Вся жизнь – в искусстве

Отвалили точно в 8; конечно, моя каюта была занята, и мне пришлось бегать к начальнику вокзала. Бардак!

4 сентября 1953 г.

После долгих мытарств, по записке из филармонии, получил билет на завтра. [Речь идет о поездке в отпуск – в Сочи]. Стоил он мне 191 рубль. (…) Потом пошел в кино на «Садко». Сильна техника, у художников многое сделано «вкусно», но и только. Неимоверное убожество сценария, испакостившего и былину, и оперу РимскогоКорсакова, и слабая режиссура, одним словом, «все на месте». А жаль, с нашей техникой мы могли бы переплюнуть весь мир, если бы сценаристами и режиссерами кино у нас были мастера, а не «Gescheftsmacher»ы.

Придя из кино, задумался о том, что мне надо жить строго размеренно; например: 52 раза в году посещать кино, драму и концерты (не реже раза в неделю), 20 раз выкупаться в море или реке, 30 раз играть в теннис и 30 раз выйти на лыжах. Каждый день гулять по часу, делать зарядку, обтирание. Обязательно один раз в году съездить на неделю в Москву. Завести расписание на неделю.

17 сентября 1953 .

(…) Ночевал у Шалфеевых на новой квартире; у них остановился Натан Рахлин [один из крупнейших советских симфонических дирижеров середины ХХ века], толстый еврей, очень странный. Весь вечер он божественно играл на гитаре, поразив меня своим искусством. Это было редкое музыкальное впечатление: не всякий может похвалиться, что он слышал «Хабанеру» Тарреги – в исполнении Н. Рахлина … на 7струнной гитаре!

17 октября 1953 г

[В Большом театре на «Аиде»]. Билет в 3м ряду. Спектакль неинтересный, давят традиции XIX столетия, мизансцены надуманы, актеры вполне провинциальны. Группировки иногда сделаны мастерски, но на всем лежит печать искусственности. Декорации очень талантливы и, в противоположность мнению Карманихи, вовсе не «давят» людей, да и вряд ли можно решать Египет более камерно. Однако костюмы и аксессуары просто ужасны, особенно у солистов, безвкусно, бездарно, мишурно (без конца Амнерис сверкает брильянтами), на уровне не Гаттенрата, а худших традиций императорских театров: «греческая рубашка и галоши».

Больше всего мне понравилось в оформлении судилище: с огромными рядами сидящих статуй и строгий храм. В шествии хорошо небо и пыльный африканский город, а также золотые значки на палках. Хороша мутная луна в сцене Нила. Эффект «большого финала», в основном, на том, что всякая дыра и проплешина искусно закрыты бесчисленными статистами, откровенно ничего не делающими, но хорошо загримированными. Как обычно, хороша лепка группы.

19 октября 1953 г.

(…) Был в Третьяковке, смотрел иконы; думаю, что ежели каждый год буду глядеть на них, то под конец жизни проникнусь пониманием этого великого искусства. Пока мне очень нравится и Рублев, грозный и простой, и светлый Дионисий, и изысканно тонкие иконы строгановской школы, но всего прекрасней белочерные святители и краснокоричневая Параскева на иконе Снетогорского монастыря. Видел «Слово» Фаворского. [Оригиналы иллюстраций В.А. Фаворского к «Слову о полку Игореве»]. Очень хорошо и монументально. (…)

22 ноября 1953 г.

(…) Поехал в филармонию на Klavierabend Мержанова. Бах – Вивальди мне очень понравился – очень современная музыка. Мусоргский наводил зевоту, т.к. все ассоциировалось с пачкотней Гартмана. [Фортепианный цикл Мусоргского «Картинки с выставки» написан под впечатлением некоторых работ архитектора и художника В.А. Гартмана, которые композитор видел на его посмертной выставке]. Баллада Грига скучна, кроме самого конца. В сонате Шопена прекрасны 1я и 2я части, а марш уже не воспринимается как музыка, т.к. заигран на всех похоронах. (…) Вчера и сегодня читал «Записки» М.И. Глинки, впечатление: вечно болен и лечится, барин, простодушный и незлобивый человек; редкий бабник – живет с первой подвернувшейся девкой.

11 декабря 1953 г.

Сверхранняя репетиция «Иоланты»; Ковалева меня очень расстроила на репетиции. Потом репетировал «Севильского» с Мусей. В парткоме предложили нуднейший доклад для агитаторов. Вечером вел «рысью» симфонический в Политехническом институте, т.к. Семен спешил на поезд. Вечером Ксюха очень смешно сказала о Галкиной худобе: «Одни мозги!»

31 декабря 1953 г.

(…) Новый курс правительства также благоприятно на мне отражается и сулит надежду на хорошую, спокойную и обеспеченную старость (она не за горами!). С радостью принял весть о казни упыря Берия и его «присных». Осиновый кол им в могилу! В основном сделал вывод, что свою жизнь надо лучше организовывать и больше и напористей работать! Времени мне уже осталось немного, этот, 50й год моей жизни я всетаки прожил «шутя», 51й должен быть иным.

[В начале 1954 года в Горьковском театре оперы и балета начались значительные перемены: главным дирижером вместо Ерофеева стал П.П. Григоров, которому Марк Маркович дал кличку «хнек» – возможно, эвфемизм, заменяющий слово «хорек»].

1954 год

18 января 1954 г.

Провел экспозицию и краткую репетицию 3й картины «Аиды» с женским хором. Вечером произносил вступительное слово к «Черевичкам» по случаю 300летия воссоединения Украины с Россией, по шпаргалке, но очень удачно. С делегацией почти не разговаривал, заметил только, что наш театр временный, и новый будет выстроен на площади Горького. Свежо предание. А пока мы принимаем гостей в нашем засратом нужнике, будь он трижды неладен! Стыдно смотреть.

[В дальнейшем, на протяжении всей второй половины ХХ века, как и в начале ХХI столетия, положение Горьковского – теперь Нижегородского – оперного театра неуклонно ухудшалось, о строительстве же нового здания для него, тем более на площади Горького, никто уже не думает.]

21 января 1954 г.

С 1030 до 1240 репетировал 1 к. «Аиды»: коечто лучше, коечто наоборот: расползлось. Надо обратить внимание на жестикуляцию в патетические моменты. На политзанятиях «держал речь» о непреодолимости нового. В 15 началось обсуждение эскизов «Аиды». Всем понравилось, Анатолий хвалил. Критические замечания были за несимметрию 2 к., бледность 3й, неорганичную стену 4й, плохую видимость пирамид в 5й, бледный свет 6й и «тюремность» обоих помещений в 7й. Вечером с Б.М. [Борис Михайлович Эбштейн, художник, приглашенный на постанговку «Аиды»] обсуждали изменения.

8 февраля 1954 г.

(…) Сегодня приехал хнек, осыпал меня комплиментами и предложил ставить … «Сусанина»! Сказал, что подумаю, но сразу же решил отказаться, т.к. терпеть не могу эту скукотищу, да и условия, разумеется, будут ужасные: начнем не раньше мая, а отступать – некуда! (…)

21 марта 1954 г.

Изумительно прекрасна кинокартина «Рим в 11 часов». Удивительная поэма о жизни простых людей. Не знаю, с чем можно сравнить это совершенство: Бетховен – Рембрандт – Пушкин! Вот оно, искусство ХХ столетия!

Эпически величаво, безгранично правдиво рассказана трагедия капиталистического мира; реализм, народность, партийность, конфликтность, типичность – все атрибуты социалистического искусства здесь налицо!

24 апреля 1954 г.

С Левой отправился в кино, смотрел «Королевские пираты» – обычная стандартная голливудская стряпня из эпохи «королевы Бесс». Богатство постановки и несомненное мастерство актеров сведены на нет банальностью сценария, слабостью режиссуры и полной бездарностью оператора. Вечером сидел дома и читал «Историю Испании».

6 июня 1954 г.

Без девчонок в доме порядок, но ужасно скучно и тоскливо, все ждешь, что ктонибудь выскочит, заорет, набезобразничает и приласкается. Вечером рисовал. Борис сделал новые варианты 4й и 7й картин «Аиды».

10 июня 1954 г.

(…) Вечером смотрел «Анну на шее»; роскошная жизнь производит на зрительниц самое нежелательное впечатление. Вертинский превосходен.

[В июле – августе театр на гастролях: Воронеж, Ворошиловград (ныне Луганск на Украине)].

7 августа 1954 г.

(…) Днем спал и читал Чапека; его «Английские письма» – очень хороши. Вот цитата: «Они никогда много не говорят, потому что никогда не говорят о себе». Что Вы на это скажете, М.М.? (…)

13 августа 1954 г.

Еду на шахту «Ильич». Произношу речь и веду концерт для шахтеров. Сидят чисто одетые люди и хорошенькие девушки. Думаю – конторщицы, оказывается – нет: после концерта надевают комбинезоны, берут лампы и – вниз, в ужасной тесной клетке, с невероятной скоростью. Кругом грязь, уголь, пыль, мазут. Все веселы и спокойны, посмеиваются: «Не страшно, везде можно работать, было бы здоровье». Тяжелейший труд; все, что делаем мы, кажется мне ничтожным. В 1800 выезжаем в Ворошиловград.

29 августа 1954 г.

[По возвращении домой, в Горький]. (…) Павел рассказал мне, что гейша получила из Москвы телеграмму командировать туда меня и Павла; очевидно, случай сбыть нас с рук. Не поеду. Получил билет и отпускные без подписи директора. Прошел «Борис» при 50% сбора. Отправил Борису [Эрбштейну] его посылки – 24 рубля.

[Сентябрь 1954 г. – отпуск, Марк Маркович проводит его в Крыму].

16 сентября 1954.

(…) Вечером на концерте Марии Гринберг. Как всегда восхитительно играла концерт Грига. Очень понравился дирижер Тюлин. [В течение трех лет Даниил Тюлин возглавлял симфонический оркестр Горьковской филармонии].

17 октября 1954 г.

Утром на «Игоре». Вечером на концерте М. Гринберг. Очень понравились два этюда, которые слышал впервые. Днем долго говорил с Павлом. Тамара передала мне, что гейша обо мне говорила: «Я люблю труд, а Марк Маркович работает семь дней в месяц». Вот сволочь, ханжа.

10 ноября 1954 г.

(…) В театре встретил хнека и он заговорил со мной об «Онегине», я сказал, что об этом надо говорить с директором. Завтра – «бой». Вечером был на концерте Г. Гинзбурга. [Известный советский пианист]. Все очень хорошо, но Чакона Баха – Бузони потрясает до глубины души. Вот это музыка, и я стал дорастать до способности быть потрясенным ею! Однако она не может никого потрясти в заурядном исполнении, там она просто скучна и тягомотна. Сегодня почувствовал, что в Бахе бездна трагизма, величия, мудрости и т.д., но ни на грош поповщины! Странно, что многие этого не ощущают; правильно поступали ханжи, когда преследовали его, эта музыка действительно не имеет ничего общего с церковью! Если бы Бог писал музыку, он писал бы как И.С. Бах (Бог тоже не должен, помоему, любить попов).

2 декабря 1954 г.

Вениамин [В.А. Шагалов – зав. лекторием Горьковской филармонии] сообщил мне, что я веду Реквием [Моцартa]. (…)

3 декабря 1954 г.

Сумасшедший день! Утром отправились с Верой на репетицию Реквиема. Потом как угорелый на лекцию в драму; читал XVIII век, без настроения: болит горло, голова, шея. Вечером, подготовившись, пришел в филармонию и оказалось, что читаю не я, а Елисеев! Я очень обрадовался, т.к. не имел охоты читать при столь большой аудитории с больной головою. Реквием на меня впечатления не произвел – «опера»!

[1955 год насыщен важными записями в дневнике больше, чем предыдущие].

1955 год

9 января 1955 г.

Бегом отправился в филармонию, т.к. троллейбусы стояли. Читал «РимскийКорсаков». Вечером был в театре на «ЧиоЧиосан». Вывешен новый приказ с распределением опер: мне – 9, Петрову – 4, Кимову – 3, а жалование одинаковое! Послал телеграмму Р.М. Глиэру. (…) Получил план по «Аиде», согласно которому начну с хором 22 января; сдача 10 марта.

17 января 1955 г.

Выходной. В 1200 отправляюсь в Кузнечиху с Н.Н., «лихо» спускаюсь с гор, но когда никто не видит, без стеснения еду верхом на палке, как ведьма на метле. Падаю мало, только на подъемах. Очень устал изза большой отдачи лыж. Вечером смотрел «Брак поневоле» – не лучшая из картин Дины Дурбин. Но фигура у нее в полном смысле слова упоительная. Очень устал.

2 февраля 1955 г.

С 1230 до 14 – «Риголетто», 1 акт с хором на сцене. Много сделал. Узнал, что на завтра мы вызваны в обком. Вечером мизансценная «Аиды» 4 к. с хором, солистами и мимансом. Любопытно, что на сцене гораздо меньше пространства для движений миманса, чем в репетиционном зале. Все приходится сокращать и ужимать. Положение Радамеса не слишком удобное.

9 февраля 1955 г.

(…) Вечером в 1930 и до 2100 репетировал с Моисеевым и Тухнер сцены 4 к. В 2100 началась репетиция 4 к. с хором, мимансом и солистами. Дружков попрежнему деревянный, Моисеев – как Моисеев, Прохорова – зелена. Нужны усиленные репетиции с солистами, на которые надо бросить все силы. Не знаю, как добиться слаженной репетиции с участием всех действующих лиц. На совещании у директора я отсутствовал, т.к. оно совпало с репетицией.

11 февраля 1955 г.

В 1100 началась оркестровая; волновался, т.к. все шло хуже, чем на мизансценных. Явился Струков и сразу начал пороть вздор насчет «каленого» меча. Гейша и хнек сидели и смотрели, очевидно, пришли меня уличать. Плох был балет во 2 к., много лишнего. В 1500 – читка либретто «Тимур и его команда» [балет горьковского композитора А.А. Нестерова по детской повести А.Гайдара] – адская скукотища! Вечером, с 1000 до 2300 мизансцены «Аиды» – 1, 3, 5, 6 и 7 кк. Сделал очень много, все наметил, кроме дуэта Аиды с Амонасро и арий; в общем, уже можно репетировать с оркестром. Очень устал.

16 февраля 1955 г.

С утра чувствую себя прескверно. После никчемной оркестровой без самой Аиды (прошли только судилище) встретился с Андреем Ивановым, который оказался милым старым другом, совсем не в духе преуспевающих знаменитостей. [Андрей Иванов – известный советский оперный певец, баритон, народный артист СССР, солист Большого театра]. Встретил меня чрезвычайно тепло. Вечером «Игорь»: благодаря гастролеру даже пролог шел весьма сносно. Я убрал лобное, отчего все сразу стало лучше. Уверен, что если можно будет одеть хорошо человек 12 солдат и человек 12 статистов, подкрасить костюмы и бутафорию, то все будет выглядеть очень сносно. Хорош был Сашка Суханов. (…)

25 февраля 1955 г.

Так называемая монтировочная репетиция вылилась в прямую комедию: оформления полностью не было ни для одной картины. В 1 – задника, во 2 – двух кулис, в 3 – задника, а когда начали 4 – пришла бригада обставлять сцену! Написано все плохо, ремесленно; не создает никакой иллюзии, фрески базарные, статуи – чурбаны! Все надо переписывать!

Репетировал 4 с Викторовой, Шульпиным, Сухановым. (…) Вечером с 20 до 23 мизансценная «Аиды»: 5, 3, 7 кк. Очень хорошо! Дружков, Тухнер, Сергей (молодец!), Маша и Лина. Гейша объявила Мелите, что она может искать себе службу! Вот стерва!

В 23 договорились с Борисом о дальнейшем.

26 февраля 1955 г.

В 1030 репетиция с Амнерис и арапчатами. Потом монтировка или, вернее, пародия на нее. Смонтировали без света 4 картину, поставили марки. Гейша опять бесится и ищет «виновников». Б.М. договорился с «маралами» [ироническое прозвище художниковисполнителей, пишущих декорации, – от слова «марать»] о доделке (а вернее переделке) всех первых картин. Был в ТПК [Театральнопроизводственный комбинат]. Впечатление самое неутешительное, наделали ужасную дрянь! Отвратительны «браслеты» из белой и желтой байки, которые они в точности воспроизвели. Вообще, костюмы – дерьмо! Следить за их изготовлением я не мог, т.к. надо было бросить всякую режиссуру и все время сидеть там. С бутафорией тоже погано: ни один головной убор не налезает на голову!! Весь день отвратительное настроение; причина – костюмы; то, на что я больше всего надеялся, оказалось всего хуже. «Чем хвалился, на том и провалился».

8 марта 1955 г.

С 1130 и до 1300 репетиция с Прохоровой – «Аида», 6 к. С 1330 мизансценная на сцене с хором, мимансом, балетом – 4; загнал миманс в угол; поручил бросок балету; стало не лучше, но спокойней. Отрегулировал выход Радамеса, уход на финал, выход сопран на 2 к. Репетировали без станков. (…) Вечером, с 20 до 22 репетировал с Прохоровой: 6, 3 и 5 кк. Есть сдвиги.

9 марта 1955 г.

(…) 2я генеральная «Аиды». Путаница с костюмами, масса недоделок. Хороши декорации «Нила» и «Судилища». В «Подземелье» опять не было станка. Ужасен костюм Амонасро и эфиопов, нет головных уборов для воинов миманса и балета и т.п.! Сегодня Анатолий опять себя показал, прошипев, что ничего из декораций не вышло бы, если б Васька не отступил от эскизов. Я ему сказал, что меня вполне устроили бы декорации, «такие же плохие», как эскизы. Он промолчал. [Речь идет об эскизах, выполненных очень талантливым художником Борисом Михайловичем Эрбштейном, который начинал работу над «Аидой», но изза недоброжелательной обстановки в театре вынужден был уехать, о чем Марк Маркович очень сожалел].

Вечером репетировали отдельные сцены с Соней, Линой и Георгием. Прошли куски 1, 3, 4 и 6 кк.

11 марта 1955 г.

(…) Вечером сдаточная «Аиды». Далеко от того, чего я хочу, но все же прилично. Друзья хвалят, враги молчат. Завтра – заседание комиссии, будет брань! Костюмы меня удручают, особенно солисты; ничего общего ни с линией, ни с колоритом эскизов! Масса всяких неряшливостей, грязи.

12 марта 1955 г.

В 13 – обсуждение «Аиды». Никакого «избиения», если не считать глупых и хамских выпадов Ерошки и ВанькиКаина. Лира, Елисеев, Вепрь и Мазай А. говорили весьма благожелательно и похвально. Спектакль идет.

14 марта 1955 г.

В 19 отправился в театр. Премьера прошла с большим, триумфальным успехом. Масса поздравлений. Был Сима [Серафим Николаевич Тарасов, сотрудник Министерства культуры СССР, старинный друг Марка Марковича] и сказал, что я с честью вышел из этого испытания, советовал ничего не предпринимать.

24 марта 1955 г.

(…) Вечером симфонический концерт в Политехническом: «Манфред» и 2й фп концерт Чайковского. Присутствовало 48 человек!!! «Манфред» произвел на меня большое впечатление. Особенно траурная тема в 1 и 4 ч. и гнусная адская пляска, лишенная всякого величия, поистине рисующая ад во всей его мерзости. Концерт играла Б.С. Маранц – превосходная пианистка. [Берта Соломоновна Маранц – профессор Горьковской консерватории, незадолго до того переехавшая в Горький из Свердловска].

22 апреля 1955 г.

С 1030 и до 1300 репетиция оркестровая 6, 7 и 8 кк. «Семьи Тараса». Был в бане. Купил «Вокруг света» № 3; все же – дурацкий журнал, и покупаю я его сдуру, по инерции. В бане заметил, что у меня на животе жирок, вес 65 кг. Долго разговаривал со Зворыкиным о разнице моего метода и метода Покровского [известный советский оперный режиссер, одно время – главный режиссер Большого театра]. Он «ловит» инициативу актера и развивает ее на дальнейшее построение. В то же время у него все заранее решено и не меняется. Петров – тот же метод [один из режиссеров Горьковского театра оперы и балета]. Мордвинов ближе ко мне. Так ли это? Может быть. Только результаты мне не кажутся значительными. «Судите о дереве по плодам его».

25 мая 1955 г.

(…) На совещании худ. руководства и начальников цехов опять много говорилось о качестве оформления на гастролях, а закончилось клятвами осуществить … «БанкБана»! [Опера венгерского композитора Ф. Эркеля]. Значит, никакого ремонта не следует ожидать, и все пойдет в лохмотьях. Анатолий Мазанов обиженно спросил меня, отчего я ничего не говорю ему о «Щелкунчике». Шиш под нос! Мнение Валентинова теперь не будет высказываться на всех перекрестках, а его советы будут продаваться на вес золота!

Вечером «Бородин», кл. им. Свердлова.

30 мая 1955 г.

Пасмурно, дождь. Выходной день. Кино «Папа, мама, служанка и я». Изумительно по теплоте человеческого чувства и тонкости юмора. Пленяет и то, что герой не красив, не отважен, не богат, не гениален; просто душевный и добрый малый, такой, каких, слава Богу, не так уж мало на свете!

[В Горьковском оперном театре начинается работа над оперой Эркеля «Банк Бан» и балетом Нестерова «Тимур и его команда». Марк Маркович не имеет к ним прямого отношения, но иногда записывает свои впечатления.

Театр отправляется в гастрольную поездку вниз по Волге].

2 июня 1955 г.

Еду на колесном пароходе «МолотовСкрябин». Как водится, в суматохе не попрощался как следует быть с Н.Н.

У меня каюта одиночная, маленькая, но почемуто более просторная и удобная, чем на «Климе Ворошилове», умывальник, полочка у зеркала, вешалка. На пароходе вечером часто танцует молодежь. Отвратительное засилье офицерских байстрюков – орущих, бегающих; мамаш с ночными горшками, которые они опорожняют через борт и т.п. Радио неутомимо ревет о футболе, стали, самодеятельности и портит настроение дивного и прохладного вечера.

4 июля 1955 г.

(…) Сегодня вызывала директриса и предложила ставить юбилейный спектакль – «Золотой петушок». Итак – круг завершился! Мне передавали, что на партсобрании говорилось о том, что я «совершенно переменился», «пересмотрел свои позиции» и т.д. и т.п. Ну, пусть думают или, вернее, говорят так! Но причина всего – страх перед тем, что я буду беспощадно действовать, не останавливаясь ни перед чем! Что ж, будем ставить юбилейный спектакль!

8 июля 1955 г.

Купался с 9 до 1030. Весь день без дела, вернее, делаю вид, что занимаюсь «Золотым петушком». Мерин хотел заставить дежурить, но я отказался. (…) Сегодня «Онегин» закончился в 0 час. 35 мин!

Думаю о «Золотом петушке». Нетрудно, но надо делать вид, что это спектакль необычайной сложности. Сегодня смертельно жарко.

15 июля 1955 г.

(…) Рецензия в «Сталинградской правде», где сначала я даже не упомянут, а в конце неожиданно превознесен превыше всех за «Аиду», которая признана лучшим спектаклем. Весь день – жара. Вечером «ЧиоЧиосан».

[Газета «Сталинградская правда» от 15 июля 1955 года. Статья Юрия Окунева «На спектаклях оперной классики». Цитируем:

«Аида» – пожалуй, наиболее совершенный спектакль горьковского театра. Звучание оркестра и хора, пение и игра солистов, работа художника – все это здесь подчинено единому замыслу режиссера (М.М. Валентинов), ярко раскрывающего содержание произведения»].

28 июля 1955 г.

[В Сталинграде (ныне Волгоград)]. Отдал Анатолию фотографии ВТО – «Золотой петушок». (…) В музее скучно и не показательно. [Тогда еще не существовало грандиозного мемориального комплекса, созданного в шестидесятых годах]. Трогательно выглядит только пробитая каска и разбитая, заржавленная винтовка. Хорош щит, подарок абиссинского императора. Приехал Миша Званцев, новости скудные и неутешительные. (…) Гейша держит камень за пазухой: говорила Ерошке, что я … не справился!!! c «Аидой». Вот это здорово! Огорошила меня заявлением, что я должен ехать поездом [в Астрахань] и наблюдать за моральным состоянием труппы. Сдохну, но не поеду!

6 августа 1955 г.

[В Астрахани]. (…) Вечером Людмилин говорил, что меня будут лаять за «Игоря», неприятно. «Риголетто» в позорном виде, без женского хора (не привезли костюмы)! Декорации попрежнему плохие.

24 августа 1955 г.

(…) Новый пароход, «Лев Доватор» мне не понравился: наши старые – волжские и камские, – лучше, просторней и комфортабельней.

[Сентябрь 1955 года – отпуск. Марк Маркович едет на родину – в Кисловодск].

4 сентября 1955 г.

Чай – 1, конфекты – 3, соблазнился и съел на вокзале в Грозном одну палочку люлякебаба – 4. Скучно, тесно и жарко, во рту кисло от уксуса. Боже, какое счастье: целых 2 недели не видеть гейшу и присных ее! Вчера от Н.Н. Скокова получил в подарок каталог Астраханской картинной галереи, очень хорошо изданный.

Въезд в родной город произошел без всяких «эмоций», если не считать ярости по поводу отсутствия носильщика. С превеликим трудом взгромоздил чемодан на полку и уселся в электропоезд. Быстро стемнело, и я успел только заметить, что промышленность добралась и до старика Бештау: на нем какието каменоломни.

Блуждания по темному Кисловодску в поисках ночлега не доставили мне ни малейшего удовольствия. С трудом и довольно неудовлетворительно устроился на бывшей Российской улице.

5 сентября 1955 г.

Весь день брожу, и странное впечатление: скучно, неинтересно стало в нем, хотя кругом и понастроено пропасть всякой всячины. Гигантские санатории – и заборы, заборы без конца! Был в церкви, она была разгромлена до войны и теперь в ней новый иконостас, а ктитор даже не знает, что когдато тут была колокольня; целый дом, целое здание забыто, а что же можно сказать о жизни человеческой? Vanitas vanitatum!