К соседям за яблоками

Когда приезжала бабушка, радости не было конца. Летом она шла прямо к калитке, ведущей в сад, потому что летом в доме никто сидеть не будет. Она осторожно открывала калитку и оповещала о своем приходе:

– К вам гости.

За этим следовал щебет Соньки и поцелуи, а из бабушкиной сумки, как из волшебного ларца, появлялись конфеты, иногда даже шоколад. Передать словами радость было невозможно. Только Паше очень уж хотелось, чтобы бабушка не возилась с ним как с маленьким. Все-таки он старше Соньки.

Тетя Маргуша тоже приносила сладости время от времени. Она пекла вкуснейшие булочки и пирожки. В семье ее выпечка славилась нежнейшим тестом и особым ванильным ароматом. Даже бабушкины пышные пирожки уступали изделиям Маргуши, хотя бабушкины пирожки тоже любили и хвалили.

Маргуша обожала детей, и, если бы не ночные дежурства в прачечной, где она работала начальником цеха, она бы чаще забирала Пашу и Соню к себе. Дети тоже любили свою польскую тетку. Маргуша больше других понимала, за исключением, может быть, бабушки, насколько важно баловать детей. Как-то раз, раскладывая на кухонном столе свежеиспеченные булочки, она сказала:

– Вообще-то, миленькие мои, есть одна простая истина по вопросу воспитания детей – детей нужно почаще кормить чем-нибудь вкусным. Дети не будут расти как следует, если их время от времени не баловать. Это им просто необходимо для нормального развития.

Она с хитрой улыбкой посмотрела на Пашу и Соньку и спросила:

– А вы что думаете по этому поводу?

Те только одобрительно закивали головами, расплывшись в улыбках. И Маргуша добавила:

– Чтобы нормально развиваться, организм ребенка требует чего-то такого, что дает ему чувство полного удовлетворения.

Ну кто же с этим не согласится?

Желание полакомиться может прийти в любое время дня и ночи. Оно может прийти во время игры с друзьями или во время уроков, а может даже перед самым сном или ночью, если вдруг приснится что-то вкусное. В таком случае за лакомство может сойти даже очищенная морковка или хрустящий огурец, свежий или соленый.

Летом удовлетворить такую потребность гораздо проще, так как в саду уйма вкуснятины. И хотя сад Гриневых не шел в сравнение с обширными садами соседей, но и там было полно яблок, груш, слив и прочего, чтобы наесться до отвала. Кроме любимых яблок, которые росли сами по себе, бабушка выращивала крупные мясистые помидоры и маленькие огурчики. Паша с Сонькой любили их есть прямо с грядки, теплыми от солнца. Дети никогда не отказывались, если бабушка просила помочь полить огурцы и помидоры по вечерам.

А еще в саду росла малина. Ее кусты были просто усыпаны ароматной ягодой. Малины было так много, что ее хватало вдоволь наесться, да еще наварить варенья на зиму, чем каждое лето занималась бабушка. Черную смородину дети предпочитали в варенье, а чернослив был вкуснее сухим. Много времени понадобится, чтобы описать все достоинства плодов в саду Гриневых, но дело в том, что в соседских садах были еще и фрукты, которые у Гриневых не росли. Но разговор об этом пойдет отдельный.

Зимой было сложнее. Особенно к концу зимы, когда многие запасы, заготовленные летом, съедены, а до нового урожая еще долго ждать. Зимой, когда выпадал снег, бабушка приезжала реже, и угощений от нее было не так много. Тетя Маргуша была единственной надеждой, но пекла она только в выходные, и то если не так много дел было у нее по дому. Поэтому приходилось придумывать самим, чего бы вкусненького съесть. Довольствовались даже самым обыкновенным черным хлебом: Паша отрезал два одинаковых ломтика от буханки – один для себя, а другой для Соньки, поливал эти ломтики душистым подсолнечным маслом, затем покрывал их тонким слоем сахарного песка, и они вдвоем наворачивали за обе щеки такое нехитрое лакомство. Только и слышно было, как на зубах хрустели крупинки сахара.

В Горске на рынке продавали самое вкусное на свете подсолнечное масло. Его и сейчас продают. Масло получали из семян подсолнухов, которые росли на окраинах Горска, и летом подсолнечные поля горели желтым пламенем цветов. По воскресеньям Гриневы отправлялись на городской рынок за продуктами, которые не всегда купишь в магазине. Прилавки с маслом обычно стояли в центре рынка, и Гриневы переходили от одного прилавка к другому, пробуя у каждого продавца густое ароматное масло, пока все трое не останавливали выбор на том, что пришлось по вкусу всем. Дома было и магазинное масло, но его расходовали на каждодневные кулинарные нужды. А темно-коричневое масло, купленное на рынке, использовали только для особых блюд и салатов и, конечно же, как лакомство с хлебом и сахаром.

Раз картошка, два картошка

Кончилась зима, и наступила весна. Через забор было видно, как старик Бирюков ходил по своему огороду и саду, подрезая ветки фруктовых деревьев и копаясь в земле. Потом Бирюковым привезли удобрение, которое сосед разбросал по огороду. Тошнотворная вонь навоза проникала в открытую форточку Гриневых, и Сонька, затыкая нос, ныла, что запах портит ей аппетит.

– Ну почему мы должны эту вонь терпеть? Даже моя каша воняет навозом. Я ничего не могу есть.

Она вызывающе смотрела на отца, как будто это была его вина. Отец объяснял, что скоро им самим придется то же самое делать.

– Будем сажать картошку – землю нужно будет удобрить, чтоб получить хороший урожай.

Но Сонька не успокаивалась.

– Наше удобрение совсем не такое вонючее, как бирюковское, – заявила она категорично.

– Ну конечно, у нашего аромат как у розы! – подсмеивался над ней отец. – Но для соседей оно не приятнее бирюковского.

– Все теперь будут разбрасывать навоз, – возмущалась Сонька. – Могу представить, какая вонь будет стоять в переулке, – Сонька сморщила нос.

– Обязательно будет! – поддразнил ее отец. А потом, чтобы успокоить, заверил: – Через пару дней запах рассеется, но зато какой урожай будет!

Отец мечтательно посмотрел из окна на огород.

– Как же, пару дней! Пару недель, не меньше, – возражала Сонька.

Но на нее уже никто не обращал внимания.

Так начался новый весенний сезон в Горске. Все население города занялось удобрением каждого плодоносящего клочка земли, а также уходом за фруктовыми деревьями и посадкой овощей. Даром заполучить что-нибудь вкусное с огорода, скажем свеженький огурчик или помидорчик, не удавалось даже детям: от всех требовался хотя бы малый вклад в огородное дело.

Одним теплым апрельским утром, в воскресенье, отец зашел в детскую и сказал:

– Всем подъем! Идем сажать картошку. Бабушка уже сортирует ее на крыльце.

А это означало, что все воскресенье Паше и Соньке придется провозиться вместе со взрослыми в огороде. Потеря целого воскресенья!

Из-под одеяла послышался жалостный голос Соньки:

– И мне, что ль, вставать?

– И тебе, – подтвердил отец. – Кто будет зимой просить жареной картошки? Не посадишь картошку – нечего будет жарить. Так что вставай, голубушка!

Сонька высунула голову из-под одеяла:

– А можно сейчас пожарить, на завтрак?

В этот самый момент бабушка вошла в комнату и ответила:

– На завтрак нет, а на ужин да. Сегодня жареную картошку вы должны заработать.

Через некоторое время пришла помочь тетя Маргуша. В руках у нее была хозяйственная сумка, и дети не сомневались, что в сумке были или булочки, или пирожки. Так что они воспрянули духом. Наскоро перекусив, они вышли во двор.

Распределили работу на всех. Отец мотыгой проделывал в земле длинные лунки, одну параллельно другой, а дети с бабушкой шли за отцом с корзинками, в которых лежали картофельные клубни, пустившие ростки, и клали эти клубни в лунки ростками вверх. Тетя Маргуша шла последней и засыпала картошку землей, смешанной с удобрением.

За картофельной церемонией молча наблюдал бирюковский пес Альберт. Он долго сидел по ту сторону забора и в просвет в штакетнике следил, как картофельная бригада переходила от одного ряда к другому. Тетя Маргуша любила этого пса и часто говорила с ним по-польски. Сонька не сомневалась, что Альберт научился понимать польский, так как пес всегда отвечал тетке веселым лаем.

Сначала работа шла дружно. Маргуша шутила, а отец подхватывал, что вызывало у бабушки смех. Паша с Сонькой не все шутки понимали, однако посмеивались за компанию. Но часа через два дети загрустили. Особенно Сонька, которая начала хныкать. Чтобы как-то отвлечь ее, отец предложил подсчитать, какой урожай картошки у них получится.

– Внимание! – отец с улыбкой посмотрел на Соньку. – Ну-ка, давайте подсчитаем, сколько картошки мы приблизительно выкопаем осенью. Как вы думаете, сколько клубней дает каждая посаженная картошка?

– Пять! – недолго думая, выдал Паша.

– А ты как думаешь, дочка?

– Не знаю. Шесть? – неохотно ответила Сонька.

– Ладно. Скажем, пять или шесть. А сколько мы уже посадили?

Отцовская затея несколько отвлекла ребят, но скоро Сонька опять стала ныть:

– Я не могу больше в этой грязи копаться. У меня в ботинках полно земли, и мне больно ходить. Уже, наверное, мозоли на пятках натерла… И пальцы черные будут.

На глазах у нее выступили слезы, и казалось, она вот-вот разревется. Взрослые наконец сжалились над Сонькой и отпустили ее.

О Паше и разговора быть не могло. Да и он сам никогда не жаловался. Однажды он попробовал протестовать, но ему сказали, что в его возрасте стыдно ныть. Однако в душе он презирал Соньку и считал, что с ним обходились несправедливо. Он совсем не против был помогать взрослым, но того, что Сонька так легко отделалась, он ей простить не мог.

Паша теперь с нетерпением ждал обеденного перерыва. Он знал, что в сумке тети Маргуши было что-то свежеиспеченное. Он это сразу по запаху определил, когда она вошла в дом. В обеденный перерыв тетка горкой положит пирожки или булочки на блюдо, а бабушка заварит чай. От предвкушения такого обеда у него слюнки потекли.

Дети обожали свою тетку не только из-за пирожков и булочек, но и потому, что Маргуша всегда была жизнерадостна, в хорошем настроении, всегда всех веселила. И еще потому, что тетка у них была красавица. Все вокруг замечали ее красоту и отпускали Маргуше комплименты. Соседи называли ее прачечной царицей, так как, работая на городской прачечной, которая обслуживала все санатории в городе, тетка также оказывала услуги многим соседям. Соседи были ей за это очень признательны и хорошо платили. Благодаря тетке у Гриневых всегда было чистое свеженакрахмаленное постельное белье. На работу и с работы Маргуша ездила с большими сумками, набитыми простынями, пододеяльниками и наволочками. Ездила она автобусом, и иногда во время каникул Паша с Сонькой встречали ее на остановке, чтобы помочь. За это всегда была награда. На дополнительные заработки тетка покупала себе красивые вещи и показывала Соньке то новое платье, то новую блузку. А бывало, что Сонька сама заполучала новое платье, а Паша свитер.

Дядю Колю, теткиного мужа и бабушкиного сына, дети редко видели. Он постоянно был на работе, а когда не работал, то часто выпивал. Из-за выпивки тетка предпочитала приглашать детей, когда Николая не было дома. Маргуша геройски терпела Колино пьянство и редко злилась на мужа, так как у него был добрый характер, даже в нетрезвом состоянии. Но если он говорил какую-либо глупость в присутствии детей, она ругала его по-польски: «пся крев».

Однажды Сонька спросила тетку:

– Теть Маргуш, а что такое пся крев?

– Да так, ничего особенного, мой ангел, – постаралась замять разговор тетка. – Это когда мы злимся, мы так ругаемся по-польски. Буквально это значит «собачья кровь», ну типа «черт бы тебя побрал».

Затем она посмотрела на Соньку и нахмурившись добавила:

– Лучше не повторять. Все равно это ругательство. Особенно в присутствии других. Поняла?

Сонька закивала головой.

Наконец в картофельной посадке наступил временный отбой. Пора было идти обедать, и тетя Маргуша пригласила всех отведать ее пирожков. Сонька сидела за кухонным столом и что-то малевала в альбоме. Как только бригада вошла в дом, она тут же спрыгнула со стула и защебетала:

– Я тарелки и чашки достану!

– А тебя никто обедать не приглашал! – отрезал Паша.

– Обедать, конечно, будем все, – сказала тетя Маргуша. – А ты, мой хороший, – она посмотрела на Пашу, – получишь на пирожок больше, так как ты это заслужил. А если кто-нибудь угадает, какая начинка в этом пакете, то тот тоже получит пирожком больше.

– Яблоки! – с энтузиазмом выкрикнул Паша.

– Не-ет, не яблоки.

Сонька сосредоточенно молчала.

– Абрикосы! – опять выкрикнул Паша.

Стоя за Пашиной спиной, но лицом к Соньке, Маргуша беззвучно зашевелила одними губами:

– Картошка.

И Сонька тихо, как бы с неохотой, проговорила:

– Картошка.

– Правильно, картошка! – воскликнула тетка. – Я только добавила мяса и немного лука. Я напекла много, чтобы все наелись досыта. Думаю, и на завтра останется.

На одну тарелку Маргуша положила пирожки с картошкой и мясом, а на другую – с черносливом. Отец заварил чай. Вскоре все ели теткины вкуснейшие пирожки, пили чай и детские обиды были забыты. А после обеда Сонька решила пойти со всеми. Наверное, в благодарность тетке за ее щедрость.

Когда все вышли во двор, соседская собака по-прежнему сидела за забором на том же месте и преданно смотрела на веселую компанию. Черный нос Альберта торчал в щели забора. Маргуша, увидев собаку, что-то пробормотала по-польски и быстро побежала обратно в дом. Через несколько секунд она вернулась с пирожком в руке, подошла к забору и сунула пирожок собаке под нос. Альберт открыл пасть, осторожно взял зубами пирожок и вмиг, не прожевывая, проглотил его. Тетка погладила пса по носу и направилась к остальным.

Райский хлеб

В мае с нетерпением ждали школьных каникул, но выходных ждали с еще большим нетерпением. В теплые майские дни все перемены проводили на школьном дворе, а после школы долго играли на улице, хотя домашнее задание никто не отменял. Но зато в выходные даже яркое майское солнце не могло заставить подняться с кровати пораньше. Желание как следует выспаться побеждало тягу к развлечениям. Главное, чтобы тебя никто не тревожил. К счастью, взрослые это прекрасно понимали и в детскую в выходные по утрам не заходили. Сонька любила поспать дольше, чем Паша, что давало Паше возможность почитать любимые книжки, лежа в кровати, когда никто не отвлекал. А когда Сонька просыпалась, они вместе вставали и шли на кухню посмотреть, что там можно съесть.

В одно майское воскресное утро Паша, как всегда, проснулся раньше Соньки и потянулся за своим любимым Марком Твеном. Вдруг раздался сильный стук в дверь, и Паша услышал, как его друг Вовка громко протараторил за дверью:

– Паш, Паш! Пошли! Бабушка хлеба напекла.

У Паши было много друзей в округе, но самыми близкими были Вовка, чей дом находился по левую сторону от Пашиного, и Димка, который жил на параллельной улице. В школе у Паши тоже было много друзей и лучшим другом был Генка, который часто приходил в гости. Но о Димке и Генке потом. А в это утро Паша вмиг подскочил с кровати, натянул брюки и побежал открывать дверь.

Вовкина бабушка пекла такой вкусный хлеб, что одна только мысль о нем наполняла рот слюной. Когда-то давно Вовкин отец соорудил глиняную печь у себя во дворе специально для того, чтобы печь хлеб, да и другие мучные изделия. Когда на улице стояла теплая и сухая погода, Вовкина бабушка разводила хлебную опару, рано утром растапливала древесиной печь и выпекала хлеб. Древесина придавала особый аромат хлебу, запах которого распространялся на всю округу, вызывая аппетит не только у детей, но и у взрослых. В магазине такого вкусного хлеба ни за что не купишь. Вовкина бабушка обычно пекла по воскресеньям, и в такие хлебные дни Вовка часто приглашал друга отведать бабушкиного хлеба.

Паша открыл Вовке дверь. Отца в доме не было. Наверное, возится в сарае, мелькнула у Паши мысль.

– Сейчас, подожди, я только обуюсь.

Паша побежал обратно в детскую. Сонька сидела на кровати и потирала сонные глаза.

– Кто пришел, Паш? – спросила она, еще не проснувшись как следует.

Паша хотел было сказать «не твое дело», но ему совестно стало, и он буркнул:

– Я к Вовке.

И тут Сонька жалобным голосом пропела:

– А можно и я с тобой?

Такой неожиданный вопрос смутил Пашу. Никогда раньше она не просила взять ее с собой на хлебный пир. А тут взяла и спросила ни с того ни с сего. Что же делать? С одной стороны, ему неудобно просить у друга за сестру. Вовка все-таки был Пашиным другом, а не Сонькиным, и приглашал он только Пашу. Но, с другой стороны, Сонька так жалостливо смотрела на Пашу, что оставлять ее дома одну у него просто совести не хватило.

– Подожди! – он наказал Соньке. – Я у Вовки спрошу.

– Вов, – Паша начал издалека, – знаешь, я обещал Соньке, что мы с утра что-нибудь поделаем вместе. Она жалуется, что я редко с ней играю по выходным. Я обожаю твой хлеб, но обещание Соньке я должен выполнить. Ты уж прости. Давай в другой раз?

На что Вовка просто ответил:

– Так в чем дело? Пусть с нами идет. Если ты сам не возражаешь, конечно.

Паша заулыбался во весь рот и побежал за Сонькой.

Они громко и весело разговаривали, пока переходили из одного двора в другой. Вовка завел друзей на кухню, где на столе лежали свежеиспеченные круглые булки хлеба, издавая такой аромат, что у Паши закружилась голова от предвкушения хрустящей корочки во рту.

Вовка хозяйским взглядом обвел булки и спросил:

– Ну, какую ломать?

Паша ткнул пальцем в самую маленькую и самую поджаренную. Вовка тут же разломил ее пополам, а потом еще на несколько кусков. Он достал из шкафа маленькое блюдце и налил в него душистого подсолнечного масла. Сахар уже стоял в сахарнице на столе. Они втроем уселись за стол и принялись есть еще теплый хлеб, макая его сначала в масло, а потом в сахар. Все жмурились от удовольствия и улыбались, пережевывая каждый кусочек. Ели молча: не до разговоров пока.

Когда Паша приходил в гости к Вовке, его часто приглашали обедать вместе со всеми. Вовкина бабушка была главным поваром в семье, и ничего вкуснее ее блюд Паше не доводилось есть. Мясо и овощи тушились под густым ароматным соусом, в который бабушка щедро насыпала разных специй. У Паши дома такое не готовили. Паша обожал то, чем кормила их его собственная бабушка, но Вовкина бабушка была просто чародейка в приготовлении всех этих изумительных блюд.

Вовкину семью уважали, потому что все ее члены были приветливые, щедрые и всегда проявляли заботу о соседях, если у тех было что-то неладно. Старались помочь чем могли. Отец Вовки и вся родня по отцовской линии были греки. Вовкина бабушка говорила по-русски с сильным акцентом, к которому все давно привыкли. Она ходила в греческом балахоне и носила на голове платок, который по лбу был обшит мелкими монетками. Странно было, что никакого металлического звука эти монеты не издавали, когда она вертела головой. Кожа бабушки была темной, будто загорелой, и лицо покрывали глубокие морщины. Казалось, что старуха была очень древней, но она так бодро и быстро двигалась по дому и огороду, выполняя любую работу, что не каждый молодой мог бы так справиться. С Вовкой она разговаривала только на своем языке, и Паша, конечно, ничего не понимал.

Как-то раз, когда Пашу пригласили в очередной раз пообедать с семьей Вовки, Паша за столом обратился к другу:

– Вов, научи меня греческому. Мне так хочется знать хоть несколько фраз.

Отец Вовки, сидевший напротив Паши, улыбнулся и объяснил, что в их семье говорят не на греческом, а на турецком языке.

Пашу это очень удивило.

– Как же так? Все на улице думают, что вы греки.

– Да, мы так называемые греки-урумы. Мы греки, но говорим по-турецки. Давным-давно наши предки переселились на Кавказ из Турции – вот мы и говорим по-турецки.

Паша вспомнил, как отец рассказывал о староверах, о том, что в давние времена они переселились на Кавказ, спасаясь от преследований.

– Так вы староверы? Как Бирюковы? – спросил он отца Вовки.

Вовкин отец с удивлением посмотрел на Пашу и сказал:

– Нет, мы не староверы. Мы обычные православные. Хотя переселились из мусульманской страны, Турции. Турки – мусульмане, а мы – христиане, как греки в Греции или как православные русские. Но мы не староверы.

– А почему вы переселились?

Вовкин отец задумался. По его лицу было видно, что он хотел что-то сказать, но не знал, как объяснить. Наконец он посмотрел на Пашу и заговорил:

– Нам, турецким грекам, пришлось бежать из Турции из-за гонений. В книгах вы, наверное, читаете, что на протяжении всей истории человечества идет борьба добрых людей со злыми, жестокими людьми. Но всегда, и почти как в сказках, добро побеждает зло и простым людям возвращают мир.

Димкины мечты

Паша и Димка дружили давно, хотя Димка и был старше Паши на целых три года. Почти все школьные каникулы мальчики играли вместе, часто с Вовкой, а иногда вдвоем. У Димы, как и у Паши, был только отец, а матери не было. В семье ему объяснили, что она умерла при родах, поэтому, в отличие от Паши, он матери совсем не знал. У Димы были живы и бабушка и дедушка по отцу, а со стороны матери все умерли. Семья Димы жила в просторном двухэтажном доме с большим садом и красивой беседкой в саду, какой у Паши и других друзей не было. В беседке летом мальчики устраивали шахматные турниры. Димка обожал играть в шахматы, и унаследовал он эту страсть от отца. Семен Иванович, или просто дядя Сеня, отец Димки, был отличным шахматистом, победителем краевых соревнований. Он-то и учил шахматной игре и сына, и его друзей. Паша сам неплохо играл в шахматы, но Димку он никак не мог победить.

У Димки почему-то не хватало половины левого уха. Паша и хотел бы знать почему, но стеснялся спросить. Не хотел друга обидеть. И правильно. Если Димка захочет, то сам расскажет. Кто-то в округе пустил злую сплетню, что у Димки оторвали пол-уха якобы за то, что он в чужой сад залез наворовать яблок. Но Паша знал: чего-чего, а в чужие сады и огороды Димка не лазил, в отличие от других ребят. Так что историю про ухо точно сочинили злые языки. Паша уважал Димку не только потому, что тот был старше, но и потому, что Димка всегда был по-взрослому справедлив и защищал ребят помладше от хулиганских выходок задиристых мальчишек.

Потеря матерей в раннем возрасте сблизила двух мальчиков. Дима, конечно же, расспрашивал отца о своей маме, и скудные отцовские ответы разжигали его фантазию о том, какой она была в жизни.

– Отец мне сказал, что мама отлично играла в шахматы, – Дима как-то завел разговор о своей матери с Пашей, и в голосе его звучала гордость. – Отец сказал, что, когда они познакомились, она играла даже лучше, чем он. Они познакомились, еще когда он служил в армии: играли друг с другом в шахматы. Она не раз выигрывала, – с улыбкой рассказывал Дима. – Отец говорит, что сначала он был очень расстроен из-за этого, но потом смирился. Он понял, что она была просто сильнее в шахматах.

– А сейчас твой отец – чемпион края.

Паша решил сказать что-нибудь хорошее о достоинствах Димкиного отца, которых, по мнению Паши, было много. Лучше него учителя по шахматам вообще не найти.

Дима кивнул головой в знак согласия, но продолжил говорить о матери:

– А еще отец рассказывал, как однажды она побила в шахматах весь батальон его армейских друзей. Ничего себе! – Димка улыбался во весь рот, представляя тот шахматный матч, когда его молодая мама поражала одного соперника за другим.

Чувство соперничества передалось и Паше, и он скороговоркой проговорил:

– А моя мама здорово плавала. Она научила меня нырять в карьере. Вода там как лед, и я помню, что сначала боялся нырять в холодную воду, но потом ничего, привык.

Паша мало говорил о своей матери, особенно с друзьями. Даже с Димой он о ней не говорил. Сейчас просто само собой вырвалось о купании в озере у карьера. Ему вспомнились летние походы с мамой на маленькое озеро на окраине города. Сонька в коляске, а он всегда бежал впереди. Отец пропадал на работе, поэтому чаще ходили без него. Вода на озере, которое называли карьером, была ледяной. Мама объясняла, что это из-за холодных источников, которые питали озеро. В жаркие летние дни, когда они втроем приходили к карьеру, мама сразу раздевалась до купальника и ныряла с головой в воду. Она долго не всплывала, и у Паши от паники, что она никогда не вынырнет, выступали на глазах слезы. А потом, совсем неожиданно, она появлялась сбоку и опрыскивала их с Сонькой ледяной водой. Аж дух захватывало! Потом мама научила его плавать и нырять. Теперь, когда они ходили летом с друзьями купаться, он сразу с разбегу нырял в ледяную воду. Все поражались, как он это может. Остальные долго стояли по колено в воде, никак не решаясь окунуться.