Наследник Йотунхейма

Дротнинг, в сопровождении асадис12 и юной племянницы Фрейи, принцессы Ванахейма13, закончила утреннюю прогулку и поспешила присоединиться к мужу. Не сбавляя шага, она вышла на балкон и подала знак своей свите, чтобы они оставались чуть позади.

Чудом спасенная Фрейя зябко поправила на плечах расшитую золотом накидку. День выдался достаточно прохладный, однако её непреклонная тётушка не позволила ванадис14 остаться в замке и не оставила своей склонности к ранним прогулкам. Мятеж подавлен, говорила она, и все подданные ждут от воинов доблестного марша, а от женщин – сияния и красоты. Незачем кого-то разочаровывать. Фрейя искренне завидовала более мелкой знати, не имевшей почетного звания приближенных к конунгу и сейчас дружно жавшейся к окнам и толпящейся на балконах поменьше. Им почти не было видно великолепного шествия внизу, зато они были в тепле.

Фригг подняла ладонь, затянутую в усыпанную драгоценностями перчатку, приветствуя выстроившуюся в парадном дворе армию. Воину дружно отсалютовали своей дротнинг, взмахнув оружием. Стражники открыли ворота и впустили толпу жителей города Фолькванг, единственного населенного пункта в Азгарде. Фольквангцы с раннего утра ожидали у дворцовых стен, когда уже им будет дозволено присоединиться к всеобщему ликованию и заодно полюбоваться зрелищем, способным потешить кровожадные умы азгардцев.

– Где же наш освободитель? – спросил Один у своей жены. Та коротким движением стряхнула с синего, расшитого переливающейся драгоценной нитью плаща супруга едва заметную пылинку. ВсеОтец благодарно сжал её руку.

– Я отправила за ним скорохода, думаю, мы вот-вот его увидим.

– И куда же ты его отправила, этого своего скорохода? – Один жестом велел знати выступить вперед, чтобы подданные и воины могли насладиться видом придворных, пока прославленный принц в очередной раз опаздывал. Фрейя, почувствовав себя в своей стихии, без робости заняла своё место по левую руку от дротнинг. Толпа встретила приветственными криками принцессу альвов и дружно озарилась восхищенными улыбками: такая красавица стоит того, чтобы развязать войну! Фрейя подняла было руку, чтобы поприветствовать народ подобно родственнице, однако, поймав суровый взгляд дротнинг, опустила глаза в пол, нервно теребя выбившуюся из фигурной косы прядку.

– Воинам нравится друг друга убивать, а жители Азгарда так не веселились бы, если бы бой шёл на их земле, а не на ётунской. Так что дитя, будь благоразумна. Тебя спасли и оказали тебе великую честь! – наставительно кивнула племяннице дротнинг. Асадис за спиной многозначительно переглянулись, вспоминая, по чьей вине и вовсе пришлось спасать юную деву. Один негромко кашлянул, возвращая внимание Фригг к себе. Та, нахмурившись, наконец, ответила:

– Сначала отправила гонца в покои Тора, а когда его и там не нашли, то скороход отправился в город, по тавернам да борделям! Тебе ли не знать о том, как Тор предпочитает праздновать победы! Старейшие развлечения воинов, на которые он имеет право. А что насчёт прав на опоздания…

– О тавернах и борделях мне известно, Фригга. Как и о том, что не стоило тратить силы скорохода на беготню по лавкам с шлюхами, – перебилОдин, взяв поудобнее копьё и понизив голос. – А ещё мне известно, что ровно с той минуты, как Локи перенесли из конюшни в крыло лекарей, Тор оставил таверну, в которой отмечал заслуженную победу, и кинулся к вздорному дураку, который чуть снова не похоронил всех нас и не опозорил Фрейю.

– Ничего не знаю об этом, – пожала плечами Фригг, – у меня нет всевидящих воронов. А спрашивать Хеймдалля о том, как именно предпочитает утешаться после боевой ярости старший сын, матери не пристало!

За стоявшими в проходе придворными раздалось громкое топанье. Знатные асы и асадис дружно улыбнулись и, увидев вбегавшего, зааплодировали, выкрикивая слова приветствий и поздравлений.

– Да-да-да-да… Спасибо… Спасибо… Это было нетрудно…, – Тор, на ходу оправляя алый плащ и пытаясь пригладить волосы, пробирался к отцу и матери, стараясь не сшибать могучими плечами с ног особенно изысканных придворных. Один и Фригг обернулись и, увидев летящего к ним со всей возможной скоростью сына, поспешно расступились. Как раз вовремя: спустя мгновение Тор затормозил, врезавшись в перила балкона, выставив руки вперед и подняв ярко-голубые глаза на толпу. Азгардцы взорвались ещё более громкими криками, увидев своего любимого принца, девицы внизу радостно завизжали, воины дружно застучали оружием по щитам. Тор поднял обе руки в приветственном взмахе, и подол его кое-как заправленной рубашки вылез из штанов, отчего люди внизу, те, что стояли в первых рядах, могли лицезреть полоску загорелой кожи на твердокаменном прессе Тора. Фригида недовольно цокнула языком, радуясь, что за могучей Торовой спиной, покрытой алым плащом, придворным сзади ничего не было видно – не хватало ещё игривых перешептываний придворных дам!

– Ты опоздал, – хмуро сказал Один, наблюдая за волнующейся внизу толпой, – и оружие не на поясе! Где твоя воинская доблесть?!

– А?! – повернулся к Отцу Тор, похлопав глазами. Наследник провёл рукой по боку и, не обнаружив привычной ладони рукояти, громко рассмеялся своим заливистым смехом. Это развесёлый звук прозвучал настолько неуместно среди надушенных придворных, что даже Фригг улыбнулась, моментально оттаяв от вопиющей непристойности сына, – так и что? Против кого мне тут воевать?

– Настоящий бдительный полководец всегда начеку! Особенно после такой победы! Кругом могут быть шпионы, ты не ждёшь удара в спину? – Один не сводил мрачного взгляда со старшего сына, который вовсю салютовал воинам и улыбался во весь рот девицам внизу и на балконе.

– Как скажешь, отец! Эй! Дай-ка сюда! – обратился Тор к стоявшему на балконе королевскому эйнхерию. Тот замешкался на пару мгновений, а потом бросил Тору своё копьё. Тор натренированным жестом перехватил древко и вскинул руку с оружием вверх, что вызвало у народа новый прилив восторженных криков.

– Вот видишь, – Тор повернулся к отцу, лицо которого побагровело от сдерживаемой ярости,– теперь я при оружии. Ты доволен?

– Ты шутом стать надумал, Тор? На тебе пояса нет, молот забыл, теперь с копьем дурачишься. Если бы проявил благоразумие, у тебя была бы возможность собраться и выглядеть, как подобает, – Фригг положила руку на плечо мужа и слегка потерла его пальцами, призывая конунга успокоиться.

– Ну оставил я его в покоях, бывает, – Тор развел руками, – снял, как вернулся, и не заметил, что его нет! Мне же от него не тяжело!

– Потому что он заколдован быть лёгким для владельца, это всем известно! – выкрикнула из толпы крошка-богиня молодости Идунн, не переставая смеяться.

– Кстати о колдунах. Как твой младший брат? – спросила Фригг, стараясь не обращать внимания на проскользнувшую в лице Одина откровенную неприязнь.

– Откуда мне знать? – показал недоуменный вид Тор, разведя руками, и тут же отвел глаза в сторону.

– Не ври! Ты только что покинул его покои! Где он?

– Одевается, – в свою очередь нахмурился Тор, – отец, может всё-таки не надо? Он и так измучился.

– Ты явился с победой, сын мой. Мы все признательны тебе и за подавление мятежа ётунских воителей-гримтурсенов. И за то, что ты остановил этого их карлика-колдуна. И за нашего пленника, который достойно встретит расплату за свои преступления здесь, на площади, – услышав эти слова, Тор нахмурил брови и опустил голову. Один продолжил, – твой брат не лучше остальных, он обязан выказать своё почтение победителю и увидеть, что бывает с теми, кто гнусным путём пытается отнять источник нашей силы! Одевается, говоришь? Значит, способен встать?

– Да, – буркнул принц. В воздухе запахло надвигающимся дождем.

– Раз так – должен явиться. А если не придет, или ты не возьмешь себя в руки, – Один кивнул головой на собирающиеся на горизонте тучи, – я вспомню о том, чья глупость привела нас к бою, с победой в котором мы и поздравляем тебя. Я понятно объяснил?

– Вполне, – Тор хотел было переглянуться с матерью, но та, казалось, ушла в себя, глядя в одну точку выше нетерпеливого хора подданных.

Заметив движение внутри зала, придворные зашептались. В голосах, наполнивших коридоры, звучали то недовольство, то насмешка, то едва сдерживаемая злоба.

– О-о, – протянул кто-то из знати, – а вот и виновник торжества!

Фригг быстро повернулась на каблуках, отчего боги и богини немедленно перестали злословить и приняли самый благородный вид. Снаружи было так светло, что когда взгляд дротнинг устремлялся внутрь, зала, за створки дверей балкона, казалось, что во дворце стоит непроглядный мрак. Из темноты медленно приближалась, слегка пошатываясь, стройная фигура.

Асы снова дружно расхохотались, глядя, как бледный юноша, покачивая неровно обрезанными у плеч волнистыми волосами, выходит на балкон и щурит на ярком солнце свои большие зеленые глаза колдуна. Риск потерять голову был велик, но ещё больше каждый из собравшихся придворных рисковал надорвать живот от смеха: куда делись спесь и болтливость младшего принца! Пожалуй, стоило подержать его в теле кобылы, ишь, какой робкий стал после года жизни в конюшне! И, конечно, отдельного всплеска хохота заслуживала история о том, как именно набивший всем оскомину Локи туда попал! Слишком уж ярко описал происходящее Хеймдалль, когда, наконец, вскрылась правда о непростой жеребой кобыле, появившейся без предупреждения в королевских конюшнях. Фрейя злорадно ухмыльнулась, отчего её восхитительно красивое лицо с тонкими чертами, плотоядно искривилось.

– Вы правы, – тихо сказал юноша, растягивая губы в заученной улыбке, отчего на гладких щеках появились маленькие очаровательные ямочки, сводившие с ума даже недоброжелателей второго принца. Сейчас кожа на лице юного, едва вступившего на тропу зрелых лет, колдуна была сероватой, словно у больного, а к мокрым от пота вискам прилипали прядки волос, и потому такая выверенная гримаса выглядела жутко. Идунн и Фригг, единственные, кто не издал ни одного смешка, когда Локи приближался, помрачнели ещё больше.

– Как не смеяться, – продолжил Локи, заняв своё место на почтительном расстоянии от родителей, выпрямил спину, хотя это далось ему с большим трудом, и слегка повернул высоко поднятую голову, глядя на придворных через плечо, – опрометчивые поступки – это всегда смешно! И не смотри на меня так, Фрейя! Не я пытался забрать тебя в жёны.

– Но тебе подобные! И ты это чуть не допустил, – выкрикнула богиня и тут же смолкла, когда Один стукнул посохом, перекрывая хохот и гам.

– Колдун Брисир не был подобен мне, иначе бы выяснил всё о тебе, прежде чем требовать тебя в жёны! Поиметь и выбросить – пожалуйста, этого было бы достаточно, – выплюнул Локи, отчего придворные дружно заохали и гневно воззрились на принца, а тот продолжал, – а терпеть твои скандальность и глупость с кольцом на пальце – то ещё счастье!

– Жители Азгарда! – многократно усилив заклинанием голос, обратился к собравшимся под балконом Один. Фрейя, дернувшаяся было высказать Локи ещё пару гадостей, поджала губы и с ненавистью посмотрела на принца. Тот закрыл глаза и сосредоточил все силы на том, чтобы не упасть. Содержимое головы будто заменило комком свалявшейся шерсти, в глазах постоянно мутнело, а ноги не слушались. Локи успел напиться притупляющего боль зелья, однако теперь жалел об этом: мучения могли бы вернуть сознание. Теперь единственное усилие для достойного ответа этой вздорной девке увело возможность не провалиться в забытье достаточно далеко.

– Вот и закончилась осада, длившаяся целый год, закончилась кровопролитная война. Наши великие воины, – Один указал рукой на стройные ряды эйнхериев, – под командованием моего первенца, могучего Тора, одержали побед! Блистательную победу над мятежниками и предателями гримтурсенами и их царем, подославшим к нам вероломного шпиона Брисира…

– Ничего не понимаю, – буркнул про себя Локи, уловив знакомое имя. Идунн, оглянулась, убедилась, что все взгляды придворных направлены на покрытую синим бархатом спину царя, и приблизилась на пару шагов к младшему принцу.

– Многое ты пропустил, – шепнула богиня молодости, встав ровнее и одернув расшитое цветочным узором платье из плотной ткани. Локи слегка повернул голову, но уперся взглядом только в гладкую каштановую макушку, украшенную большим ажурным венком из с крупных шелковых цветов и золотого плюща. Несмотря на свое доброжелательное отношение, Идунн не забывала о формальностях и смотрела прямо перед собой, – войну целую прогулял!

– Сегодня эйнхерии, – продолжил конунг, – принесли сюда по моему приказу копья и щиты павших врагов Азгарда. Мы украсим ими тронный зал Лерад, чтобы каждый, кто входит в наш чертог, в нашу цитадель вечности, помнил о том, …

– А мы-то с Тором гадали, зачем весь этот мусор. Оказывается, это украшения для Цитадели Вечности! Как я глуп, – со свистом выдохнул Локи, с каждым словом чувствуя, как тяжело становится дышать.

– Выходит, Тор и вправду снова явился, как только ты его поманил? – коротко взглянула на Локи богиня и тут же вернулась взглядом к ВсеОтцу, оглашавшего для толпы пересказ подвигов Тора. Подвиги и в этот раз заключались в том, что первенец стукнул молотом куда надо и с удачными последствиями. – Это из-за Тора у тебя такие подглазья?

– Как остроумно, Идунн! Думаешь, мне сразу после родов восьминогого коня, захотелось с кем-то возлечь и не спать всю ночь?

– Я думаю, что Тору стоило бы дать тебе выспаться и затянуть раны, а не забалтывать тебя всю ночь. Ты пережил роды восьминогого коня, – коротко пожала плечами дева. Локи хихикнул и тут же охнул – от вибрирующего звука тряска прошла по позвонкам, отдавшись в голове грохотом, а в тазовых костях болью. Зелье переставало действовать. – Про возлечь с Тором – тоже, выходит, правда?

– Нет, я просто повторил популярную шутку, – начал было ответ младший принц, но тут конунг, дротнинг и придворные развернулись к выходу и неспешным шагом отправились вниз.

– Там такой гам был! Куда сейчас идём? – маленькая, юркая Идунн, обойдя нескольких асов, оказалась у Тора под левой рукой и повисла на ней, привлекая к себе внимание. Тот покосился на брата и прошептал, не отставая от свиты:

– Пришло время казнить коннунга ётунов.

– А-а-а, а то мы с Локи всё прослушали, пока разговаривали, так стыдно! – Тор потёр небритый подбородок, стараясь скрыть усмешку – судя по самодовольной мордашке Идунн, ей ничуть стыдно не было. Локи же быстро поймала под локоть дротнинг, сделав вид, что идёт в сопровождении младшего принца. Было понятно даже издалека – Локи почти висел на матери, еле переставляя длинные ноги.

– Вы не хотите вернуть его в крыло лекарей? – спросила Идунн. – Тор, он же сейчас упадёт.

– Никак, подруга, – покачал головой наследник, поворачивая вслед за всеми.

– Но ему зачем это видеть?

– Затем, что Лауфей – его отец. Локи сразу после казни окажут великую честь…

– Разве так надо оказывать эту честь? – спросила Идунн, выходя из парадных дверей на дворцовую площадь. Эйнхерии почтительно расступались перед высшей знатью, выстраивающейся по кругу, чтобы в центре было больше места. Золотозубый Хеймдалль вышел вперёд, вынул свой меч из ножен, установил его остриём на земле, взявшись за рукоять обеими руками. – Это должен быть праздник, а не бойня. Один думает, что раз Локи почти без сознания, то ему будет всё равно?

– Идунн, перестань, – Тор хмуро взглянул на богиню, закипающую от гнева, – Локи могли казнить или пытать и…

– Приведите пленника, – махнул рукой страже Один. Толпа расступилась, не переставая гудеть, давая дорогу четверым воинам, размерами и мускулами лишь едва уступающими Тору. Крепко натянув руками в плотных перчатках цепи в разные стороны, не сбавляя размеренного шага, они вели очень высокого, крепко слаженного синекожего рогатого мужчину в изрядно порванной одежде. Выглядел пленник потрепанным, но, в отличие от Локи, почти готового на глазах у всех рухнуть в обморок, крепко стоял на земле. Его ноги в высоких сапогах из плотной кожи уверенно шагали по дворцовой площади. Израненные руки с ладонями, завершающимися лиловыми ногтями размером с чайную ложку, стиснулись в кулаки, когда конунг ётунов, впервые за долгое время взглянул на своего единственного сына. Тощий, жалкий бастард, больше похожий на большеглазую девчонку, явно собирался испустить дух. Лауфей хмуро скрипнул квадратной челюстью, отчего с его разбитых губ сбежала струйка чернильной крови, и наморщил синюю кожу на лбу, глядя на сына. Хилый, как его мать, Фарбаути.

Фригг слегка надавила ладонью Локи на позвоночник. Тот поднял перед собой мутные глаза и увидел кровного отца, покорно опускавшегося на колени под шум, улюлюканье толпы и звяканье цепей. Даже в таком положении Лауфей был на голову выше самого высокого из асов. Локи отметил запекшиеся раны на лбу короля, на которые только крепче просела его корона. Одно ухо отца, наполовину оборванное, блестело от сворачивающейся крови. На той же стороне один из ётунских гладких рогов, похожих на козьи, растущих чуть выше висков и сильно выдающихся вперед, был неровно обломан, открывая неприглядное, загнивающее содержимое рога. Воины, державшие цепи, отошли ещё дальше, отчего руки огромного ётуна оказались растянутыми в стороны. Ещё двое стражников под одобрительный визг женщин, выкрики мужчин и свист детей, двумя движениями мечей рассекли на царе его плащ, ремни, удерживающие верхнее одеяние и рубаху, скинули вниз и отпихнули ногами в стороны. Собравшийся народ отхлынул от срезанного с пленника дорогого костюма, ставшего бесполезным от битвы и плена, будто это были тряпки бездомного. Стражники подволокли резной деревянный столб и поставили его под грудь царя так, чтобы Лауфей мог опереться на него, склонившись вперед. Однако тот не спешил воспользоваться поддержкой.

Царь ётунов с пугающей молчаливой ненавистью смотрел на Одина. Колдуна, возомнившего себя конунгом. Чернокнижника, восставшего мертвеца и эгоистичную змею, отравившую своим ядом милый сердцу Йотунхейм. Жители Азгарда трусливо переглядывались, их дети прятались за вышитые плащи и тяжелые юбки родителей, едва взглянув в глаза Ледяного Короля.

– Лауфей, сын Бергельмира, – Один стукнул посохом, призывая собравшихся помолчать, – конунг Йотунхейма. Ярл Азгарда. Советник Верховного Тинга. Ты вероломно воспользовался неблагоразумием младшего принца Азгарда и своего сына, подослав к нам шпиона колдуна Брисира. Ты пожелал лишить нас источника магии. Это равносильно краже у нас и солнца, и луны, – на этих словах собравшиеся вновь неодобрительно закричали и почти сразу смолкли, одернутые стражниками-эйнхериями.

– Гримтурсены, подчиняясь твоим приказам, атаковали безвинных жителей Азгарда. Они пожелали украсть принцессу Фрейю, наследницу Ванахейма. Твоим преступлениям против короны нет числа, и пришло время расплатиться, – закончил конунг, глядя на пленника.

Тот был спокоен на вид, как каменная глыба, грубое лицо с очерченными скулами оставалось непроницаемым. Ровное дыхание поднимало мускулистую синюю грудь. Только глаза, налившиеся красным огнем, да сбегающая по цепям изморось выдавали сдерживаемую ненависть.

Локи прислонил похолодевшую ладонь ко лбу, пытаясь унять поднимающийся внутри головы жар, и понимание, такое же острое, как подступившая к коже прохлада, пронзило всё его существо. Он здесь, среди эйнхериев, на площади, где Коннунг Богов выносил приговор властителю Йотунхейма. Его отцу. Последнему кровному родственнику.

Почему-то это совсем не пугало. Казалось логичным и закономерным. Так и должно было рано или поздно случиться. Лауфей слишком долго испытывал терпение Одина, атакуя Цитадель Вечности, и вот теперь получит своё.

Даже в лучшем физическом состоянии Локи не посочувствовал бы родичу: Лауфея он почти не знал, они пересекались только во время Тингов. Сейчас и вовсе его смерть казалась глупейшим поводом вытащить принца из постели, в которой он сутки то метался от жара, то вмораживал себя и ложе в глыбу льда, истекал кровью, захлебывался болью и магией.

Локи не стоял прямо почти год. Потом была агония. Теперь принц был вынужден на ватных ногах, удерживая уплывающее сознание смотреть, как казнят существо, давным-давно подарившее ему жизнь, а после – лишь презрительные взгляды.

– Твой мир отдаёт нам бесценную магию, твои соотечественники верно служат Азгарду. Поэтому мы подарим тебе смерть, достойную конунга, – продолжил Один, – ты будешь принесён в жертву Гиннунгагап. Да славится Великое Небо! – крикнул он, вскинув вверх руку с копьем Гунгнир, сверкнувшим магической искрой.

– Да сияет вечно оно над нами, – дружно ответили боги и богини, смиренно опустив глаза в заученной клятве. Один махнул рукой Хеймдаллю. Тот двумя широкими движениями натянул рукавицы из плотной кожи и подошёл к пленнику.

– Не опускай глаза, – шепнула Фригг Локи, незаметно подманив Тора. У младшего принца затряслись колени, а шея совсем взмокла от струек ледяного пота.

– И не думал, – проговорил Локи одними дрожащими, синеющими губами.

– Можешь помочь? – тронул Тор за плечо Идунн.

– Могу только помочь его поймать. Мои исцеляющие чары на него не работают. У ётунов исполинская защита, мне не пробить, – Идунн готова была расплакаться от бессилия, но и она не отводила взгляда от Хеймдалля. Тот замер, отведя меч в сторону.

– У тебя есть последнее слово, ётун, – обратился к Лауфею золотозубый страж радужного моста, – ты скажешь что-нибудь своему конунгу и азгардцам перед тем, как отправиться туда, где тебе и место?

Лауфей так и не смотрел ни на кого, кроме Одина. Несколько мгновений два царя стояли, скрестившись взглядами, а затем конунг ётунов, громко собрав слюну в глотке, презрительно сплюнул.

– Коротко. И по делу. Коснись же Неба, подобно орлу! – Один снова ударил копьём в плиты, и тут же Хеймдалль обрушил меч на спину Лауфея. Ётун, не издав не звука, ткнулся грудью в подставленный столб. Иссиня-чёрная, ледяная кровь из-под лезвия, разрубившего позвоночник, брызнула в разные стороны, капли попали на первые ряды присутствующих. Несколько упало и на Локи, стоявшего почти ближе всех к месту казни. Стремительно сереющее лицо окрасилось мокрыми тёмными кляксами. Кровь отца оказалась такой холодной, что кожа тут же отозвалась болью, будто прижженная ядом. Широко раскрытые глаза повелителя ётунов почти вышли из орбит, а нижняя челюсть, ощетинившаяся двумя рядами клыков, страшно выдвинулась, когда страж выдернул с неприятным мокрым звуком меч из его спины. Резкими движениями Хеймдалль содрал кожу Лауфея в разные стороны, а затем, ухватившись за освободившиеся кости, выломал наружу ребра казненного, отчего на спине будто появились страшные, костяные крылья, покрытые белесыми жилами и кровью. В эту же секунду горящие глаза Лауфея погасли, будто внутри задули страшный, светящийся лишь от силы злобы, фонарь.

Из толпы кто-то вскрикнул, несколько особенно чувствительных фрейлин, всхлипнув, отвернулись. Приближенные боги и царская семья смотрели, не отрываясь, как Хеймдалль вынимает сочащиеся легкие и кладёт их на сломанные кости.

Один, до этого молчаливо взиравший на эту сцену, передал копьё одному из стражников за спиной. В наступившей тишине раздалось несколько его хлопков ладонью о ладонь. Заплаканная Идун не могла поверить своим глазам – конунг богов аплодировал. Вслед за ним раздались редкие хлопки с одного конца площади, с другог. И вот, в жуткой тишине толпа рукоплескала, спугнув шумом присевших на зубцы стен, птиц. Люди аплодировали забрызганному черными струями стражу и посеревшей, раскрывшей своё нутро под великим небом, громаде, что раньше была одним из самых бесстрашных и жестоких воинов, потомком первого короля снега и льда.

Страж грубым движением сорвал с поверженного гиганта корону, отодрав её от запекшейся на коже крови, и передал Одину. Тот с непроницаемым лицом повертел её в руке, а после неспешным шагом, шелестя синим плащом по гладкому камню, приблизился к Локи и возложил грязный золотой обруч на его темноволосую голову.

– Как раз то, чего он заслуживает! – злорадно сказала подругам Фрейя, глядя, как юный принц бледный, с подтеками крови собственного отца на лице, вскинул голову, пытаясь удержать на ней корону, которая ему была слишком велика.

* * *

"Вот он какой – первый бал принцессы!" – думала Сигюн, прислонившись к толстой мраморной колонне и внимательно наблюдая за собиравшимися гостями. Строго говоря, пока это не было похоже на бал: часть вельмож, приглашенных из других Миров, только прибывала. Придворные не спеша спускались в Лерад, блистая нарядами и драгоценностями. Слуги-ваны в жемчужно-серых одеждах, красиво оттенявших их пепельного цвета длинные и прямые эльфийские волосы, разносили и расставляли на сдвинутые к стенам столы искусно приготовленные кушанья для гостей. Красавицы валькирии вольготно расположились прямо на ступеньках у трона, весело болтали, время от времени вертя в руках особые золотые черпаки. На пирах и балах элитное войско дев-воительниц преображается: леди снимают свои грубые доспехи, облачаются в белые платья, делают красивые прически и, согласно традиции, во время пиров подливают гостям напитки, частично исполняя обязанности виночерпиев. Особенно хороши их парадные платья – ни на одной из придворных дам Сигюн не видела ничего подобного. Валькирии будто небрежно набрасывали на себя через одно плечо кусок дорогой струящейся полупрозрачной ткани, сияющей белизной, и перехватывали его золотыми поясами. Такое платье волнами ниспадало до пола, с плеча до пояса и ниже, полностью закрывая ноги. Но при ходьбе и сидении ноги дев могли обнажиться до бедра, а прижимающаяся к упругому тренированному телу ткань совсем не оставляла простора воображению. Валькирий на пирах часто провожали взглядами, они становились эпицентром сборищ придворных-мужчин, принцев, ярлов и воинов. Сигюн такое положение вещей нисколько не удивляло – даже она сама тайком полюбовалась красивыми воительницами, прежде чем вернуться к наблюдению за гостями.