Архетипы и символы русской культуры. От архаики до современности.

Церковь Иоанна Предтечи в Дьяково и ее пятичастный план. 1553–1554 (?)

Зодческую идею Покровского собора традиционно связывали с Иерусалимским храмом, однако их архитектурные образы различны, а планы совпадают лишь в самых общих чертах: центральной ротонде церкви Гроба Господня соответствует храм Покрова Богородицы, а многочисленным приделам – ее восемь церквей. Известно, что после покорения Казанского ханства царские зодчие, следуя воле Ивана IV, попытались объединить все деревянные церкви, возведенные во время военного похода, в один каменный храм в честь Покрова.[58] Однако вместо этого поначалу был воздвигнут деревянный Покровский храм с семью приделами, на месте которого лишь через несколько месяцев решились возвести каменный девятичастный собор.[59] Заметим, что геометрия плана Покровского собора в виде двойного (восьмилучевого) креста, вписанного в квадрат, универсальна, и потому топологически совпадает не только с планами ренессансных центрических построек XV–XVI веков, но и деревянных шатровых церквей с восьмиугольными срубами,[60] и октагональной каменной церкви св. Иоанна Лествичника на Соборной площади в Кремле (1329, разобрана в 1505 году),[61] и дохристианских сооружений (например, кругового святилища в Перыни IX в. под Новгородом),[62] и, разумеется, с планом храма в селе Дьяково, выполненным в виде равностороннего креста.

При датировке Дьяковской церкви 1560-ми годами становится неясно, какому историческому или придворному событию посвящен столь крупный храм, воздвигнутый во владении рюриковичей. Весьма сомнительно, чтобы Иван Грозный в условиях обострения в 1561–1562 годах изнурительной Ливонской войны (1558–1583) и брожения среди боярства решился бы начать новое дорогостоящее строительство. Кроме того, вряд ли царь, митрополит и кто-либо из их окружения являлись сторонниками возведения некоей «упрощённой реплики» Покровского собора,[63] неповторимость которого все ясно сознавал.[64]

После кончины митрополита Макария в канун 1564 года Иван Грозный потерял преданного и просвещенного советника, способного сдерживать его властолюбие и болезненную подозрительность. Столкнувшись в ходе Ливонской войны с коалицией Ливонского католического ордена, Великого княжества Литовского (затем Речи Посполитой) и полупротестантской Швеции Иван Грозный отнюдь не питал симпатий к католикам, при этом его неприятие «чужеземных» и «иноверных» начал сочеталось со стремлением к заимствованию западноевропейских навыков возведения крупных каменных сооружений.[65]

Гипотеза о создании собора Покрова Богородицы на Рву – крупнейшего русского церковного сооружения XVI века – неизвестным иностранным зодчим, приверженцем эстетики итальянского Ренессанса не выдерживает критики. Ее автор без должных оснований определяет это сооружение, как «многопридельный центрический храм»,[66] неоднократно повторяет тезис о «многопридельности», настаивает на том, что план собора «удивительным образом соответствует» характерному для итальянского Ренессанса «поиску идеального плана центрического сооружения с восемью капеллами».[67] Эти утверждения входят в противоречие с архитектурными реалиями[68]. Во-первых, создатели Покровского собора вовсе не стремились к «идеальной» центричной композиции: вертикаль шатра значительно сдвинута к западу относительно средокрестия собора (осей храмов св. Николы Великорецкого, а также свв. Киприана и Устины).[69] Во-вторых, в Покровском соборе не было капелл (или приделов): вокруг центрального храма объединялись восемь самостоятельных церквей.[70]

В стремлении доказать «ренессансность» Покровского собора автор гипотезы переворачивает с ног на голову сущность храмовой архитектуры, ее обращенную к людям пластическую символику: «следует отвергнуть идею о доминировании внешнего облика, фасадов в архитектурном облике собора».[71] Это означает, что семантика зримых форм, сакральные символы храма вторичны, а первичным и смыслообразующим является план сооружения? Но двухмерный чертеж или фундамент, позволяют создать различные трехмерные архитектурные образы и никак не могли предопределить волюметрию или декор сооружения.

Очевидно, что над созданием собора Покрова Богородицы на Рву (1555–1561) вместе трудились и русские, и иностранные мастера, а замысел этого величественного девятичастного храма-твердыни, восходил к идеям митрополита Макария и царя Ивана. Их намерения увенчались успехом. В сердце Руси, на Красной площади возникла архитектурная икона неприступной христианской державы. Общенародное значение новой святыни подтверждали многочисленные сказания о московском юродивом и легендарном зиждителе храма, чье имя дало второе название собору – храм Василия Блаженного.

К концу XVII столетия идеология культурной самобытности, сформировавшаяся в эпоху Ивана Грозного, оказалась полностью исчерпана. «Окно в Европу» России пришлось прорубать заново, оставляя в прошлом патриархальное наследие Московской Руси.

Май 2018

Опубликовано: «РусАрх». 15 сентября 2018 // URL: http://www.rusarch.ru/baydin1.htm

Душа природы

Заветы русской цивилизации

Призыв апостола Иоанна «Не любите мира, ни того, что в мире» (I Ин. 2:15) кажется несовместимым с проповедью о любви к Богу и ближнему, с евангельским откровением: «Бог есть Любовь». Смысл этой мудрой «нелюбви» позволяет уяснить значение слова «мир» в исходном греческом тексте (κόσμος – мироздание, мир, небесный свод, земля), в переносном смысле, который и предполагает Евангелие (свет, люди, народ), оно относится к суетливо-светской жизни людей.

В «начале-начал» мир был иным. Исходя из религиозного понимания эволюции, библейский шестой день творения увенчал совершенное мироздание: «И увидел Бог всё, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Быт. 1:31). Адам и земные существа были наделены дыханием жизни, «всякое дыхание» было призвано «хвалить Господа» (Пс. 150:6), и потому весь природный мир, включая «зелень травную», воспринимается христианством подобно «ближнему», требующему любви. Тварная материя не противостоит духу, как издавна утверждается в гностико-манихейских учениях, не является в отношении к нему «вторичной», вопреки марксисткой схоластике. Касаясь «православного монизма», Владимир Лосский уточняет: «Благодать – это божественная сущность, которая выходит за свои пределы, выявляя себя, это природа Божества, к которой становятся причастны с помощью божественных энергий»[72]. Тайна действия благодатных энергий остаётся тайной, хотя очевидно, что каждый миг они пронизывают мельчайшую каплю вещества. Творец не может лишить творение благодати.

Православная экология (от греч. οἶκος «дом, жилище») восходит к библейским, общечеловеческим основаниям, соединяет научную мысль с религиозным долгом служения. Врачебное правило «не навреди!» должно сопровождать все усилия по преобразованию природы – её «регуляции» (Николай Фёдоров). Мнение о том, что русскому православию чуждо экологическое сознание, глубоко неверно. Лишь в исторически недолгую советскую эпоху многовековой опыт мироустройства, свойственный русской цивилизации, был отброшен под лозунгом «покорения природы».

Представления восточных славян о мироздании складывались на протяжении нескольких тысячелетий, и наиболее стойкие из них восходят к периоду индоевропейской культурной общности. Таковым являлось почитание небесного света, создавшего всё и вся. Его сменило поклонение «сияющему небу» *deiṷo, которое также было забыто. Уже в хеттской культуре (IV–III тысячелетия до н. э.) возникло раздвоение священной первоосновы жизни на противоборствующие силы неба (бог грозы Тешшуб) и земли (змей Иллуянка).[73] В I тысячелетии до н. э. грек Эмпедокл выдвинул идею четырёх творящих мировых стихий: огня, воздуха, воды, земли.

Неизменной осталась лишь древнерусская картина мира. Она возникала в сознании подобно вспышке – от слова свет, за которым скрывался ослепительный лик небесного божества. Лишь в русском и близкородственных языках оно по сей день сохранило поразительную многозначность и несомненную сакральную основу. В расширительном смысле понятие свет вбирает в себя значения древнегреческих κόσμος «небесный свод; мир, земля», οἰκουμένη «заселенная земля», τò σύμπαν «всё», латинских universum «вселенная», mundus «мироздание, вселенная» и orbis «небесный свод; человечество». Праславянскому *svĕtъ соответствовали древнеиндийские çvāntás «светлый, белый» и çvétate «светит, светлеет», а также древнеиранские spaēta – с теми же значениями и spǝnta «свет, светлый; святой». Для хеттов siwatt значило «день», а у литовцев индоевропейская основа осталась в глаголе švitéti – «блестеть», «сверкать». О почитании обожествленного света свидетельствует множество древнерусских разнокоренных синонимов этого слова и их производных.[74] В русских диалектах корень *свет– породил более двухсот производных, а *свят– более пятидесяти.[75] Все вместе они могли бы составить целое священное мироописание.[76] Его сердцевиной являлось имя бога Свáрога – солнцевидного светоподателя. Древние индийцы родственными словами svárga, svárgos называли небо, а s(u)var – солнце.

К праславянскому *svĕtъ восходят слова светлый и светать, светоч и светило, свеча и светлица, светилен (церковный стих) и свéчень (февраль), светляк и светлынь, рассвет и просветление, а также святой и святить, святки и святцы, святыня и святилище, святитель, священник…[77] Опосредованно с этой основой связаны слова звезда и цветок.[78] Необычайно выразительны созданные с её помощью имена собственные Светослав, Светислав, Световид, Светолик, Светлан, Светозар, Пересвет, Радосвет, родственные им или близкие по смыслу Святополк, Святомир, Святогор, Святобор, Велизар, Лучезар, прилагательные светозарный, светоносный, светлоликий, всесветный… Слова с отрицательными значениями святотатство, святоша, пустосвят и тому подобные лишь подчеркивали важность ограждаемых самим языком духовных ценностей. Единственным земным воплощением света считался огонь, который именовали сварожичем – происходящим от небесного божества, одного корня с ним хеттское agniš, древнеиндийское agníṣ, латинское ignis, литовское ugnìs.

Возможно, в слове ирий, родственном с греческим αέρος и латинским aēr «воздух» сохранилась смутная память о самоназвании ариев (авестийским airyā и древнеиндийскому ā́rya) и об их мифической небесной прародине. Иной образ – лучащегося света – вызывало слово рай. Оно соответствует авестийскому rā́у– «богатство, счастье, дар» и древнеиндийскому rāy «сокровище, богатство», латинскому radius «луч солнца и света, молния» и французскому rayon «луч». Тот же корень входил в название Израй-реки («текущей из рая») народных стихов и в слово радуга, рай-дуга. Многоцветный небесный полукруг, возникавший от соединения солнечного света и дождя, считался знаком благодати, вызывал ликование.

Воздух почитали духоносным и животворным началом, объединяющим землю с небом, с ним роднились слова дух и вздох. Священной, происходящей от света считалась небесная влага – живительное благо древних славян. Влагодателями (благодетелями) являлись роса и дождь. Первое слово восходит к индоевропейскому *rōsa «роса, влага, сырость, сок», а второе дождь (с неясной этимологией) звучит подобно мольбе: даждь, подаждь, подай! Восприятие благодати как светлой небесной воды, питающей землю, было переосмыслено после принятия христианства.

Землю, подобно Океану древних греков, опоясывала светоносная Сиян-река (Окиян-море), угадываемая по утреннему и вечернему зареву над горизонтом. Точно так же небо и землю огибала упоминавшаяся в Ригведе река Rasā, её название в санскрите имело значения «роса, влага, сок растений, и всякий сок вообще», а в «Махабхарате» – «питье, жидкость, молоко». Источая молочно-белый свет, Расá стекала на снежные вершины гор и по их склонам устремлялась в долины. Древнеиранское название крупнейшей в Армении реки Раздан происходит от hrazdán «светлая вода». У древних славян небесная река, предположительно, называлась Рось, Росá, Ру́са

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

См.: Окладников А. П. Утро искусства. Л.: Искусство, 1967. С. 73–84; Powell Thomas. Рrehistorique Art. London: Thames and Hudson, 1966. P. 13–21; Delporte Henri. L’Image de la femme dans l’art préhisorique. Paris: Picard, 1979. P. 276, 289–290, 291–292.

2

Leroi-Gourhan André. Les religions de la Préhistoire. Paris: PUF, 1964, Р. 95, 105–107, 146, 151; Gimbutas Marija. The Civilization of the Goddess: The World of Old Europe. San Francisco: Harper, 1991. Р. 221–225 et passim.

3

Eliade Mircea. Aspects du mythe, Paris: Gallimard, 1963. Р. 137–138, 141.

4

Макс Фасмер, теряя из вида смысловую коннотацию, связанную с продолжением рода, выводит слово ребёнок от раб «работник», предполагая его родство с латинским orbus «сирота». Фасмер Макс. Указ. соч. Т. III. С. 453.

5

Там же. Т. II. С. 669.

6

П. А. Флоренский в исследовании сельских частушек Русского Севера отметил существование архаических слоёв народного сознания, которых ещё не коснулись культурные запреты христианства: «частушка служит живым свидетелем чистоты нравов нашего крестьянства. /…/ В смысле прямоты выражений и отсутствия эвфемизмов частушки говорят столько, что исполнителям их дальше уже нечего говорить; все названо своими именами, /…/ «похабные частушки» можно было бы уподобить ифифаллам, т. е. фаллическим песням греческих дионисий». Флоренский П. А. Собрание частушек Костромской губернии, Нерехтского уезда. Кострома: Губернская типография, 1909. // URL: http://lib. kostromka.ru/florensky/chastushki.php

7

Успенский Б. А. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии // Исследования по русской литературе и фольклору. М.: Common place, 2018. С. 195.

8

Фасмер Макс. Указ. соч. Т. III. C. 100.

9

Б. А.Успенский объясняет происхождение обрядовой матерщины из якобы существовавшего на Руси обряда «магического совокупления с землёй» и истолковывает средневековый оборот лай матерный с помощью некоей «мифологии пса», якобы в христианскую эпоху считавшегося воплощением «бесовского начала». См.: Успенский Б. А. Указ. соч. С. 214–253.

10

Связывая «матерную брань как с культом земли, так и с «мифологией пса», Б. А. Успенский не может убедительно объяснить этот феномен. Там же. С. 254–257.

11

Eliade Mircea. Le chamanisme et les techniques archaïques de l’extase. Paris: Payot, 1978. P. 310–330 et pas.

12

См. об этом: Байдин Валерий. Древнерусское предхристианство. СПб.: Алетейа, 2020. С. 32–45.

13

Там же. С. 137–138, 297–307.

14

Там же. С. 335–340.

15

Динцес Л.А. Дохристианские храмы Руси в свете памятников народного искусства // Советская этнография. 1947. № 2. С. 70, 76–80; Красовский М. В. Курс истории русской архитектуры. Часть I. Деревянное зодчество. Пг.: Товарищество Р. Голике и А. Вильборг, 1916. С. 123–131.

16

Указ. соч. С. 81–82.

17

См.: Нидерле Любомир. Славянские древности. М.: Издательство иностранной литературы. 1956. Рис. 53.

18

Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М.: Наука, 1982, С. 261.

19

Русанова И. П., Тимощук Б. А. Языческие святилища древних славян. М.: Ладога – 100, 2007, С. 250, рис. 21, 22.

20

Прокопий Кесарийский. Война с готами. // URL: https://e-libra.ru/read/107164-voyna-s-gotami-o-postroykah.html.

21

Известия о Хозарах, Буртасах, Болгарах, Мадьярах, Славянах и Руссах Абу-Али-Ахмеда-бен Омара-Ибн-Даста, неизвестного доселе арабского писателя начала X века по рукописи Британского музея. СПб.: Тип. Императорской Академии Наук, 1869. С. 32–33.

22

История русской архитектуры // Авт. колл. Н. И. Брунов и др. М.: Госстройиздат, 1956. С.13–15.

23

Байдин Валерий. Древнерусское предхристианство. СПб.: Алетейа, 2020. С. 311–319 и сл.

24

Об архаических культах огня и света см. также: сб. Огонь и свет в сакральном пространстве. М.: Индрик, 2011. С. 11–28.

25

«L’œuvre noble resplendit, mais que cette œuvre qui brille dans sa noblesse illumine les esprits afin qu’ils aillent, à travers de vraies lumières vers la vraie lumière où le Christ est la vraie porte»; цит. по: SUGER. Œuvres. T. I: Écrits sur la consécration. Paris: Les Belles Lettres, 1996, Р. 47.

26

Исследователь средневековой техники иконописи А. Н. Овчинников пишет по поводу состава красок древних икон и фресок: «во всех без исключения колерах присутствуют кристаллические пигменты – киноварь, аурипигмент или реальгар и почти во всех смесях, хотя в самой малой дозе, – кристаллы из группы синих или зелёных (или лазурит, или азурит, или медная зелень). Иначе говоря, три основных цвета спектра (красный, жёлтый и синий) /…/». Овчинников А. Н. Из опыта реконструкции древних икон // Музей и современность. Вып. II. М.: Науч. – исслед. ин-т культуры, 1976. С. 196–230. Стоит сравнить символическое воспроизведение небесного света в византийском искусстве с тем впечатлением, которое возникало при созерцании подобий сияющего солнца в металлических зеркалах архаической эпохи (бронзовых, латунных, серебряных и др.), а также при его отражении от поверхности воды в древнейших обрядовых сосудах.

27

Ср.: Калинин Н. Ф. Постник Барма – строитель собора Василия Блаженного в Москве и Казанского кремля // Советская археология. 1957. № 3. С. 261–263; Баталов А. Л. Барма // Православная энциклопедия. Т. 4. М., 2002.

28

Баталов А. Л. Собор Покрова Богородицы на Рву: История и иконография архитектуры» М.: Лингва-Ф, 2016. Автор этого солидного издания заявляет о своей «уверенности в участии иноземного мастера в создании собора» (С. 422), что вряд ли нужно оспаривать. При этом он настойчиво подвергает сомнению летописные сведения о его русских создателях, упоминаемых под именами Бармы и Постника (С. 420).

29

Там же. С. 421. Автор полагает, что собор Покрова на Рву «является фактом именно русского искусства» (С. 422), то есть оказывается памятником русской архитектуры по факту. Имплицитно он ставится в один ряд с творениями Фиораванти, Алевиза и других итальянцев, работавших в России при Иване III и Василии III, что не находит должного подтверждения в историко-культурном контексте эпохи. Автором гипотезы делается оговорка, что «вопрос о происхождении мастера /…/ является вторичным» (С. 420), с чем нельзя не согласиться.

30

Там же. С. 419.

31

Там же. С. 421.

32

Манускрипты Леонардо да Винчи начали издавать лишь с XVII века, но трактат Себастиано Серлио «Regole generali di architettura» был напечатан в 1543 году в Антверпене и мог быть известен какому-либо из итальянских архитекторов, предположительно принявшему участие в строительстве Покровского собора. Ср.: Баталов А. Л. Собор Покрова на Рву: ренессансная интервенция в пространство Позднего Средневековья // Искусствознание. 2016. № 3. С. 56, 62–63.

33

Заграевский С. В. Новые данные, свидетельствующие о верности обоснованных В. В. Кавельмахером датировок памятников архитектуры Александровской Слободы. // URL: http://www.kawelmacher.ru/science_kavelmakher3193.htm

34

Баталов А. Л. Собор Покрова Богородицы на Рву: История и иконография архитектуры…, С. 222.

35

Он же. Собор Покрова на Рву: ренессансная интервенция в пространство Позднего Средневековья… С. 85.

36

Цит. по: Тихомиров М. Н. Малоизвестные летописные памятники XVI в. // Исторические записки. 1941. Кн. 10. С. 88.

37

Заграевский С. В. Первый каменный шатровый храм и происхождение шатрового зодчества // Архитектор. Город. Время. Материалы ежегодной международной научно-практической конференции (Великий Новгород – Санкт-Петербург). Вып. XI. СПб, 2009. С. 18–35. Добавим, что деревянной являлась основа средневековых шатровых храмов Армении и Грузии.

38

О символике шатра, священного пламени и апотропейной семантике украшений – от дохристианской мелкой пластики до средневековой русской архитектуры см.: Байдин Валерий. Науч. – исслед. ин-т культуры. Образы мироздания в русском искусстве. М.: Искусство – XXI век, 2018. С. 39–84; он же. Символика русского средневекового храма. // URL: http://www.rusarch.ru/baydin1.htm

39

См. напр.: Древняя Русь. Быт и культура. Археология. М.: Наука, 1997. С. 93– 109.

40

Заграевский С. В. Первый каменный шатровый храм и происхождение шатрового зодчества… // URL: http://www.rusarch.ru/zagraevsky19.htm

41

Нельзя не согласиться со следующим утверждением: «со времен прекращения в середине XII века прямого копирования византийских образцов специфика ктиторских заказов, даваемых приглашенным иностранным архитекторам, состояла в том, что ставилась задача постройки не итальянских, немецких или английских храмов, а именно русских. Иными словами, от архитекторов всегда требовалась работа в русле уже сложившихся на тот момент традиций русской архитектуры, при том, что они были вольны вносить принципы и элементы того или иного стиля, принятого в стране их происхождения. Из этого общего правила мы не знаем никаких исключений». Заграевский С. В. Указ. соч. Там же.

42

Первоначальная форма куполов собора неизвестна. По мнению реставраторов, они могли быть шлемовидными, но нельзя исключить их традиционную для деревянных церквей костровидную, т. н. «луковичную» форму.

43

Совпадение пламевидного мотива в русском средневековом зодчестве и главного формообразующего элемента западноевропейской «пламенеющей готики» (arc en accolade) объясняется их общими истоками в дохристианских культурах. Байдин Валерий. Указ соч. С. 73–84; он же. Иконосфера русского Средневековья. // URL: http://www.historicus.ru/ikonosfera-russkogo-srednevekovya/Заметим, что в XVI веке иностранные и отечественные «мастера, использующие готические формы» в орнаментике, прибегали к стилизации характерных пламевидных форм русского деревянного зодчества, а не воспроизводили уже угасший к тому времени европейский готический стиль, так и оставшийся чуждым русской провинции. Ср.: Баталов А. Л. Собор Покрова Богородицы на Рву: История и иконография архитектуры…, С. 315 и сл.

44

Ошибочно утверждение: «не встречается в русской архитектуре и зигзагообразный пояс в карнизе под кокошниками придела мучеников Киприана и Иустины». См.: Баталов А. Л. Собор Покрова на Рву: ренессансная интервенция в пространство Позднего Средневековья… С. 79. Обережный декор такого вида, несомненно, существовал в русском деревянном зодчестве и в XVI веке, и гораздо ранее, однако сохранился лишь в ряде поздних памятников, среди которых можно назвать Покровскую церковь в Кижах (1764), Успенскую церковь в Кондопоге (1774) и др.; на зигзагообразных формах строится волюметрия церкви Иоанна Предтечи на Широковом погосте (1694).