Энтропия

Она вздохнула подперев подбородок рукой и обеспокоенно глядя на Нелу.

– Миссис Робертсон… Пожалуйста, – Нела подняла голову с отчаянием, – Вы всегда пытались меня убедить, что есть вещи, которые мне не по зубам. И вы, и мой отец… Допустим, вы правы. Я не должна была давать обещаний, но позвольте мне… Хотя бы объясниться перед ним. Это будет честно. Ради меня…

Женщина задумчиво потерла воротник платья, ослабляя его, будто он мешал дышать, и затем уклончиво пожала плечами:

– Я попробую решить этот вопрос. Нужно это обсудить. Пока ничего не обещаю, но попробую устроить вам встречу. Нела, но даже если получится, вы сможете поговорить только через стекло. Ты же понимаешь…

– Конечно. Спасибо, – с благодарностью кивнула Нела.

Она уже поняла, что избегать обещаний – проще, чем держать слово.

***

Максимиллиан вернулся в Лабораторию, когда там было уже практически пусто. Он сам не знал, зачем пришел сюда так поздно. Не было никаких причин возвращаться именно сейчас – на ночь в Лаборатории оставался только дежурный персонал. Пустые коридоры встретили его едва мигающими лампами. Максимиллиан поморщился – приглушенный голубоватый свет раздражал его. Хотя, конечно, он понимал, что дело не в свете. Вся эта неразбериха с дочерью Корнелия раздражала его намного больше. Максимиллиан тихо прошел в кабинет – ему не хотелось сейчас встречать даже дежурных санитаров, – и уселся в массажное кресло, откинувшись назад и закрыв глаза, включил самый медленный режим. Нашел где расслабляться.

После инцидента с Луддитами Нела больше ничего не предпринимала (случай с коробкой медсестры не в счет), и у Максимиллиана впервые появилось неприятное ощущение непредсказуемости происходящего. До этого девчонка кричала, что ненавидит его, спорила и доказывала ему свои наивные теории. Это было забавно и ожидаемо. А теперь она просто ускользала, и это почему-то стало уже не весело. Максимиллиан прокрутил в памяти последние события.

Миссис Робертсон пыталась устроить для Нелы встречу с Испытуемым и обсуждала это с Корнелием, и с ним, Максимиллианом. Конечно же, Корнелий отказал. После их разговора при первом визите Нелы в Лабораторию Максимиллиан думал, что это было случайностью, парой фраз, брошенных в коридоре при ненамеренной встрече. А потом тот портрет, найденный у Испытуемого – тоже можно было не придавать значения, но теперь Нела просит о встрече с ним.

Конечно, ей не удастся вытащить отсюда кого бы то ни было. Но почему именно он? Джастин Саммерс… С чего бы ему, Максимиллиану, запоминать имя очередного безымянного Испытуемого? Ах, да, ведь Нела же почему-то посчитала его особенным, раз просила о встрече именно с ним. Максимиллиан снова почувствовал прилив раздражения при мысли об том парне. Это ему не нравилось. Максимиллиан привык держать эмоции под контролем, а сейчас такая ерунда готова нарушить его океан спокойствия. Конечно, это не выведет его из себя, но все равно – мелочь, а неприятно.

Максимиллиан резко поднялся с кресла. Неплохо бы и ему узнать, что же особенного в этом Джастине Саммерсе. И, наконец, поставить его на место. Потому что сейчас – самое время.

***

Джастин покрутил в руках блокнот с лазерным карандашом, которые ему удалось выпросить у медсестры. Передавая ему блокнот, Медсестра убедилась, что карандаш с мягким кончиком, а блокнот не имеет острого крепления и сделан из мягкой бумаги, которой Джастин не сможет нанести вред себе или санитарам. И оба предмета были закреплены на прочной цепочке у стола. Это все было настолько нелепо, что у Джастина не осталось желания возмущаться этому даже мысленно, и он просто был рад, что теперь ему есть чем занять себя долгими вечерами, когда заснуть не помогают даже транквилизаторы. В какой-то момент все отошло на второй план. Но на этот раз он не чувствовал равнодушия и безразличия. Наверное, это было странно – в его положении писать стихи и думать о том, как передать их Неле. Но она должна прочитать это стихотворение, независимо от того, удастся ли ей спасти его. Даже если он скоро погибнет, он должен успеть передать ей этот блокнот. В конце концов, может, смысл не в том, сколько ты проживешь, а в том, чем будет наполнена твоя жизнь? Теперь Джастин мог с уверенностью сказать, что последние дни были наполнены тем немыслимым ощущением бесконечной свободы, которое можно ощутить, только когда ты лишен этой свободы, ярко-голубым небом, бескрайними полями и цветущими жизнью травами, золотыми лучами в зелено-голубых глазах, похожих на морские волны… Она восхищала его той свободолюбивой волей, искренностью и упрямством, той целеустремленностью и непримиримостью ко всему несправедливому, которой Джастину всегда недоставало.

Джастин прикрыл глаза и почувствовал, что все еще улыбается своим мыслям. Это было прекрасно. Приглушенный свет в коридоре едва заметно мигал. Джастин перевернул блокнот и подошел к стеклянной двери. Пустота и тишина, все остальные Испытуемые давно спят. Часы в коридоре показывают половину первого. Длинный коридор заканчивается пульсирующей темнотой. Интересно, о чем думают другие Испытуемые перед сном? О скорой смерти или о своем прошлом? Или ни о чем? Транквилизаторы, похоже, действуют на всех, кроме него. Это хорошо. Ведь именно сейчас он ни за то не отдал бы это новое ощущение, которое совершенно парадоксальным образом наполняло его светлой радостью и тем ощущением гармонии, которое некоторые ищут всю жизнь. А он нашел его именно сейчас, встретив Нелу – парадоксально… Джастин еще какое-то время постоял у двери, всматриваясь в бархатный полумрак коридора. Завтра будет новый день. И однажды Нела придет – он знал это. От этой мысли словно что-то большое и теплое улыбнулось внутри него, и сам Джастин тоже слегка улыбнулся.

Он отошел от двери и погасил ночник, отсек тоже погрузился в бархатный полумрак. Джастин сложил на стул белый костюм лаборатории и залез под одеяло, приготовившись заснуть.

Но буквально спустя мгновение он услышал шаги в коридоре. В ночной тишине они казались оглушительными. Это было странно, потому что раньше по ночам сюда никто не приходил. И, что страшнее, Джастин помнил эти шаги. Он замер. Как тогда.

В полумраке коридора показался темный силуэт, остановившийся напротив его двери. Затем прозвучал тихий щелчок открывшегося замка.

– Вставай.

Вошедший даже не включил свет. Он стоял в темном дверном проеме, не двигаясь. Он знал, что Джастин не спит.

Джастин медленно поднялся.

– Одевайся и иди за мной.

– Зачем? – тихо спросил Джастин, все еще не видя лица вошедшего.

– Это мы посмотрим.

Голос вошедшего был тихим и как будто даже мягким, бархатным. Но в нем таилась угроза, и Джастин чувствовал ее. Он хотел бы попросить вошедшего отвернуться, но не осмелился. Джастин даже не знал, смотрит ли тот на него – лицо вошедшего было скрыто в тени. Джастин поспешно и неуклюже оделся в свой белый костюм-пижаму. Незнакомец удовлетворенно кивнул и проследил, чтобы Джастин вышел из отсека, затем закрыл его и коротко бросил:

– Иди вперед.

Джастину хватило мимолетного взгляда, чтобы узнать в нем офицера, который несколько дней назад засек его робкую попытку побега – точнее, убедиться, ведь он уже узнал его шаги. Сейчас офицер был не в своей официальной форме, а в обычных брюках и черной рубашке, но от этого почему-то он выглядел еще опаснее. Кажется, одна из медсестер мимоходом упоминала его – этого офицера зовут Максимиллиан. Джастин неуверенно обернулся – и тут же встретился с ним взглядом. Он не сводил с него взгляда – холодного и внимательного, пробирающего до костей.

Они в молчании дошли до лифта и поднялись на этаж выше. Здесь Джастин еще не был – и не хотел быть, тем более, не с этим человеком, не в час ночи. Офицер впустил его в свой кабинет и запер дверь изнутри.

***

Максимиллиан отошел к окну и опустил жалюзи. Конечно, ему скрываться не от кого, но все равно… Некоторые вещи должны происходить только в закрытой обстановке. Он повернулся и окинул взглядом парня, остановившегося у двери. Худой, пытающийся скрыть свой страх, он словно боялся сделать шаг от двери. Неужели он все еще надеется на побег? Максимиллиану стало смешно от того, что такое нелепое существо могло вызвать у него раздражение. Но не просто же так он привел сюда этого Джастина Саммерса…

– Проходи, – бросил он. – Не бойся.

– Я не боюсь.

Эти слова прозвучали робко, но в голосе чувствовалось сопротивление.

– Это правильно, что не боишься, – сказал Максимиллиан. – Какой смысл бояться того, что все равно произойдет. Правда?

Парень в ответ то ли пожал плечами, то ли попытался скрыть дрожь. Он казался призраком в этих белых одеждах – бледный, светловолосый, с тонкими чертами лица и дымчатым, почти прозрачным взглядом. То ли врачи и правда увеличили дозу транквилизатора, то ли он просто слишком скучный.

– Джастин Саммерс… Расскажи, как тебе здесь? – снова обратился к нему Максимиллиан.

Он попытался скрыть насмешку в голосе, но, похоже ему не удалось.

Джастин вскинул голову и на миг Максимиллиан снова встретился с ним взглядом. Возмущение – какая прелесть.

– Почему вы спрашиваете?

Максимиллиан поднял одну бровь и открыто улыбнулся:

– Ну как же. Мне нужно знать, все ли устраивает наших испытуемых. Может быть, есть пожелания…

Он замолчал, ожидая реакции. Джастин еще секунду смотрел на него исподлобья, затем отвел взгляд.

– Меня все устраивает.

Максимиллиан поморщился. Этот испуганный парень был слишком пресным.

– Это очень хорошо, – проговорил он. – Хорошо, когда человек доволен своей судьбой. Правда?

Теперь Джастин смотрел на него прямо, не отводя взгляд.

– Не знаю. Не думаю, что это имеет значение.

Его голос был спокойным, но Максимиллиан почувствовал первые нотки протеста.

– Это правда, – улыбнулся он. – Хотя… Это довольно-таки печально.

Максимиллиан поймал робкий вопросительный взгляд Джастина и продолжил, как-то более задумчиво:

– То, что такие вещи не имеют значения. Для вас.

Он в упор посмотрел на Джастина несколько секунд, оценивая реакцию. Затем отвернулся и достал пачку сигарет «Парламент», медленно достал одну. Из кармана брюк вытащил массивную металлическую зажигалку и не спеша закурил, словно все еще ожидая какого-то ответа. Через тонкую струйку дыма он наблюдал за тем, как Джастин смотрит на него, не отводя взгляда, будто слова с трудом пытаются вырваться у него наружу, сквозь пелену страха, транквилизаторов и всего остального, что Максимиллиану так хотелось вытащить из него наружу.

– Для нас? – тихо спросил Джастин.

– Ну да, для всех вас. Для таких как ты, – негромко пояснил Максимиллиан, – Не только здесь, в Лаборатории. Ты же понимаешь, о чем я.

– Вы думаете… Для нас… наша судьба не имеет значения? – проговорил Джастин, не отводя взгляда от непроницаемого лица офицера.

– Ты же сам только что сказал это, – усмехнулся Максимиллиан, будто нехотя подтягивая пальцами пепельницу с другого конца стола.

Джастин молчал несколько мгновений, застыв, будто статуя. Но Максимиллиан видел, как участилось его дыхание, и грудная клетка вздымалась под белыми свободными одеждами.

– Это для вас наша жизнь не важна, – наконец сказал Джастин, голос его звучал еще тише и как-то глухо.

Максимиллин поднял брови, задумчиво глядя на серебристые узоры по краям металлической пепельницы.

– Это уже следствие, – проговорил он, – Если ты не распоряжаешься своей жизнью, ею распорядятся другие. Ты не согласен с этим?

Джастин сглотнул. Ему хотелось сдвинуться с места, но он не мог, будто его тело налилось гипсом.

– Нет, – сказал он, – Мне не позволили. Скажите тогда, какой у меня был выбор?

Максимиллиан снова оценивающе смерил его взглядом – будто прикидывал, на что еще потянул бы этот парень, стоящий перед ним.

– Я скажу тебе так, – наконец проговорил он, – Выбор был у твоих родителей. И у их родителей – тогда, когда вводили чипирование во время кризиса. Не говори, что вы не понимали, для чего это. Тогда, когда был принят закон о приоритетной автоматизации, которая разом лишила бы работы большинство из вас. Тогда, когда вас загнали в стойло, как скот, а вы лишь молчали, веря, что каждому найдется хорошее место в новом мире. Вот тебе и нашлось, да?

Максимиллиан задержал на нем взгляд, затем моргнул, отвел глаза и затянулся, легкая улыбка скользнула по его губам и исчезла, будто бы Максимиллину самому было немного грустно от своих слов.

– А что касается лично тебя, – продолжил он, – Пожалуй, я расскажу тебе свою историю. Когда я был чуть младше тебя, я не мог и рассчитывать на поступление в военную академию. Не в той семье родился, как говорят. Я пробирался через охранную систему во двор академии, где проходили подготовительные курсы для поступающих и наблюдал за ними. Я выбрал самого сильного из этих ребят. Он стал моим… шансом. Я следил за каждым его шагом, стал его тенью. И однажды, в одном из темных переулков на окраине, куда обычно не забредают детки из благополучных семей, я нашел то, что искал. То, что могло угробить его будущее и карьеру его родителей. Это так весело, когда сын главного министра по борьбе с наркотиками покупает в подворотне экстази… Я предупредил его, чтобы он был благоразумным и не просил помощи отца. Вероятно, если бы он ее попросил, я попал бы не в военную академию, а в место не столь приятное. Но он, конечно, предпочел решить свои проблемы сам – единственное, за что его можно уважать. Вот только ему пришлось проиграть мне, причем публично и позорно. Видимо, он слишком боялся отца, а может, просто не очень-то хотел быть военным. Конечно, меня приняли в военную академию не только благодаря нашему нелепому сражению – у меня были еще и хорошие баллы при поступлении, но только их было бы недостаточно. Короче говоря, я знал, что мне нужно, и…, – Максимиллиан на пару мгновений замолчал, будто забыл, зачем говорил, но затем продолжил немного тише, – Был готов рисковать ради этого. Вот и все.

Джастин все так же стоял перед ним, переминаясь с ноги на ногу, и глядя в пол. Максимиллиан поднял брови:

– А что насчет тебя? Чем ты рисковал, чтобы самому выбрать свою судьбу? – он медленно закурил вторую сигарету и, не дождавшись ответа, поморщился, – Черт… Даже те бомжата, которые прячутся по подворотням, заслуживают большего уважения, чем ты.

Джастин помолчал, но его грудь вздымалась все сильнее. Наконец он сказал:

– А чем я должен был рисковать, чтобы просто жить? Разве цивилизованное общество не гарантирует хотя бы… право на жизнь?

– И кто-то должен создать для тебя то общество, в котором ты хотел бы жить? – Максимиллиан рассмеялся, отбросив на стол пачку «Парламента», – Вот смотри. Если ты работаешь и можешь себя обеспечить – ты нужен обществу. Если у тебя есть семья, которая над тобой трясется – ты нужен им. А ты? Ты не нужен никому. Тебя никто не ищет. Ни навыков, ни пользы, ни ума. Так кто должен был о тебе позаботиться, жалкое создание? Ты даже не сподобился убраться из дома, когда померла твоя мать. Сидел там и ждал непонятно чего… Вот и дождался.

Максимиллиан скривился и затушил сигарету, краем глаза наблюдая, как Джастин приближается к его столу. Когда Джастин схватил пепельницу и попытался замахнуться, Максимиллиан быстро перехватил его руку и прижал к столу. Пепельница с громким стуком упала на пол.

– Вы не смеете…, – почти выкрикнул Джастин в бессильной злости, насколько хватало дыхания, – Моя мать заботилась обо мне! Вы воспользовались ее смертью, я ничего не успел… Я только закончил школу, кто знает, кем я мог бы стать! Это вы все забрали!

– Кем ты мог стать, тупое существо? – Максимиллиан поднялся с кресла, все еще прижимая руку Джастина к столу, так, что тот морщился от боли, – Здесь и сейчас ты ничего из себя не представляешь. Смирись с этим.

Он наконец отпустил руку Джастина, и тот отшатнулся, все еще тяжело дыша. Его взгляд метался по кабинету в отчаянии. Максимиллиан медленно подошел к нему и взял за подбородок:

– По твоим глазам я вижу, что ты все еще надеешься на спасение. Дай угадаю, тешишь себя мечтой, что некая девчонка придет за тобой? – он снова рассмеялся, увидев, как загорелись глаза Джастина, – Даже ты не должен быть так наивен. Пускай она развлекается своими иллюзиями, будто кого-то спасает, пока на самом деле спасают ее. А вот ты…

Максимиллиан презрительно окинул взглядом Джастина с головы до ног, и затем дернул за молнию на его белой рубашке с порядковым номером:

– Ты жалкое тело, которое принадлежит Корпорации. Знаешь… давай, сними этот дурацкий наряд. Тебе же он надоел, правда? – Максимиллиан насмешливо схватил парня за подбородок, – Давай, сними его.

– Что… Нет! – задыхаясь от гнева, Джастин бросился к двери, пытаясь застегнуть молнию.

Уже у двери он дернул за ручку, и еще раз, пока не понял, что выйти он не сможет. Не отрывая взгляда от приближающейся фигуры, он схватил первое, что попалось под руку – металлическую урну с пола, и замахнулся, защищаясь.

– Дурачок, ты забыл про это, – Максимиллиан хмыкнул, кивая на его ошейник, и продемонстрировал свой браслет.

Одно нажатие кнопки – и Джастин скорчился у двери от удара током, урна выкатилась у него из рук, а Максимиллиан не торопясь подошел и присел на корточки рядом с ним:

– Ну что? Хочешь еще помучиться, или перейдем к делу?

Пока Джастин пытался вернуть себе контроль над телом, холодные руки Максимиллиана ощупывали его грудь и бока, а затем резко схватили за пояс его штанов. Джастин попытался позвать на помощь, но его шея уже была придавлена к полу и из горла вырвался только хрип. Краем глаза он видел, как Максимиллиан другой рукой расстегивает свою ширинку со словами:

– И запомни, твое тело принадлежит этому месту, в том числе и мне. И я могу воспользоваться им, когда захочу, – он схватил его бедра и притянул, приподнимая их, другой рукой заломив запястья Джастина за спину, – Когда захочу. Как и всем, что мне принадлежит.

Глава 11

Начало ноября выдалось непростым – Неле на полторы недели пришлось забыть о походе в Храм, и даже в Лабораторию отец ее не отправлял, потому что в школе пришло время промежуточных тестов. И как Нела ни старалась абстрагироваться от школы, сейчас ей даже хотелось подготовиться и показать приличный результат.

Она уже выбросила из головы тот нелепый конфликт с Кларк, да и с остальными одноклассниками почти не общалась, как и в последние пару лет. Сейчас все были настолько заняты учебой, что до нее никому не было особого дела.

Утром очередного вторника Нела сидела на кухне, поджав ноги на мягком диванчике, с чашкой кофе. Она углубилась в электронный учебник по химии, покусывая тосты, когда в дверях показался отец. Он был уже в костюме, готовился уходить, но задержал взгляд на Неле:

– Как экзамены? Справляешься?

Нела пожала плечами, все еще глядя в планшет:

– Более-менее.

Отец ничего не ответил, и Нела подняла голову:

– Учителя же присылают результаты. Ты смотрел?

На лице отца промелькнула тень улыбки:

– Смотрел.

– Ну вот. Не все так плохо, как ты думал, – пробормотала Нела, вздохнув.

Нела ожидала, что тот скажет – мол, ты могла бы и лучше, но отец кивнул, все еще сосредоточенно глядя на нее, и его улыбка стала удовлетворенной:

– Ты молодец. Нела… Ты в любом случае молодец, – отец сказал это с какой-то странной теплотой, которую Нела отвыкла слышать в его голосе, и тут же пояснил, – Что взялась за учебу.

Нела на секунду замерла и кивнула в ответ, положив на стол планшет с открытым учебником химии на странице с формулами. Отец бросил короткий взгляд на учебник, забрал со стола свою пачку сигарет и уже на выходе похлопал Нелу по плечу:

– Только не опоздай. Машина Рэя уже ждет тебя.

***

Поздним утром, около одиннадцати часов дня, тяжелые металлические двери тюремной ограды с шумом раздвинулись. Герберт Патерсон быстро кивнул охраннику и, не оглядываясь, вышел на залитый солнцем проспект, прищурившись от непривычно яркого солнца после нескольких недель, проведенных в следственном изоляторе. Он зажал под мышкой пиджак и, направляясь к ближайшему такси, на ходу вытащил телефон из сумки. Герберт, мрачно поджав губы, прослушал гудки, пока в трубке не раздалось раздражающее «Абонент не отвечает».

Беспилотное такси с легким свистом тронулось с места, когда Герберт ввел домашний адрес и тюремные ворота остались позади. Вздох облегчения вырвался из его груди все же слишком тяжело. Герберт нервно провел рукой по посеребренным сединой волосам и снова набрал номер, но результат был тот же.

Такси ехало не дольше, чем обычно, но сейчас каждая минута тянулась так, будто время возненавидело его.

Пустая квартира встретила Герберта Патерсона ноябрьским холодом из приоткрытого окна – в день его задержания еще было тепло, и окно явно не закрывали с того самого дня. Ветер будто нехотя трепал тяжелые шторы и гонял по полу какие-то уже не нужные документы и обертки от продуктов – если бы здесь кто-то был за это время, то попытался бы навести хоть минимальный порядок после обыска.

– Джозеф? – безнадежно позвал Герберт, обходя квартиру, и снова доставая телефон, – Джозеф, я дома!

Снова слушая гудки телефона, Герберт захлопнул окно и выругался, а затем стал звонить – звонить матери в Денвер (которая только завалила его сотней вопросов, так и не ответив на главный), и двоюродной сестре в Австралию (которая взяла трубку с третьего раза, и в итоге обвинила в том, что он не купил билет Джозефу заранее). Знакомые и друзья (которых у Герберта с недавних пор стало заметно меньше) тоже отвечали в отстраненном неведении.

Снова выругавшись, Герберт обзвонил полицию (общение с которой уже стояло у него поперек горла) и государственные приюты (где в голосе каждого сотрудника Герберт чувствовал фальшь), но на главный вопрос они все же отвечали искренне – о Джозефе никто из них не знал.

***

– Ладно, долго еще мне здесь сидеть? – Нела отвела глаза от монитора и устало повернулась к миссис Робертсон.

Первый экзамен завершился два дня назад, и Корнелий тут же пожелал, чтобы Нела вернулась к занятиям в Лаборатории.

– Ты уже закончила? – женщина отложила в сторону свой планшет и подошла к ее компьютеру, – Тогда начинай учить свою речь на презентацию.

– Я уже сравнила тридцать вариантов ваших логотипов для… Даже не помню, для чего, – Нела поморщилась, – Да и какая разница, вы же все равно сами выберете, какой больше подходит?

Миссис Робертсон пожала плечами:

– Решение принимает отдел маркетинга, но если твой вариант им понравится, то они рассмотрят и его. Разве ты не хочешь, чтобы твое мнение тоже имело значение?

– Если бы мое мнение имело значение, меня бы вообще здесь не было, – Нела угрюмо покосилась на нее, – И я уже сказала, что не буду произносить речь на презентации.

Миссис Робертсон вздохнула:

– Твой отец тоже сегодня здесь, и он хотел заглянуть к нам, – она взяла в руки листок с распечатанной речью и безнадежно пробежала по нему взглядом, – Знаешь… Твой отец хотел бы гордиться тобой. Хотя бы в этот раз.

Женщина положила листок на край стола и отошла. Нела сама не поняла зачем взяла его в руки, но тут же с возмущением отодвинула.

Корнелий не заставил долго себя ждать, и вскоре показался в дверях в сопровождении ассистента. Он остановился у входа, молча глядя на Нелу, и у него на губах появилась довольная улыбка:

– Лукреция, встань, пожалуйста, рядом с Нелой.

Нела не сразу заметила в руках у ассистента фотокамеру. Миссис Робертсон подошла и мягко развернула компьютерный стул Нелы вполоборота, одной рукой держа его за спинку, а другую положив на плечо Нелы. Сверкнула вспышка камеры.

– Улыбнись, Нела. Иначе тебе самой не понравится твое фото.

Нела хотела съязвить, что это фото ей уже заранее не нравится, но если отец хочет опубликовать его, то улыбку ей нарисуют и в фотошопе, так что сопротивляться бесполезно. Поэтому она скептически растянула губы, и Корнелий удовлетворенно кивнул:

– Подойдет.

Нела вышла в коридор вместе с отцом – он пожелал проводить ее до машины, и Нела чувствовала, что отцу есть что сказать.

– Хм, Нела…, – начал он после минутного молчания, когда они направились к лифту, – Миссис Робертсон сказала мне о твоей просьбе.

Нела настороженно покосилась на него, ожидая отказа. Но отец только поднял брови, будто пытаясь самого себя в чем-то убедить:

– Я бы согласился с ней в том, что тебе не стоит видеться с нашими… подопечными.

Нела не сдержалась и возмущенно хмыкнула на этом слове. Но не стала перебивать отца, и тот продолжил:

–…Но я действительно хочу помочь тебе, – он развел руками, будто пытаясь материализовать из воздуха подходящее определение, – Отпустить прошлые заблуждения. И если тебе станет легче от этого бесполезного извинения, то я позволю тебе встретиться с этим… человеком. Но у меня есть условие.