Лебединая песнь

– Я никогда… никогда раньше так не мерзла! – Зубы у Бет стучали. – Я просто не могу согреться!

– Лето сгинуло, – сказала Сестра, роясь в сумке. – Наверное, его долго теперь не будет.

Она вытащила ломтики ветчины, намокшие остатки хлеба и две банки анчоусов. В ее сумке, заметно пострадавшей от воды, находились и другие вещи, найденные сегодня: небольшой алюминиевый котелок с черной пластмассовой ручкой, маленький ножик с зазубренным лезвием, банка растворимого кофе и толстая садовая перчатка без двух сгоревших пальцев. На дне лежало стеклянное кольцо, которое Сестра не вынимала, не трогала с того момента, как они выбрались из туннеля. Она берегла это сокровище на будущее, чтобы рассматривать его и касаться потом, как самый лакомый кусочек, оставленный напоследок.

Никто из них не заговаривал о туннеле Холланда. Он казался ужасным кошмаром, который хотелось забыть. Но теперь Сестра чувствовала, что стала сильнее. Им покорился туннель! Теперь они могли одолеть подобное препятствие и на следующую ночь, и на другой день.

– Берите хлеб, – сказала она им, – вот, ешьте с ветчиной.

Она жевала намокший кусок хлеба и наблюдала за латиноамериканкой.

– У тебя есть имя? – спросила Сестра.

Девушка смотрела на нее без интереса.

– Имя. – Сестра изобразила, что пишет пальцем в воздухе. – Как тебя зовут?

Латиноамериканка была занята тем, что рвала ломтик ветчины на маленькие, на один глоток, кусочки.

– Может, она чокнутая? – сказал Арти. – Вдруг она свихнулась, когда ребенок умер? Как вы думаете, такое может быть?

– Может, – согласилась Сестра и проглотила хлеб с привкусом пепла.

– Наверное, она пуэрториканка, – гадала Бет. – Я собиралась заняться изучением испанского в колледже, но потом выбрала музыку.

– А что ты… – Арти запнулся, и слабая улыбка коснулась его губ. – Чем вы зарабатывали на жизнь, Бет?

– Служила секретарем в компании «Хольмхаузер» по электроснабжению и обслуживанию водопроводных сетей. Это на Одиннадцатой Западной: третий этаж, угловой офис. Здание Броуорд. Я ассистент мистера Олдена, вице-президента. Я имею в виду… он был вице-президентом…

Она помолчала, пытаясь вспомнить.

– У мистера Олдена болела голова. Он попросил меня сходить через улицу в аптеку и купить ему бутылочку экседрина. Я помню… стояла на углу Одиннадцатой и Пятой, ждала зеленый. Симпатичный парень спросил, не знаю ли я, где суши-бар. Я сказала, что не знаю. Светофор переключился, и все стали переходить улицу. Но мне хотелось продолжить разговор с парнем, потому что он, по правде говоря, был очень милым и… Я встречала не много парней, с кем хотелось бы погулять. Мы уже наполовину перешли, он посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: «Меня зовут Кит. А вас?»

Бет грустно улыбнулась и покачала головой:

– Я не успела ему ответить. Помню громкий ревущий звук. По-моему, волна жара просто сбила меня с ног. Потом… Кажется, кто-то схватил меня за руку и велел убегать. Я побежала. Неслась сломя голову и слышала, как кричат люди, и, наверное, тоже кричала. Все, что я запомнила, – это как кто-то сказал: «Она еще жива». Я взбесилась. Конечно, я еще жива! Почему бы это мне не остаться в живых? Я открыла глаза и увидела, что надо мной склонились мистер Каплан и Джек.

Бет пристально посмотрела на Сестру.

– Мы… мы не единственные, кто выжил? Я имею в виду… не только же мы, да?

– Сомневаюсь. Те, кому это удалось, вероятно, ушли на запад, или на север, или на юг, – сказала Сестра. – Уверена, им незачем было идти на восток.

– Боже мой! – резко выдохнула Бет. – Мои мама и папа. Моя младшая сестра. Они живут в Питсбурге. Как вы думаете… Питсбург похож на то, что здесь? Он может остаться цел?

Она криво усмехнулась, но глаза оставались дикими.

– Что там бомбить в Питсбурге, правда?

– Правда, – согласилась Сестра и сосредоточилась на открывании маленьким ключом банки с анчоусами. Она понимала, что после соленой рыбки захочется пить, но еда есть еда.

– Кому передать?

Сестра подцепила пальцами кусочек и положила в рот. Филе чуть не обожгло ей язык, но она проглотила его, рассудив, что в рыбе есть йод или еще что-то полезное. Арти и Бет взяли по штучке, а латиноамериканка отвернулась.

Они доели хлеб. Сестра убрала оставшиеся ломтики ветчины, потом вылила масло из баночки из-под анчоусов и положила ее в сумку. Ветчина и рыба могли поддержать их еще пару дней, если употреблять их экономно. А завтра необходимо найти питье.

Путники тесно сидели у костра, а за стенами бушевала непогода. Время от времени случайный вихрь залетал внутрь здания, взметал пепел и уносился наружу. Слышались только завывание ветра да потрескивание костра, и Сестра загляделась на кипящую оранжевую сердцевину пламени.

– Сестра?

Она посмотрела в сторону Арти.

– Вы не будете… не будете против… Вы позволите мне подержать его? – с надеждой спросил он.

Женщина поняла, что он имеет в виду. Ни она, ни он не рассматривали кольцо с тех пор, как нашли его в развалинах магазина хрусталя Штойбена. Сестра залезла рукой в сумку, раздвинула вещи и коснулась предмета, завернутого в мятую полосатую рубашку. Она вынула и развернула так и не просохшую ткань.

В тот же момент стеклянное кольцо с пятью колосьями на ободке и драгоценными камнями внутри засверкало, затмевая свет костра. Оно сияло, как огненный шар, наверное, даже ярче прежнего. Оно билось в такт сердцу, как будто жизненная энергия питала его, и нити из золота, платины и серебра, казалось, бурлили светом.

– Ах! – выдохнула Бет. Свет камней отражался в ее глазах. – О… что это? Я никогда… никогда не видела такого… за всю жизнь.

– Его нашла Сестра, – ответил Арти. Его голос звучал почтительно, глаза были прикованы к стеклянному кольцу. Он осторожно протянул к нему обе руки. – Можно… пожалуйста?

Сестра дала ему сокровище. Когда Арти взял его, пульсация камней изменила скорость и ритм, сливаясь с биением его сердца. Он с изумлением покачал головой. В его глазах отражались все цвета радуги.

– Когда я держу его, мне становится хорошо, – сказал Арти. – Оно дает мне ощущение… будто красота в мире еще не умерла.

Он погладил колосья и указательным пальцем обвел изумруд размером с крупный миндаль.

– Такой зеленый, – прошептал он. – Такой зеленый…

Ему почудился чистый, свежий аромат соснового бора. Он держал в руках бутерброд – ржаной хлеб с копченой говядиной, политой жгучей горчицей со специями. Как раз такой, как он любил. Изумленный, он посмотрел вверх и увидел вокруг себя звенящий птичьими голосами лес и изумрудные луга. Рядом с ним в ведерке со льдом стояла бутылка вина, под рукой – бумажный стакан, полный до краев. Сам он сидел на зеленом полосатом покрывале, а плетеная корзинка для пикника ломилась от еды.

«Я сплю, – подумал Арти. – Боже мой, я сплю с открытыми глазами».

Но тут он увидел свои руки в волдырях и ожогах. На нем по-прежнему была красная пижама и меховое манто, на ногах – крепкие черные туфли. Однако боли он не ощущал, а солнце было ярким и теплым, и ласковый ветерок шевелил сосновые ветки. Он услышал, как хлопнула дверца автомобиля.

В тридцати футах от него стоял красный «тандерберд». Высокая молодая женщина с кудрявыми каштановыми волосами с улыбкой шла ему навстречу. Транзистор на ее плече наигрывал «Дым застилает глаза» Джерома Керна.

– Денек – лучше не придумаешь, – сказала молодая женщина, перекладывая радио на другое плечо.

– О… да, – ответил Арти, оторопев. – Думаю, да.

Он никогда раньше не дышал таким чистым, свежим воздухом. И этот «тандерберд»…

«Боже мой…» – подумал он.

На заднем крыле «тандерберда» качалась антенна. Он вспомнил теперь эту тачку. Это был лучший, самый быстрый автомобиль из всех, которые он когда-либо имел, и…

«Подождите минутку, – подумал он, когда молодая женщина подошла. – Постойте! Что за черт!..»

– Выпей вина, – предложила женщина. – Разве ты не хочешь пить?

– А… да. Ага, хочу.

Арти подхватил стакан и в три глотка опустошил его. В горле у него пересохло. Он налил еще и с такой же жадностью выпил снова. И тут Арти взглянул в нежные голубые глаза женщины, увидел овальное личико и узнал ее, но это не могла быть она! Ей было девятнадцать лет, и вот они снова на пикнике в тот день, когда он сделал ей предложение.

– Ты разглядываешь меня, Арти, – сказала она укоризненно.

– Извини, это просто… Я имею в виду, что ты опять молода, а я сижу здесь, как французский фраер, в красной пижаме. Я имею в виду… все это – понарошку.

Она нахмурилась, как будто не улавливая, о чем это он.

– Ты ведешь себя глупо, – решила она. – Тебе не нравится сэндвич?

– Нравится. Конечно, нравится.

Арти откусил, чувствуя, как ветчина тает у него на языке. И если это было не во сне, то вкуснее сэндвича он никогда не пробовал. Он налил себе третий стакан вина и жадно выпил. Душистый аромат соснового бора наполнял воздух, и Арти глубоко вдыхал его. Он разглядывал зеленый лес и луга и думал: «Боже мой! Боже мой! Как хорошо жить!»

– Все в порядке?

– А?

Голос ошеломил его. Он моргнул и увидел покрытое волдырями лицо Сестры. Стеклянное кольцо все еще находилось у него в руках.

– Я спросила, с тобой все в порядке? – повторила она. – Ты с полминуты глядел на эту вещь, просто сидел и разглядывал.

– О!

Арти увидел костер, лица Бет и латиноамериканки, разрушенные стены здания.

«Не знаю, где я только что был, – подумал он, – но теперь я вернулся».

Ему почудилось, что во рту у него остался вкус сэндвича, горчицы со специями и вина. Его желудок теперь был полон, и он больше не испытывал жажды.

– Ага, со мной все в порядке.

Он позволил пальцам поиграть со стеклом еще немного, потом вернул его Сестре.

– Спасибо, – поблагодарил он.

Сестра взяла кольцо. На мгновение ей показалось, что от него пахнет – чем? Вином? Но тут слабый аромат исчез.

Арти Виско откинулся назад и икнул.

– Можно мне подержать его? – попросила Бет. – Я осторожно.

Она взяла кольцо у Сестры, а латиноамериканка через плечо любовалась им.

– Что-то оно мне напоминает. Что-то, что я видела, – сказала Бет, – хотя и не могу вспомнить.

Девушка вгляделась в сверкавшие внутри искорки топазов и бриллиантов.

– Господи, вы знаете, сколько это может стоить?

Сестра пожала плечами:

– Думаю, что несколько дней назад это кое-чего стоило. Теперь я в этом не уверена. Может, цена этому кольцу – несколько банок еды и консервный нож. Может, коробок спичек. Самое большее – кувшин чистой воды.

«Воды», – подумала Бет.

Уже прошло больше суток с тех пор, как она пила имбирный эль. Во рту пересохло, как в пустыне. Глоток воды, только глоточек… было бы так чудесно.

Пальцы ее вдруг погрузились в стекло. Только теперь это было не стекло, а поток, бежавший над разноцветными камешками. Она отдернула руку, и капли, как бриллианты, упали с кончиков пальцев обратно в текущую воду.

Бет почувствовала, что Сестра наблюдает за ней, но была уже далеко от этой женщины, далеко от катастрофы, разразившейся над их городом. Она ощущала присутствие Сестры, но так, будто та находилась в другой комнате волшебного дома, к которому Бет только что нашла ключ. Прохладный водный поток, пробегая по сверкавшим камешкам, манил громким журчанием.

«Столько воды не может течь прямо по моим коленям», – подумала Бет, и поток дрогнул и стал исчезать, превращаясь в туман, испаряясь под испепеляющим солнцем логики.

«Нет, – сказала она себе, – еще рано!»

Вода вновь заструилась из ниоткуда в никуда. Бет погрузила руки в поток. Такая прохладная, такая прохладная! Она набрала воды в пригоршню и поднесла ко рту. Вода была вкуснее, чем французская минералка «Перье», вкуснее всего, что Бет когда-либо пила. Она снова хлебнула из ладони, а потом наклонила голову к потоку и стала пить из него, а вода омывала ее щеки продолжительным поцелуем.

Сестра решила, что Бет Фелпс впала в транс. Она увидела, что глаза Бет вдруг остекленели. Как и Арти, Бет около тридцати секунд неподвижно всматривалась в кольцо.

– Эй, – сказала Сестра и похлопала Бет по плечу, – что с тобой?

Бет подняла взгляд. Глаза ее прояснились.

– Что?

– Ничего. Думаю, пора нам немного отдохнуть.

Сестра стала заворачивать стеклянное кольцо в ткань, но латиноамериканка вдруг вцепилась в него и отползла в сторону. Она уселась среди битого камня, прижимая кольцо к себе. Женщины вскочили, и Бет почувствовала, как в животе у нее булькнуло. Сестра подошла к латиноамериканке. Та всхлипывала, опустив голову.

Встав на колени рядом с ней, Сестра нежно сказала:

– Отдай его, пусть оно будет у меня, хорошо?

– Ми нинья ме пердона, – всхлипывала девушка. – Мадре де Диос, ми нинья ме пердона.

– Что она говорит? – спросила Бет, подойдя к ним.

– Не знаю.

Сестра взялась за стеклянное кольцо и осторожно потянула к себе. Латиноамериканка вцепилась в него, качая головой взад и вперед.

– Отдай, – настаивала Сестра. – Пусть будет у меня.

– Мое дитя простило меня! – неожиданно сказала латиноамериканка. Ее широко раскрытые глаза были полны слез. – Матерь Божья! Я видела в нем ее лицо! И она сказала, что прощает меня! Я свободна! Матерь Божья! Я свободна!

Сестра изумилась:

– Я… не думала, что ты знаешь английский.

Теперь настала очередь латиноамериканки изумленно моргать.

– Что?

– Как тебя зовут? И почему же ты до сих пор не говорила по-английски?

– Меня зовут Хулия. Хулия Кастильо. Английский? Я не… знаю, что вы имеете в виду.

– Или я сумасшедшая, или она, – сказала Сестра. – Давай. Пусть оно будет у меня.

Она потянула кольцо, и девушка отпустила его.

– Хорошо. Почему же ты раньше не говорила по-английски, Хулия?

– Но компрендо, – ответила она. – Доброе утро. Добрый день. Рада видеть вас, сэр. Спасибо.

Хулия пожала плечами и рассеянно махнула в сторону юга.

– Матансас, – сказала она. – Куба.

Сестра повернула голову к Бет. Та отступила на два шага, на ее лице появилось странное выражение.

– Кто это спятил, Бет? – спросила у нее Сестра. – Хулия или я? Эта девушка знает английский или нет?

– Она говорила по-испански. Она не сказала ни слова по-английски. Ты… поняла, о чем она говорила? – удивилась Бет.

– Черт возьми, да, я поняла ее! Каждое словечко! Не…

Сестра внезапно умолкла. Ее руку, державшую стеклянное кольцо, слегка покалывало. Арти вдруг сел и икнул у костра.

– Эй! – сказал он слегка охрипшим голосом. – А где же вечеринка?

Сестра опять протянула стеклянное кольцо Хулии. Латиноамериканка неуверенно коснулась его.

– Что ты говорила про Кубу? – спросила Сестра.

– Я… из Матансаса, с Кубы, – ответила Хулия на чистейшем английском. Ее глаза озадаченно расширились. – Моя семья приплыла сюда на рыбачьей лодке. Отец немного говорил по-английски, и мы поехали на север, чтобы работать на швейной фабрике. Как это… вы понимаете мой язык?

Сестра посмотрела на Бет и спросила:

– Что ты слышала? Испанский или английский?

– Испанский. А вы слышали что-нибудь другое?

– Да.

Она взяла кольцо из рук латиноамериканки.

– Теперь скажи что-нибудь. Что угодно.

– Ло сиенто, но компрендо, – покачала головой Хулия.

Сестра бросила на нее взгляд, а затем медленно поднесла кольцо к лицу, чтобы всмотреться в его глубину. Ее рука дрожала, и она чувствовала какие-то толчки энергии, проходящие от кисти к локтю.

– Это она, – сказала Сестра, – эта стеклянная вещь. Я не знаю, как и почему, но… кольцо позволяет мне понимать Хулию, и она тоже понимает меня. Я слышала, будто она говорит по-английски, Бет… А ей, наверное, казалось, что я говорю по-испански.

– Это безумие, – отозвалась Бет, но тут же подумала о прохладном потоке, омывавшем ее колени, и о том, что ее горло уже не казалось высохшей пустыней. – Это ведь просто стекло и драгоценные камни?

– Вот. – Сестра подала ей кольцо. – Проверь сама.

Бет провела пальцем по одному из колосьев.

– Статуя Свободы, – сказала она.

– Что?

– Статуя Свободы. Вот что оно мне напоминает. Даже не саму статую, а… венец на ее голове.

Она подняла кольцо к голове, колосьями кверху.

– Это могла бы быть корона?

– Я никогда не видел принцессы красивее, – произнес мужской голос из темноты за костром.

Бет тут же опустила кольцо, чтобы защитить его от чужих глаз, и отпрянула в противоположную от прозвучавшего голоса сторону. Сестра напряглась:

– Кто здесь?

Она почувствовала, что кто-то медленно идет по развалинам, приближаясь к костру.

В освещенный круг вступил мужчина. Его взгляд по очереди задержался на каждом из путников.

– Добрый вечер, – вежливо произнес он, обращаясь к Сестре.

Это был высокий широкоплечий человек с царственной бородой, одетый в пыльный черный костюм. Коричневое одеяло окутывало его плечи и шею, как крестьянское пончо, а на бледном, с острым подбородком лице, будто следы кнута, розовели шрамы от глубоких ожогов. Запекшаяся рана зигзагом пролегла по широкому лбу от левой брови до скулы. Большая часть рыже-седых волос сохранилась, хотя на голове виднелись пятна голой кожи размером с долларовую монету. Изо рта и носа шел пар.

– Не возражаете, если я подойду поближе? – спросил он с расстановкой. В голосе его слышалась боль.

Сестра не ответила. Человек ждал.

– Я не кусаюсь, – сказал он.

Мужчина дрожал, и она не могла отказать ему в тепле.

– Подходите, – осторожно разрешила она и отступила, чтобы дать ему пройти.

Морщась, он прохромал к костру. Сестра увидела, что́ причиняет ему боль: зазубренная полоска металла пронзила его правую ногу выше колена и вышла на три дюйма с другой стороны. Он прошел между Сестрой и Бет прямо к огню и протянул к нему руки:

– Ах, как хорошо! Снаружи, должно быть, изрядно ниже нуля!

Сестра тоже почувствовала холод и вернулась к костру. За ней последовали Хулия и Бет, которая все еще прижимала к себе кольцо, словно защищая.

– Кто вы, черт возьми? – Арти уставился на него через костер затуманенными глазами.

– Меня зовут Дойл Хэлланд, – ответил мужчина. – Почему вы не ушли с остальными?

– С какими остальными? – спросила Сестра, все еще смотревшая на него с опаской.

– С теми, кто ушел. Вчера, кажется. Сотни таких. – Он слабо улыбнулся и сделал рукой круг в воздухе. – Бежавших из Гарден-Сити. Может, дальше на западе есть укрытия. Я не знаю. Как бы то ни было, я не ожидал, что кто-нибудь остался.

– Мы пришли из Манхэттена, – сказала ему Бет. – Пробрались через туннель Холланда.

– Я не думал, что кто-нибудь выжил после того, что постигло Манхэттен. Говорят, было по меньшей мере две бомбы. Джерси-Сити сгорел моментально. А ветры… Боже мой, какие ветры! – Он сжал кулаки над огнем. – Это был смерч. И, думаю, не один. Ветер просто… срывал дома с фундаментов. Мне, считайте, повезло. Я попал в подвал, а здание над моей головой развалилось. Это сделал ветер.

Дойл осторожно коснулся металлической пластины в ноге:

– Я слышал, что смерчи иногда протыкают соломиной телефонные столбы. Мне кажется, это того же порядка?

Он взглянул на Сестру.

– Я чувствую, что выгляжу не лучшим образом, но почему вы так пристально смотрите на меня? – спросил он ее.

– Откуда вы пришли, мистер Хэлланд?

– Я был неподалеку и увидел ваш костер. Если не хотите, чтобы я оставался, так и скажите.

Сестра устыдилась своих мыслей. Дойл снова поморщился, и она увидела, что из раны, где торчала пластина, начала сочиться кровь.

– Это место мне не принадлежит. Вы можете сидеть где угодно, – ответила она.

– Спасибо. Не самая приятная ночь для прогулок. – Его взгляд переместился на мерцающее стеклянное кольцо, которое держала Бет. – Эта вещь сверкает? Что это?

– Это… – Бет не могла подобрать верное слово. – Оно волшебное, – выпалила она. – Вы не поверите, что сейчас произошло! Видите вон ту женщину? Она не говорит по-английски, а эта вещь…

– Это так, барахло, – вмешалась Сестра, забирая кольцо у Бет.

Она все еще не доверяла незнакомцу и не хотела, чтобы он узнал что-нибудь еще об их сокровище.

– Просто блестящий хлам, вот и все, – уточнила она и положила кольцо на дно сумки – камни потускнели и погасли.

– Так вы интересуетесь блестящим хламом? – спросил мужчина. – Я могу показать вам еще.

Он огляделся, отошел, хромая, в сторону на несколько ярдов и с трудом нагнулся. Там он поднял что-то и принес к костру.

– Видите! Сверкает, как ваш, – показал он находку.

Это был кусок разноцветного витражного окна, смесь темно-синего и пурпурного.

– На этом самом месте раньше стояла моя церковь, – объявил он и раскрыл одеяло на груди, чтобы показать запачканный белый воротник священника.

Горько улыбнувшись, он бросил осколок в костер.

Глава 23

Туннельные тролли

Шестнадцать гражданских – мужчины, женщины и дети – и трое раненых членов армии полковника Маклина изо всех сил трудились во тьме, стремясь разобрать плотно спрессованную массу камней и освободить коридор нижнего уровня. «До еды всего шесть футов, – сказал им Маклин, – всего шесть. У вас это не отнимет много времени, как только вы пробьете отверстие. Тот, кто первый доберется до еды, получит тройную норму».

Семь часов они проработали в полной темноте. Внезапно опоры потолка обвалились им на головы.

Роланд Кронингер, стоявший на коленях в кухне кафетерия, почувствовал, как пол содрогнулся. Сквозь вентиляционное отверстие донеслись крики, а затем наступила тишина.

– Проклятье! – проговорил он, сообразив, что случилось.

Кто теперь возьмется расчищать коридор? Но с другой стороны, мертвые не расходуют воздух. Он вернулся к своему занятию: стал соскребать кусочки пищи с пола и собирать их в пластиковый мешок для мусора.

Он предложил, чтобы полковник Маклин устроил штаб в спортивном зале. Они нашли бесценную вещь: ведро для мытья полов, в котором можно было хранить воду из туалетных бачков. Роланд, измученный голодом, покинул их, чтобы собрать еду, раскиданную по кухне. Маклин и капитан Уорнер спали, а Роланд остался с автоматическим «ингремом» на плече и священным топором, рукоять которого для безопасности была заткнута за пояс. Рядом с ним на полу лежал фонарик, освещавший разметанное по кухне содержимое банок, ранее стоявших в кладовой. В кухонных бачках для отходов тоже нашлись кое-какие сокровища: кожура от бананов, ошметки помидоров, банки с остатками содержимого и несколько бисквитов от завтрака. Все, что попадалось съедобного, шло в мешок Роланда, кроме бисквитов, которые он сразу же слопал, так как не ел с самого момента катастрофы.

Подняв черный кусок чего-то непонятного, мальчик стал запихивать его в мешок, но приостановился. Черный предмет напомнил ему, что он сделал с хомячками Майка Армбрустера в тот день, когда одноклассник принес их на биологию. Хомячки оставались в кабинете после занятий, а Майк ушел на футбольную тренировку. Роланд, не замеченный уборщицами, вынес клетку и крадучись пробрался в школьную автомастерскую. Там в углу стоял металлический чан с зелено-коричневой жидкостью, и над ним было написано: «Надень перчатки!»

Роланд надел пару тяжелых асбестовых перчаток, поворковал над двумя маленькими хомячками и вспомнил, как Армбрустер смеялся над ним и плевал в него, когда он валялся в пыли. Потом он взял клетку за ручку и опустил ее в чан с кислотой, которой пользовались для очистки заржавевших радиаторов, после чего те блестели.

Он держал хомячков в жидкости, пока не перестали идти пузыри. Когда он вынул клетку, то заметил, что кислота подействовала и на металл: он очистился до белизны. Потом Роланд снял перчатки и на черенке метлы отнес клетку обратно в кабинет биологии.

Мальчик часто представлял, какое лицо было у Майка, когда тот увидел, что стало с его питомцами. Армбрустер так и не узнал, думал потом Роланд, как много у Рыцаря Короля способов сводить счеты.

Роланд бросил непонятный ошметок в мешок. Потом перевернул банку овсянки и – чудо из чудес! – увидел зеленое яблоко. И то и другое пошло в общий запас. Он продолжал ползать, поднимая мелкие камни и обходя трещины в полу.

Забравшись слишком далеко от фонарика, Роланд остановился. Мешок для мусора уже кое-что весил. Король должен быть доволен. Мальчик пошел на свет, ловко переступая через мертвых.

Позади послышался шум. Даже не шум, а звук шевельнувшегося воздуха. Роланд понял, что он не один.

Прежде чем он успел повернуться, ему зажали рот рукой.

– Отдай мешок, – сказал мужской голос. – Быстро!

Пакет выдернули у Роланда из рук.

– У маленького засранца «ингрем»!

Пистолет-пулемет тоже сорвали с его плеча. Рука освободила рот, но переместилась на горло.

– Где Маклин? Где он прячется, этот сукин сын?