, председательствующий Маленков дал указание прекратить политику культа личности Сталина в средствах массовой информации. А то, что за спиной Маленкова маячила фигура Берии, уже ни для кого из партактива не было секретом.

Телефонная трубка издала сухой треск и доложила:

– Прокурор Колесников у аппарата.

Венера Дамировна встала, наклонилась к начальнику и шепнула ему в ухо:

– Я с Агапкиным сама поеду, потому что кое-чего и для нас выкроить надо.

Полковник одобрительно кивнул и ответил трубке:

– Как ваше ничего, товарищ прокурор?

– Нормально. У вас что – ЧП?

– Наоборот, всё тихо и спокойно, – Гапонов проводил взглядом соблазнительную походку любовницы и продолжил:

– Сегодня выпивка намечается – нашему номерному в помиловании отказали…

– Во сколько за мной машину пришлёте? – сухо перебил его прокурор.

– Как обычно, в двадцать два ноль-ноль у подъезда.

– Хорошо, готовьте документацию, – и трубка отключилась.

Опять указательный палец начальника тюрьмы надавил на белую клавишу телефона-рояля, и опять вплыла в кабинет невозмутимая дыня.

– Оповести на вечер доктора по поводу исполнения, в кухне чтоб казанок и чугунную сковородку, я имею в виду большую, с высокими бортиками, не занимали – хавку привезут; предупреди, чтоб не воровали из поминальных продуктов – нынче комиссия в расширенном составе и прокурор новый. Не обмишулиться бы. Да, где у нас майор Ягго?

– Со вчерашнего напившись были, – невозмутимо доложила секретарша, – обещали к обеду на работе присутствовать.

– Его тоже оповести, пусть до вечера терпит, ну, я имею в виду, пусть, конечно, подлечится, как положено, но вечером чтоб, как штык, – начальник наморщил лоб и сказал как бы самому себе:

– Что-то он в последнее время без просыпу лупит. Так и сгореть немудрено.

Дыня с готовностью подлила масла в огонь:

– Давеча, как девять дней Иосифу Виссарионовичу отмечали, полтора литра скушали, и это не считая того, что целый день опохмелялись с ДПНТ.

– С Федоренкой, что ли? – уточнил начальник.

– С ним, – утвердительно закивала плетёной головой рыжая дыня. – Он сегодня с утра к Вам норовил просочиться, дак у меня муха не проскочит, не то, что Федоренко.

Дежурный помощник начальника тюрьмы майор Федоренко доставлял Гапонову немало хлопот. Его доклады содержали исключительно негативную информацию: то какой-нибудь зэк вздёрнется на простыне, то уголовники политических подрежут, то кишечная инфекция начнёт, как у себя дома, гулять по тюремным этажам. Притом докладывал майор о таких происшествиях непременно со скрытым злорадством, а уличить и вывести его на чистую воду не было никакой возможности – эмоции к делу не пришьёшь.