Записки из Срединного царства

Какой ужас, что русская классика не теряет своей актуальности! Это вовсе не достижение, это страшно! До сих пор актуален Пушкин «их можно резать или стричь», Некрасов «проснёшься ль», Лесков со своим «Левшой» (слезы, печалька), Достоевский с вымороченными отношениями и разрушенной психикой, Чехов, Булгаков… список можно продолжать и пополнять. Лучше спросить, кто не актуален? Вся русская классика актуальна! Я молчу про более раннюю литературу, мы просто ее не читаем, но поверьте, она тоже актуальна, как «Шемякин суд» 15 века! И это жутко! Неужели ничего не меняется?

Осознание того, что русская литература – это и не литература вовсе, а наша жизнь, лишает меня надежды. Если не оправдались упования Пушкина, почему мои-то должны оправдаться? Таксист, въехав в преглубокую и как всегда неожиданную яму на дороге, восклицает: «Когда уже у нас будут нормальные дороги?!» А я преспокойно и обреченно отвечаю: «Никогда». – «Ну, спасибо, утешили! Теперь я и переживать не буду. Раз никогда, так никогда!» Святой человек, он еще находит силы на юмор. У меня они уже иссякли. Я ведь точно знаю, моей жизни не хватит, чтобы увидеть, изменилась ли ситуация с дорогами…

Дураки и дороги – это магическая связка. Дуракам дороги не нужны и образование тоже. Блаженное незнание, непонимание, ограниченность, полнота идеальной геометрической фигуры (дурак в идеале должен быть круглым), безущербность, самодостаточность! Как упоительно! Никуда не нужно идти. Но почему-то не хочется такого идеала, не хочется округляться, хочется страдать, вернее, заплатить эту цену, чтобы не превратиться в дурака. Никаких «авосей», «итаксойдётов», Емелей и щук. Если хочешь ума, приготовься страдать!

Так можно ли от этого убежать в другую страну? Я пока не знаю ответа, но я отдыхаю в чужой стране. Душой. Просто потому, что мой мозг занят вопросом о том, на каком языке разговаривают дельфины.

Хорошо там, где нас нет. И правда, хорошо!

День четвертый, парковый

Никаких особых ожиданий на этот день возложено не было. В Китае продолжается празднование Дня основания республики, заводы стоят, воздух заметно очистился. Пойти туда, не знаю куда – для такого дня самое то. Попадая в незнакомую обстановку, дети и животные начинают ее исследовать, но у взрослых современных людей этот инстинкт притупился. Однако сегодня мы следовали инстинкту даже в большей степени, чем хватает моей решительности.

Первый парк – Вэйбо (примерно в километре от нас) – особо ничем не порадовал: аккуратно высаженные растения и деревья, детская площадка, спортивные тренажеры, пара скульптур на тему дружбы и очень маленькая территория, которую с трудом, если приложить усилия по замедлению, можно обойти за пять минут. Но и этот островок зелени был свежим вздохом среди дорог и многоэтажек. Второе место – Парк китайских роз – оказался настоящим райским уголком в китайском стиле, с мостиками через водоемы, извилистыми дорожками, плакучими ивами и благоухающими розами.

В глубине сада нас встретила сама Королева цветов, удивительно похожая на нашу невесту: ниспадающее платье с длинным шлейфом, украшенные венком волосы, букет в руках. И только азиатский разрез глаз говорил о том, что бросать этот букет в толпу жаждущих найти свою вторую половину она не будет.

Удивительно, но стоило провести в этом парке несколько минут, и впечатление от пыльной и скучной дороги было стерто. В душе сначала воцарилось умиротворение, а затем ее постепенно наполнила необъяснимая и уверенная тихая радость. Та самая, за которую я полюбила эту страну. Именно в такие моменты чувствуешь связь эпох, Древний Китай тайным образом сквозит через организацию пространства, цветочный запах, пение птиц, неограненность камней, геометрию мостов и орнаменты на дорожках, беседках и перилах. Сад работает с нашей энергией ци, верим мы в нее или нет. Даже если ничего не знать о древних принципах инь и ян, об основах конфуцианства, живущих, как некие дивы, в таких местах, все равно можно почувствовать, как в тебе что-то изменилось, уравновесилось и гармонизировалось. В таком парке можно остаться навсегда, просто не заметить бег времени за его пределами. Если разгадать его загадку, то, наверное, можно понять этих желтых людей, нащупать источник их величия и живучести культуры. Но странным образом, не смотря на выходной день, в парке было очень мало народу… Я знаю, они придут сюда вечером и начнут здесь свою необъяснимую для белого человека деятельность с танцами, живой музыкой и просто радостью громких голосов. Они будут подзаряжать свои жизни древней энергией, воплощенной в этом парке.

Дорога назад готовила нам сюрприз. Вкусив паркового наслаждения и заметно упарившись на тридцатиградусной жаре, мы интуитивно обращали внимание на все свежее, красивое и влагосодержащее. Поэтому не могли пропустить резвые брызги то ли фонтана, то ли поливочного устройства. В придачу к ним за забором розовели цветы необъяснимой в данный сезон сакуры, и другие детали указывали на наличие еще одного, возможно, более прекрасного парка. Хотя по всему было заметно, что место не общественное, сугубо охраняемое и предназначенное для богов. Но иностранец в Китае – почти бог, поэтому услужливый молодой человек, не поняв ни слова из нашего русско-англо-китайкого суржика, предупредительно провел нас внутрь.

За воротами, и правда, располагался приватный рай для желающих приобрести в не построенных еще небоскребах апартаменты будущего по цене полмиллиона рублей за квадратный метр. На апартаменты мы не претендовали, так как заработать на них могли веку так к двадцать четвертому-двадцать пятому, а вот кофе-фри испили, поболтали на английском с приятной девушкой Хлоей, отфотографировали все синекурные места отеля-магазина, были одарены атрибутами праздника и оправлены восвояси. В приподнятом настроении от нежданной причастности к небожительному буржуа, размахивая флажками и шариками национально-китайского цвета, довольные и уставшие, мы вернулись в свой, потерявший теперь любой налет престижности, жилой квартал. И да, сакуры были искусственными.

День пятый, дождливый

Меня разбудили звуки дождя. Это было так долгожданно и неожиданно, что я подпрыгнула к окну и открыла его, протянула руку и удостоверилась, что это не иллюзия. Дождь! Не помню, когда я последний раз так радовалась дождю. Лично мне он совершенно не нужен. Но когда я приехала, то ощутила, что все живое здесь уже давно мечтает о дожде. Поэтому я тоже стала ждать из-за жары, сочувствия и солидарности.

Дождь освежил листья деревьев, запыленные дороги, крыши домов, сам воздух – все, кроме мыслей, которые от него раскисли и не желали принимать какое-то определенное направление. Я распахнула все окна, чтобы свежий воздух мог погулять по комнатам, пока не обнаглеет и не превратится в сквозняк.

По улицам струились речки, выставленные на лето на улицу цветы приободрились, город вернул себе сочность красок. На все это надо было взглянуть поближе. И, в частности, на сад из шиповника. Припомнив, что самый подходящий для Китая обоюдосторонний зонтик благополучно оставлен дома, и пожалев кроссовки, которые непременно промокли бы, я решила надеть босоножки и сходить в магазин за продуктами и новым зонтом.

Босоножки пришлись как раз впору октябрьскому дождливому дню. Хотя сначала я старалась обходить лужи, но они местами были так широки, что не оставалось совершенно никакого пространства для маневра. Начерпав воды вдоволь, я перестала переживать за сохранность обуви. Водная стихия так заразила меня, что на ужин тоже оказалась рыба. Способ, которым мне ее продали, оставил неизгладимый след на моей психике. Признаюсь, я первый раз в жизни покупала живую рыбу.

Сначала я, как благородный человек, честно хотела купить уже почившую, смиренно лежащую на ледовой перинке. Но это оказалась довольно дорогая рыба! О бедность, на что ты толкаешь людей! Пришлось одним глазком взглянуть на аквариум с совершенно живыми и здоровыми рыбьими особями. Я сделала вид, что выбрала свою добычу, неопределённо потыкав пальцем в сторону аквариума. Благо продавщица самостоятельно заприметила нужный товар, поняв, что тот должен быть умеренного размера. Слава Богу, что рыбы вырывались из сачка, прыгали и перемешивались, благодаря чему я потеряла зрительный контакт с жертвой, и постанывания совести немного утихли в растерянности. Пока я терялась в догадках, как понесу живую рыбу домой, бессердечная женщина стукнула беднягу деревянной палкой, отработанными движениями содрала все чешуйки и каким-то мгновенным приемом кунг-фу выпотрошила мой ужин. Совесть окончательно перестала подавать признаки жизни, когда рыбешка оказалась потушенной с луком и соевым соусом и поданной к ароматному отварному рису.

К вечеру дождливый день утратил свою сенсационность, окончательно остудил температуру снаружи и внутри, и я подозреваю, что здесь таким образом начинается шицзячжуанская осень. Как любитель лета хочу заявить, что завтра я не намерена солидарничать ни с какими дождепоклонниками. Ведь древний город, о котором нам рассказала девушка из отеля с сакурами, остался непосещенным, вместо него пришлось довольствоваться просмотром фильмов. А холодных дождливых дней я вдоволь насмотрелась дома в сентябре.

День шестой, насыщенный, «сусанинский»

Опять солнце. На этот раз не жгучее, а веселое. Осталась свежесть от дождя и неисполненные планы. Сегодня нас ждал древний город Чжэндин (正定). Но сначала нужно было как-то заказать бутилированную воду, и я здорово переоценила свои познания в китайском, ибо решила сделать заказ по телефону. Наверное, расчет был на то, что услышав фразу «мы – русские», поставщик воды сам обо всем остальном догадается. Но, видимо мой зазубренный из нескольких фраз китайский вдохновил собеседника, и он начал задавать то ли уточняющие, то ли наводящие вопросы, пытаясь осуществить нереальную для меня коммуникацию. Я держалась как последний двоечник в погоне за незаслуженной тройкой. Но результатом многочисленных попыток поддержать разговор был неизменный «тинг бу донг»[4]. А потом меня озарило. Всю эту китайскую бамбарбию-кергуду можно превратить в дешифруемое послание, если оно будет записано величавыми в своем пиктографическом одиночестве иероглифическими письменами. Сообщение с воплем о русской жажде полетело на другой конец волны и вернулось с вразумительным, но очень неопределенным ответом, дающим, однако, определенную надежду на гонца с водой.

От напряженного ожидания русское запасливое сознание вместо вежливых приветствий выдало неожиданное: «А можно две бутылки?» Восполнив необходимые на случай черного дня или атомной войны запасы воды, мы включили навигатор и отправились в увлекательное приключение, не забыв, однако, сделать уже традиционную остановку у китайского мастера по изготовлению дубликатов ключей. Забегая вперед, скажу, что и эта четвертая его попытка оказалась неудачной. Чертов ключ! никак не хочет клонироваться!

Ведя следствие по делу на соответствие ровной зеленой линии навигатора кривоватым китайским трущобам, переходящими в грядущую роскошь недостроенного небоскребного жилого фонда, мы колобками выкатились на широкий проспект, где впервые испробовали на себе дружелюбный китайский общественный транспорт.

Дружелюбие проявилось в отгадывании нашей национальной принадлежности, нескрываемом любопытстве и искреннем желании помочь заблудшим овцам. В веселой компании беспокойного водителя и зайцевато-лукавых пассажиров мы достигли места назначения и влились в нужное стадо, устремившееся к красотам древнего города.

Все, на что нам хватило сил и времени этого дня – молнией пролететь по его прямой и бесконечной центральной улице. Удивителен серый цвет древних построек Китая. Он не кажется скучным и монотонным. Низкорослые традиционные домики в исключительно серой палитре, как загрунтованный холст, расцвечиваются радугой выложенных перед их входами товаров и сувениров. Дворец окружен стеной с продолжительной смотровой площадкой, поэтому вы получаете два в одном: кусочек Тяньаньмэнь[5] с вкраплением Великой китайской стены. Плюс к этому действующий буддийский монастырь и пара пагод.

В монастыре шла служба, значение которой понять было сложно, несмотря на очень длительное подглядывание. По-моему, там несколько женщин крестились в буддизм. Интересно поглядеть на верующего человека при исполнении. Если поменять декорации, язык и одежду, то увидишь тех же прихожан и насельников православного монастыря: кто-то вовлечен в пучину важного и ответственного таинства, кто-то впал с молебенный транс, другие, не такие укорененные, стоят в напряжении, соблюдая приличия момента; один монах зевает во весь рот, а другой, очень старый, с легкостью твердит все молитвы чуть ли не вперед ведущего, своей умиротворенной улыбкой показывая, насколько глубоко он свыкся с многократно происходящим, настолько, что это стало его песней, дыханием и жизнью.

Трудно представить, как великолепие воссозданной древности Чжэндина выглядит при ночной подсветке! В таких местах китайцы любят устраивать Новый год каждую ночь. Фонарики, лампочки и гирлянды повсюду: на деревьях, в ступенях лестниц, у каждого здания, в основании фонтанов, медузовидными семенами священного дерева свисают над головой. Они так щедро подарены любимому Чжэндину, что хочется оценить уровень размаха. Просто необходимо приехать сюда вечером!

Губка сознания ненасытна, чего не скажешь о внутреннем шагометре. Но вернула нас домой вовсе не усталость, а разряженная батарея телефона. Не беда, что нечем стало фотографировать, гораздо страшнее, что не осталось ориентиров обратной дороги. Скрытый в подсознании архетип Сусанина злонамеренно высадил нас не на той остановке и повел в бесприютные пустыри бескрайней стройки. Мы вовремя опомнились, что находимся на вражеской территории. А не то закончился бы наш культурный досуг ночевкой в недостроенном доме в таре из-под цемента вместо спального мешка. Редкий гость дойдет до середины китайской стройки и не заблудится!

Вернувшись на круги своя, наш маршрут привел нас в места злачные и товароизобильные. Есть в Китае удивительный феномен: ранний утренний или ночной полустихийный (и, конечно, нелегальный) рынок, на котором мы поняли, что абсолютно зря ходили в супермаркеты. Теперь, если что, мы знаем, куда украдкой сходить в сумерках, чтобы вкусно и дешево покушать.

День седьмой, открывающий Россию заново

Чего только не узнаешь о России в Китае. Вот живешь-живешь в своей средней полосе, и даже не догадываешься, чем люди дышат по ту сторону Уральских гор. А к ним даже Китай ближе, чем столица, и время на Иркутск и Китай одно! Вот кто знает, что такое «сера»? Нет, не из химии и не из ушей, фу, ведь я эту серу сейчас жую. Это дезинфицирующая жвачка из смолы лиственницы. Почему «сера»? А не почему – так на упаковке написано, сама видела.

Человек боится гулять по ночному Шицзячжуану. Потому что в городе Ангарске нашей великой и необъятной после восьми вечера выходить на улицу небезопасно. И не верит, когда говорю, что здесь можно, никто не тронет.

Кто бы мог подумать, что небольшой поворот судьбы, и Сибирь, озеро Байкал, далекий город Иркутск и неведомая Бурятия не телевизионными новостями или точками на карте, а плотью и кровью войдут в твою жизнь.

Вот он – носитель российского заурального менталитета, как свои пять пальцев знающий все самые сокровенные байкальские местечки, все неидентифицируемые по справочнику вероисповеданий места силы. Сидит напротив и рассказывает истории из собственной жизни, великие и ужасные, как сказки братьев Гримм.

Невиданные шаманы оживают своей оккультной угрозой, бабки-гадалки отливают человеческие судьбы из воска или разводят беды руками. Алкоголик Вася, возведенный то ли собственными экстрасенсорными способностями, то ли человеческой манией мифотворчества в статус старца, спасается в запое от бесконечной очереди ждущих его мановений и слов. Карты Таро упрямо вершат судьбу бедняги, не могущего размыкать свою русскую долю, помноженную на сибирскую неприютность. И за всей этой бабайщиной маячит жуткий призрак Распутина.

Ёкарный Бабай, такой комичный в нашем обращении, обретает плоть и дух. Он выстраивает бурятские хороводы вокруг сакральной горы, чтобы человек мог знать, будет урожай или нет. И даже если тема урожайности станет в принципе не актуальна, они все равно будут приходить и браться за руки, привязанные к Ёрду силой традиции и страхом отступничества. Око Бабая будет неусыпно следить за ними.

Суеверные китайцы лучше нас наслышаны обо всех сибирских чудесах и наперегонки ломятся в эдакое паломничество, пытаясь надышаться энергетикой Байкала. Трудно сказать, что они заполонили раньше и что для них притягательней – колдовское озеро или культурные камни обеих столиц.

Отсюда кажется, что это Москва и Ярославль – далекое и непонятное Забайкалье, где давно расчищено пространство русских душ для святого Христова алтаря. Отсюда мы выглядим более православными, чем являемся на самом деле. Нам уже не мешает Бабка-Ёжка, Масленица и Коляда. Мы просвещены наукой и защищены бесчисленными монастырями, хранящими многовековое предание. Наши хороводы карнавальны. Наши суеверия подчинены туристическому капиталу.

«Чего ты хочешь? – говорит Марина в защиту своей малой родины, – Мы и живем-то тут только триста лет. Сто лет на то, чтобы обуздать местное население, хотя и сейчас буряты нас не любят, из-за того, что мы заняли их земли. Сто лет на то, что обустроиться, построить инфраструктуру, и вот еще сто лет, чтобы создавать культуру. Что это по сравнению с тысячелетней историей твоего города? Ангарску вообще только семьдесят лет».

А для меня ее слова как откровение Зулейхи[6], которая душой прикипела к Ангаре и теперь считает эту убийственную леденящую природу родной.

Но мне кажется, что, сколько бы ни прошло времени: пятьсот или тысяча лет – в недрах Сибири все еще будет пульсировать неведомая, но мощная по своей энергетике жизнь погребенного древнего Титана, оставшегося от дочеловеческих времен. Если, конечно, бедная Сибирь выживет в этом страшном и беспринципном процессе ее разграбления исчадиями потребительского общества. Сибирь, живи!

День восьмой, получивший название «Ху великолепный»

Какая прелесть все-таки эти социальные сети, и особенно, китайский вичат! Не успела я выложить новые фотографии и поделится ими с друзьями, как о моем существовании вспомнил профессор Джун, святыми умениями которого заводить знакомства по всему Китаю, я благополучно добралась до места и даже посмотрела Харбин, когда впервые попала в Поднебесную. Но об этом чуть позже. Теперь профессор Джун в очередной раз снабдил меня новым знакомством, отыскав закадычного друга в Шицзячжуане. Да и не просто друга, а человека, говорящего по-английски. И вот в вичатовские[7] друзья просится официозный на вид, неопределенного возраста, косоглазый (как бы каламбурно это не звучало) японец, если судить по фотографии и месту, привязанному к аккаунту.

Я панически боюсь японцев, тем более одетых в западные костюмы, тем более умных. Хотя ни разу в жизни с настоящим японцем не то, что не разговаривала, вообще считаю их мифическими существами. Наверное, поэтому и боюсь. Интересно, как по-научному называется «заочная боязнь японцев»?

Но профессор Джун – он настоящий япономан! А новый знакомый оказался бывшим сокурсником профессора и китайцем. К тому же успешным бизнесменом, хорошим семьянином, и, конечно, тоже япономаном. Но самым замечательным оказалось имя нового друга – 胡风光 – в интерпретации нашего мобильного переводчика «Ху великолепный». Так мы его и занесем в телефонную записную книжку. Хорошо, что в его фамилии только две буквы, а то как потом я объясняла бы это мужу.

Итак, за неимением возможности назначить встречу на нейтральной территории из-за незнания местности и риска самим не прийти, мы раскрыли Ху все явки и пароли и принялись усиленно ожидать его в гости. Мы даже приготовили чай и расщедрились на шоколад, запасы которого тают, как айсберг в океане.

Откуда нам было знать, что у человека имеется свой чайный домик, и уж если кто и имеет право на территории Китая угощать китайским же чаем, так это уж точно не мы! Однако, соблюдая приличия, Ху пытался пить наш чай. Правда, не очень успешно. Да и шоколад пришелся по вкусу явно через силу. Поэтому Ху очень быстро проголодался у нашего по-русски гостеприимного стола. И видимо, задумал ответную месть, так как пригласил нас на ужин.

Месть удалась только наполовину. Я ведь человек бывалый в Китае, и очень осторожно подхожу к выбору блюд. Вот сегодня удачно купила баоцзы. Повезло! А из предложенных Ху блюд выбрала пельмени. Пельмени, они и в Африке пельмени, хотя неожиданность начинки может заставить усомниться в этом. А вот Марина нахлебалась китайской кухни по полной. Несколько разновидностей тофу: от ровных классических кубиков до рыхлого и пористого, напоминающего размокший хлеб. Китайский бекон, если вы понимаете, о чем речь. Пшеничная или рисовая (я не пробовала) лапша. Все это сварено в видавшем виды бульоне. Комментарий подруги был неумолим и груб. Оказывается, она и предположить не могла, когда выбирала заковыристые и привлекательные на вид вкусняшки, что это будут превращать в суповую братскую могилу. Благо, по китайским обычаям оставить недоеденную еду в тарелке не приравнивается к предательству дюди Ленина… Так что сегодня поход на дешевый продуктовый рынок не состоялся, а что будет завтра: поживем – увидим.

Спасибо тебе, великолепный Ху, за незабываемый вечер! Все пройдет, но твое имя останется в нашей памяти (ха-ха-ха).

День девятый, медицинский

Китайская медицина – отдельная песня. Впервые оказавшись в китайской поликлинике-больнице (а в Китае то ли повсеместно, то ли как правило, больницы и поликлиники не разделены), я была шокирована смешением быстрого и качественного медицинского обслуживания и общей антисанитарией, неприкрытостью страдания больных, спящими на металлических креслах посетителями в ожидании, видимо, анализов или больных родственников, затерявшихся в лабиринтах лечения.

Наша заболевшая девочка Маша, с наклеенным на лоб антитемпературным пластырем, механизм действия которого так и остался для меня неразгадкой, как, собственно, и результативность, тоже прикорнула поперек нескольких сидений и благополучно проспала до получения результатов анализа. Хорошо хоть ей не втетерили капельницу. Люди в капельницах, люди с малышами на руках в капельницах – это, наверное, самый острый культурно-шоковый момент. Для русского сознания капельница – это уже определенно серьезное лечение, такое, которое назначают, если инъекции уже не действуют. Хотя, впрочем, я не знаток медицины, это мое обывательское представление. Но китайцы капельницами явно злоупотребляют.

Впервые я встретила капельницу в Китае… на дереве. Конечно же, я поинтересовалась, почему каждая сосна в аллее закапывается. «Это лечение для деревьев, витамины, удобрения. А что у вас такого нет?» – «Есть, конечно, только в больницах – людям делают…» И чуть не сказала, «…когда они при смерти». Какое расточительство капельниц! Как надо любить утраченную и вновь воссозданную природу, чтобы систематически лечить каждое дерево в городе, подводить к нему поливные шланги, сажать вокруг травку, обставлять подпорками, чтобы не покривилось от ветра…

Хочу, чтобы все люди в России стали китайскими деревьями! Трах-тибидох! Жаль, не работает…

Медицина в Китае платная, бесплатной нет, как, собственно, и у нас. За две тысячи рублей Машеньку осмотрел терапевт, направил ее на анализ крови и УЗИ, потом осмотрел результаты ее анализов и назначил лечение. Представляя, какова китайская очередь, я уже заранее, стиснув зубы, настроилась на многочасовое ожидание. Но не тут-то было. Кровь отняли буквально за минуты, а УЗИ сделали за полчаса. Анализ крови пришел в течение часа, половину из которого мы прождали УЗИ. И только наше неумение пользоваться технологиями двадцать первого века заставило нас в бессмысленном ожидании битый лишний час дремать на лавочке, поскольку в Китае результаты анализов выдает не врач, а автомат-анализодатель.

Знакомые китайцы над нашей медицинской паникой посмеялись и предложили в следующий раз самолечением по больницам не заниматься, а обратиться к традиционной чудодейственной китайской медицине. От такого пустячного диагноза, как расстройство пищеварения, сопровождающееся сильным жаром, было предложено поставить травяную клизму. Благо, Машенька поправилась. Думаю, причина скорого выздоровления была не в лечении, а в перспективе его замены на традиционный подход.

Второй поход в медицинские учреждения Китая связан с тамошним медосмотром в Международном центре здравоохранения. Осмотр проходят все иностранцы, приехавшие работать. Не буду отрицать, что очереди поражают, и настолько же поражает скорость их рассасывания. Давление, которое зашкаливало; окулист, установивший у меня наличие глаз, ЭКГ, УЗИ, рентген, конвейер по высасыванию крови, моча в пластиковой крышечке, беспардонно облапанной снаружи и изнутри медицинским работником без перчаток, грязный туалет без унитазов, в котором нужно, балансируя, умудриться окончательно не потерять чистоту анализируемого материала.