Наследник Йотунхейма

Алиса Клёцкина

Наследник Йотунхейма

Великое Небо никого не сводит просто так.

Глава №1

Узы и наследие

Прежде чем в дом

войдешь, все входы

ты осмотри,

ты огляди, —

ибо как знать,

в этом жилище

недругов нет ли.

Старшая Эдда. Речи Высокого

Выше всех Восьми Миров, на самой вершине Великого Ясеня Иггдрасиль1 Конунг Богов, великий воин Один ВсеОтец, воздвиг Цитадель Вечности и дал ей величайшее из имён – Азгард. Долго шел к этому Один. Многое отдал за то, чтобы стать Самодержцем среди богов, гигантов, альвов, ванов, двергов, людей и бесчисленного множества прочих разумных существ, населяющих Миры. Сотни и тысячи достойнейших душ полегли прежде, чем пришли к соглашению правители каждого царства. Они назвали захватчика Конунгом2 и вновь приняли из его рук бразды правления над своим народом. Каждый из них помнил, кто теперь держит власть в Девяти Мирах.

Получив славу Воина, Один возжелал, подобно своему покойному учителю, великому божеству Имиру3, «Зачатому звездами», стать Созидателем. Отстроив крепость, он показал себя искусным колдуном. Один направил потоки магии из каждого подчиненного мира на поддержку своего собственного, нового государства. Одни миры почти не пострадали. Магические источники Мидгарда, населенного беззащитными, слабыми людьми, и Йотунхейма, вотчины мятежных, неугомонных инеистых великанов, оказались опустошены. Магия в них иссякала, уйдя почти без остатка в источник силы Азгарда.

Правители, наученные примером обедневших царств, и думать забыли о неповиновении Конунгу Одину. Многие приняли свою судьбу, затаились.

Многие.

Но не Царь Йотунхейма Лауфей.

До самого своего конца он бросал и бросал свои войска на неприступные стены Азгарда, не жалея ни сил, ни жизней верных ему воинов – Гримтурсенов. До последнего он не выпускал из рук меча, стремясь ввергнуть узурпатора во мрак. Лауфей не желал сдаваться тому, кто забрал у Йотунхейма живительную магию, оставив после камень и лёд, голод и смерть.

Но однажды Царь Ётунов не смог оказать достойного сопротивления. Кончились силы и вера его подданных. Один поверг мятежного конунга. Он забрал у Йотунхейма самое ценное, что осталось на его бескрайных холодных просторах – Сокровище. Свободу.

* * *

Темница показалась Локи знакомой и родной, будто она была частью его собственных комнат. Отец и на сей раз не отличился оригинальностью идей. Публичный суд перед всем Азгардом и парочкой ярлов из других миров. Всеобщий недовольный взгляд. Заточение в казематах замка Вальхалла4. Очередное освобождение наступало в прямой зависимости от проникновенности отца к речам жены, королевы Фригг, и наследника Тора.

Следующее заключение в камере зависело от того, как быстро по вине Локи снова произойдет что-то выходящее из ряда вон. Часто со стороны Локи планировалась только гадость, мелкая такая, но ощутимая, чтобы остальные не расслаблялись и не бесили его больше. Но, Великое Небо, как же часто эта самая мелкая гадость превращалась в крупную катастрофу!

Локи обладал незаурядным умом, приносящим владельцу достижений и горя поровну, а потому был несправедлив к себе. В мыслях он гордо именовал себя образцом терпимости.

По Азгарду же гуляло иное мнение: приемный сын Одина вспыльчив, как стог пересохшего сена.

Это не становилось бы проблемой, будь Локи обладателем менее важного титула. Если бы он был самым обычным политическим пленником, заносчивым сыном соседнего царя, или представителем знати помельче, в изобилии наводнявшей коридоры Вальхаллы. Но проблема была, и заключалась она в том, что Локи был магом. Волшебником, равного которому ещё поискать по Девяти Мирам, исключая Одина, конечно. Недюжинные волшебные силы в смеси с взрывным нравом слишком часто вырывались из узды королевских манер и давали интересные результаты: погромы, смерти, проклятья, беременности, каторгу…

Интересно, думал Локи, сколько его здесь продержат на сей раз?

Он, конечно, понимал: захоти ВсеОтец прекратить выходки своего приемного сына раз и навсегда – он нашёл бы возможность осадить принца. Привил бы ему, так сказать, стойкое, не проходящее чувство меры. Однако каждый, даже самый далекий от политики, житель Азгарда знал – ничего и никогда Великий Один не делал просто так. Каждый его поступок преследовал собой определенную, видимую только Мудрейшему, цель.

Локи было известно – до тех пор, пока он тот, кто есть: принц Азгарда и наследник Йотунхейма, Советник Его Величества Одина ВсеОтца, Верховный Маг, Член Тинга5 Девяти Миров и, при всех этих красивых титулах, самый обычный политический пленник, настоящему наказанию его не подвергнут. Только образцово-показательному, чтобы каждый в Девяти Мирах был в курсе: правосудие равноценно для всех, вне зависимости от происхождения и титула. Впрочем, там, где обычного жителя Азгардца ждала бы смертная казнь с последующей путевкой бессмертного духа в царство мертвых Хельхейм, Локи отделывался лишь заточением в камере. Подданные Одина давно привыкли к тому, что равенство в осуждении вовсе не означало равенства в наказании.

Нынче рвение показать справедливость оказалось так велико, что Локи, непочтительно заковали в кандалы. Возмущению Локи не было предела: когда запястья находятся в оковах, сложно рисовать палочки. Маленькая слабость большого бога – рисовать на стене палочку каждый день и раз за разом их вычёркивать.

Как-то раз стена оказалась расписана палочками от пола до потолка, от края до края. Локи хорошо помнил тот день и всё, к чему тогда пришла королевская семья. У Тора тогда появился молот Мьёлльнир, у ВсеОтца – копьё Гунгнир, у предводительницы валькирий Сиф, невесты Тора, – волосы из чистого золота, у двергов, выковавших все эти чудеса и не получивших в уплату ни монеты, ни обещанной головы Локи – повод не доверять азгардцам сильнее, чем раньше. Локи же стал почетным обладателем дырок от иглы в губах, кандалов на ногах, палочек на стене и жгучей мысли о публичном унижении – в мозгу.

Нынче повод был чуть менее досадный, а потому Локи полыхал от ярости недолго – хватило одного дня. К тому же каждая новая вспышка магии, созданная принцем, заставляла кандалы на запястьях сжиматься сильнее, опуская на глаза ярко-алую пелену. Сначала Локи хотел было запастись мужеством да позволить оковам сжаться до предела – нарастить потом кисти рук для мага его уровня не составило бы труда. И стоило об этом подумать, стоило ему перевести оценивающий взгляд на кандалы, как вдруг по ним, предупреждая от глупых действий, побежала яркая, словно раскаленная струйка рун, сочетания которых Локи были хорошо знакомы – большую часть рунной вязи проклятья он когда-то написал сам.

«Что крепче корня горы, тише кошачьего шага, хитрей дыханья рыбы…» – прошелестели пересохшие губы принца, и тут же по коридорам подземелья Вальхаллы прокатился злобный смех. Прохохотавшись, Локи осел на землю, да так и просидел до окончания своего заточения, только ниже сползая по стене. Волк Фенрир6, его дитя, порождение магии, в свое время был скован такой же цепью. Причина сделать из гигантского волшебного волка цепного пса официально звучала просто: зверь опасен. Бедный Фенрир, до заточения не обидивший и мухи, стал обычной проверкой для магической цепи.

Теперь Локи стало известно, для кого на самом деле трудились кузнецы-дверги, кто должен был быть скован нерушимыми цепями! Как ни крутись – наручники не сожмутся до предела, позволив запястьям переломиться. Лишь настолько, чтобы Локи ещё и помучился как следует.

В темнице не было ни единого окна. Точкой меры времени для Локи скоро стали только топот стражников-эйнхериев, приносивших ему пищу. Пару раз Локи попытался вывести их на разговор, хоть на пару слов. Стражники молчали. Эйнхерии7 кормили принца с ложки, поворачивались к нему спиной и уходили. Их лица были наглухо закрыты шлемами с забралами, с прорезями для глаз. Увидев это впервые, Локи зло усмехнулся: ВсеОтец учитывал злопамятность приемного сына. Все предыдущие стражники, видавшие Локи в заточении, после того, как принц обретал свободу, отправлялись в Хельхейм самыми страшными способами. И всякий раз Локи объяснял это нерушимым царским правом – оплату бесчестья. Одину оставалось только скрипеть зубами. Никто не смеет видеть принца униженным и не заплатить за это!

Наконец настал долгожданный день выхода на свободу. В этот раз Локи впервые в жизни вздохнул полной грудью после заточения, как это обычно бывает у засидевшихся в тюрьме преступников. Он повёл усталыми плечами, потёр ноющую шею и, прикидывая, когда абсолютный иммунитет возьмет верх над усталостью мышц, направился в свои покои.

Путь до Лерада, главного зала Вальхаллы, занял меньше пяти минут. Тело перестало страдать уже на третьей. Голова была на удивление светлой, но в ней уже появлялось тихое желание позлить хоть кого-нибудь, перекинуть хотя бы малую толику своей досады. Сотворить мелкую, совершенно недостойную Верховного Мага, гадость. В юности наиболее частой жертвой мелких пакостей становился глуповатый старший братец. Подпилить колеса на Торовой колеснице? Пожалуйста! Повтыкать иголок между сочленениями его доспехов? Будь он на тысячу лет помоложе – легко! Гадость – это быстро!

Всем хороши медленные дворцовые интриги, да только иногда их исполнение требует уж слишком много времени. И как у Одина терпения хватает плести свою паутину? Казалось, не говорили и не делали ничего, о чём конунг бы не знал! Однако, отметил про себя Локи, даже Один дряхлел и уставал. Иначе как объяснить так сильно сдавшую в последние несколько недель бдительность? Один на собраниях-тингах стал пропускать мимо ушей даже довольно важные вопросы и, казалось, становился рассеян.

Проявленное равнодушие к собственным делам только сыграло Локи на руку, позволив ему без особой скрытности набросать нужные чертежи и даже пару раз спуститься в Хельхейм незамеченным!

И тут же Локи ругнулся на себя. Он так долго планировал и предварял в жизнь свой проект. Приходилось скрываться всеми путями от ВсеОтца и его бесконечных живых и не слишком живых соглядатаев. После кропотливой работы с заклятьями, после всего проделанного, откровенно попахивающего государственной изменой – так нелепо загреметь в казематы за очередную провокацию гномьего конунга! Глупая и обидная потеря времени! Оставалось только надеяться, что дочурка Локи Хель, правительница Хельхейма, не растеряла своего энтузиазма и внимательно следила за стройкой.

Нужно обязательно ей написать. Сколько дней она не получала новых инструкций? Точно будет в бешенстве.

А ещё надо бы наведаться к Фригг – наверняка ее слезами было выплакана свобода Локи…

* * *

Сменить одежду – обязательно. Топать в тюремной робе через парадный зал, гордо подняв голову и фыркая на всех встречных – занятно, но стоит вернуться в облачение и в статус.

А еще принять ванную…

Да-а-а…

Такую основательную горячую ванную. Насыпать туда целую горку соли и вылить кувшин ароматного масла! Тор может сколько угодно шутить, что брат пахнет, как редкая дева. Локи было всё равно. Он отдавал себе отчет, что при таком скверном характере и с постоянной манией нарываться на пинки, плохо выглядеть и пахнуть – по меньшей мере глупо.

Локи закрыл глаза и улыбнулся своим мыслям: кажется, сегодня снова намечается пир. После него можно будет проснуться в объятиях какой-нибудь азгардской красотки.

Только на сей раз так много не пить.

В вине Локи был вынужден начать себя контролировать. После выпитого его тянуло на столь странные подвиги, что и вспоминать не хотелось.

Взять бы хотя бы ту ётуншу Ангрбоду, с которой он по пьяни женился, по трезвости – разводился, по глупости – нарожал детей.

Бр-р-р!

Торчать посреди Йотунхейма в одном рубище, очень далеком по виду и ощущениям от нормального одеяла. Ждать, пока едва стоящий на ногах от смеха страж Радужного Моста Хеймдалль спустит луч Биврёста. Ой, как несладко!

Валяться в ногах у сдерживающего хохот Одина и умолять о разводе, пропуская мимо ушей колкости о скоропалительных свадьбах и пьяных угарах – было ещё хуже.

А потом пришлось перенести роды. Забрало бы Гиннунгагап8 эту ётунскую двуполость! Всегда она просыпается не к месту!

Хорошо ещё, что всех удалось «пристроить», если, конечно, можно так сказать. Принца до сих пор брала досада за участь Фенрира и Ёрмунганда, но тут уже ничего поделать было нельзя: беднягам было уготовано жить в вечном заточении и муках только за то, что заимели не самую приятную для взглядов богов Азгарда телесную форму и отца – больную мозоль конунга. Во всём этом была вина Локи и ничья больше: нельзя на таком позднем сроке пытаться вытравить плод магией. Мало того, что вместо одного стало три, так еще и волшебство сыграло злую шутку, разделив одну душу и тело на три: волка, змея и того ходячего кошмара, что прозвали Хель: даже ВсеОтец не смог найти названия наполовину азгардке, наполовину – хладному трупу. Иногда Локи думал: кто появился бы на свет, не попытайся он разрушить бронебойной магией то, что и было действительно плодом союза двух магических искр?

Но нет-нет, сейчас мысли о детях были совсем не своевременны. В данный момент нужно подумать о себе. Фенрир и Ёрмунганд9 редко желали его видеть, поскольку в отце (или же называть себя всё-таки матерью?) видели причину всех своих бед, а Хелль была столь нерадушна и таким «приятным» собеседником, что перед встречей с ней стоило готовиться не меньше недели. После даже кратких разговоров с ней некоторые излишне эмоциональные личности устраивали себе прогулку в её мрачное царство. Однако недоступность просмотра территорий Хельхейма воронами, волшебными зеркалами, даже всевидящим стражником Хеймдаллем была очень удобна для Локи. Пары реки мёртвых Гьёлль скрывали всё происходящее в царстве ушедших душ. На территории Хельхейма было легко ставить магические эксперименты, которые многие из конунгов, по причине весьма слабой, по меркам Локи, осведомленности в магических делах, сочли бы странными, а Один – попросту опасными.

Чуть ускорив шаг, Локи прошел через галерею с гобеленами. На них красочно и излишне бескровно были изображены подвиги Одина и его павших братьев: Бури, Вилли и Вё. Локи подозревал, что крови, плачущих сирот и отрубленных голов было вышито недостаточно. Не удержавшись и прошептав формулу левитации, принц в плавные два прыжка преодолел выстланный толстыми коврами длинный лестничный пролёт. В жилом крыле Локи немного задержался в коридоре, из которого вели пять разных дверей в отдельные покои каждого из членов королевского семейства. Он вдохнул, преодолевая желание постучаться к Тору. Однако слегка стиснул кулаки и убедил себя, что, скорее всего, старший брат или на ристалище, или в походе, или еще шут знает где. Всем известно: у наследника престола море дел. Много чести – чуть что кидаться к Тору в объятия! Локи развернулся и открыл темно-зеленые створки дверей, поругивая себя за нелепую чувствительность. Принц закрыл за собой дверь, с облегчением выдохнул и решительным шагом двинулся в купальню, как вдруг:

– Привет! Уже вернулся! Я ждала тебя чуть позже! Садись, обед сейчас принесут!

Локи только сильнее выпрямился, хотя с его идеальной осанкой казалось, куда уж бы. Чуть склонил голову в сторону, думая, не мерещится ли ему? Проникли в его личные покои, куда, без его дозволения, не было хода никому, кроме стражников ВсеОтца! Как следует защитив свои доспехи выданными ВсеОтцом отражающими заклятьями и приняв на грудь для храбрости, они, бывало, вышибали эту самую парадную дверь с ноги и тащили в который раз заигравшегося Локи за под руки в тронный зал на очередной суд.

Убей, не мог вспомнить, где же он ее видел? Или не видел вовсе? Локи пронзило странное чувство, будто эту девицу он раньше знал, хотя в его окружении не было ни одной подобной.

–Что-то не так? Я…

– Минуточку! – Локи поднял правую ладонь, призывая щебечущую девушку помолчать. Та стояла у входа в первую спальню с таким сияющим видом, будто к ней спустилось само солнце. Локи медленно оглядел незнакомку с ног до головы: медные волосы, перехваченные на лбу лентой, сияющие серые глаза, обрамленные темно-коричневыми ресницами, пухлые щеки и веснушки на неожиданно остром для такого круглого лица носу. Тонкие губы девушки растянула самая разлюбезная улыбка в Девяти Мирах – так обычно улыбались послы и наместники. Девица оказалась ниже его почти на две головы и гораздо более плотной, чем девы в Вальхалле, к которым привык Локи. Темно-лиловое льняное платье без украшений очень невыгодно подчеркивало и покатые плечи, и довольно внушительных размеров грудь.

Совсем не во вкусе Локи. «Кубышка с ушами» – так и пронеслось у принца в голове.

Локи, обожавший тонкокостных большеглазых блондинок и пышногрудых высоких брюнеток, чаще всего мимо таких, как эта девушка, проходил, не оборачиваясь. Да и что в таком невзрачном создании вообще могло заинтересовать даже обычного человека, тем более существо из высших миров с высшими запросами? Локи мог, не глядя, назвать даже некоторых мужчин, которые были симпатичнее неё.

– Что? А что у тебя с лицом, милый? Дар речи потерял?

«Милый?!» Локи нахмурился. Он не привык лезть за словом в карман, да только сейчас не знал: то ли вызвать стражу, то ли посмеяться, то ли распечатать девицу об пол.

– Я… кхм…

– Да? Да, мой господин? – девушка заправила выбившуюся прядку за ухо и посмотрела на принца снизу-вверх настолько нежным и преданным взглядом, что у Локи даже дыхание перехватило.

«Мой господин?!»

– Ты новая горничная? – Локи скрестил руки на груди. – Тогда ты позволяешь себе просто кошмарные вольности, девочка, думай, с кем говоришь! Для начала – обращаешься ко мне только на «вы» и «Ваше Превосходительство»…

– Как насчет глаза раскрыть, Ваше Превосходительство? – тон девицы сменился с медового на ядовитый. Локи опешил – какая наглость! Нет, прислуга так себя не ведёт. Локи было прекрасно известно, как вводят в курс дела новых служащих замка Вальхаллы, особенно тех, что могли заходить в его покои. Тогда кто она и что здесь забыла?

– Кто ты такая вообще и по какому праву шатаешься в моих палатах? – окончательно отбросив даже намек на вежливость в голосе, спросил Локи, чуть склонившись к собеседнице.

Девушка насупилась, уперла руки в бока, от чего стала похожа на рассерженный круглый чайник, и прошипела:

– Я – твоя жена!

– А.....а..... ах-х-ха! – Локи засмеялся и, согнувшись в три погибели, даже ухватился рукой за стенку, чтобы не упасть. Фантазии у девушки было не занимать, определенно! – Какая еще ах-ха, – даже слезу утер, – жена?!

Незнакомка почему-то смеха не поддержала. Наоборот, с каждой секундой мрачнела все больше и больше. Локи выпрямился и внимательно на нее посмотрел.

– Ты сейчас не пошутила?

– Нисколько! – девица повернулась к нему спиной, хлестнув волосами, – надумал строить из себя дурака! Ещё соври, что ты не в курсе! Глаза бы на тебя не смотрели!

– Ну, так не смотри! Дверь – вот она! Прошу на выход! – Локи схватил суженую за локоть и потащил к выходу. Мало того, что насупленная коротышка оказалась неожиданно тяжелой, как груженная камнями телега, так ещё и по руке пробежали мурашки, невовремя напомнив Локи о долгом заточении в кандалах.

– А ну не смей со мной так обращаться! Я – Принцесса Муспельхейма10! – создание возмущенно топнуло ногой. Очень сложно топать ногой, когда тебя волокут по полу, а ты изо всех сил пытаешься упереться носками и пятками.

– Ага, Муспельхейма! Что-то я не помню, чтобы ярл Сурт хоть раз обмолвился о наличии дочери!

– Лауфей тоже, пока правил, не сильно распространялся о своем крайне успешном бастарде! – рассмеялась в голос гостья. Локи вскипел.

– Как. Ты. Меня. Назвала?! – прошипел он сквозь зубы, остановившись. Дева проскользнула туфлями по полу и с размаху врезалась носом и ладонями в жёсткую спину принца. Удар показался Локи таким сильным, будто на него налетела лошадь.

– Бастардом, разве это не так? – девица опустила руки. Локи круто повернулся и смерил её взглядом ставших алыми глаз. Из груди принца раздалось утробное рычание, а рот оскалился полсотней клыков, как у глубоководной рыбы. Однако девушка не отвела взгляда, только улыбнулась самой сладкой улыбкой, на которую была способна и продолжила:

– Ты не переживай, меня-то законность твоего происхождения мало волнует.

Локи посинел и медленно поднял ладони к груди, формируя между ними недружелюбно потрескивающий шар из молний. Красивые, обычно с развратной поволокой глаза, злобно сощурились, ноздри сердито раздулись, губы раскрылись в звериный оскал и стало ясно – клыки гостье совсем не померещились. Принцесса сердито сдула выбившиеся из-под ленты волосы с лица, шмыгнула подраспухшим от удара об спину Локи носом и посмотрела на принца исподлобья:

– Не напугаешь. И не с такими справлялись!

Локи не успел сосредоточиться на атакующем заклинании, как вдруг в комнате стало невероятно жарко и ощутимо запахло гарью. С громким «ш-ш-ш-ш п-х-х-х!» разгорелся ярким пламенем камин, и вспыхнули все свечи в расставленных по комнате подсвечниках. Между принцессой и Локи воздух будто сгустился, завибрировал, заколыхался горячим маревом.

Локи развернулся, с щелчком уничтожил шар. Напрочь забыв о своем желании принять ванну и переодеться, он отправился по коридору прямо в главный зал. На бегу принц, без стеснения, растирал зудящие от втянувшихся клыков десны. Придворные, встречавшиеся ему на пути, демонстративно шептались и негодовали, глядя на тюремную робу. Локи не утруждал себя даже приветственными кивками и летел по пролетам замка втрое быстрее, чем поднимался в любимые покои.

Кто бы ни стоял за появлением этой пылающей девки в покоях Локи, он ответит!

* * *

– Э-э.... Что?!

– А ты умеешь выражать чувства. Уроки красноречия не прошли даром! Я не желаю более ничего обсуждать! –объявил Один. Тор хихикнул было, но тут же принял неприступный и грозный вид. Судя по тому, как у наследника предательски дрожали губы, сей подвиг давался ему с трудом. Локи сжал кулаки. Белые плиты мрамора на полу и копья, плотно покрывающие колонны, украсились магической изморосью, смотревшейся особенно чуждо в освещенном полуденным солнцем Лераде – главном зале Вальхаллы.

– Не стоит, сын гм… мой. Эйнхерии поскользнутся, – участливо отметил Один.

– Вы не хотели бы меня спросить? Разве это кхм… меня не касается? – принц постарался взять себя в руки и глубоко вдохнул. Давным-давно кто-то посоветовал ему в случае наплыва неконтролируемых эмоций, досчитать до десяти…

Раз.

– Да, именно тебя. В последнее время ты и твои поступки… не знают меры, и мы....

Два.

– … на семейном совете… – "который прошел без меня, ну как же – я ж не член семьи, так, приёмыш!", – решили, что тебе стоит набраться ответственности…

Три

– … и свободного времени у тебя будет не так много, о ком-то же тебе надо заботиться, теперь ты поймешь, что значит "семья"…

Четыре

– … то есть "своя семья". Почти уверен, что жена скоро подарит тебе наследника…

Пять.

– А я стану дядей! Надеюсь, те, которых она тебе родит, будут хоть немного на нас похожи, а то, брат, знать, что твой племянник… сводный… – конь, или там змей… Это как-то…

Не вышло.

– Как-то как?! Что, я тебя удивил, брат? Я и тебя удивил, ВсеОтец? Кого еще?! Ну, что замялись?! И почему тут так мало народу, вроде бы сегодня зал открыт для аудиенций?! Давайте еще Совет Девяти Миров соберем, пусть они по очереди выскажутся, им вечно есть, что кинуть мне в лицо! – Локи так разошелся, что, казалось, еще немного, и его голос достигнет самой высокой ноты, – а на счет племянников, мой брат и мой друг, спешу тебя огорчить – их не будет!

– Это еще почему? – Тор продемонстрировал такой глупый и недоуменный вид, что Локи захотелось вырвать из ближайшей колонны копье и запустить им в брата.

– Да потому что я не лягу с той, кого подкинули мне в кровать с монаршего разрешения! – бархатные портьеры на высоких окнах замерзли от кистей бахромы до колец на карнизах. Треснуло несколько стекол.

– Нет, ты сделаешь так, как Я скажу! – Один вскочил с трона, взмахнув синим плащом, и громко стукнул копьём Гунгнир, заменявшим ему магический посох. – Потому что я еще тут конунг! Потому что Твоя жалкая жизнь в Моих руках! Потому что все, что сейчас происходит – для тебя и твоего же блага! Тебя стоило бы четвертовать за то, что ты сделал – а ты женат на принцессе крови! Имей благодарность!

– Ну, спасибо…

– Молча-а-ать! – рявкнул конунг, вновь стукнув об пол концом посоха. Тор забегал взглядом, испытывая непреодолимое и столь редкое для него желание спрятаться куда-нибудь. Стража пригнулась. Фригг едва дернулась было в сторону младшего сына, в древнем, как мир, материнском порыве защитить дитя, пусть даже известное своим уровнем магии и недавно отметившим трехтысячелетний юбилей. Вот только Локи продолжал стоять с гордо выпрямленной спиной и нагло смотреть вверх. Словно ничего не значили для волшебника ни десяток ступеней до трона, ни сам символ власти, ни его владелец.