Рюммери

– Прости. Ты бы меня понял, – прошептала она с печалью в голосе.

Рюмси обвела взглядом стены. На некоторых еще виднелись рисунки. Староста рассказывал, что они бесценны. Рюмси не понимала их ценности, но с удовольствием любила разглядывать. Свет падал на толпу безликих существ, которые сажали деревья. Еще на одной можно было разглядеть человека, который получал меч от каких-то громадин… или это был ребенок? Рюмси взглянула на следующую картину и застыла. Она помнила ее, но лишь сейчас осознала смысл рисунка. Нет, это лишь совпадение, не более! На стене нарисовали миниатюрные дома, на которые упал человек с крыльями. Из груди человека торчал меч.

Вдруг совсем рядом раздался звук. Рюмси оглянулась – и закричала.

Что-то внутри тучного живота мертвеца задвигалось. Слишком большое для червей. И теперь оно ползло в его шее. Голова мертвеца дернулась, а во рту что-то заходило. Он напоминал человека, у которого что-то застряло в зубах, и он нервно пытается выковырять это языком. В следующий миг голова трупа с нечеловеческой плавностью повернулась, и через рот – разрывая его и выдавливая зубы – вылезло, похожее на крысиное, рыльце. Все в крови и густой жиже. Существо принюхалось и повернулось к ней, словно укоряя.

Рюмси сразу же вспомнила уродца – тварь подросла. Вот уж мерзкая ааконская крыса!

– Рюмси?! – раздался голос Брэкки.

Существо покосилась на мальчика, заглядывавшего сверху, затем снова перевело взгляд на Рюмси.

– Что случилось?! – прокричал Брэкки, просовывая голову внутрь.

– Я тут точно поседею, – проговорила Рюмси и вздохнула. Но чувство тревоги никуда не исчезло, а напротив – сердце забилось еще сильнее.

И тут внутри Рюмси все похолодело, а нервы сдали окончательно, когда она снова взглянула на существо. Уголки его рта медленно поплыли в стороны и вверх, растянувшись в мерзком подобии человеческой улыбки. Крысы не имели клыков. И уж точно крысы не могли так улыбаться.

Тварь полностью вылезла из трупа. У нее не было ни туловища, ни лап – сразу из шеи росли щупальца, похожие на множество хвостов, которые извивались, как змеи. Неожиданно из всех углов и щелей поползли подобные твари – меньше размером и только с двумя змееподобными конечностями, оставляя за собой блестящие полоски слизи. Твари слегка напоминали пуголовков. Когда огромное существо взревело, мелкие особи запищали в ответ, пусть и не в силах перекричать его.

Рюмси застыла, боясь пошевелиться, будто бездействие могло ее обезопасить. Большая тварь резко развернулась и исчезла, «нырнув» в рот трупа. Мертвое тело начало подрагивать. И вдруг покойник подался вперед настолько неожиданно, что Рюмси вздрогнула.

Это вывело ее из оцепенения, сковавшего ужасом все тело.

Мелкие бездействовали, держась вдали, словно боялись попасть под горячую руку трупа, который, шатаясь, прошел несколько шагов и застыл.

– Эй?! Что там такое?! – крикнул сверху Кир.

Рюмси краем глаза заметила, как Брэкки, видевший то же, что и она, побледнел.

– Эй?! Что там происходит? – заорал Кир сильнее.

Рюмси закричала в ответ. Но отчаянный страх превратил ее голос в неразборчивый лепет. К ней шагал мертвец. Существо шло покачиваясь, слишком медленно, слишком неестественно, прямо на нее. Но вряд ли его медлительность станет проблемой для того, чтоб поймать жертву. Здесь совсем нет свободного места, а мертвое тело отделяло ее от выхода.

Рюмси крепко сжала кинжал в дрожащих руках, направив его в сторону существа. Оно подошло уже близко. Мелкие по-прежнему лишь наблюдали. Рюмси громко заорала и побежала на шагающий труп. Она целилась в голову, даже не зная, причинит ли это какой-то вред уже мертвому телу.

Существо замахнулось. Удар обрушился на Рюмси невероятно быстро, в грудь. Девочка упала на колени. В омерзительных мутных глазах мертвеца отразилось ее искаженное болью лицо. Тварь выглянула изо рта мертвой головы и запищала. Рюмси показалось, что она ощутила злобное наслаждение, звучавшее в писке. Она чуть не подавилась рвотой от вони. Ее вырвало.

Это ее спасло.

Труп, ударив с невероятной скоростью, промахнулся. Рюмси крепче сжала кинжал и поднялась. Но ничего не успела сделать, получив следующий удар и больно врезавшись в стену. Тварь замахнулась снова и уже направилась к Рюмси, но предыдущая атака задела одну из балок. Раздался грохот, все посыпалось. Хорошо, что Рюмси отшвырнуло в другую сторону. Она стукнулась о стену и на мгновение почти потеряла сознание. Падая, девочка прикрылась руками. Если бы не это, она содрала бы лицо.

Рюмси ощутила внезапный болезненный толчок в бок.

По ее лицу потекла кровь. Рюмси попыталась приподняться, чувствуя горячую влагу во рту. Перед глазами потемнело. Каждый вздох давался с тяжким трудом. Рюмси изо всех сил старалась не потерять сознание, это бы значило смерть. Она сморгнула вызванные болью слезы. Ставшие внезапно неуклюжими пальцы царапали ногтями стену, пытаясь за что-то ухватиться. Рюмси скользнула взглядом по существу. Труп лежал, уставившись на нее с улыбкой. Лишь когда взгляд немного прояснился, Рюмси поняла, что приняла за улыбку рваную рану на его лице.

В голове гудело, и она не сразу разобрала крики, доносившиеся сверху.

На том месте, где лежала Рюмси, валялось несколько драгоценных камней. Но сейчас было не до них. Страх сильнее жадности. Она вспомнила свои же слова: мертвым ценности не нужны. Или это Кир говорил?

Труп завалило, а мелких существ она не видела. Это был шанс.

Рюмси снова попыталась подняться и вскрикнула, увидев торчащую у нее из бока рукоять кинжала.

– Рюмси, ты жива?! – прозвучал встревоженный голос Кира. – Лезь сюда, пока тебя не завалило!

Из дыры-луны сверху спустилась веревочная лестница.

– Рюмси?! Черт бы тебя побрал! Рюмси?! Отзовись! Ты слышишь меня?!

Ей пришлось сглотнуть, прежде чем заговорить.

– Сейчас, – еле простонала она.

Но Кир, похоже, ее услышал.

– Просто крепко ухватись, я сам тебя вытащу, – уверенно проговорил он.

Челюсть трупа влажно треснула, и Рюмси, оглянувшись, увидела, как из дыры в его голове показалась конечность твари. Это зрелище резко придало сил.

Кинжал она не стала вытаскивать, понимая, что сейчас этого лучше не делать, если она не хочет истечь кровью.

Девочка приподнялась, не отрывая взгляда от трупа, который забил ногами, пытаясь выбраться из-под груды каменных обломков. Удастся ли ему это? Не похоже. Но сейчас Рюмси уже не верила в то, что возможно и что не возможно. Ей нужно успеть добраться до выхода прежде, чем тварь до нее доберется.

От напряжения ее снова едва не стошнило. Хоть зрение слегка затуманилось, Рюмси заметила, что к трупу начали сползаться внезапно появившиеся снова мелкие твари.

Рюмси тяжело дышала, и каждый вздох сопровождался вкусом крови. Каждый шаг болью. На ногах она стояла нетвердо, но идти могла. Она направилась к веревке, уже не обращая внимания на визг чудовищ. “Надеюсь это не Лунная Дорожка на тот свет”, – царапнула мелькнувшая мысль, в которой все же была капля облегчения. Девочку уже трясло от боли, когда она преодолевала остаток пути. Несмотря на холод, на лице проступил пот.

Рюмси смотрела лишь вперед, пытаясь поднять непослушные руки. Крепко схватила веревку и почувствовала натяжение.

– Вверх, – монотонно повторяла Рюмси. – Вверх.

Девочка последний раз взглянула на труп. Мелкие особи грызли щеки, подбородок, челюсть, пытаясь освободить существо. Рюмси поняла, что этот кошмар еще долго будет ей сниться.

Кир тащил ее наверх. Она слышала, как его дыхание вырывалось между сжатых зубов, тем не менее он не упускал возможности выругаться при каждом рывке. Почему-то он был один.

Держаться за веревку стоило немалых усилий, но жажда выжить придавала сил. Беглянка боялась, что в последний момент тварь-труп ухватит ее за ногу, но, к счастью, опасения не оправдались. Рюмси потянулась вверх и схватила Кира за руку, оставив на запястье мальчика кровавые следы.

За то время, что она находилась внизу, облака сгустились и на улице потемнело – небо разразилось молниями и громом. Но Рюмси не слышала ни звука, кроме жалобного воя чудовищ внизу.

Она упала на спину и дотронулась вялыми трясущимися пальцами до кинжала в боку. Боли не было. Это хорошо или плохо?

Хоть солнце скрылось, но, выбравшись наружу, Рюмси жмурилась от света.

– Чертова чертовщина, – выругался Кир с недоумением в голосе. – Даже представить себе не мог… Я, конечно, знал – миестоги, проклятые… Да и видел всякое… Но вот такое! Что это было?

– Где Брэкки? – спросила она, тяжело дыша и пытаясь приподняться.

Кир помедлил с ответом:

– Я бы мог сказать, что он побежал за подмогой. Но не могу. Чертова Птица в небе. – Он положил руку ей на плечо. – Не вставай, лежи, чтоб не истечь кровью. И не обижайся на него, я и сам испугался до чертиков.

– За что мне все это?! Чем я это заслужила?! – отчаянно закричала Рюмси.

Она кричала изо всех оставшихся сил. Без всхлипываний и слез. Лишь крик.

Кир стоял перед ней на коленях и осторожно касался ее израненного тела. Он неловко приподнял ей одежду, и Рюмси зашипела от боли: ткань приклеилась к засохшей ране.

– Кир, уж прости, что я жалуюсь, – попыталась она пошутить и, к своему стыду, чуть не заплакала перед мальчишкой.

Рюмси неожиданно для себя заметила, какие мягкие у Кира прикосновения. С какой нежностью он о ней заботится. Вся неприязнь к этому мальчику бесследно испарилась. Исчезло даже напряжение между ними. Сердце забилось быстрее.

Они смотрели друг на друга в неловком молчании, не зная, что сказать.

Рюмси приподнялась…

– Не вставай, что ты?.. – проговорил Кир.

…и поцеловала его в губы. Поцеловала по-настоящему.

– Это… это было не обязательно, – промямлил Кир, краснея, как буряк.

– Знаю.

Рюмси почудилось, что вовсе у него не гнилые зубы, а белые и крепкие. Волосы мальчика казались густыми и красивыми. Ей начало мерещиться, будто Кир покраснел настолько, что воздух вокруг его тела начал плавиться. Сквозь эту рябь виднелись две точки цвета уходящего солнца.

Но дальше Рюмси потеряла сознание.

3

Ааконец отставил факел. Вытащив камень, извлек из тайника свернутый пергамент и развернул. В свете огня перед ним красовалась карта. Недолго думая, он вложил ее обратно и, пошарив, нашел шкатулку.

Он с отвращением уставился на вырезанные на крышке символы. Ааконец понятия не имел, что они означают, но один знак был ему знаком. Беззвучно шевеля губами, мужчина выругался. В Ааконе такой рисовали на могилах предателей, чтоб те никогда не переродились, оставаясь навечно гнить в земле.

Слегка дрожащей рукой он открыл шкатулку. Пришлось приложить немного усилий: видимо, ее давно не открывали. Или руки перестали ему повиноваться. Да и мысли блуждали. Ааконцу это все не нравилось, но он обязан человеку, который отправил его сюда, жизнью. При этой мысли он провел рукой по шраму на шее.

Где-то на улице раскатился гром, настолько сильный, что звук его докатился даже в этот жуткий подвал. Ааконец невольно вздрогнул, хоть и был не из робких. Теперь в округе вряд ли кто-то спал.

Вдруг – резкий, обжигающий холод, и сновидение рассеялось. Рюмси начала приходить в себя.

– Чой-то у нее с рожей? – прозвучал хриплый голос.

– Вроде как грязь, или родинки такие.

– Странные какие-то. Я где-то уже слыхал о таких отметинах, на слезы похожих. Кажись, бабка моя покойница рассказывала.

– Вроде как бабка покойная, а ты нет. Неси молча: слыхал толстяка? Донесем – выпивку получим.

– На то и корчма, чтоб напиться. Там, думается, и чего пожрать дадут… ги-ги!

– У корчмарки и спросишь.

– И спрошу, канеш, а то как же… ги-ги, вроде как одна там, ги-ги. Скучает, небось.

Рюмси приоткрыла глаза. Ее несли на носилках. Двое мужчин.

– Да ты, Хриплый, совсем дурак, видать. Даже самые ошпаренные на всю голову типы, навроде золотых, не трогают корчмарей.

– Дык я слегка только. Да и кому до них сейчас дело-то?

– Сейчас особенно есть дело.

– Ладно-ладно. Я ж пошутил.

– Да ты бы и не смог ничего сделать. Помнишь ведь, че с Нюхом стало, когда он драку хотел затеять? Не забыл, как его колотило?

– Забудешь, ага! Трясло так, будто его кто невидимый у все щели имел, ги-ги.

– Думается, так потом и было, глупец на Короча руку хотел поднять.

– М-да. Говорю тебе, Седой, это все чертячьи проделки. Не зря в корчмах часто чертей видят.

– Наклюкаются, вот и видят.

– Не знал, че корчма днем бывает открыта.

– Какая тебе, в жопу, разница? Малой сказал, туда нести, и туда, значит, идем. Видел, какой он жирный? Точно правду говорит.

– Как он может врать? День же.

– По мне, так врать и неправду говорить – разные вещи. Сейчас такое творится, любой умом тронется. Помню, зашли мы, значит, в одну хату, поживиться чем. Бац! А на пороге мужик лежит – без башки. Видать, до нас уже кто-то побывал. Гляжу. Дети копошатся возле бабы – мать, видать, ихняя. Живот у той разорван, а они потроха жрут. Я им: че творите? А они: кашку кушаем. Угощайтесь, говорят, дядя, кашкой.

Некоторое время шли молча.

– Сбежит ежели, то девку не прихватит. Не бросит он ее; видал, как печется?

– Б-Брэкки, Кир, – с трудом проговорила Рюмси.

– Эй, малец! Вроде как тебя кличут, – проговорил один из мужчин.

– Лежи, не вставай. Скоро доберемся до места. Не беспокойся, это Хриплый, а это…

– Седой, – представился лысый мужчина.

– Понимаю, вопрос глупый, но как ты себя чувствуешь?

Она себя чувствовала плохо.

– Хоть погода радует, – ответила Рюмси.

Она впервые видела корчму так близко: не детское это место.

Рюмси услышала, как что-то скрипит. И подняла взгляд на дубовую вывеску, которая возвышалась над воротами, раскачиваясь на ветру. На почерневшей от старости доске красовалось название “Тихий омут”. Под названием имелась другая мелкая надпись: Nemo me impune lacessit[1]. Что она означала, Рюмси не знала.

Усталость сломила ее, и девочка уснула, но уже без сновидений.

* * *

Рюмси очнулась в незнакомой комнате. Стены, пол и потолок – все из дерева. Раны покрыты мазью – густой, теплой и пахучей, бледного лунного цвета. Запах приятный, в отличие от ощущений, которые испытывала девочка. Кожу пощипывало и стягивало, сильно хотелось почесаться.

Несмотря на то, что на Рюмси оказалась новая чистая одежда, а ее саму, похоже, помыли, она продолжала ощущать запах крови. Ее все еще била дрожь при воспоминании о жутком монстре.

Постель тоже была чистой, но застиранной чуть ли не до дыр.

В комнату вошла симпатичная девушка, хрупкая, небольшого роста, с очень стройной фигурой, не похожая на деревенских. И особенно она не походила на эту безликую грязно-серую комнату.

– Это комната для гостей, которым нужен ночлег, – словно угадав ее мысли, на ходу проговорила красавица и обернулась к Киру. – Не станем возвращаться к тому разговору, я же не буду интересоваться, откуда ты это узнал, – сказала она хрипловатым, но приятным голосом. – После того как ты меня обругал, я и не думала, что ты вернешься.

– Не ради себя ведь приперся, – буркнул Кир.

– Понимаю, но, Кириус, не стоит приводить ко мне кого вздумается. Не надо, милый! Я ведь говорила: даже то, что я… помогаю тебе, не поощряется.

– Прости, – поспешно ответил мальчик.

– Прощаю, ибо люблю тебя, мой маленький дегеец.

– Я же просил не называть меня так!

– Так, может, называть тебя черноротым? – проговорила красавица. – Ты ведь, родной мой, ругаешься не хуже людей, которых комары закусали.

– Достаточно будет – Кир.

– Я не стану называть тебя этой глупой кличкой. Кириус, пойми, помнить имя – это огромный подарок. Не смей этого не ценить.

– Иногда я тебя совершенно не понимаю, – буркнул Кир.

Девушка сделала вид, что не услышала, и перевела взгляд на Рюмси:

– Как ты?

– Лучше, благодарю.

– Скоро поправишься. Ты наверняка проголодалась. Я впервые вижу друзей Кириуса, причем удивлена, что они вообще у него имеются, – она рассмеялась собственной шутке. – Так что угощу всем, чем захочешь.

– Все… чего… захочу?

Девушка кивнула.

– Съем, что дадите, – неуверенно промямлила Рюмси, но ее живот при упоминании еды заурчал более смело.

– Я не шучу, – она поглядела на Рюмси взглядом алых, как осенние листья, глаз. – Проси, чего хочешь.

– Она любит рыбу, – подал голос Кир. Похоже, он все-таки слушал тот разговор с Брэкки.

– Рыбу. О, как интересно, большинство бы свинюшку попросили или курицу. А какую именно рыбу?

– В нашей реке водится рыба, такая… с черными пятнами. Мясо у нее красное-красное, не белое, как у озерной.

– Поняла, – хозяйка одарила ее улыбкой. – Скоро принесу.

Она открыла дверь, за которой обнаружился огромный зал, оттуда доносились голоса, смех и пение. А еще повеяло чесноком, крепкими напитками и не менее крепкой руганью.

Рюмси вдохнула запах. Словно вся свежесть реки очутилась в этой запеченной рыбке.

– Я не думала, что еще раз попробую эту вкуснотищу. Да я вообще не думала, что смогу покушать.

– Наслаждайся.

– Как вы ее поймали? – Рюмси жадно ела рыбу, не успевая очистить от костей, от чего те больно кололи ей десна.

– Не все ли равно? – пожала плечами девушка.

– Никто из местных не умеет ее ловить. Покойный староста только умел. Так как вам это удалось?

Корчмарка немного помедлила с ответом.

– Я ее создала, – явно нехотя проговорила она.

Еда застряла у Рюмси в горле. Это шутка? Или вранье? Ни то, ни другое. День – нельзя врать.

– Вы умеете создавать рыбу?

Девушка неохотно кивнула.

– А какую еще еду вы можете создать?

– Любую, – и добавила: – Которую хоть раз пробовала сама.

– Ого, вы же можете… – Рюмси замялась. – Сейчас голод, почему вы не помогаете, с вашим-то даром?

– Это требует… сил.

– Но все-таки вы можете помочь? Верно?

От ясной, беззаботной улыбки корчмарки не осталось и следа. А следующие слова поразили не меньше:

– А зачем мне это?

Рюмси свела брови, уставилась в алые блестящие глаза.

– Ну что молчишь-хмуришься?

– Н-но как? Люди же умирают от голода, они нуждаются в помощи, – произнесла Рюмси, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучало обвинение.

Корчмарка рассмеялась, и мелодичный звук ее холодного смеха разнесся по комнате:

– Всегда кто-нибудь нуждается. Где-то заяц подвернет ногу, где-то птица застрянет в силках… Почему я должна тратить свое время и силы на тех, кто мне безразличен? К слову, я охотнее помогу зайцу, чем людям.

– Почему вы ненавидите людей?

Девушка горько усмехнулась и на некоторое время замолчала.

– Это не так. У меня нет к ним злобы. Но это не значит, что я должна их любить.

– Но у вас есть возможность… Я расскажу всем!

– Кто тебе поверит?

– Днем поверят, и у вас тоже спросят… Днем. – Рюмси специально выделила последнее слово. Но, против ожидания, корчмарка не испугалась угрозы, и взгляд ее необычных глаз смело встретил упрекающий взгляд Рюмси.

– Почему же только меня? – язвительно спросила она. – Пускай спросят торгашей, почему они свое добро даром не раздают. И вообще, если все так заботятся друг о друге, почему у вас существуют богатые и бедные, угнетатели и угнетенные? Для чего мне вам помогать, если вы сами себе не помогаете?

– Проще бездействовать?

– Иногда, – она смерила Рюмси насмешливым взглядом. – Если вода в реке мутная, не нужно что-то предпринимать. Лучше стоять в стороне, быть непричастным. И водоем сам очистится.

Рюмси, доедай, пожалуйста. Обида тебя не накормит, как и гордыня. Боюсь, уже завтра ты будешь жалеть о своем поступке. Лучше поешь сейчас, пока есть возможность, – она повернулась к Киру, давая понять, что разговор окончен. – Кириус, как Валисса?

– Ее нет больше, – сухо ответил Кир.

Корчмарка смотрела на него, не произнося ни слова.

– Поэтому я и хотел узнать у тебя…

– Я ничего не скажу, – ответ последовал мгновенно. – Я и так много для вас сделала, – в голосе сквозила мольба. – Прости. Сочувствую тебе, но я правда не могу.

Она подошла к двери, распахнула ее, но не ушла, обернувшись в последний момент.

– Вам нужно уходить, скоро стемнеет, – она протянула ему руку, в которой лежала монета. Рюмси никогда не видела такой. – Кириус, возьми, это подарок, – нежно проговорила она. – Береги ее, и она убережет тебя. Не нужно больше ко мне приходить. Прощай. Прощай и ты, Рюмси.

– Тебе правда лучше? – спросил Кир, стараясь не смотреть Рюмси в глаза.

– Я чувствую себя отлично, – соврала она. День давно угас, медленно поднимался месяц, и воздух постепенно наполнялся прохладой. Впрочем, девочке и правда сильно полегчало.

Оба глядели на звезды. Рюмси понимала, что им о многом нужно поговорить, но желания начинать беседу совсем не было.

– Держи, – Рюмси протянула Шепчущий кинжал.

– Оставь себе, – добавил он несколько смущенно, а его голос стал виноватым. – Ты заслужила.

Некоторое время опять молчали.

– Что именно произошло с твоей сестрой? – осторожно спросила Рюмси.

– Я находился далеко, и не нашлось того, кто бы защитил слабую девушку.

Рюмси стало невероятно стыдно, что она раньше не заметила боли в его глазах.

– Не знаю, какого черта, но она была счастлива со мной. Со мной, представляешь? При всем чертовом дерьме, из которого мы выбирались, она была счастлива. И дело вовсе не в том, что я ее брат, – Кир резко умолк и протянул Рюмси сверток величиной с кулак взрослого мужчины. – На вот, передашь Брэкки.

– Хорошо. Тогда до встречи.

– Не думаю, что мы еще увидимся, – произнес Кир после короткого молчания. Он попытался прикоснуться к ее руке, но в последний момент будто передумал. – Ты скучаешь по своим родным? Сожалеешь, что не сможешь больше услышать их голоса?

Некоторое время девочка глядела на деревья. При свете месяца они казались застывшими черными молниями, которые кто-то в изобилии обвешал паутиной.

– Конечно, – ответила Рюмси. Она не стала рассказывать, что видит и слышит родных каждую ночь – они кричат в ее кошмарах.

4

На пороге появился Брэкки.

– Как ты? – неуверенно поинтересовался он.

Рюмси не ответила.

– Я бежал з-за помощью… Я так переживал, – пробормотал он и виновато взглянул на нее.

Рюмси ничего не сказала в ответ, она смотрела в окно, на ночные звезды.

– Зря мы туда полезли, – проговорил Брэкки. – Не стоило оно того.

– Возможно, и не зря, – наконец подала голос Рюмси, показав Шепчущий кинжал.

Его алый блеск отразился в глазах мальчика.

– Ух ты! – выдохнул Брэкки, с жадным интересом рассматривая находку. – Можно?

– Держи.

– Красивый. А как блести-ит, – с долей зависти протянул Брэкки. – Ай! – вскрикнул он, отдернув руку и уронив кинжал. Ладонь сразу же покрылась кровью, хлещущей на пол. Рюмси ухватила простыню и прижала тканью рану.

– Что случилось? – у дверей появился Щуро.

– Порезался, – простонал Брэкки, нервно улыбаясь и весьма неубедительно изображая, что ему не больно.

Рюмси указала на кинжал и опешила. Она отчетливо помнила, что тот лежал в луже крови. Но сейчас пол был полностью сухим, а на поверхности кристалла не осталось даже капли.

– Откуда это у вас? – Щуро медленно взял кинжал и, удивленно приподняв брови, уставился на артефакт.

– Нашла… в развалинах.

Щуро резко схватил Брэкки за раненую руку и, сняв тряпку, поднес свечу к ладони мальчика.

– Что ты делаешь? – прокричал Брэкки. Ткань уже успела присохнуть к порезу и причинила мальчику боль. Щуро без объяснений плюнул на руку сына и протер рану. Ничего! Чистая кожа, даже без намека на порез. Если не считать разводов крови.

– Г-где… моя… рана? – протянул Брэкки. – Она исчезла!

– Исчезла, – подтвердил Щуро, кивая. – Неудивительно – это Шепчущий кинжал. Настоящий. Нашла в развалинах, говоришь? – Щуро словно насквозь пронзил ее взглядом. Он не стал интересоваться, откуда у нее ушибы и новая одежда, но поднес свечу ближе.

– Я осмотрю раны, – объяснил он, – нет ли заражения.

Рюмси не возражала.

– Странно, выглядит так, будто ушибам несколько дней, они почти зажили.

Рюмси лишь пожала плечами. Ей не хотелось рассказывать о корчме.

– Ты умница, Рюмси, – одобрительно сказал Щуро, протягивая ей Шепчущий кинжал. – Это очень старинная вещь и очень ценная. В Дегее за него можно получить целое состояние, но я знаю, как его выгодно продать и у нас. Ты молодец.

– Верно, ты молодчина, Рюмси, – поддакнул Брэкки, и Рюмси услышала зависть в его голосе.

– Пошли, – распорядился Щуро, – пускай Рюмси отдыхает, нам завтра далеко идти, – проговорил он и удалился.

– Постой, Брэкки, тебе Кир передал, – она протянула ему сверток.