Первобытная эпоха явилась временем гениальных открытий, изменивших ход истории: человек изобрёл речь, приучил огонь и диких животных, начал готовить пищу, придумал одежду и зимнее жильё, орудия труда, оружие, колёсную повозку и упряжь, открыл круговое движение времени, установил почитание небесных светил и счёт дней.

Создал искусство – древнейшую, наполненную «живыми образами» живопись. Запечатлённый в ней первый духовный порыв человечества спустя тысячелетия соединился с верой в божественный свет, сотворивший мироздание. Так родилась великая культура европейской цивилизации. Десятки веков предки восточных славян незыблемо хранили это общее наследие. Его сутью являлось единобожие, а итогом развития стало принятие христианства.[14]

Август 1979

Полный текст статьи: Валерий Клёнов (псевд.). Письмо из каменного века // Техника-молодежи. 1979. № 10. С. 16–18.

История и мифы древней Синдики

Осенью 1982 года на Таманском полуострове, неподалеку от поселка Юбилейный Краснодарского края, во время глубокой распашки поля под виноградник плуг выворотил из земли мраморную полутораметровую плиту с древним скульптурным рельефом. Изображение обнаженного юноши в наступательной позе отличалось редкостным совершенством. По заключению экспертов, этот замечательный памятник представлял собою надгробие и был выполнен неизвестным древнегреческим мастером около третьей четверти IV в. до н. э. в лучших традициях аттической школы.

«Два воина». Мраморный надгробный рельеф. Аттика. Кон. IV в. до н. э.

Летом следующего года группа археологов из Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина начала в Тамани планомерные раскопки. Они велись на значительной площади небольшого Фонталовского полуострова и позволили очень скоро получить новые, сенсационные результаты. На глубине около метра была обнаружена мраморная плита, использованная древними строителями в качестве ступени, ведущей со двора в помещение сельскохозяйственной усадьбы I в. до н. э. – I в. н. э. Она была перевернута изображением вниз, и потому рельеф на ней сохранился почти без повреждений, несмотря на свой солидный возраст – 26 веков! Размеры каждого из трех найденных рельефов – около двух метров по высоте, вес превышает полтонны.

Водослив. Известняк. Боспор. Конец IV – начало III вв. до н. э.

Скульптурное украшение в виде головы грифона.

Археологи предположили, что в совокупности эти выполненные из керченского известняка остатки карнизов, фронтона и водосливов, украшенных каменными изображениями львиных голов, относились к сооружению, созданному в конце IV – начале III в. до н. э. Он мог представлять собою памятник типа героона – святилища в честь героя. Здание с мощным основанием могло иметь 2–3 этажа или же представлять собою дом-крепость – тип постройки, известный на Тамани позднеантичных времен.

Первые греческие колонисты появились на берегах современного Керченского пролива на рубеже VII–VI веков до н. э. Они умели основательно обживать новые земли: переселенцы привезли с собой в Киммерию не только все необходимое для ведения хозяйства, но и верования, мифы, великолепное художественное и техническое мастерство. Через век-полтора на прежде малонаселенных берегах пролива было уже около двадцати городов-полисов, процветали сельское хозяйство, ремесла, торговля. В 480 году до н. э. здесь возникло Боспорское государство, столицей которого стал Пантикапей (современная Керчь). Город был расположен на редкость выгодно: удобная гавань выходила в неширокий пролив, соединявший два моря – Черное и Азовское – и разделявший Европу и Азию.

Но все-таки история этого края началась не с греков. По преданию, земли на Боспоре им уступил легендарный скифский царь Агаэт. В свою очередь, скифы, как свидетельствует «отец истории» Геродот, теснимые массагетами, перешли Дон «и прибыли в Киммерийскую землю, откуда изгнали издревле обитавших там киммерийцев в Азию». Это событие историки датируют приблизительно 720 годом до н. э. Современные ученые все больше сходятся во мнении, что загадочные киммерийцы – это древние индоевропейские племена, населявшие Северное Причерноморье во II тысячелетии до н. э. По мнению одних исследователей, они были близки к ираноязычным скифам (Б. Н. Граков), по мнению других – являлись потомками индоарийских племен, начавших в III тысячелетии до н. э. грандиозное расселение по Евразии с северных берегов Причерноморья (О. Н. Трубачев). Следы древнейших индоевропейских культур этой эпохи – курганной и мегалитической – обнаружены в Крыму, на Северном Кавказе и на севере Таманского полуострова. Быть может, в числе носителей этих культур были и киммерийцы? Геродот сообщал в V в. до н. э.: «И теперь еще в Скифской земле существуют киммерийские укрепления и киммерийские переправы; есть также и область по имени Киммерия, и так называемый Киммерийский Боспор».

До сих пор на берегах Керченского пролива сохранились остатки древних земляных валов, время сооружения которых точно не установлено, но есть предположение, что они существовали еще до прихода сюда скифов. Киммерийским по происхождению некоторые ученые, например, лингвист В. И. Абаев, считают название Пантикапея, составленным из двух слов, которые на иранских диалектах обозначают «путь рыбы». Однако сохранившиеся в более поздней греко-латинской передаче остатки языка доскифского населения Северного Причерноморья (имена, географические названия) значительно ближе к индоарийской, а не к древнеиранской группе языков. Если принять версию академика О. Н. Трубачева, то остатками древнейшего индоарийского населения Причерноморья, основная часть которого ушла через Северный Кавказ, Дербент и юг Каспия к Индостану, следует признать фракийцев Балканского полуострова, крымских тавров и население Нижнего Поднепровья, а также племена синдов, меотов и некоторых других обитателей Таманского полуострова с прибрежными землями.

Область древней Синдики. Северное Причерноморье V в. до н. э.

Интерес представляют предложенные им древнеиндийские прочтения некоторых боспорских названий городов Тиритака «быстрое течение» и Тирамба «быстрая вода», мужского имени Митридат (от слова митра «друг») и женского имени Индия, реки Кубань (от слова кубха «извилистая»), названий племен дандарии «камышовые арии», тореты «береговые», синды «речные» и др. Трудно считать случайностью совпадение названий таманских синдов и племени синдов во Фракии, а также города Синдомана в низовьях Инда; озера Корокондама (современный Таманский залив) и города Карнкардама (Индия). Ученый выявил перемещение из Приазовья в бассейн реки Инд целых топонимических групп: соответственно Синдус и Синдху, Силис и Силиас, Саркар и Саркара. Наконец, ему удалось установить, что поселения с названиями, включающими индоарийский суффикс – aka-, протянулись цепочкой от Нижнего Поднепровья на восток: Тамирака и Дандака в западном Крыму, Аборака на Тамани, Барака на западе Каспия, Ариака в Средней Азии, Андака в верховьях Инда.

Очевидно, не все «изгнанные скифами» киммерийцы ушли в Малую Азию, какая-то их часть осталась в труднодоступных зонах Причерноморья. Можно предположить, что именно с их потомками – синдами – греческие колонисты столкнулись на Тамани. Данные археологии свидетельствуют о том, что, по крайней мере, уже в VII в. до н. э. синды являлись оседлым земледельческим народом, находившимся на пороге создания государственности. Раскопки синдских курганов говорят и о стремительно нараставшем эллинском влиянии.

В античные времена западная оконечность Таманского полуострова выглядела иначе, нежели сейчас. Многие древнегреческие «периплы» – руководства для мореплавателей – сообщали о существовании между двумя берегами Боспора целого архипелага небольших островов. Из них крупнейшими являлись на севере – Киммерида, почти вплотную примыкавшая к нему с юга Фанагория и еще южнее – остров Синдика, который был отделен от материка дельтой Кубани, впадавшей в древности не только в Азовское, но и в Черное море. В районе этого архипелага с глубокой древности наблюдались проявления вулканического процесса. На протяжении веков тут неоднократно менялся рельеф, поднимались и опускались небольшие участки суши. Понятно, насколько запутана и сложна в этом районе «археологическая обстановка». Сейчас известно около десятка городов и поселений азиатского Боспора, населенных преимущественно древними греками – ремесленниками, торговцами, рыбаками. Синды, искусные хлебопашцы, жили чуть дальше от береговой линии, в степных районах.

В духовной области и культуре у синдов было много общего и со скифами. Так, на первых синдских монетах, появившихся в конце V в. до н. э., вычеканены и собственно скифские изображения (головы коня, грифона) и греко-скифское (Геракла). Как установил историк Б. Н. Граков, возникший в Восточном Причерноморье культ Геракла не был чисто греческим, в нем отразилось сильнейшее воздействие скифской мифологии, в частности, почитание божества Таргитая, отождествленного греками с Гераклом. Возникновение синкретического боспорского культа Геракла-Таргитая в V–IV веках до н. э. следует признать одним из важных идеологических достижений греков. Для находившихся во враждебном или чуждом окружении колонистов жизненно необходимо было не только установление взаимовыгодных торгово-экономических отношений с народами «варварского мира», но и создание общих с ними верований, культов и храмов.

Для того чтобы без кровопролития примирить с собою и друг с другом местные враждующие племена, необходимо было вначале «примирить их богов» и сделать эллинскую религию общей для всех. В таком мирном наступлении на «варваров» ярко проявилась идеология эллинизма. В Северо-Восточном Причерноморье этой цели с успехом служила созданная или переосмысленная мудрыми греками легенда о происхождении скифов от Геракла и местной змееногой богини-девы. Исследователи древних религий утверждают, что «змеевидность» или «змееногость» какого-либо мифического персонажа часто свидетельствует о его связи с землей или о его местном происхождении.

В культе Геракла-Таргитая мифологическая генеалогия скифов была слита с греческой легендой. Скифы признали, что их верховное божество Папай и эллинский Зевс тождественны, что от брака Папая с богиней земли Апи родился «первочеловек» Таргитай, соответственно тому, как Геракл, впоследствии приравненный греками к бессмертным богам, явился сыном Зевса и земной женщины Алкмены. На следующей ступени скифской легенды от Таргитая и Апи рождался «прародитель скифов» Колаксай, этому соответствовал у греков брак Геракла со змееногой «нимфой земли» и рождение Скифа. В мифе о Геракле-Таргитае имелся эпизод «подвигов Таргитая» в борьбе с местными змееногими гигантами, напавшими на Афродиту (скифская Аргимпаса). Именно на Тамани в 1926 году археолог Л. П. Харко нашел остатки мраморного фриза, изображавшего сцену борьбы Геракла со змееногими гигантами.

Историки не раз отмечали, что черты скифской Апи и почитаемой синдами и меотами Великой Матери слились на Боспоре в культе богини Афродиты Апатуры. Помимо созвучия имен Апи и Апатура, стоит отметить предложенный О. Н. Трубачевым перевод слова апатура «преодолевающая воды». В этом случае становится понятным местонахождение главного святилища этой богини, обнаруженного в Фанагории – крупном портовом городе невдалеке от переправы через Боспор.

Этот экскурс в историю и мифологию синдов и их соседей необходим для того, чтобы попытаться объяснить сюжет самого загадочного из найденных на Тамани рельефов – «Битвы».

Известняковый рельеф с изображением битвы. Боспор.

Кон. IV – сер. II вв. до н. э.

Археолог Е. А. Савостина предложила видеть в этом фрагменте сюжет «популярного в античном искусстве боя Ахилла и Пентесилеи, царицы амазонок». Но на рельефе, восстановленном из нескольких больших кусков, нет ни одной фигуры эллинского типа: и одежду и оружие приходится признать «варварскими». Антропологические признаки, выделенные исследовательницей синдских погребальных стел А. И. Ивановой для синдов, также позволяют отнести лица обоих главных персонажей рельефа к местному, а не эллинскому типу: мягкие черты лица, полные губы и щеки, крупные глаза и пр. На голове воина едва различима туго стягивающая густые волосы лента и украшение спереди в виде кока. Быть может, эта лента изображала характерную для богатых синдских воинов золотую головную повязку?

Всему сказанному не противоречит ни одежда воина, ни скифский короткий меч – акинак. Что же касается центральной женской фигуры, то, судя по одежде, это меотка, поскольку в женских захоронениях синдов очень рано, уже в VI–V веков до н. э., встречается исключительно эллинская одежда, о стойкой моде на которую свидетельствуют многочисленные надгробные изображения синдских женщин. Широкие кожаные боевые пояса и отсутствие головного убора – также черты внешнего облика меотянок, близких кочевницам-сарматкам. Не случайно греки называли эти сходные по многим обычаям племена «женовладеемыми». О пережитках у них матриархата свидетельствуют названия племен, согласно О. Н. Трубачеву: меоты «материнские», сарматы «женские», а также излюбленные у сарматов изображения воинственной девы, совершающей подвиги. Заметим, что на территории, некогда населенной меотами, найдено несколько женских захоронений с оружием.

Итак, перед нами сцена кровавой битвы синдов и меотянок. Но этот сюжет не может быть объяснен даже как местная разновидность мифа об «амазономахии» (битвы греков с амазонками). Помимо всего, этому препятствует одна реальная, но жуткая подробность: изображение двух мужских отрезанных голов, видимо, подвешенных на груди у поверженной лошади. Несомненно, эта лошадь принадлежит меотянке, стоящей рядом с нею. Привлекает внимание изображение гривны у женщины на шее: такие гривны часто служили признаком власти, знатного происхождения. Кто же эта женщина, сжимающая боевой дротик, но обреченная на смерть?

Античный историк II века до н. э. Полиен в книге «Стратегемата» привел романтическое боспорское предание о царице Тиргатао. Она была знатной меотянкой, женою синдского царя Гекатея. Синдская знать, очевидно, стремившаяся сохранить независимость страны и боровшаяся против широкого внедрения греческих обычаев, низложила Гекатея, эллинизированного правителя, раболепствовавшего перед Боспором. Тиргатао приняла участие в заговоре. Но боспорский василевс Сатир I восстановил Гекатея на престоле, женил его на своей дочери и приказал ему убить Тиргатао. Однако тот ограничился лишь заточением бывшей жены в крепость, откуда она, обманув стражу, бежала, добралась до родного меотского племени иксаматов, вышла замуж за преемника своего покойного отца – бывшего вождя племени. А после этого подняла на войну против Гекатея и греков меотские племена. Ее войско жестоко разорило всю область Синдики, подвластную Гекатею. Чтобы достичь перемирия, Сатир I отдал ей в заложники своего сына Митродора и богатую дань, одновременно подослав под видом беглецов из Боспора двух убийц. От ножа Тиргатао спас широкий боевой пояс. В гневе она приказала казнить Митродора и вновь полностью разорила Синдику. Сатир I умер от горя. Его сыновья лишь с большим трудом сумели установить с Тиргатао мир. По-видимому, в этих войнах погиб и Гекатей.

Известные исследователи М. И. Ростовцев и В. В. Латышев признали достоверность рассказа Полиена, установили и эпоху войн Тиргатао, которые могли начаться лишь в правление Сатира I (407–393) и закончиться при его сыне Левконе I (393–348). Эти войны продолжались, вероятно, около 20 лет и завершились «мирным» присоединением Синдики к Боспору. Его правитель Перисад I уже именовался «царем синдов, торетов, дандариев», но, заметим, не меотов.

Если вновь обратиться к рельефу «Битва», то есть много оснований видеть в нем художественное воплощение предания о Тиргатао. Полиен не сообщил данных о её кончине: неизвестно, погибла она в бою или своей смертью. Несомненно, образ бесстрашной воительницы против греков надолго остался в памяти синдов и меотов, получил легендарные и героические черты. Имя Тиргатао в любой момент могло стать символом синдо-меотской независимости и антиэллинской борьбы. А его созвучие с именем божества-прародителя скифов и героя Причерноморья Таргитая-Геракла очень тому способствовало. Тиргатао могла предстать в народном восприятии той эпохи как дочь или внучка Таргитая – родоначальница меотов и сарматов. Видный иранист В. И. Абаев в окончаниях обоих этих труднопереводимых имен выделяет иранский корень *tav-, что значит «власть, мощь».

В сознании греков образ Тиргатао представал совершенно иным. Для них враждебная к эллинскому миру героиня местного эпоса являлась не более чем воплощением варварских сил – предводительницей диких «амазонок». И потому этот притягательный для синдов образ необходимо было разрушить, переосмыслив или заменив другим. Удобнее всего было сблизить Тиргатао с образом прекрасной лицом, но, в сущности, чудовищной змееногой Эхидны, сила которой воплощалась в её бесчисленных соплеменницах и союзницах – иначе в амазонках-меотянках. Таким образом, Тиргатао противопоставлялась Гераклу, а значит, и Таргитаю, который, как следовало из греческого мифа, боролся с порожденными Эхидной гигантами, то есть сармато-меотскими племенами. В то же время он оказывался покровителем греко-синдов и всех боспорцев.

Известно, что правящая на Боспоре династия официально вела свое происхождение от Геракла. При таком понимании сюжета, изображенные на рельефе отрубленные головы врагов, которыми, по сообщению историка М. И. Ростовцева, любили хвастать соседи меотов (сарматы и аланы), могли быть головами Гекатея и Митродора. Эта умело введенная скульптором деталь изображения одновременно являлась и символом варварства Тиргатао, и символом эллинства ее противников-синдов. Центральная фигура воина должна была ассоциироваться с образом Геракла. Не исключено, что в фигуре Тиргатао содержался и намек на змееногость, то есть связь с Эхидной, поскольку изображение её ног отсутствовало: вся композиция, судя по многим признакам, обрывалась внизу. Наконец, можно предложить и более простое сближение – уподобление образов Тиргатао и ее противника – мифической предводительнице амазонок Ипполите и Гераклу.

Разумеется, все сказанное не более, чем гипотеза, но она позволяет сделать некоторые общие выводы. Найденный уникальный рельеф был выполнен в Синдике местным мастером, греком или эллинизированным синдом, и предназначался для синдов. Наиболее вероятное время его создания – не ранее конца IV в. до н. э. и не позже середины II в. до н. э. Произведенное автором рельефа мифологическое переосмысление местного предания о Тиргатао в духе греческой легенды о Геракле и Эхидне полностью меняло его звучание и акценты. Перед нами – замечательный памятник эпохи эллинизма, эпохи выхода греческих мифов за национальные рамки и формирования на их основе идеологии различных эллинистических государств. «Битва» воплощает успешную попытку ввести в русло официальной идеологии Боспора IV–II веков до н. э. наиболее важные элементы мифологии и эпоса местных народов и таким образом создать на основе эллинства новую общебоспорскую культуру.

Скорее всего, храм героон, для которого предназначался данный рельеф, был посвящен Тераклу-Таргитаю. Этот чудом уцелевший фрагмент какого-то более крупного произведения обладает определенной смысловой и композиционной законченностью. Он является выдающимся памятником не греческого, а именно боспорского искусства. Стилистически в нем также много местных черт: плоскостность, обобщенность в трактовке фигур, удивительная плотность заполнения пространства рельефа и, наконец, необычная трехъярусная композиция. Все вместе эти особенности заставляют искать аналоги рельефу не в греческих и не в поздних римских образцах, а скорее среди некоторых фракийских памятников или – внешне и внутренне еще более близких – индийских многоярусных рельефов II века до н. э. из Бхаджи, Бхархуты, Амаравати. Их роднит столь несвойственная грекам «вертикальность» художественного мышления скульпторов.

К числу выдающихся произведений античного искусства Боспора принадлежит уже упоминавшееся рельефное надгробие «Два воина». Этот памятник обладает не только замечательными художественными достоинствами, но и «информативностью». Ему присущи некоторые историко-этнографические подробности, более характерные для эпохи раннего эллинизма, чем для высокой классики. Многие признаки говорят о том, что рельеф был создан приблизительно в третьей четверти IV в. до н. э.

Надгробие воинам, из которых один изображен очень молодым, могло быть изготовлено лишь в память о погибших в бою. В эпоху Перисада I (348–309) наиболее крупной была война Боспора со скифами в Крыму, но именно в этот период на азиатский Боспор начали совершать опустошительные набеги воинственные кочевники сарматы. Не случайно надгробие было найдено на бывшем острове Киммерида, неподалеку от древнего защитного «киммерийского» вала. Пожалуй, именно здесь, в одном из столкновений с кочевниками, и погибли эти воины. Скульптор, изготовивший надгробие в Греции по заказу кого-то из богатых боспорцев, изобразил их обоих в коринфских шлемах, которые по эллинским понятиям являлись почетной наградой победителям. Такая деталь должна была указывать на героическую кончину воинов.

Но почему плащ молодого воина повязан несвойственным для греков «варварским» способом? Не является ли это знаком бόльшей близости юноши к здешней стране, чем старшего воина? Известно, что армия у боспорцев была наемной. Старый воин более похож на пришельца: он в поножах и держит копье поднятым. Молодой крепко утвердил свое копье в землю. В руках он сжимает не щит, а короткий меч-ксифос, что подчеркивает его более активную роль в противостоянии «варварам» на краю греческой ойкумены. Вся сцена предстает символической эстафетой передачи священного долга защиты мира эллинов от одного поколения к другому. Очевидно не только мемориальное, но и важное идеологическое её значение.

Помимо скульптурных рельефов, среди находок около Юбилейного интерес представляют два изготовленных из местной серой глины одинаковых девятирожковых светильника. Их можно было бы отнести к предметам бытовой роскоши, если бы не одна деталь: само количество фитилей. Почему их было именно девять? В древности светильники часто имели отношение к солнечно-лунным мифам, к различным календарным обрядам. Например, древняя лунная неделя, предшествовавшая нашей, насчитывала девять дней. Три такие недели довольно точно составляли лунный месяц, а сорок недель – лунный год (360 дней). Похоже, оба эти светильника представляли в совокупности бытовой календарь. Достаточно было на первом светильнике отмечать, перемещая горящий фитиль, дни недели, а на другом – отсчитывать и суммировать девятидневные недели. Тогда полные циклы, отмеченные передвижением горящих фитилей на втором светильнике, с каждым разом уменьшались бы на 9 дней. В первый раз фитиль дошел бы до крайней позиции, заняв ее, через 81 день, второй фитиль «отсчитал» бы лишь 72 дня, третий – 63 и т. д. К моменту, когда на втором светильнике оставались бы пустыми лишь три первые позиции, шестью горящими фитилями было бы отмечено в общей сложности – 39 недель, или 351 день. Как только на самой крайней позиции вновь зажигался фитиль, что означало конец очередной 9-дневной недели, этот огонек светильника возвещал наступление 360-го дня и нового года.

Девятичастный светильник. Глина. Боспор. I в до н. э. – I в. н. э.

Найден в помещении усадьбы.

На светильниках заметен простейший числовой орнамент: восемь углублений-защипов и восемь розеток с восьмилепестковыми цветками. Такое троекратное повторение числа 8, разумеется, не случайно. Этот числовой модуль соответствует почитанию древними индоевропейцами восьмичастного солнечного года, состоящего из четырёх солнечных фаз и их полуфаз по 45 дней. Неудивительно, что следы этой традиции сохранялись среди синдов, горстки уцелевших на берегах Северного Причерноморья наследников великого и некогда единого индоевропейского мира.

Разгромленное гуннами в IV в. н. э. Боспорское государство просуществовало еще два столетия. Постепенно пришли в запустение даже самые развитые его районы. История Боспора превратилась в археологию. На многие века скрылись в земле и под водой остатки цивилизации синдов, исчезнувших в волнах Великого переселения народов. Могло ли их культурное наследие, повлиявшее на скифо-сарматскую культуру, отразиться в мифологических представлениях протославян о поляницах «девах-воительницах»? Быть может, в древнерусском эпитете защитников родной земли «буй-тур» («бога-тур»), родственных латинскому taurus «бык», сохранились отзвуки имён героев Причерноморских степей – прародителей скифов Таргитая и меотов Тиргатао?