Оседлавшие рхара. Роман

– Для этого вовсе не обязательно обряжаться в гору неудобной одежды, – опустив глаза, сказала Эсгель.

– Ветвь Хэку, – продолжила матушка. – Одна большая семья. Вы все там братья и сестры, и это прекрасно. Но я не об этом. У супругов все несколько сложнее. В тебе должны видеть не только друга, но и женщину. Благородную, с чувством собственного достоинства. В таком случае никто не позволит себе тех или иных грубостей.

– Да с ней в здравом уме никто и не свяжется, – хихикнула Мриэль. – Сестрица любому задаст жару!

– Дай Белый Дракон тебе одних сыновей, – вздохнула матушка, обращаясь к старшей дочери. Из окна послышалось соловьиное пение. Эсгель встрепенулась.

– Все, матушка, меня зовут! – она подобрала подол и направилась к двери.

– Я надеюсь, что не совершила ошибку, уговорив твоего отца разрешить им быть рядом с тобой.

Эсгель остановилась.

– О чем вы говорите, матушка? Они же мои четыре перста, и всегда были вместе со мной.

– Ступай.

Эсгель вышла. В саду её должны были ждать хэккийские персты – четыре старших офицера – Наэль, Гаэль, Ингаэль и Раэль. И, она полагала, еще несколько хэккийцев. Эсгель старалась спуститься по лестнице так, чтобы не привлекать к себе внимания, но у нее ничего не получилось. Уже прибывшая знать Бессмертного союза, завидев девушку, учтиво кланялась. А она все искала глазами спасительный черный мундир кого-нибудь из своих, и не находила. И тут она спиной почувствовала тепло.

– Чудесное платье, надьяра.

– Наэль, – выдохнула она, не оборачиваясь. – Где остальные?

– Надьяра, ваш отец велел нам не подходить к вам близко сегодня, – Наэль перешел на шепот. – В полночь в дальней беседке, как обычно.

Она еле заметно кивнула. И улыбнулась. Хэккийский обычай сбегать с балов и приемов имел глубоко зарытые корни. Они не знали, кто первым придумал так поступать, но свято чтили традицию. В полночь они собирались в дальней беседке, где веселились как им хотелось – рассказывали всякие истории, делились впечатлениями о поединках, и перемывали кости знати.

– О, Белый Дракон! Княжна, вы прекрасны, как соловьиная песнь! – услышала она возглас надьяра Итэля. Она повернулась на голос и возле одной из колонн увидела Раэля. Вид у него был несколько ошарашенный. К нему подошел Наэль и за рукав утащил куда-то. – Вы ослепительны, обворожительны и просто восхитительны!

Эсгель посмотрела на него и тот резко замолчал. Девушка сделала над собой усилие и сказала как можно вежливее:

– Надьяр, я тоже рада вас видеть, но комплиментами осыпать стоит не меня, а мою матушку. Это все её рук дело.

Через несколько часов Эсгель брела по саду. Ей невыносимо хотелось снять с себя эту ужасно неудобную одежду и подставить тело прохладному ночному воздуху. Наконец, она увидела фонарики под крышей беседки. Там кто-то сидел. По взлохмаченным волосам она поняла, что это Раэль. Он был один. Она подошла и прислонилась плечом к столбцу у входа.

– Где все?

Он поднял глаза, и Эсгель поймала себя на мысли, что ей хочется коснуться его губ, мягких и чувственных. Они, почему-то, напоминали ей спелые вишни.

– Надьяра, с прохода! – прервал её мысли Наэль. Она торопливо отошла. Тот нес две плоские подушки и теплые плащи. Гаэль тащил поднос с глиняными кружками. Ингаэль и Вараэль – объемистый дымящийся кувшин в половину своего роста. За ними со всякой снедью шли еще несколько хэккийцев.

Когда все расселись по круглой мраморной скамье и разлили выпивку, Наэль спросил:

– А, кстати, надьяра, как вам удалось вырваться из страстных словесных объятий надьяра Итэля?

– Его светлость увлекся беседой о поэзии с Мриэль, и еще долго не заметит моего отсутствия. Они нашли друг друга, – Эсгель поправила подол, случайно засветив нижние кружева.

– Ого, – воскликнула Инмэль, сестра Наэля, хэккийка семнадцати зим отроду. – Можно потрогать?

– Потрогай, – недоуменно пожала плечами Эсгель. Она к кружевам подобного трепета не испытывала. За свои двадцать зим ей пришлось столько раз их надевать, что любой бы сбился со счета. Инмэль подошла к ней и бесцеремонно задрала подол.

– Ничего себе! – восхитилась та. Эсгель вернула подол на место и несколько раздраженно сказала:

– Тебя сегодня мундир надевать никто не заставлял.

– Она? – указал на нее пальцем Наэль. – В кружевах? Надьяра, она о себе в мужском роде скоро заговорит, а вы про кружева!

Инмэль стиснула зубы и сжала кулаки. Брат её все время задирал, а достойно ответить она ему не могла. Наэль отпустил еще пару едких шуточек, но слово «плоскогрудая» было явно лишним. Инмэль выплеснула содержимое своей кружки ему в лицо, облив попутно сидевших по обе стороны Гаэля и Эсгель. Наэль резко вскочил, намереваясь наподдать взбалмошной сестрице, но Эсгель остановила его.

– Извинись.

– За что? За правду? Если ей не нравится, пусть вобьет мне её в глотку! Сама!

– Извинись, – спокойно повторила Эсгель. – Она себе в твой адрес грубостей не позволяет не потому, что ты сильнее. А потому, что ты её брат.

– Простите, надьяра, – Наэль в пояс поклонился сестре.

– А княжна, оказывается, знатный дипломат, – все разом обернулись на голос. В тени деревьев стоял Лесной Княжич собственной персоной. Он медленно зашел в беседку под молчаливые взгляды хэккийцев. – Я, поражен вашим милосердием, княжна. Вас дважды оскорбили и ни разу не извинились.

Он произносил её титул так, словно только ему известно его истинное значение. Эсгель вжалась в лавку от его тона. Хэккийцы молчали. Для них она княжной не была.

– Я вправе потребовать извинений за вас, лунный свет ночи моей жизни.

– Нет, – вырвалось у девушки. Никто, кроме нее, не имел такого права. Эсгель уже начала представлять суровые отцовские пытки, когда тот узнает о происшедшем. Внезапно поднялся Раэль. Спокойно подошел к кувшину, обновил свою кружку, налил еще одну и протянул её Итэлю. Тот опешил, но взял и вопросительно посмотрел на северянина со шрамом.

– За милосердную княжну! – Раэль поднял кружку. Хэккийцы вторили ему. Раэль совсем обнаглел и добавил: – До дна!

Итэль опасливо покосился на дымящуюся жидкость, но все-таки поднес кружку ко рту. Эсгель была готова расцеловать Раэля с ног до головы. Тот мало того, что вывернул её ответ в нужное русло, так ещё и напоил княжича до беспамятства. Это хэккийцы могли пить полынную настойку кружками без тяжелых последствий. А вот непривыкшего к такому питью, она валила с ног и лишала памяти. Итэль, допив, покачнулся и рухнул на подставленные руки Раэля.

– Не был бы зеленым, стал бы хэккийцем, – восхитился Наэль. – Настоящий мужчина!

Уже изрядно выпившие северяне захохотали. Эсгель улыбнулась. Раэль усадил княжича на лавку. Ингаэль поднял руку, призывая всех к тишине. Хэккийцы замерли.

– Сюда идут. Похоже на надьяра Заэля!

– У меня идея, надьяра! – Наэль что-то прошептал ей на ухо, та одобрительно закивала.

– Я у вас всех в неоплатном долгу, – улыбнулась она.

Надьяр Заэль и Лесной Князь прогуливались по саду, беседуя о каких-то делах. Их привлек мягкий свет фонариков дальней беседки. Решив, что в ногах правды нет, они направились туда и замерли. В беседке сидели двое: высокий юноша и девушка, положившая голову тому на плечо. Надьяр Заэль и Лесной Князь многозначительно переглянулись и довольно пожали друг другу руки.

– Не будем мешать, – прошептал надьяр Заэль, и они бесшумно направились обратно во Дворец.

Эсгель открыла глаза. Все та же пещера. Приятно потрескивает костерок.

– Снилось что-то приятное? – спросил надьяр Таэль. Девушку передернуло от излишнего внимания к собственной персоне. Дядюшка не спускал с нее глаз.

Она пожала плечами и улыбнулась, вспомнив сон и следующее за теми событиями утро. Отец широко улыбался за завтраком, а Эсгель давилась от рвущегося наружу хохота. К тому времени как Итэль пришел в себя, она умудрилась заснуть. И не заметила, как подлое платье предательски обнажило плечо. Естественно, княжич расценил все лучшим образом, напрочь забыв о том, что видел и слышал тем вечером. И избавил княжну от каких-либо объяснений, посчитав вопрос «а что вчера произошло» оскорбительным для дамы его сердца.

– Ерунда всякая снилась, надьяр, – ответила Эсгель.

– Кружева? – прищурился тот. Эсгель нахмурилась. Её пугала проницательность надьяра.

– Я что, разговариваю во сне?

– Моя сестра была большой любительницей наряжаться в оные, – пояснил Таэль. – Я полагаю, тебе не сладко пришлось в свое время. Хотя, надо отдать должное, это крайне привлекательно. Особенно эти открытые сорочки. Ну, которые и сорочками-то назвать сложно – полоса шелка на груди и кружева до пола.

– Что, правда? – глядя исподлобья, разочаровано спросила Эсгель. – Они же ужасные. От них все тело чешется.

– Зато их снимать удобно, – парировал Таэль. Предательский румянец выдал девушку с головой: она представила, что в ту ночь на ней была именно такая сорочка.

– Хотя мне всегда больше нравились девушки в хенсаях, – он задумчиво почесал подбородок. – Они своих желаний в мое время не стыдились.

Эсгель погрустнела. В ветви Хэку ей одной было не дозволено иметь близкие связи. Князья, как выразился её отец, надкусанные яблоки не доедают. Она вздохнула. Её всегда мучил вопрос касательно Раэля.

– Надьяр Таэль, – решила сменить тему девушка. – Вы обещали мне рассказать про рхаров.

– Тогда собирайся и пошли, – он кивнул в сторону своего сундука. – Там найдешь, что надо. Я и твои пожитки туда положил, ты уж извини.

Эсгель обнаружила свои вещи в целости и сохранности. В них никто не копался. Одевшись, она принялась причесываться.

– Ого, какая вещица, – указал надьяр Таэль на гребень. – Это кто ж такой молодец, догадался?

Эсгель взглянула на гребень как в первый раз. Черное дерево безо всяких изысков. Не слишком частые, но и не слишком редкие длинные зубцы. Он был тяжелее обычных гребней, но ей пришелся по руке. Она бережно хранила его и не меняла ни на какой другой.

Они ехали в Летний Дворец.

Расчесывая на ночь волосы, Эсгель разговаривала с перстами возле костра. Густые волосы успели спутаться за целый день быстрой езды. Вдруг изящный гребешок хрупнул в её руке и развалился пополам. И это в её жизни был далеко не первый гребень. Она удрученно вздохнула. Новый взять не откуда. Эсгель заплела так и недорасчесанные волосы в косу и подобрала обломки.

– Иной раз я думаю, что мой отец прав, – сказала она.

– Что не будь вы княжеского рода, вашим гербом была бы дикая лошадь? – улыбнулся Наэль. Эсгель еще раз вздохнула, выбросила обломки в костер и отправилась спать.

Утром она сидела в гордом одиночестве с чашей духмяного отвара, ожидая, когда проснутся Наэль или Гаэль. Из четверых перстов только они носили более-менее длинные волосы, и у них можно было попросить гребешок. Наэль почти всегда завязывал хвост на затылке, собирая в него только верхнюю часть волос, Гаэль же заплетал косу от самого темени, перехватывая её тесьмой у начала шеи. У Ингаэля волосы вились, и он их очень коротко из-за этого подстригал, в отличие от брата – тот просто носил кудри до плеч. А Раэль всегда коротко стригся, потому что как ни старался он их укладывать, они все время стояли торчком, как шипы. За это его иногда обзывали колючкой.

Эсгель отпила из чаши. Ингаэль возился с завтраком. Тут её тронули за плечо. Она обернулась и увидела Раэля. Тот почему-то нервничал.

– Госпожа, – он протянул ей что-то черное. – Пока не появится новый.

Эсгель удивленно подняла брови. Раэль умудрился вырезать именно такой гребень, который и был ей нужен. Простой, не слишком частый, в меру длинный и очень прочный. Из черной древесины делали щиты. Разрубить такое было достаточно проблематично, не то, что сломать, расчесывая волосы.

– Спасибо, – она улыбнулась. – А как ты догадался использовать черное дерево? В Бессмертном союзе гребешки делают из светлых пород.

– Не подумайте дурного, моя госпожа, – на лице Раэля отразился легкий испуг. – Кочевники используют черное дерево, чтобы… Вот я и подумал…

Эсгель звонко засмеялась. Она помнила, какие гривы у лошадей кочевников.

– Ты только Наэлю не говори, – заговорщицки прошептала она.

Эсгель улыбнулась.

– И правда, – пожал плечами надьяр Таэль. – Чего я всякие глупости спрашиваю, когда и так все понятно. Да, снега нет, плащ не надевай. Оружие тоже не бери. Не сегодня.

Эсгель еще подержала в руках тхинак и с видимым недовольством положила его на сундук. За девять зим она настолько привыкла к нему, что умудрялась носить его даже под платьем.

Когда они вышли из пещеры, Эсгель слегка поежилась. Здесь было холоднее, чем в Драконьем Клыке. Она покосилась на дядю – тот был практически с ног до головы в мехах, а ей пришлось довольствоваться зимним вариантом хэккийской формы.

– Ты никогда не задавалась вопросом, почему форма ветви Хэку отличается от обычной военной? – спросил надьяр Таэль. – Например, сапоги выше колена?

– Чтобы снега не зачерпнуть, – как маленькому сказала девушка. Тот расплылся в довольной улыбке.

– Ничего-то ты не знаешь, Длань.

– Так просветите, Глава, – съязвила девушка. – И чего мы тут стоим?

– Я не Глава, я же тебе сказал.

– А я уже не Длань, – она гордо подняла голову.

– Ты действительно на меня похожа, – ухмыльнулся Таэль. – Тогда мы быстро управимся. Смотри.

Она повернула голову и увидела огромный сугроб.

– Подойди, – сказал Таэль. Эсгель пожала плечами. Обычный сугроб. Когда до него осталось несколько шагов, сугроб резко встрепенулся, и начал таять. Эсгель глазам своим не поверила. Тот самый черный рхар. Огромных размеров ящер стряхивал с себя остатки снега как собака. Потом моментально прижал голову к земле, и принялся мотать хвостом из стороны в сторону. Ну собака собакой. Эсгель хлопала глазами и никак не могла связать воедино тот величественно-ужасающий образ с герба ветви Хэку и то, что видела сейчас. Да, он огромный. Да, клыкастый. Да, с шипами. Но эти большущие голубые глаза никак не вписывались в образ кровожадного хищника. Эсгель осторожно протянула руку и положила её тому на нос. Рхар прищурился и издал какой-то утробный звук, словно довольная кошка. Эсгель оглянулась на дядю. Тот улыбался.

– Поняла теперь?

– Нет. Я еще больше запуталась.

– Беда с тобой, племянница, – вздохнул тот и подошел. Рхар отреагировал мгновенно: ощерился и преградил северянину путь шипастым хвостом. Таэль довольно кивнул. – И это при условии, что он знает, что я не враг тебе.

Он вернулся назад. А грозный рхар вновь превратился в ласкового щенка исполинских размеров. Тут Эсгель поняла, что перестала мерзнуть. И поймала себя на мысли, что надо бы попробовать прокатиться, вдруг получится. Рхар, как будто отвечая её мыслям, подставил переднюю лапу как ступеньку. Эсгель осторожно поставила правую ногу ему на лапу и достаточно быстро оказалась верхом. Шипы по обе стороны его туловища выполняли роль защиты всадника и, видимо, способствовали перемещению по животному. Рхар плавно поднялся и прошелся кругом. Эсгель подумала, что не помешали бы поводья, но рхар встал на дыбы. Девушка не упала, просто слегка переместилась, бедра оказались прямо на плоскости шипов, а стопами можно было зацепиться еще за одну пару. Теперь ей стало вполне понятно, почему дядя рассмеялся на её вопрос о сбруе для рхара.

Руки оставались свободными, что позволяло использовать двуручное оружие, сидя верхом.

Внезапно рхар прыгнул. У девушки перехватило дыхание – тот вцепился когтями в отвесную скалу и полез вверх, осторожно придерживая всадницу кончиком хвоста.

– Ничего себе, – выдохнула она, когда спустя полчаса оказалась на земле рядом с дядей.

– Отпусти его поохотиться, и пойдем.

– Можешь поохотиться, – сказала Эсгель, подойдя к рхару. И добавила. – Только будь осторожен.

Рхар аккуратно обнял её хвостом и удалился.

– Когда-то все хэккийцы ездили на рхарах, – сказал дядя, протягивая ей миску с едой. – А потом что-то произошло. Черные рхары как будто вымерли, и привилегия всадника осталась только за Главой. Я отправился на север, дабы разузнать, что произошло. Но потерпел неудачу, едва остался жив и потерял своего Буревестника. Тогда-то я и узнал о чудодейственности крови рхара.

– Почему он помог мне тогда? – спросила Эсгель. – Мне просто повезло, что он не счел меня добычей?

– Рхар нападает на людей только по приказу всадника. Либо, защищая его. А здесь сработал, так сказать, естественный инстинкт. Самец рхара никогда не даст самочку в обиду. Он хоть и молод, но в воспитании способен потягаться с дворянином.

– А при чем здесь я? – подняла брови девушка. – Я же не рхар.

– Ты в этом так уверена? – прищурился Таэль. – Ладно, о том, почему рхары позволяют себя оседлать, тебе расскажет Аннаэль. У него понятно получится. Я ограничусь лишь тем, что твой новый друг решил посадить себе на спину именно тебя, и больше никого другого. К тому же, он дал выпить своей крови, так что твои мысли теперь для него не секрет.

– Надьяр, вы не хотите вернуться?

– Нет, не хочу, – Таэль резко посерьезнел. – И тебе придется умолчать о том, что видела меня.

– Нет, дядя. Врать Князю я не буду. И не потому, что это бесполезно.

– Я не про Князя, – сказал тот. – Ты ведь не думала, что он просто так тебя послал на север?

Эсгель оцепенела. Теперь собственные сердечные проблемы казались ей сущими пустяками. Ей было легче, пока она не предполагала о том, что Князь мог чего-то недоговаривать. Что за дела творились в княжестве в ту зиму, что она родилась? Что могло заставить Князя лгать? Вопросы переполняли её голову. Вопросы, ответы на которые знал только Князь.

– Как вернется с охоты рхар, я возвращаюсь в Торах. У вас еще есть время передумать, надьяр.

Тот помотал головой.

– Я еще не закончил дела здесь. А ты поедешь прямиком в Белый Дворец к Князю. Передашь ему кое-что. И чтобы ни одна душа кроме него не знала, что я жив.

– Хорошо, надьяр. Спасибо за все.

– Я думаю, мы не в последний раз видимся, Эсгель, – он протянул ей какую-то книгу. – Это тебе, изучи на досуге, пригодится.

Эсгель положила книгу в сумку, накинула плащ и направилась к выходу. Таэль чуть погодя последовал за ней. Был только полдень. Мороз покалывал лицо.

– Позови его, – сказал Таэль.

Эсгель прикрыла глаза и представила своего рхара. Потом открыла глаза и произнесла:

– Гранит.

Тот появился черной молнией. На морде блестела еще не успевшая застыть кровь.

Таэль протянул девушке длинный тяжелый сверток, по всей видимости, меч.

– Это Князю. Ни при каких условиях не разворачивай. Да не настигнет тебя метель, Длань.

– Теплой зимы вам, Глава, – бросила девушка и вскочила на рхара. Тот стремглав помчался прочь. На юг. В столицу.

Раэль вышел из княжеской кузницы. На площади толпились северяне. Было шумно. И тут он увидел рхара. Живого черного рхара, со всадником в хэккийской форме. Правда одет он был не совсем по погоде. Вместо тяжелого плаща с мехом на нем была укороченная холщевая накидка с капюшоном. Раэль поправил новенький тхинак на поясе, одернул мундир и направился к всаднику. Тот легко соскочил с рхара. По всей видимости, это девушка. Неужели Эсгель?

Хэккийка не сказав ни слова, не сняв капюшона, направилась прямиком в Белый Дворец. Раэль отправился следом, оставив возбужденную толпу восхищаться рхаром. Тот замер на месте, как гранитная статуя.

Через несколько минут Раэль услышал за собой шаги. Четверо. Его персты – Наэль, Гаэль, Ингаэль и Инмэль.

– Есть мысли, надьяр? – спросил Наэль. Его должность Длани миновала уже во второй раз. И если Эсгель он ни разу не победил, с тех пор как ей стукнуло четырнадцать, то Раэля он всему обучил сам. И указательный перст был больше горд, нежели расстроен.

– Как? – спросил тот. В голове его вертелась масса вопросов, и почти все они начинались с как. Как у нее получилось? Как она воспримет произошедшее? Как поступить дальше?

За те три недели, что отсутствовала его госпожа, произошло много событий. Надьяр Заэль чуть не распустил ветвь Хэку, чем спровоцировал новую Длань на бой. Раэлю удалось-таки одолеть исполняющего обязанности главы, ценой еще одного шрама на лице. Но это все отступало на второй план перед самым шокирующим событием – княжич Итэль был возвращен к жизни волей Белого Дракона.

Они почти нагнали её перед входом в тронный зал, но массивные двери захлопнулись перед самым носом хэккийской Длани.

– Что, и тебя не пустили, безродный? – презрительно скривился подошедший Заэль. Он все никак не мог оправиться от поражения. Раэль поймал себя на мысли, что напыщенный надьяр лопнул бы от желчи, если бы узнал о его маленьком секрете. Но Раэль многому научился у своей госпожи, в том числе, и соответствовать своему статусу в любой ситуации. Молчать же он в совершенстве научился за время своего рабства.

– Глава велит, Длань повинуется, – элегантно поклонился Раэль и добавил – Беспрекословно.

Надьяр Заэль стиснул зубы. Раэль распрямился и посмотрел ему в глаза.

– Что значит оставить десятерых в Клыке, а остальных направить в общие войска? – Раэль был вне себя от злости. Шел третий день от начала его службы на новой должности, как надьяр Заэль приказал практически распустить ветвь. – Ветвь Хэку веками защищала северную границу!

– Наглый мальчишка! Это приказ! – стукнул кулаком по столу надьяр Заэль. И тут Раэль решился.

– Я Длань Хэку. И выполняю только приказы Главы и Великого Князя, – в голосе его пела сталь. Заэль скрипнул зубами.

– Предыдущая Длань была куда осмотрительнее, – он трижды хлопнул в ладоши. Вошли персты. – Сей безродный муж не желает повиноваться моим приказам. В кандалы его! А мне нужна новая Длань.

Персты не двинулись с места. Заэль такого поворота не ожидал.

– У ветви есть Длань, – произнес Наэль. – У вас есть только один способ заставить Длань повиноваться, надьяр.

– Тогда едем в столицу, – раздраженно произнес тот. – Великий Князь рассудит.

Раэль собрал всю ветвь в тот самый день, когда уехала Эсгель. По обычаю любой из перстов имел право оспорить должность Длани. Но никто этого не сделал. Все и так знали, что Раэль был лучшим среди них. Тогда-то к перстам присоединилась Инмэль, победив обоих близнецов. Наэль и Гаэль переглянулись – победа девушки означала нескорое возвращение надьяры Эсгель. Испокон веков получалось так, что среди пятерых старших офицеров всегда была только одна девушка. Но Раэль предложил ветви освободиться от гнета военного совета. Все удивились, но поддержали нового Длань. Раэль поднялся в ветви с самых низов и знал, что самоуправство исполняющего обязанности Главы не нравилось никому.

И вот, наконец, настал час решающей битвы. На площади, дабы видели все, Военный советник Великого Князя и новый Длань ветви Хэку сражались за право управлять ветвью. Если победит надьяр Заэль, то ветви конец, а если победит новый Длань, то ветвь будет продолжать существовать.

Надьяр Заэль был силен. И силы ему придавало страстное желание поставить на место этого зарвавшегося раба, возомнившего себя полководцем. «Ручная крыса моей взбалмошной бесстыжей дочери», – так назвал его надьяр Заэль перед боем. Раэль мог стерпеть в свой адрес что угодно, но вот когда его возлюбленную госпожу смешивали с грязью, он приходил в ярость.

И вот с клинков одновременно закапала кровь. Тхинак надьяра Заэля прошел вскользь, оставив глубокий шрам на лице Раэля. От носа до угла челюсти слева, перекрестив вертикальный шрам наискось. Удар планировался смертельный – полшага ближе и ему раскроили бы череп. Но надьяра Эсгель в свое время показала ему, как избежать типичных ударов тхинака.

Узкий меч Раэля впился в шею советнику ровно настолько, чтобы не повредить тому крупные сосуды. Его победа была очевидна. При желании он мог отрубить надьяру Заэлю голову, но не стал.

Великий Князь объявил, что отныне ветвь Хэку не подчиняется приказам исполняющего обязанности Главы. Также, новому Длани жаловали тхинак.

Тут двери отворились. Сердце Раэля забилось быстрее. Рядом с Князем стояла Эсгель. Раэль пропустил советника вперед, и вошел следом.

– Если соберетесь решать разногласия по традиции, – проговорил Князь. – Потерпите до завтра. Все свободны. Заэль, нужно поговорить.